РАССКАЗ И ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
Пока Коля рассказывал о своём путешествии в будущее, Фима незаметно съел все котлеты — и те, что были оставлены Коле, и те, что мать поджарила себе с отцом. Но Коля не заметил опустошения, произведённого Фимой, потому что был так поглощён своими воспоминаниями, что Фима мог бы съесть и холодильник заодно с продуктами. Человеку всегда хочется поделиться тайной. И чем тайна удивительнее и заветней, тем больше хочется её рассказать. Человек отлично понимает, что надо молчать — его спасение в молчании, а сам носит в себе тайну, как бомбу замедленного действия, пока не взорвётся. Если бы Алиса не пришла в школу, Коля, может, и удержался бы. Но сначала Алиса, потом толстяк‑бандит — слишком много для одного человека. Тут уж без наперсника но проживёшь. Фима слушал как заворожённый. Он и котлеты сожрал от волнения. Ел и не замечал, что делает. Иногда только говорил: «Ну!», или: «Чего же ты!», или: «Дурак!» — Вот тогда я выскочил из его квартиры, — закончил Коля свой рассказ. — Примчался домой, все спрятал и думал — обошлось. Ты мне веришь? — Верю, — сказал Фима, откусывая сразу половину батона. Его красные щеки блестели, как лакированные. — Ты бы такое не придумал. Даже я не смог бы придумать. — Если ты эту тайну выдашь… — А я и не собирался. К тому же таких легковерных, как я, ты не найдёшь. — И что ты скажешь? — Что я скажу? Почему ты сразу или на следующий день этот аппарат не вернул обратно? Зашёл бы в машину, вышел там, положил на столик, оставил бы записку: «Простите за беспокойство». Только тебя и видели. — Не мог, — сказал Коля. — Ключ мать взяла. Она, оказывается, в больницу звонила, спрашивала, как там сосед, а он ей передал, чтобы она ключ, кроме его друга, никому, даже мне не давала. Видно, он вспомнил, что машина времени открыта. Вот мать куда‑то и спрятала ключ. Наверно, на работу с собой носит. — Ты бы ночью посмотрел. — Смотрел. Не получилось. Они помолчали. И вдруг Фима спросил: — Где этот аппарат? — Я тебе не только аппарат могу показать. У меня и другие доказательства есть. — Чего же ты молчишь? Показывай. Коля вытащил из ящика стола папиросную коробку. В ней лежали трофеи, привезённые из будущего. — Сначала вот это. — он достал золотую звёздочку. — Знаешь, что это такое? — Звёздочка. — Личный подарок космонавта дальнего плавания капитана Полоскова. Каждая звёздочка на груди означает число звёздных экспедиций. Ясно? — Ясно. — Теперь вот это. Высохло только, но все равно угадать можно. — Банановая кожура. — Ты гений, Фима. Точно, это банановая кожура. Но не сегодняшняя. Со станции юных биологов на Гоголевском бульваре. — А что, под открытым небом растут? — Будут расти. И обезьяны будут прыгать. — А банан ты съел? — Банан на следующий день пришлось съесть, чтобы не сгнил. — Кстати, если бы я побывал в будущем, хоть бананом бы своего друга угостил. — Я боялся тайну выдать, а не от жадности. — Всегда так, — сказал Фима. — Когда друг не нужен, о нём забывают. А когда надо спасаться, — где ты, друг? Спеши на помощь! — Ладно уж. Дальше показывать? — Показывай. — Держи. Узнаешь? — Бублик. Сухой совсем. — Это растительный бублик, скороспелый, Аркаша вывел. — Откусить можно? — Погоди. Ты уже батон съел. А это, как ты думаешь, что такое? — Камень. — Просто камень? — Откуда я знаю! Я скажу, что просто камень, а ты скажешь, что это марсианский алмаз. — Ты почти угадал. Великая девица Милена Митина, кстати, моя землячка, из Конотопа, привезла его из гастрольной поездки по Галактике и мне подарила. — Погоди, Коля, ты разве из Конотопа? — Нет, это она из Конотопа. — А почему тогда она твоя землячка? — Потому что там, в будущем, я был из Конотопа. — И тебе верили? — Не всегда. — Ну ладно. Что ещё привёз? — А недостаточно? Вот листок, сухой, с быстрорастущего бубличного дерева… — Я тебе, конечно, верю, но что ты мне показал? Золотую звёздочку с военного погона, кожуру банана, бублик, сухой лист и камень. Если кто засомневается, он тебе в два счета докажет, что ты в будущем не был, а все придумал. — Но ведь… — Коля посмотрел на свои сокровища чужими глазами, и его в самом деле взяло сомнение. — Но ведь ты‑то веришь… — Верю, — твёрдо сказал Фима. — Если ты ещё чего покажешь. — Тогда поклянись страшной клятвой, что никому не скажешь. — Тоже мне романтик! Так только в детских книжках разговаривают. — Ладно, дай слово. — Я уже давал. Коля вздохнул и полез под письменный стол, где стоял ящик с инструментами, остатками переиспользованного детского конструктора, проводами, сломанными выключателями и прочими ценными вещами. Внизу лежала коробка из‑под туфель. В ней под слоем мелких деталей — чёрная сумка с ремешком через плечо. — Ну вот, смотри, только не сломай. Фима посмотрел, взвесил на ладонях. — А как работает? — спросил он. — Просто. Коля повесил сумку через плечо, приоткрыл крышку, достал оттуда тонкий провод с наушником на конце, вставил его в ухо и сказал: — Можно приступать к работе. — А откуда ты знаешь, как он действует? — У них машины довольно простые, минимум деталей. Я видел, как Алиса работала, а дома немного испытал. — Ну, и о чём я сейчас думаю? — спросил Фима, стараясь ни о чём не думать. — А чего на тебя настраивать? — сказал Коля. — Ты думаешь, как бы самому попробовать. — А точнее? — А точнее сейчас узнаем. Коля открыл крышку сумки, внутри — колёсико. Он стал медленно поворачивать его, настраивать. — Ага… Ты есть хочешь? Ты же все котлеты сжевал. — Врёт твой аппарат! — сказал Фима. — Я о еде и не думал. — Значит, твои мозги за тебя думали. — И они не думали… — Странно… — Очень даже странно. — Стой! Где кот? Коля обернулся. Фима тоже. Кот сидел в углу комнаты, облизывался и пялил мрачные жёлтые глазищи. — Прости, Фима, — сказал Коля. — Накладка по моей вине. Остановился на волне кота, а у него одна мысль — пожрать бы — и никаких других желаний, хотя с утра полную тарелку трески смолотил. — Дай лучше мне попробовать, — сказал Фима. — Если уж машина такая простая. — Погоди. Коля снова покрутил колёсико. — Вот, — сказал он. — Могу повторять твои мысли слово за словом. Слышно лучше, чем по телефону. И не считай в уме, меня не собьёшь. «Тридцать семь, тридцать восемь… тридцать девять… Неужели он в самом деле может мысли читать?» Это я за тобой повторяю. «Вот бы на уроках использовать… Руткевич пишет контрольную, а ты списываешь, не глядя». — Коля, стой! — закричал Фима. — Все, я верю, ты угадал! Дай теперь мне! Коля осторожно перевесил сумку со своего плеча на Фимино. Передал ему наушник и отошёл к окну, словно его это не касалось. — Крути колёсико. Если услышишь про еду — это кот Маркиз. Крути дальше, настройка тонкая, диапазон действия метров двадцать, не больше. Наверно, у каждого мозга своя волна… Фимка покрутил колёсико, замер и долго слушал, закрыв глаза. Потом вынул наушник, положил сумку на стол и сказал: — А я всё‑таки думал, что ты врал. А ты ни слова… — Трудно поверить. Фима сел на диван, скрестил руки на животе и сказал: — Пожалуй, я слишком много котлет у тебя съел. Совсем обедать не хочется, а бабушка у меня: «Почему у нас плохой аппетит? Что болит у нашего мальчика?» Она меня совершенно распустила. — Да ты о деле говори! — возмутился Коля. — Как можно думать о котлетах! — А что говорить? Плохо твоё дело. Ты прав. — Почему плохо? — Включись на мои мысли, послушай и поймёшь. Зачем слова тратить? — Ты ещё русский язык, надеюсь, не забыл? — Что тебе сказать? Натворил ты — дай бог. — Знаю. — И расхлёбывать придётся тебе. — Но ты же мне друг! — Друг. Иначе бы не переживал. Тебе пощады не будет. — Уверен? — Совершенно уверен. Ты нарушил первую заповедь путешественния во времени: нарушил его тайну. — Но я даже не знал, что в будущее попаду. — Соседу твоему тоже несдобровать. — Послушай, они не такие уж жестокие. Там даже наши с тобой современники сохранились. — Мальчишка ты! При чём тут современники? Я думаю, что тебя тайно переправят туда и ликвидируют. Чтобы уравновесить. — Что уравновесить? — Твой вред. Я один такой рассказ читал, американский. Там человек в прошлое попал, бабочку раздавил — и не того президента в Америке выбрали. Все связано. — Я этого и опасался, — сказал Коля. — А я ещё читал рассказ, как один человек все изобретал фантастические проекты, за ним пришли из контрразведки будущего и убрали. — Я ничего не изобретал. — Ты похитил. — Может, мне сознаться? Я уж думал подойти к Алисе и сказать: виноват, хотел как лучше. Я же не воровал, а отнял у бандитов. — Кто тебе поверит? Факт налицо: ты унёс аппарат. И, к сожалению, нет тебе пощады. — Но что делать, Фимка? Может, старикам моим сказать? — Нет, ты совсем рехнулся! Они тебя с полным правом тут же потащат к психиатру. Наш мальчик переучился, и у него ум за разум зашёл. — Да, ты прав. — Единственный выход — молчать. Даже если тебя припрут к стенке — все равно молчать. А аппарат лучше бы в Москву‑реку бросить. — Нет, этого я не сделаю. Хочешь, тебе дам на сохранение? — Чтобы меня вместо тебя ликвидировали? Минут пять они молчали. — Эврика! — сказал Фима. — Есть выход. — Какой? — Когда твой сосед возвращается? — Наверно, через неделю или дней через десять. Мама его навещала. — Вот и отлично. Как только он вернётся — ты к нему в гости. А аппарат с собой берёшь. — И что? Я боюсь сознаться. — И не сознавайся. Ты скажи, что тебе надо фрегат обмерить. Пока будешь мерить, осторожненько положи аппарат ему под стол. И уходи. Ясно? — Он найдёт и подумает на меня. — А где у него доказательства? Может, кто‑нибудь из его агентов забыл. — А если… — Никаких «если»! Главное — не забудь стереть с него отпечатки пальцев. Не забудешь? — Нет. — Улажено? — Хорошо бы… Но ты никому не скажешь? — Чтобы оказаться твоим соучастником в преступлении века? Никогда! Мне ещё жить хочется… И вообще, я пошёл домой. Ты не дрейфь, обойдётся. — Погоди! Хочешь, мы его во двор возьмём, послушаем, что люди думают… — Что‑то не хочется, меня к обеду ждут. А во дворе твои толстяки и жулики могут поджидать. — Фима натянул куртку. — Ты к двери не подходи, пускай нас вместе не видят… Но когда дверь была уже открыта, он вдруг вернулся и спросил шёпотом: — А почему Алиса наш класс нашла? Она же тебя вблизи не видела. — Я на скамейке подписался, помнишь? — Идиот! — Идиот, но я тогда же не думал, что так получится… — В будущем всегда надо думать. Ты фамилию написал? — Только имя. И класс. — Твоё счастье, что в классе три Коли, — сообразил Фима. — Будем вести следствие по ложному пути. Завтра изложу тебе подробности. И Фима исчез.
НАПОЛЕОН ПО ЗАКАЗУ
Пираты не обязательно бегают по океанам и космосу с кинжалами, пистолетами, лазерлетами. Они встречаются где угодно. Бывает, младенец только доковылял до яслей, а уже пират: спешит отобрать у другого малыша игрушку. Бывает, пират в жизни никаких законов не нарушил, никого не ограбил и не убил, а в самом деле — там мысль украл, там слово зарезал, там чувство задушил, и вреда от него больше, чем от целого брига с пиратским флагом. Правда, сейчас это к делу не относится, потому что Весельчак У и Крысс были самыми типичными представителями пиратского племени, объединяли в себе пиратов обычных и пиратов скрытых. Если удавалось, становились грабителями, убийцами и ворами. Если их прижмёшь, перебивались сплетнями, интригами, обманом и клеветой. Рассказывают, что как‑то их поймали на туманной планете Ретиспера и решили показать тамошнему главному врачу‑психиатру. Можно их вылечить? Тот их обследовал три месяца, ночей не спал, сам похудел на восемь килограммов и наконец доставил диагноз: «Полная атрофия совести». Что означает: нет в них ничего похожего на совесть, непонятно им даже, что такое стыд, раскаяние и даже жалость. Они и друг друга никогда не жалели. Главного психиатра с планеты Ретиспера спросили: — А что теперь с ними делать? Как лечить? Ведь нет неизлечимых болезней. И врач ответил: — На нашей планете уже справились со всеми болезнями. Но с этим редчайшим заболеванием справиться невозможно. Случай безнадёжный. Будем думать, искать пути, лекарства… Но, пока шли эти переговоры, пираты оглушили охрану, чуть не убили врача‑психиатра и убежали. Так что вопрос, как лечить людей с полной потерей совести, остался открытым. И вот такие люди случайно оказались в Москве. Может, даже к лучшему, что они были по горло заняты поисками миелофона и у них не было времени отвлечься на иные каверзы и пакости. Хотя и между делом они успели их натворить достаточно. Можно бы рассказать подробно о том, как пираты, увидев Алису, вслед за ней проникли в наше время, как они её потеряли на улице, снова нашли уже в больнице, как они старались проникнуть в больницу, чтобы заставить Алису выдать Колю. Можно рассказать о том, как они следили за больницей, заставляли тонкого и почти невидимого валапасского ужа подслушивать разговоры врачей и сестёр, как они готовили похищение Алисы с помощью лже‑Алика, в которого превратился Крысс. Можно рассказать и о том, как они снова потеряли Алису и снова её искали, все сужая и сужая круги. Можно рассказать и о другом — как они эту неделю жили в Москве, как разыскали заколоченный дом, из которого выехали все жильцы, потому что дом должны были скоро снести, как устроили в нём логово. Можно рассказать, как они добыли себе одежду, загипнотизировав кассиршу в универмаге, и как воровали продукты, — но стоит ли тратить время на этих негодяев? Для дальнейшего повествования нужно только рассказать, как пираты устроились на работу. Как‑то они сидели в сквере, намаявшись от ходьбы. Весельчак У сказал: — Денег мало. — Я тебе сколько хочешь сделаю, — сказал Крысс. — Будут как настоящие. — Твои деньги опасные: на пять шагов отойдёшь — они растают. — Кого‑нибудь ограбим. — Нет, — сказал Весельчак У, — это тоже опасно. Я очень заметный. Меня скоро поймают. Ты‑то превратишься в кого хочешь и сбежишь, а я попадусь. — Не беспокойся, я тебя спасу, — сказал Крысс. — Так я тебе и поверил! — сказал Весельчак У. — Если плохо придётся, ты меня сразу продашь. — Как и ты меня, — ответил Крысс. — Смотри, что это? К скверу подъехал большой фургон с надписью «Киносъёмочная». Фургон затормозил, из него выскочили молодые люди, которые вытащили прожекторы и потянули кабели. Подъехали другие машины. Прожекторы, несмотря на яркий солнечный день, установились лучами в окна выходившего в сквер старинного особняка. Приехал автобус, полный драгун и гусар в киверах. Юркий мужчина в громадных очках закричал в мегафон: — Где Наполеон? Где Наполеон, я спрашиваю! — В буфете остался, — сказала гордая красавица в платье до земли. — Наверно, на автобус опоздал. — Ну что ты будешь делать! — воскликнул человек в очках. — Как вы прикажете мне снимать без Наполеона? — Едет, едет! — закричали окружающие. Подъехало такси. Из такси вышел Наполеон. Правда, пираты, по необразованности и потому, что родились на другой планете, полагали, что Наполеон — это должность. — Иван Семёнович! — воскликнул человек в больших очках. — Ты меня без ножа режешь! Крысс насторожился. Он был коллекционером. Коллекционировал пытки. — Никогда, — ответил Наполеон, сорвал треуголку и сел на барабан. — У меня мигрень. — Не может быть! Но ведь ты уже приехал! — человек в очках был возмущён, растерян, но не терял надежды. — А я не приехал, — сказал Наполеон. — Я только предупредил тебя и поехал в поликлинику. С этими словами Наполеон сел в такси. Его строгий профиль в окошке такси был непреклонен. — Все, — сказал человек в очках, глядя вслед машине. — День погиб! — он воздел к небу руки и произнёс: — Полцарства за Наполеона! — Не беспокойтесь, Ниткин, — сказала дама в длинном платье. — Не переживайте. Он не стоит вашего мизинца. И тогда из кустов вышел Наполеон, ничем не отличавшийся от уехавшего. — Сколько стоят ваши полцарства? — спросил он у Ниткина голосом Ивана Семёновича. — Что такое? Что такое? — удивился Ниткин. — Как можно? Ты же только что уехал! Это что, шутка, что ли? Если шутка, то плохого тона. — Я другой Наполеон, — сказал Крысс. — Несите полцарства. Он сел на барабан, потому что думал, что это занятие всех наполеонов, а вокруг собралась киногруппа, и никто ничего не мог понять. В этот момент из кустов выплыл Весельчак У. — Могу засвидетельствовать, — сказал он. — Мой помощник может скопировать кого угодно. У него талант. — Не верю! — закричал Ниткин. — Не верю! Докажи, что ты не Иван Семёнович, который уехал, бросив нас на произвол судьбы. — Одну минутку, — сказал Крысс. Он провёл перед лицом ладонью и превратился в самого режиссёра Ниткина. — Убедительно, — сказал режиссёр. — Какое перевоплощение! Где же я видел это неприятное лицо? — Это вы, Ниткин, — подсказала дама в длинном платье ангельским голосом. Остальные захихикали. Режиссёр строго сказал: — Все по местам, начинаем съёмку! — Нет, — сказал Весельчак У, — сначала о деньгах. Как платить будете? — По ставке, — ответил режиссёр. — Как за массовку. — А это много? — спросил Крысс. — Ну, как вам сказать… — Тогда платите мне столько, сколько получал ваш старый Наполеон. — Но это невозможно… Он заслуженный артист… — Ах, невозможно? — сказал Крысс. — Стойте! Платим. Я буду вам всю свою зарплату отдавать. Искусство важнее. — И мне, — сказал Весельчак У. — А вам за что? — удивился режиссёр. — Мой помощник один не работает. — Это правда? — спросил режиссёр. — Он шутит, — ответил Крысс. — Я без него отлично работаю. А он найдёт себе другую работу. У вас найдётся для него работа? — Что ж… — режиссёр посмотрел на Весельчака: — Как у вас по части силы? — Я сильный, — скромно сказал Весельчак У. — Одной левой укладываю трех склиссов. Режиссёр не знал, конечно, кто такие склиссы, но кивнул. Режиссёр должен все знать. — Будете ставить декорации. — И получать, как Наполеон, — сказал Весельчак. — Ни в коем случае! — возмутился Крысс. — Он недостоин. — Ах так! — сказал Весельчак. — Тогда я ухожу. И если сам найду, не надейся, что поделюсь. — Товарищи артисты, — сказал Ниткин, — мы все утрясём. Не беспокойтесь! С тех пор пираты работали в киногруппе. Крысс заменял по очереди всех заболевших актёров, а иногда ему просто показывали фотографию, и он изображал кого надо. Режиссёр Ниткин отдавал ему всю зарплату, а сам брал деньги взаймы у ассистентов. Но пираты завтракали и ужинали в ресторане, пили коньяк, ездили на такси, им вечно не хватало денег, и они воровали со съёмочной площадки ценные приборы. Два раза их ловили за этим делом, но прощали, потому что Крысс был великим дублёром — он мог изображать Наполеона, генералов, солдат, светских красавиц, старых монахов, детей, лошадей и даже верного Гастона, любимого пса маршала Мюрата. Крыссу льстило, что все с ним носятся как с писаной торбой, зовут по имени‑отчеству — Крысс Крокрысович — и приглашают в следующую картину Ниткина «Кощей Бессмертный». Он даже подумывал, не остаться ли ему в кино. Но Весельчак, который занимался физическим трудом и был работой недоволен, не давал Крыссу всерьёз увлекаться искусством и после съёмок тащил на поиски Алисы и Коли. С каждым днём пираты сужали круги вокруг своих жертв. Со своим опытом охоты за людьми они должны были вот‑вот их найти.
СТРАННАЯ ДЕВОЧКА
Вечером Юлька зачем‑то подошла в окну и воскликнула: — Вот это да! — Что там такое? — спросила Алиса. — Ты не поверишь! Погляди. Но Алиса не сразу подошла к окну. Она спросила ещё раз: — Всё‑таки скажи, Юлька, что ты там видишь. — Да не бойся, это не пираты, — засмеялась Юлька. — Там внизу стоит Наполеон Бонапарт в треуголке. Под самым фонарём. Меня увидел и машет рукой. Вот умора! Алиса так и не подошла к окну. Она спросила: — А у вас что, Наполеоны часто гуляют по улицам? — Зачем же пиратам так странно одеваться? — ответила Юлька. — А я читала, что когда‑то давно охотники в Африке одевались по‑дурацки, любопытные страусы к ним бежали со всех сторон, поглядеть на чудо. Тут страусов и пристреливали из лука. Юлька отошла от окна. — В самом деле, зачем человеку одеваться Наполеоном и стоять под моим окном? — Я тебе скажу зачем. Что бы я делала на месте пиратов? Стала бы проверять мои связи. Вспомнила бы, что я лежала в палате с одной девочкой, которая очень отважно вела себя, когда напали пираты. Может быть, Алиса все этой девочке рассказала. А если Алиса рассказала, может, она потом к этой девочке убежала. Как ты думаешь, логично? — Знаешь что? Я позвоню Алику Борисовичу. — Зачем? Твоя мама с ним уже сегодня разговаривала по телефону. — А я спрошу, не искал ли кто‑нибудь мой адрес. — Это ничего не изменит, — сказала Алиса. — Если они тебя выследили, то скоро жди гостей. И зачем я только тебя впутала в эту историю! — Кого впутала и в какую историю? — спросила Наташа, входя в комнату. — Вы что‑то, девочки, секретничаете, а меня в свою компанию брать не хотите. — Нет, что ты, мама! — сказала Юлька. — У нас нет таких секретов. — Если нет, неси чай, — сказала Наташа, — и зови бабушку. Когда уже пили чай, Наташа вдруг вспомнила: — Я сегодня с вашим Аликом Борисовичем разговаривала. Он сказал, что какой‑то мальчик приходил в больницу, спрашивал Юлькин адрес. Когда же ты успела поклонником обзавестись? — Нет у меня никаких поклонников! — возмутилась Юлька. Алиса под столом наступила ей на ногу. — Ой! — сразу поняла Юлька. — А как он выглядел? — Я не поинтересовалась. В дверь позвонили. Юлька хотела вскочить, но Алиса удержала её. — Ну, что же вы? — спросила Наташа. — Открывайте, девочки. — Мама, — попросила Юлька, — открой, пожалуйста, и если это Наполеон, скажи, что меня нет дома. — Кто? — спросила бабушка. — Наполеон? Тогда я сама открою дверь: всю жизнь мечтала встретиться с Наполеоном. — Мама, — повторила Юлька, — ты сама открой. — Наташа, — сказала Алиса, — нас нет дома. — Мы вообще здесь не живём, — сказала Юлька. — Понимаешь? Звонок звонил не переставая. — Ладно, — сказала Наташа, — попытаюсь разобраться. — Девочки, я не понимаю суматохи… — начала Мария Михайловна. — Тишшше! Слышно было, как Наташа открывает дверь. Потом её голос: — Вам кто нужен? И вдруг все услышали тонкий девичий голосок: — Я к Алисочке. — К какой? «Молодец Наташа!» — подумала Алиса. — Я из школы, — послышался девочкин голос. — Мне учительница велела к Юле с Алисой пойти. — Зачем? — спросила Наташа. — Они должны помочь готовиться к экзамену. Они обещали. Голос у девочки был такой тоненький, словно она вот‑вот заплачет. — А к какому экзамену? — спросила Наташа. — К какому, к какому? — голос девочки изменился, и в нём прозвучала злость. — К самому главному экзамену. — А ты в каком классе, девочка? — спросила Наташа. — Не скажу. — Боюсь, что такие маленькие девочки не сдают экзаменов, а играют в куклы. Тебя неправильно сюда послали. — Алиса здесь живёт? Вы мне не ответили, женщина. — Это он, — прошептала Юлька. Алиса кивнула. — Странная девочка, — сказала бабушка, — пойду посмотрю. — До свиданья, — сказала Наташа. — Мы ещё увидимся, — сказала девочка. — Только ты меня не узнаешь. Хлопнула дверь. Бабушка с Наташей вернулись в комнату. — Странная девочка, — сказала Наташа. — Кто и зачем мог её к нам послать? Юлька молчала. Алиса снова села за стол и подвинула к себе чашку. — Может, кто‑нибудь хочет со мной откровенно поговорить? — спросила Наташа. Девочки молчали. — Ну ладно, — сказала Наташа. — Но не воображайте, что у меня плохая память. — Мы тебе обязательно все расскажем, мама. Честное слово! — сказала Юлька. — Только не опоздайте, — сказала Наташа. Поздно вечером, когда девочки уже легли спать, Юлька забралась к Алисе на диван и зашептала: — Может, ей все рассказать? Она поймёт, она своя. — Ты не понимаешь, — ответила Алиса. — Наташа хороший человек, но она в первую очередь мама. Она должна нас с тобой защищать. Ты представляешь, что она будет думать? Она же с ума от беспокойства сойдёт. — И бабушка тоже, — печально сказала Юлька. — Теперь мы должны быть вдвойне осторожны, — сказала Алиса. — Завтра или послезавтра они доберутся до школы. — А мы ещё ничего не знаем.
©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.
|