 |
|
Всадник на белом коне
В подсознании победителей незримо присутствовала вина за то, что они остались живы на этой кровавой бойне. Когда эти люди начинали вспоминать, сколько потеряли боевых товарищей, то поневоле начинали задумываться, каким же чудом дожили до конца войны. Фронтовики [546] относились друг к другу как к братьям, но многие из них еще долгое время после прекращения огня не могли нормально спать. Необычная тишина нервировала их. Кроме того, им теперь заново приходилось переживать все случившееся с ними за годы сражений, то есть за то время, когда у них просто не имелось времени спокойно размышлять над жизненной ситуацией.
Не оставалось никаких сомнений, что пережитые годы были не просто самым важным периодом в их собственной жизни, но и во всей мировой истории. Солдаты думали о женах, подругах, о том, какими уважаемыми они станут в послевоенном обществе. Менее радостные размышления посещали в то время головы женщин, одетых в военную форму. Многие из них не испытывали особых надежд найти себе в будущем достойного супруга. Слишком много мужчин полегло на полях сражений. Те женщины, которые успели на фронте забеременеть, понимали, что им придется воспитывать ребенка в одиночестве. Молодая девушка, готовившаяся к увольнению с воинской службы, писала подруге, уже имевшей дочь, что скоро и у нее будет ребенок{986}. Она пыталась подбодрить ее, говорила, что не стоит так сильно переживать о том, что им придется воспитывать детей без отцов. Многие женщины, возвращавшиеся с фронта домой и имея ребенка на руках, утверждали, что их мужья были убиты в годы войны.
Война стала и уникальным жизненным опытом. После чисток 1937 и 1938 годов для многих военнослужащих она стала настоящим глотком свободы, пусть даже в таких экстремальных условиях бытия. После победы широкое распространение получили надежды на то, что террор в стране больше никогда не повторится. Действительно, фашизм был покорен. Троцкий убит. С западными союзниками заключены необходимые и достойные соглашения. Казалось, что у НКВД просто нет больше оснований продолжать свою параноидальную активность. Но уже в это время некоторые фронтовики стали получать информацию из дома о новых арестах своих друзей. Все это означало, что доносчики НКВД продолжают действовать, и сотрудники спецслужб, как и раньше, стучатся по утрам в квартиры своих подозреваемых. [547]
Близость смерти во время войны делала людей особенно откровенными. Находясь на передовой, лицом к лицу с противником, они избавились от прежних страхов, основанных на боязни репрессий. Более того, к концу войны их вера в лучшее будущее значительно возросла. Солдаты, призванные из сельскохозяйственных областей, мечтали о том, как, вернувшись домой, они смогут свободно покинуть колхозы. Офицеры, получившие осенью 1942 года полную власть над своими частями и соединениями, которая ранее оспаривалась со стороны комиссаров, полагали, что теперь для советской бюрократии ( «номенклатуры») настало время провести в собственных рядах схожие реформы. Примечательно, что во время войны Сталин поддерживал слухи подобного рода, цинично намекая, что такие реформы якобы действительно могут произойти. Однако на самом деле он только и ждал окончания войны, чтобы прекратить всякие разговоры на эту тему.
По мере приближения конца войны органы СМЕРШа и НКВД обращали все более пристальное внимание на поведение и разговоры боевых офицеров Красной Армии. Со своей стороны, политработники не могли простить армии того жестокого оскорбления, которое было нанесено им как раз в период Сталинградской битвы. Большую озабоченность политуправлений вновь вызывали солдатские письма, повествующие о жизненных стандартах в оккупированной Германии и сравнивавшие их с теми, которые имелись в Советском Союзе. Органы СМЕРШа обеспокоились возможностью появления новых «декабристов» среди офицерского корпуса.
Официальные представители власти были хорошо осведомлены о том, какое влияние оказало на русскую армию ее вступление во Францию в 1814 году. Солдаты и командиры тогда также сравнивали жизнь местного населения (французов) с тем, что творилось в самой России. В одном из докладов говорилось, что в то время Франция оказывала прогрессивное влияние на русских людей, поскольку это давало им возможность увидеть, насколько отсталой в культурном отношении являлась их страна, насколько жестоким был царский режим{987}. Именно этот критический взгляд стал движущей силой для декабристов, совершивших попытку восстания [548] на Сенатской площади в 1825 году. Декабристы первыми осознали необходимость борьбы против царской тирании. Однако в докладе подчеркивалось, что теперь, в 1945 году, существует совершенно иная ситуация. Да, возможно, некоторые частные поместья богаче, чем советские колхозы. И именно из этого факта несознательные элементы делают вывод о том, что феодальное хозяйство якобы является более прогрессивным, чем социалистическое. Такое представление является абсолютно ложным, и против него необходимо бороться всеми возможными мерами.
Политические работники были также обеспокоены распространившимися среди военнослужащих «антисоветскими высказываниями». Многие солдаты жаловались на то, что на родине к их семьям не относятся с должным вниманием. Один из них утверждал в разговоре с источником, что не верит в улучшение жизни в тыловых районах, поскольку имел случай наблюдать все собственными глазами{988}. Военнослужащим не нравилось и то, как относятся и к ним самим. Даже в самом конце войны некоторые части были близки к мятежу, узнав об инструкциях, предписывающих раздевать погибших солдат вплоть до нижнего белья. Только офицеры могли быть похоронены при полной форме. Последний факт, кстати, мог служить одной из причин участившихся убийств нелюбимых офицеров своими же собственными подчиненными{989}.
Аресты военнослужащих органами СМЕРШа по политическим причинам в последние месяцы войны и сразу после окончания боевых действий значительно возросли{990}. Был арестован даже начальник штаба одного из батальонов войск НКВД. Ему инкриминировалось систематическое ведение контрреволюционной пропаганды, клевета на лидеров партии и советского государства, восхваление жизни в Германии и клевета на советскую прессу{991}. Военный трибунал войск НКВД приговорил его к восьми годам заключения в ГУЛАГе.
Процент арестованных по политическим причинам в 1945 году возрос вдвое по сравнению с 1944 годом. И это учитывая тот факт, что СССР вел активные боевые действия в 1945 году всего четыре с небольшим месяца. В этот победный год не менее чем сто тридцать пять тысяч пятьдесят шесть солдат [549] и офицеров Красной Армии были осуждены военными трибуналами за «контрреволюционные преступления»{992}. Количество старших офицеров, осужденных в 1945 году за то же преступление Военной коллегией Верховного суда СССР, равняется двумстам семидесяти трем, за 1944 год — всего ста двадцати трем.
Эти цифры отнюдь не учитывают число арестованных органами НКВД бывших военнопленных Красной Армии. 11 мая Сталин издал приказ, чтобы в составе каждого фронта организовали специальные лагеря для проверки бывших военнопленных и насильственно переселенных лиц. Было запланировано организовать сто подобных лагерей, вмещающих по десять тысяч человек. Бывшим военнопленным предстояло пройти проверку органами НКВД, НКГБ и СМЕРШа{993}. Из восьмидесяти генералов Красной Армии, захваченных в плен, до Дня Победы дожили всего тридцать семь, одиннадцать из них вскоре были арестованы контрразведчиками и предстали перед трибуналом войск НКВД{994}.
Процесс репатриации советских людей продолжался вплоть до 1 декабря 1946 года. Из пяти с половиной миллионов советских граждан, возвратившихся на родину, миллион восемьсот тридцать три тысячи пятьсот шестьдесят семь являлись бывшими военнопленными. Более полутора миллионов военнослужащих Красной Армии, попавших в свое время в германский плен, после освобождения были направлены либо в лагеря ГУЛАГа (триста тридцать девять тысяч), либо в рабочие батальоны в Сибири и на Крайнем Севере, условия жизни в которых вряд ли оказались лучше. Гражданские лица, насильственным путем угнанные в Германию, рассматривались советским правительством как «потенциальные враги народа» и также находились под неусыпным надзором НКВД. После войны им запрещалось жить в Москве, Ленинграде и Киеве. Под подозрением оставались и члены их семей. Вплоть до 1998 года анкета для поступления на работу в научно-исследовательский институт содержала графу, в которой у претендента на рабочее место спрашивалось, не были ли родственники «во вражеском плену».
Из более чем миллиона восьмисот тысяч выживших советских военнопленных двести семьдесят семь тысяч были [550] отпущены домой, миллион двести тысяч — отправлены в армию или рабочие батальоны. К марту 1946 года в рабочих батальонах находилось порядка трехсот тысяч человек. Триста тридцать восемь тысяч человек — как правило, бывшие коллаборационисты и предатели — были переданы специальным органам и заключены в лагеря НКВД. (См.: Война 1941–1945: Факты и документы/Под ред. О.А. Ржешевского, — М., 2001.)
Сталин и его маршалы мало заботились о сохранении жизней своих солдат. Потери всех трех фронтов, вовлеченных в Берлинскую операцию, были очень велики — семьдесят восемь тысяч двести девяносто один погибший и двести семьдесят четыре тысячи сто восемьдесят четыре раненых. Российские историки сегодня признают, что среди причин таких тяжелых потерь было и желание советского командования захватить Берлин раньше союзников, и концентрация на сравнительно небольшом участке сражения большого количества армий, зачастую обстреливавших друг друга.
Отношение официальных советских властей к своим изувеченным ветеранам было абсолютно бессердечным. Счастливчики, получившие протезы, выглядели на них все равно как искалеченные участники Бородинского сражения — те же деревянные и грубые костыли{995}. Но это было еще не все. Вскоре местные власти больших городов Советского Союза решили, что вид подобных «самоваров» портит вид подчиненных им территорий. Инвалидов хватали и отправляли в провинцию. Многие из них были посланы на Крайний Север, на Белую Землю, как будто они также были узниками ГУЛАГа.
Злость и недовольство советских людей принимали в это лето различные формы. Среди них наиболее ужасными были случаи проявления антисемитизма. Евреи, проживавшие в Средней Азии, вдруг обнаружили, что им угрожает опасность со стороны коренного населения. Нередки были случаи избиения их на рынках и в школах. Местное население кричало евреям, чтобы те подождали еще немного, пока мужчины не возвратятся с фронта. И тогда они убьют всех евреев{996}. [551]
Власти расценивали все эти случаи как проявление простого хулиганства и часто даже не наказывали виновных.
Самый серьезный случай проявления антисемитизма произошел в Киеве. В начале сентября 1945 года два пьяных военнослужащих напали на майора войск НКВД, поскольку тот являлся евреем{997}. Тем не менее майор сумел вовремя вытащить свой пистолет и застрелить обоих нападавших. Похороны военнослужащих превратились в демонстрацию насилия. Масса людей вышла на улицы и несла гробы на руках. Как нарочно, вскоре на их пути оказался недавно восстановленный еврейский рынок. В тот самый день порядка ста евреев получили телесные травмы — пятеро из них скончались, а еще тридцать шесть были госпитализированы с серьезными ранениями. Все последующие несколько дней в городе сохранялась неспокойная ситуация. Власти Киева были вынуждены даже поставить вокруг рынка постоянную охрану. На этот раз они не могли отделаться объяснением, что в городе произошла простая «хулиганская выходка». Даже членов Центрального комитета и Коммунистической партии Украины назвали «худшими последователями» Геббельса. Но на следующий год «Черная книга» холокоста Гроссмана и Эренбурга была изъята из обращения.
Сегодня невозможно точно определить, насколько глубоко антисемитизм укоренился в самом Сталине и насколько он базировался на его ненависти к Троцкому. Естественно, исходя из того, что и сам Троцкий был интернационалистом, Сталин полагал, что евреи связаны между собой одной интернациональной сетью, в чем их нельзя не подозревать. Космополитизм в этом смысле подразумевал предательство. Истерия антисемитизма и борьбы с космополитами достигла своего пика в период так называемого «дела врачей», организованного незадолго до смерти Сталина. Несмотря на то что советский лидер был грузином по национальности, он стал к тому времени сродни русскому шовинисту. Подобно другим некоренным вождям, таким как Наполеон или Гитлер, он накинул на себя мантию защитника интересов титульной нации. В своей известной речи по случаю победы, произнесенной на торжественном приеме 24 мая 1945 года, он выделил русский народ среди других национальностей [552] Советского Союза{998}. Он поблагодарил его «за ясный ум, стойкий характер и терпение». Тем самым Сталин дал и политическую оценку тем народам (проживающим в основном на европейском юге страны), которые были насильственно депортированы в Среднюю Азию. Десятки тысяч представителей этих народов умерли во время ссылки. Однако Сталин в отличие от Гитлера был все же больше политическим практиком, чем расистом.
Поскольку теперь уже ничто не могло умалить достижение русского народа — «русского» триумфа в войне, — партийная линия сосредоточилась на восхвалении одного-единственного человека: «Нашего великого гения и полководца, товарища Сталина», которому страна была обязана своей исторической победой{999}. Сталин беззастенчиво выставлял собственную фигуру вперед, когда говорилось о победе в какой-нибудь исторической битве, и ни словом не упоминал о себе, когда речь шла о неудачном сражении. Военачальникам всегда приходилось говорить о его выдающейся роли в войне, подчеркивать его мудрость и гениальность. Касаться собственных заслуг генералам было очень опасно.
У Сталина вызывал подозрение любой человек, которого начинали хвалить на Западе. Ему, естественно, не понравилось, когда в американской и британской прессе стали превозносить маршала Жукова. Несмотря на то что советский лидер был напуган возросшей мощью Берии, главной заботой Сталина явилась огромная популярность в войсках его собственного заместителя. Во время визита в СССР генерала Эйзенхауэра Жуков не отставал от него ни на шаг. Маршал даже сопровождал союзного командующего во время перелета в Ленинград, заняв место в персональном самолете Эйзенхауэра. Где бы ни появлялись два полководца, они приветствовались самым торжественным образом. Позднее Эйзенхауэр пригласил Жукова и его «военно-полевую жену» Лидию З. посетить с визитом Соединенные Штаты. Однако Сталин немедленно вызвал маршала в Москву, что расстроило этот план. Советскому лидеру было совершенно ясно, что Жуков создал абсолютно неформальные отношения с союзным командующим. [553] Жуков прекрасно сознавал, что Берия пытается найти на него компромат. Но ему тяжело было представить в то время, что главная опасность исходит не от этого человека, а от сталинской ревности. В середине июня в Берлине прошла его пресс-конференция перед журналистами. Отвечая на вопрос, относящийся к смерти Гитлера, Жуков был вынужден признать перед всем миром, что тело фюрера еще не найдено и «что стало с ним в дальнейшем, неизвестно»{1000}. Примерно 10 июля Сталин вновь позвонил Жукову и спросил, где находится труп Гитлера. Несомненно, советскому лидеру доставляло удовольствие играть с маршалом подобным образом. Когда спустя двадцать лет Жуков наконец узнал от Елены Ржевской всю правду об обстоятельствах этого дела, он все равно не мог поверить, что таким образом Сталин пытался унизить его. Он настаивал на том, что был очень близок к Сталину. Более того, Сталин якобы спас его от Берии и Абакумова, которые желали устранить маршала. Возможно, что Абакумов, глава СМЕРШа, являлся движущей силой в кампании по дискредитации Жукова, но Сталин хорошо знал, что происходит, и одобрял все действия главы контрразведки{1001}.
Тем временем население советской столицы стало называть Жукова не иначе, как «наш Святой Георгий» — Святой Георгий был покровителем Москвы. После девятого мая — дня великой радости и горьких слез — в столице готовились к полномасштабному празднованию победы. На Красной площади намечалось проведение торжественного военного парада. От каждого фронта в нем должны были принять участие по одному сводному полку (равно как и по одному полку от авиации и военно-морского флота). В Москву специально доставили красное знамя, водруженное в мае над рейхстагом. Оно уже тогда сделалось священным символом победы. Привезли и флаги разбитых германских частей. Для них была уготована своя особая роль.
Советским маршалам и генералам стало известно, что Сталин будет принимать парад 24 июня. Понятно, что тот был Верховным Главнокомандующим, соответственно единственным человеком, кому могла принадлежать основная заслуга в достижении великой победы. Однако по русской [554] традиции принимать Парад Победы было положено верхом на лошади.
За неделю до события Сталин позвал Жукова на свою дачу. Он спросил бывшего кавалериста, не разучился ли тот еще ездить на коне. «Нет, не разучился», — ответил Жуков. «Вот что, — заключил Сталин, — вам придется принимать Парад Победы. Командовать парадом будет Рокоссовский». — «Спасибо за такую честь, — ответил Жуков, — но не лучше ли парад принимать вам? Вы — Верховный Главнокомандующий, по праву и обязанности парад следует принимать вам».
Однако Сталин возразил: «Я уже стар принимать парады. Принимайте вы, вы помоложе»{1002}. Прощаясь, он сказал Жукову, чтобы тот принимал парад на арабском жеребце, который ему покажет маршал Буденный.
На следующий день Жуков был на центральном аэродроме, где наблюдал за репетицией парада. Там к нему подошел сын Сталина, Василий. Последний сказал ему по секрету, что его отец уже готов был сам принимать парад, но случился один курьезный эпизод. Дело в том, что три дня назад лошадь, верхом на которой сидел Сталин, понесла. Тот просто неправильно пришпорил ее. Советский лидер пытался остаться в седле, но не удержался и упал. При этом он ударился головой и плечом. Поднявшись с земли, Сталин сплюнул и сказал, чтобы парад принимал Жуков — тот старый кавалерист. Жуков спросил Василия, на какой лошади ехал его отец. Сын Сталина ответил, что на арабском жеребце, том самом, на котором теперь предстояло принимать парад самому маршалу.
Василий попросил Жукова никому не говорить об их разговоре. Поблагодарив его, маршал принялся за собственную тренировку. За оставшееся время до начала парада он не упускал случая покататься верхом.
Утро дня торжественного парада выдалось пасмурным и дождливым. «Небеса плачут о наших погибших», — комментировали погоду простые москвичи. Вода стекала с козырьков фуражек. Все солдаты и офицеры получили новую форму и медали. Без трех минут десять Жуков, находящийся подле Спасских ворот, взобрался на арабского жеребца. Он мог слышать, [555] как собравшиеся на церемонию люди разразились рукоплесканиями. Лидеры партии и правительства в этот момент взошли на трибуну Мавзолея Ленина. Как только пробили Кремлевские куранты, Жуков выехал на Красную площадь. Оркестр грянул «Славься!» Глинки. После этого все стихло. Рокоссовский также сильно нервничал. Но он крепко держался в седле и отдавал команды твердым голосом. Кульминацией парада стал марш двухсот фронтовиков, бросивших фашистские флаги подле Мавзолея — к ногам советского руководителя. Торжествующий Жуков в тот момент еще не знал, что Абакумов уже разработал план его смещения.
Вскоре Жуков собрал ближайших друзей на своей даче отпраздновать победу. К этому времени на этой даче уже были спрятаны «жучки», и весь разговор за ужином оказался записан на магнитную пленку. Спецслужбам удалось добыть тогда солидный компромат. Главным криминалом стал тот факт, что первый тост был провозглашен отнюдь не за товарища Сталина, Позднее это явилось основанием для ареста кавалерийского командира генерала Крюкова. Его жена, знаменитая певица Лидия Русланова, была также сослана Абакумовым в ГУЛАГ. Истинной причиной ее заточения стало то, что она с презрением отвергла все блага, которые ей предлагал руководитель СМЕРШа. Комендант лагеря, куда попала певица, приказал ей петь для него и других лагерных офицеров. Но Лидия ответила, что будет петь лишь тогда, когда ее будут слушать не только охранники, но и заключенные ( «зэки»).
Спустя неделю после парада маршалу Сталину за выдающиеся заслуги в годы Великой Отечественной войны было присвоено звание генералиссимуса{1003}. В дополнение к этому ему вручили Золотую Звезду Героя Советского Союза, орден Ленина и орден Победы — пятиконечную платиновую звезду, украшенную ста тридцатью пятью бриллиантами и пятью большими рубинами. Праздничные банкеты и награждения происходили на фоне голода, существовавшего во многих районах страны. В этом смысле они ничем не отличались от мероприятий, которые организовывало в свое время царское правительство. [556]
В последующие годы Абакумов постарался добыть компромат на Георгия Жукова, выбивая признания из его бывших коллег и подчиненных. В конце концов маршал оказался в заслуженной ссылке — командующим второстепенными военными округами, — а затем на своей даче. Исключая краткое двухгодичное пребывание в должности министра обороны СССР (в период правления Хрущева), ссылка Жукова продолжалась вплоть до 9 мая 1965 года, двадцатой годовщины победы над Германией. В тот день в Кремле была организована торжественная церемония. Когда в президиуме появился Леонид Брежнев, все военачальники, включая министров, генералов и маршалов, поднялись с мест. Следом за ним шел Жуков, которого пригласили на празднование лишь в последний момент. Однако советский лидер вскоре пожалел о подобном решении. Как только публика узнала прославленного маршала, она разразилась громом аплодисментов. Овации и скандирования: «Жуков! Жуков! Жуков!»{1004} — продолжались долгое время. Брежнев стоял рядом с каменным лицом.
Тем не менее маршалу пришлось прожить остаток жизни, находясь преимущественно на своей даче. Все ее помещения, как и ранее, были усеяны «жучками». Несмотря на то что имя маршала теперь официально реабилитировали, в течение девяти последующих лет его не приглашали на публичные собрания высокого ранга. Но самой большой раной для Георгия Жукова продолжал оставаться сталинский трюк с телом Гитлера.
Несмотря на то что большинство простых немцев были травмированы поражением собственной страны, разрушением жилых домов, крушением всего стиля их жизни, военные и политические лидеры «третьего рейха» отказывались признать свою долю ответственности за совершенные преступления. Американские и британские следователи, допрашивавшие офицеров вермахта, были поражены поведением подопечных арестантов. Те никак не хотели признать свою причастность к тому, что произошло в предыдущие годы. Германские военные считали себя невиновными и готовы были признать только «ошибки», но не «преступления». Все [557] преступления, по их мнению, совершали только нацисты и эсэсовцы.
Более того, генерал Блюментрит относился к нацистскому антисемитизму как к всего лишь «ошибочному направлению развития событий начиная с 1933 года»{1005}. «В результате этого было потеряно много ученых, — отмечал он, — что сильно навредило исследованиям, проводившимся в то время». Он явно имел в виду, что если бы нацисты не преследовали евреев, то такие ученые, как Эйнштейн, могли бы помочь немцам произвести еще более качественное «чудо-оружие», возможно, даже атомную бомбу. Это оружие могло бы предотвратить большевистское вторжение в Германию. Порой Блюментрит заговаривался и даже забывал, что его основной целью является дистанцироваться от политики нацистов. Так, он утверждал, что в отличие от 1918 года, когда вспыхнули революционные мятежи, ситуация, сложившаяся к 1945 году, ясно показала, насколько единым было германское общество под руководством Гитлера.
Логика рассуждений германских офицеров являлась абсолютно порочной. Объединенный разведывательный комитет командования союзников на Европейском континенте отмечал, что они имели совершенно извращенные моральные ценности{1006}. «Эти генералы, — говорилось в докладе, подготовленном на основе допросов более трехсот военачальников, — одобряли все действия, которые достигали своей цели. Успех для них являлся главным оправданием. Те действия и поступки, которые не достигали своей цели, соответственно являлись неправильными. Так, например, было бы правильным на время приостановить антисемитскую кампанию и вновь начать ее после победного завершения войны. Являлось неправильным бомбить Англию в 1940 году. Если бы немцы воздержались от этого, то, возможно, Британия бы присоединилась к Гитлеру в походе против Советского Союза. Было неправильным относиться к русским и полякам [военнопленным] как к скотине, поскольку теперь они сами относятся к немцам подобным образом. Являлось неправильным объявлять войну США и России, поскольку их объединенная сила превышала возможности Германии. Такого мнения придерживаются не только пронацистски настроенные [558] генералы, оно широко распространено среди всех немецких военачальников. Они вовсе не думали о том, насколько это аморально — уничтожать целую расу или совершать насилия над пленниками. Единственное, чего они боялись, что союзники, по какому-то ужасному недоразумению, посчитают их причастными к преступлениям режима».
Даже гражданские лица, как отмечалось в другом докладе, подготовленном армией США, автоматически продолжали повторять заученные ранее пропагандистские штампы. Они, например, инстинктивно называли союзные бомбардировки Германии «террористическим наступлением» (фраза Геббельса), тогда как всему остальному миру было известно название «воздушное наступление», или воздушные атаки. В докладе отмечалось, что подобное явление можно отнести к «рудиментам нацизма»{1007}. Многие немцы старались заострить внимание на собственных страданиях и жертвах, особенно в результате союзных бомбардировок. Но они сразу замолкали, когда речь заходила о жестоких налетах люфтваффе на европейские города.
Все старались уклониться от ответственности. Сами нацисты утверждали, что их просто заставили участвовать в преступлениях. Во всем виноваты только высшие руководители. Простые немцы якобы были тут ни при чем. Их «обманули и предали». Даже генералы утверждали, что они стали жертвами нацистского режима. И если бы Гитлер не вмешивался в управление ими ходом военных действий, то война не была бы проиграна.
Оправдывая свои действия, нацистские генералы и гражданские лица одновременно старались убедить следователей в том, что в нацистской Германии существовала правильная точка зрения на окружавший ее мир. Немцы даже не могли понять, почему вообще США объявили им войну. Когда же им говорили, что войну объявили вовсе не США, а сама Германия, немцы смотрели на следователей с недоверием. Это полностью противоречило их убеждению, что именно Германия была жертвой войны.
И военные, и гражданские лица старались читать союзникам лекции о том, что Британии и Соединенным Штатам теперь необходимо объединиться и вместе выступить на борьбу [559] с так хорошо им знакомой угрозой «большевизма». Тот факт, что именно германское вторжение в СССР в 1941 году привело в конце концов коммунистов в центр Европейского континента (то есть свершилось то, что коммунистам не удалось сделать во время революционных событий 1917–1921 годов), был за пределами их восприятия. Большевикам удалось использовать ради достижения своих целей приверженность русского народа к автократии. Нацисты также сыграли на тех тенденциях, которые уже давно развивались в германской нации. Прежде всего это касается ложного понимания немцами причин и последствий тех или иных явлений. Некоторые историки подчеркивают, что самый криминальный режим за всю историю человечества возник именно в той стране, народ которой в 1933 году безмерно желал закона и порядка. В результате сами немцы, особенно это касается женщин и детей Восточной Пруссии, подверглись в конце войны такому же насилию, какое немцы применили к гражданскому населению оккупированных областей Польши и Советского Союза.
Новое противостояние в годы «холодной войны» позволило многим ветеранам нацистской гвардии поверить, что их вина заключалась лишь в том, что они жили в плохое время. Однако спустя три десятилетия после войны германское экономическое чудо и жесткие дебаты среди историков радикально изменили ситуацию. Большинство немцев теперь могло спокойно обратиться к осмыслению своего прошлого. Еще ни одна нация, имеющая столь тяжелое наследие, не сделала большего для осознания всей правды истории.
Западногерманское правительство делало также все возможное, чтобы задавить на корню любое возрождение нацизма и появление новых фюреров. Тем не менее останки Гитлера еще долгое время хранились по другую сторону «железного занавеса». В 1970 году Кремль наконец решил уничтожить их. Но сделать это предстояло в строжайшей тайне. Даже теперь труп вождя «третьего рейха» продолжал наводить ужас. Челюсти Гитлера, которые так тщательно оберегала Елена Ржевская в мае 1945 года, были затем переданы в СМЕРШ, тогда как череп фюрера — в НКВД. Эти части тела совсем недавно обнаружили в бывших советских архивах. Сам [560] скелет, закопанный на территории советской воинской части, размещенной в Магдебурге, эксгумировали и сожгли. Пепел сбросили в городскую канализационную систему.
Но не только тело Гитлера не нашло в годы войны собственной могилы. Бессчетное количество безымянных жертв — военных и гражданских лиц с обеих сторон — -было погребено под завалами земли, руинами домов, сгорело в пламени пожаров. Каждый год порядка тысячи новых останков обнаруживается на Зееловских высотах, в сосновых лесах к югу от Берлина, при строительстве домов в новой столице объединенной Германии. Бессмысленная резня, ставшая результатом извращенного гитлеровского тщеславия, — вот о чем забыл вспомнить Альберт Шпеер, когда говорил, что для истории всегда важен «конечный результат». Некомпетентные оценки, яростное нежелание признавать реалии нацистского режима, его бесчеловечность еще долгое время проявлялись в германском обществе.
Избранная библиография
Использованные автором материалы взяты из следующих архивов, сборников документов и коллекций:
Исторический архив Общества Макса Планка, Берлин;
Симпозиум: Искусство и война. «От Вислы до Одера: Советские наступательные операции». Центр по изучению операций сухопутных войск, Военный колледж Армии США, 1986 г.;
Государственный архив, Берлин;
Государственный архив — Военный архив, Фрайбург;
Бранденбургский земельный архив, Потсдам;
Историческая библиотека, Штутгарт;
Государственный архив Российской Федерации, Москва;
Архив Университета Гумбольдта, Берлин;
Институт истории, Мюнхен;
Сборник материалов Международного военного трибунала над главными военными преступниками (Нюрнберг);
История Второй мировой войны: 1939–1945. — М., 1979. — Т. 10;
Военный архив, Стокгольм;
Земельный архив, Берлин;
Библиотека Военно-исторического исследовательского института, Потсдам;
Национальный архив США, Колледж-парк, Мэриленд;
Государственный архив Великобритании, Кью;
Российский государственный архив литературы и искусства, Москва;
Российский государственный архив социально-политической истории, Москва;
Российский государственный военный архив, Москва;
«Специальный архив» трофейных немецких документов{*19} при Российском государственном военном архиве, Москва;
Центральный архив Министерства обороны РФ, Подольск;
Центр хранения и изучения документальных коллекций, Москва;
Военно-исторический журнал;
Великая Отечественная война: Военно-исторические очерки. — М., 1999. — Т. 3, 4.
Интервью, дневники и неопубликованные комментарии
Шалва Яковлевич Абуладзе (капитан, 8-я гвардейская армия);
Герт Беккер (житель Берлина, Штеглитц);
Рихард Байер (диктор радио «Гроссдойчер рундфунк»);
Николай Михайлович Беляев (комсомольский работник 150-й стрелковой дивизии 5-й ударной армии);
Клаус Бёзелер (Германский молодежный союз, Берлин);
Урсула Бубе, урожденная Эггелинг (берлинская студентка);
Харди Буль (житель Хальбе);
Анри Фене (командир батальона, дивизия СС «Шарлемань»);
Анатолий Павлович Федосеев (эксперт по электромагнитному оборудованию, посланный в Берлин);
Эдельтрауд Филлер (секретарь, корпорация «Сименс»);
генерал-лейтенант Бернд Фрайер Фрайтаг фон Лорингхофен (помощник генерала Кребса в бункере фюрера);
Владимир Самойлович Галл (капитан, 7-й отдел политуправления 47-й армии);
Ханс Дитрих Геншер (военнослужащий немецкой 12-й армии);
Эльза Хольтцер (жительница Берлина);
полковник Хубертус Фрайхер фон Гумбольдт-Дахрёден (оперативный отдел штаба 12-й немецкой армии);
Светлана Павловна Казакова (штаб 1-го Белорусского фронта);
полковник Вольфрам Кертц (капитан, охранный полк 309-й пехотной дивизии «Берлин»);
генерал-майор И.Ф. Клочков (старший лейтенант 150-й стрелковой дивизии 5-й ударной армии);
Иван Владимирович Коберидзе (капитан, артиллерист 1-го Украинского фронта);
Иван Леонтьевич Коваленко (связист штаба 3-го Белорусского фронта);
Анатолий Кубасов (3-я гвардейская танковая армия);
Р.У. Леон (разведка 9-й армии США);
Эрика Левин (женщина с улицы Розенштрассе);
генерал-майор Рудольф Линднер (1241-й полк дивизии «Курмарк»);
Лотар Лёве (гитлерюгенд);
Ганс Оскар, барон Лёвенштайн де Витт (мужчина с улицы Розенштрассе);
генерал Ульрих де Мезьер (полковник генерального штаба, главное командование сухопутных войск вермахта);
Георгий Малашкия (капитан 9-го танкового корпуса);
Николай Андреевич Мальцев (лейтенант 3-й гвардейской танковой армии);
генерал Анатолий Григорьевич Мережко (капитан штаба 8-й гвардейской армии);
Рохус Миш (обершарфюрер «Лейбштандардта» СС в бункере фюрера);
Герда Петсрсон (секретарь «Люфтганзы», Нойкёльн);
полковник Гюнтер Райхельм (начальник штаба немецкой 12-й армии);
фрау Хельга Ретцке (студентка Берлин-Бух);
Сергей Павлович Ревин (младший сержант 4-й гвардейской танковой армии);
Елена Ржевская (Коган) (переводчик отдела контрразведки СМЕРШа 3-й ударной армии);
Александр Заундерсон (капитан, следователь на Нюрнбергском процессе);
Эрих Шмидтке (мобилизованный фольксштурма в Берлине);
Эрхардт Северин (гражданин);
Шота Шургая (младший лейтенант 16-й воздушной армии);
Вольфганг Штайнке (лейтенант 391-й охранной дивизии немецкой 9-й армии);
Шота Сулханишвили (капитан 3-й ударной армии);
фрау Вальтрауд Зюссмильх (школьница);
фрау Марлене фон Вернер (жительница Ваннзее);
Магда Виланд (актриса);
генерал Маркус Вольф (член группы немецких коммунистов, прибывших в Берлин вместе с Ульбрихтом);
генерал Вуст (лейтенант учебного батальона люфтваффе 309-й пехотной дивизии «Берлин» 9-й армии).
Существуют также еще три человека, которые согласились дать мне интервью при условии, что их имена не будут указаны в книге.
Расшифровка терминов
Фриц — так русские в обиходе называли германского солдата. Множественная форма использовалась для обозначения всех немцев.
Фронтовик — военнослужащий Красной Армии, имеющий фронтовой опыт.
Иван — в обиходе название для советского солдата. Термин использовался как самими русскими, так и немцами.
Ландзер — германский солдат, имеющий фронтовой опыт. Эквивалент русскому «фронтовику».
НКВД — Советская секретная полиция, возглавляемая Лаврентием Берией. Части, дивизии НКВД, которые создавались преимущественно из бывших погранполков, входили в состав каждого советского фронта. Представитель НКВД на фронте подчинялся напрямую только Берии и Сталину, а не армейскому командованию.
ОКХ — главное командование сухопутных войск Германии. В ходе войны играло ведущую роль в разработке и проведении операций на Восточном фронте.
ОКВ — главное командование вермахта. В его подчинение входили сухопутная армия, военно-воздушные силы и военно-морской флот Германии. Руководство ОКБ осуществлял Гитлер через фельдмаршала Кейтеля и генерала Йодля. В ведении ОКБ были операции на всех фронтах, за исключением Восточного.
Политическое управление (политический отдел) — организация, ответственная за политическое воспитание военнослужащих Красной Армии. Политотделы и политуправления армий и фронтов подчинялись Главному политическому управлению Рабоче-Крестьянской Красной Армии в Москве.
7-й отдел — подразделение, существовавшее в политуправлениях всех армий и фронтов. Основной его задачей была деморализация войск противника. В 7-х отделах работало под советским контролем много германских коммунистов, равно как и бывших военнопленных, получивших «антифашистское» образование в советских лагерях. Немецкие солдаты называли таких людей «войска Зейдлица», по имени генерала фон Зейдлица Курцбаха, захваченного в плен в Сталинграде. Зейдлиц участвовал в организации так называемого Национального комитета «Свободная Германия», находившегося под полным контролем НКВД.
Штрафная рота, штрафной батальон — советские варианты немецких штрафных частей. В штрафные роты и батальоны попадали провинившиеся офицеры, дезертиры и паникеры, где им в теории предоставлялся шанс «искупить свою вину кровью». На практике это означало, что штрафников бросали на самые горячие участки боя, заставляли идти на минные поля впереди основных сил. Штрафные роты и батальоны всегда находились под наблюдением охраны, готовой на месте расстрелять любого солдата, нарушившего приказ.
СМЕРШ — расшифровывается как «смерть шпионам». Такое имя выбрал для этой контрразведывательной организации сам Сталин. Отделы контрразведки СМЕРШа прикреплялись к штабам соединений и объединений Красной Армии. Организация СМЕРШ, возглавляемая Виктором Абакумовым, была образована в апреле 1943 года. До этого ее функции в войсках выполняли особые отделы НКВД.
Ставка — советское Верховное Главнокомандование, находящееся под контролем Сталина. Начальником Генерального штаба Красной Армии в 1945 году был генерал Антонов.
Верховный, Верховный Главнокомандующий — термин, который использовали советские военачальники в отношении Сталина.
Военные организации
Группа армий и фронт — германская группа армий и советский фронт представляли собой объединение из нескольких армий. В зависимости от обстоятельств их численность могла варьироваться от двухсот пятидесяти тысяч до миллиона и более человек.
Армия — каждая немецкая армия имела в своем составе обычно от сорока тысяч до ста тысяч человек. Советская армия — в основном меньше. Большинство армий включали в свой состав два или три корпуса. В теории советская танковая армия должна была иметь шестьсот танков и сто восемьдесят восемь самоходных артиллерийских установок.
Корпус состоял из нескольких дивизий (обычно двух — четырех). Однако советский танковый корпус имел три бригады, каждая по шестьдесят пять танков. Таким образом, советский танковый корпус был примерно равен по количеству бронированных машин полноценной немецкой танковой дивизии.
Дивизия — число военнослужащих, входящих в ее состав, зависело от ситуации. По штату советским стрелковым дивизиям было положено иметь одиннадцать тысяч семьсот восемьдесят военнослужащих, но в большинстве случаев в них состояло от трех до семи тысяч человек. К 1945 году германская дивизия часто имела еще меньшую численность своего личного состава.
Бригада — часть, занимающая промежуточное положение между дивизией и полком. Такое формирование было более привычным для вооруженных сил Великобритании и США. В составе вермахта и Красной Армии основной единицей считалась дивизия, в состав которой входило по меньшей мере два или три полка. Однако именно из танковых бригад состояли советские танковые корпуса.
Полк — часть, состоящая из двух или трех батальонов по семьсот человек в каждом. На практике количество военнослужащих, входящих в состав батальона, было в основном меньшим.
Батальон — подразделение, состоящее из по меньшей мере трех стрелковых рот (в теории по восемьдесят человек в каждой) и рот обеспечения (пулеметной, минометной, противотанковой, транспортной и др.).
Соотношение между званиями военнослужащих германской, американской и английской армий можно найти по адресу в Интернете: antonybeevor.com.
Избранная библиография
Антонов В. Последние дни войны // Военно-исторический журнал (Далее: ВИЖ). — 1987. — № 7.
Бордзиловский Е. Участие 1-й армии Войска Польского в Берлинской операции // ВИЖ. — 1963. — № 10.
Боков Ф, Наступление 5-й ударной армии с Магнушевского плацдарма // ВИЖ. — 1974. — № 1.
Васильев Н. Красный цвет победы // Всем смертям назло. — М., 2000.
Великая Отечественная война: Военно-исторические очерки: В 4 т. — М., 1999. -Т. 3, 4.
Гараев М. Георгий Жуков: Жизнь и деятельность после войны// Военная мысль. — 1997. — Т. 6. — № 4.
Грибов Ю. Играл нам в Бранденбурге граммофон... // Строки великой войны. — М., 2000.
Гриф секретности снят: Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах // Под ред. Г. Кривошеева. — М., 1993.
Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3 т. — М., 1995. -Т. 3.
Жуков Г, Воспоминания и размышления. — М., 1995. — Т. 4.
Зиненко И. Организация и ведение боя 164-м стрелковым полком за Батслов под Берлином // ВИЖ. — 1978. — № 1.
Иноземцев Н. Цена победы в той самой войне. — М., 1995.
Исаев С. Вехи фронтового пути // ВИЖ. — 1991. — № 10.
Киреев Н. Применение танковых армий в Висло-Одерской операции // ВИЖ. — 1985. — № 1.
Клочков И. Знамя Победы над рейхстагом. — СПб., 2000.
Кондауров И. В 45-м мы сами искали противника // Всем смертям назло.
Кузнецов В., Медлинский Б. Агония // ВИЖ. — 1992. — № 6–7.
Лучинский А. На Берлин! // ВИЖ. — 1965. — № 5.
Макаревский В. 17-я мотоинженерная бригада в Берлинской операции // ВИЖ. — 1976. — № 4.
Морозов Б. Мгновение войны // Строки великой войны. — М., 2000.
Неустроев С. Штурм рейхстага // ВИЖ. — 1960. — № 5.
Переделъский Г., Хорошилов Г. Артиллерия в сражениях от Вислы до Одера // ВИЖ. — 1985. — № 5.
Полян П. Вестарбайтеры: интернированные немцы на советских стройках // Родина. — 1999. — № 9.
По обе стороны фронта / Под ред. А. Шиндела. — М., 1995.
Приказы Верховного Главнокомандующего в период Великой Отечественной войны Советского Союза. — М., 1975.
Раманичев Н. Из опыта перегруппировки армий при подготовке Берлинской операции // ВИЖ. — 1985. — № 10.
Ржевская Е. Берлин, май 1945. — М., 1986.
Ржевская Е. Вечерний разговор. — СПб., 2001.
Рокоссовский К. Солдатский долг. — М., 1968.
Рунов Б. Знание немецкого помогло взять в плен сотен шесть немцев // Всем смертям назло.
Сенявская Е. 1941–1945: Фронтовое поколение. — М., 1995.
Сенявская Е. Психология войны в XX веке. — М., 2000.
Смирнов Е, Действия 47-й танковой бригады в передовом отряде танкового корпуса // ВИЖ. — 1978. — № 1.
Файзулин А., Добровольский П. Встреча на Эльбе // ВИЖ. — 1979. — № 4.
Цветаев Е. Жуков: Каким мы его помним. — М., 1988.
Чинарьян И. Мой месяц май // Строки великой войны,
Шатилов Н. У стен рейхстага // Всем смертям назло.
Шатуновский И. И останется добрый след // Всем смертям назло.
Щербаков В, Материальное обеспечение 4-й гвардейской танковой армии в Висло-Одерской операции // ВИЖ. — 1979. — № 6.
Alanbrooke. Field Marshal Lord. War Diaries 1939–1945. — London, 2001,
Albrecht, Gunter, and Hartwig Wolfgang (eds.). Arztc: Erinnerungen, Erlcbnisse, Bekentnisse. Berlin (East), 1982.
Altner, Helmut. Totentanz Berlin: Tagebuchblatter eines Achtzhcnjahrigen. — Offenbach am Main, 1946.
Ambrose, Stephen. Eisenhower and Berlin: The Decision to Halt at the Elbe. — New York, 1967.
Andreas-Friedrich Ruth. Der Schattenmann: Tagebuchaufzeichnungen 1938–1945. — Frankfurt am Main, 1983.
— Schauplatz Berlin: Tagebuchaufzeichnungen 1945–1948. — Frankfurt am Main, 1984.
Annan Noel Changing Enemies: The Defeat and Regeneration of Germany. — London, 1995.
Anonymous. A Woman in Berlin. — London, 1955.
Arnold Dietmar. 'Die Flutung des Berliner S-Bahn Tunnels in den letzten Kriegstagen // Nord-Sud-Bahn: Vom Geistertunnel zur City-S-Bahn. — Berlin, 1999.
Babadshanjan A. Hauptstobkraft. — Berlin (East), 1981.
Bacon Edwin. The Gulag at V/ar: Stalin's Forced Labour System in the Light of the Archives. — London, 1994.
Bark D. and Cress D. A History of West Germany: From Shadow to Substance: 1945–1963. — Oxford, 1989.
Bauer Frank, Pfundt, Karen, and Le Tissier Tony, Der Todcskampf der Reichshauptstadt. — Berlin, 1994.
Bauer Magna E. Ninth Army's Last Attack and Surrender. — Washington, DC, 1956.
Beelitier Heimatverein. Urn Beelitz barter Kampf. — Potsdam, 1999.
Behrmann, Jdrn. Grundlage Forschung im totalitaren Staat//Yon der Verfuhrbarkeit der Naturuissenschaft / Ed. by. Martin Stohr Frankfurt am Main, 1986.
Below, Nicolaus von. Als Hitlers Adjutant, 1937–1945. Mainz,
Berezhkov V. History in the Making. — Moscow, 1982.
— At Stalin's Side. — New York, 1994.
Beria Sergo. Beria, My Father: Inside Stalin's Kremlin, — London, 2001.
Bernadotte. Count Folke. The Curtain Falls. — New York, 1945.
Bezborodova Irina. Generale dcs Dritten Reiches in sowjetischer Hand, 1943–1956. Graz; Moscow, 1998.
Bezymenski Lev. Der Tod des Adolf Hitler: Unbekannte Dokumente aus Moskauer Archiven. — Hamburg, 1968.
Bokov P.M. Friihjahr des Sieges und der Befreiung, Berlin (East), 1979.
Boldt Gerhard. Die Letzten Tage der Reichskanzlei. Hamburg. 1947.
Bollmann Erika, Baler Eva, Fortsmann Walther, and Remold Marianne. Erinnerungen und Tatsachen — Die ICaiser-Wilhelm-Gesellschaft zur Forderung der Wissenschaften Gottingen-Berlin. — Stuttgart, 1956.
Boree Karl Friedrich. Fruhling 45: Chronik einer Berliner Familie. — Darmstadt, 1954.
Borkowski Dieter. Wer weib, ob wir uns wiederschen. Erinnenmg an eine Berliner Jugend. — Berlin, 1991.
Boveri Margret. Tage desUberlebens — Berlin 1945. — Munich, 1968.
Bower Tom. The Paperclip Conspiracy — London, 1987.
Bradley Omar. A Soldier's Story. — London, 1951.
Breloer Heinrich. Geheime Welten. — Frankfurt am Main, 1999.
Bruyn Gtinter de. Zwischenbilanz. Einc Jugend in Berlin. — Frankfurt am Main, 1991.
Burkert Hans-Norbert, and MatuBek, Klaus. Zerstort -~ Besiegt — Befreit. Kampf um Berlin bis zur Kapitulation. — Berlin (West), 1985.
Burleigh Michael. Germany Turns Eastwards: A study of Ostforschung in the Third Reich. — Cambridge, 1988.
— The Third Reich: A New History. — London, 2000. Basse Theodor. 'Die letzte Schlacht der 9. Armее — Wehrwissenschaftliche Rundschau, 1954.
Chancy O.P. Zhukov. — Norman, Oklahoma. 1996. Chuikov Vasily. The End of the Third Reich. — London, 1967. Davies Norman, White Eagle, Red Star. — London, 1972.
— God's Playground: A History of Poland. — London, 1981. — Vol.2.
Deane J.R. The Strange Alliance. — London, 1947.
Delpla Frangois. Hitler. — Paris, 1999.
Deutschkron Inge. Ich trug den gelben Stern. — Cologne, 1978.
Diem Liselotte. Fliehen oder bleiben? Dramatisches Kriegsendc in Berlin. — Freiburg, 1982.
Dinter Andreas. Berlin in Trummern. — Berlin, 1999.
Djttas M. Conversations with Stalin. — New York, 1962.
Doenitz Admiral Karl. Memoirs. — Cleveland, 1958.
Doernberg Stefan. Befreiung 1945. Ein Augenzeugenbericht. — Berlin (East), 1975.
Domarus M. Reden und Proklamationen: 1932–1945. — Wurzburg, 1962. — Vol. II.
Ddnhoff Marion Griifin, Namen die keiner mehr nennt. — Munich, 1964.
Dragunsky David. A Soldier's Life. — Moscow, 1977.
Duffy C. Red Storm on the Reich. — London, 1993.
Ehrenburg Ilya. The War 1941–1945. — New York, 1964.
Eisenhower Dwight. Crusade in Europe. — New York, 1948.
Elliott W.A. Esprit de Corps. — Norwich, 1996.
Erickson John. The Road to Berlin. — London, 1999.
Feis Herbert. The Atomic Bomb and the End of World War II. — Princeton, 1966.
Fest Joachim. The Face of the Third Reich. — London, 1988.
Feuersenger Marianne. Mein Kriegstagebuch: Zuischen Fiihrerhauptquartier und Berliner Wirklichkeit. — Freiburg, 1982.
FindahlTheo. LetzterAkt — Berlin 1939–1945, — Hamburg, 1946.
Foerster Roland G. (ed.). Seelower Hohen 1945. — Hamburg, 1998.
Frdhlich S. General Vlasov, Russen und Deutsche zuischen Hitler und Stalin. — Cologne, 1978.
Gall Vladimir. Mein Weg nach Halle. — Berlin (East), 1988.
Gehlen Reinhard. The Gehlen Memoirs. — London, 1972.
Gellately Robert. Backing Hitler: Consent and Coercion in Nazi Germany. — Oxford, 2001.
Gilbert Martin. Road to Victory. — London, 1986.
Glantz David (ed.). Art of War Symposium. From the Vistula to the Oder: Soviet Offensive Operations — October 1944 — March 1945. — US Army War College, 1986. [605]
Glantz David, and House Jonathan. When Titans Clashed. — Kansas, 1995.
Glenn Gray J. The Warriors: Reflections on Men in Battle. — New York, 1970.
Goldhagen Daniel. Hitler's Willing Executioners: Ordinary Germans and the Holocaust. — New York, 1996.
Gosztony Peter. Der Kampf um Berlin 1945, in Augenzeugenberichten. — Dusseldorf, 1970.
Gross Leonard. The Last Jews in Berlin. — New York, 1982.
Guderian Heinz. Panzer Leader. — New York, 1952.
Gun Nevin E. Eva Braun: Hitler's Mistress. — London, 1969.
Henning Eckhart and Kazemi Marion. Veroffentlichungen aus dem Archiv zur Geschichte der Max-Planck-Gesellschaft. — Berlin (West), 1988. — Vol. I.
Herbert Ulrich. Hitler's Foreign Workers. — Cambridge, 1997.
Hirschfeld Gerhard and Renz Irina. Besiegt und Befreit: Stimmen vom Kriegsende 1945. — Gerlingen, 1995.
Irving David. Adolf Hitler: The Medical Diaries — the Private Diaries of Dr. Theo Morell. — London, 1983.
Italiander Rolf Bauer Arnold and Krafft Herbert. Berlins Stunde Null. — Dusseldorf, 1979.
Joachimsthaler A. The Last Days of Hitler. — London, 1996.
Joachimsthaler A. (ed.). Er war mein chef, ans dem Nachlass der Sekretarin von Adolf Hitler, Christa Schroeder. — Munich, 1985.
Kardorff Ursula von, Berliner Aufzeichnungen, 1942 bis 1945. — Munich, 1997.
Kaskewitsch Emanuel. Friihling an der Oder. — Berlin (East), 1953.
Kee Robert. A Crowd is Not Company. — London, 2000.
Kehlenbeck Paul. Schicksal Elbe. Im Zweifrontenkrieg 1945 zwischen Hetide, Harz und Havelland. Ein Bericht nach alten Tagebuchern. — Frankfurt am Main, 1993.
Keiderling Gerhard. Gruppe Ulbricht in Berlin. — Berlin, 1993.
Als Befreier unsere Herzen zerbrachen: Zu den Ubergriffen der Sowjetarmee in Berlin 7W5 // Deutschland Archiv. — 1995. — № 28.
Keitel Wilhelm. The Memoirs of Field Marshal Keitel. — London, 1965.
Kempka Erich. Die ietzten Tage mit Adolf Hitler. — Preussich-Oldendorf, 1976.
Kershaw Ian. The Hitler Myth: Image and Reality in the Third Reich. — Oxford, 1989.
The Nazi Dictatorship: Problems and Perspectives of Interpretation. — London, 1993.
Hitler: 1889–1936, Hubris. — London, 1998.
Hitler: 1936–1945, Nemesis. — London, 2000.
Kershaw Ian and Lewin Moshe (eds.). Stalinism and Nazism: Dictatorships in Comparison. — Cambridge, 1998.
Kleine Helmut and Stimpel Hans-Martin. Junge Soldaten in der Mark Brandenburg 1945 — Ruckerinnerungen nach einem halben Jahrhundcrt. — 1995 (MGFA).
Klemperer Victor. To the Bitter End, 1942–1945. — London, 1999.
Kliinov Gregory. The Terror Machine: The Inside Story of the Soviet Administration in Germany. — London, 1953.
Knappe Siegfried. Soldat. — New York, 1993.
Knef Hildegard. The Gift Horse: Report on a Life. — New York, 1971.
Knight Amy, Beria: Stalin's First Lieutenant. — Princeton, NJ, 1993.
Kon Igor. Sex and Russian Society. — Bloomington, Indiana, 1993.
Konev I.S. Year of Victory. — Moscow, 1984.
Kopelev Lev. No Jail for Thought. — London, 1977.
Krockow Christian Graf von. Die Stunde der Frauen. — Münich, 1999.
Kronika Jacob. Der Untergang Berlins. — Hamburg, 1946.
Ladd Brian. The Ghosts of Berlin. — Chicago, 1997.
Lakowski R. Seelow 1945, Die Entschcidungsschlacht an der Oder, Berlin, 1999.
Lakowski JR. and Dorst K. Berlin — Fruhjahr 1945. — Berlin (East), 1975.
Lane Anne and Temperley Howard (eds.). The Rise and Fail of the Grand Alliance, 1941–1945. — London, 1995.
Lange Horst. Tagebttcher aus dem Zweiten Weltkrieg / Ed. by H.D. Schafer Mainz, 1979.
Laufer Jochen. «Genossen, me istdas Gesamtbild?» Ackermann, Ulbricht und Sobottka in Moskau im Juni 1945' // Deutschland Archiv. — 1996. — № 29.
Lehndorf Hans Graf von. OstpreuBlisches Tagebuch — Aufzeichnungen eines Arztes aus den Jahren 1945–1947. — Munich, 1999.
Lemmer Ernst. Manches war dock anders: Erinncrungen erines deutschen Demokraten, — Frankfurt am Main, 1968.
Leon R.W. The Making of an Intelligence Officer. — London, 1994.
Leonhard Wolfgang. Child of the Revolution. — London, 1956.
Le Tissier T. Zhukov at the Oder: The Decisive Battle for Berlin. — London, 1996.
— Race for the Reichstag. — London, 1999.
— With Our Backs to Berlin. — Stroud, 2001. Liddell-Hart Basil. The Other Side of the Hill. — London, 1948.
Luck Hans von. Panzer Commander: The Memoirs of Colonel Hans von Luck. — New York, 1989.
Lumans Valdis. Himmler's Auxiliaries: The Volksdeutsche Mittelstelle and the German National Minorities of Europe 1933–1945. — London, 1992.
Mabire Jean. La Division Nordland. — Paris, 1982.
— Mourir a Berlin. — Paris, 1995.
Machtan Lothar. The Hidden Hitler. — London, 2001.
Mackintosh Malcolm. Juggernaut: The Russian Forces, 1918–1996. — London, 1967.
Maiziere Ulrich de. In der Pflicht. — Bonn, 1989.
Meinecke Friedrich. Die deutsche Katastrophe. — Wiesbaden, 1947.
Menzel Matthias. Die Stadt ohne Tod. Berliner Tagebuch 1943–1945. — Berlin, 1946.
Merridale Catherine. Night of Stone. — London, 2000.
Messerschmidt Manfred. Was damals Recht war,.. Nationalsozialistische-Militar-und Strafjustiz im Vernichtungskrieg. — Essen, 1996.
Meyer Karen. 'Die Flutung des Berliner S-Bahn Tunnels in den letzten Kriegstagen // Berliner S-Bahn-Museum. Nord-Sud-Bahn. — Berlin, 1999.
Meyer Sibylle and Schulze Eva. Wie wir das alles geschafft haben. Alleinstehende Frauen berichten iiber ihr Leben nach 1945. — Munich, 1984.
Murphy David, Kondraschev, Sergei and Bailey George. Battleground Berlin. — London, 1987.
Murphy Robert. Diplomat among Warriors. — New York, 1964.
Musmanno Michael A. Ten Days to Die. — New York, 1950.
Naimark Norman. The Russians in Germany: A History of the Soviet Zone of Occupation, 1945–1949. — Cambridge, Mass, 1995.
Noakes Jeremy (ed.). Nazism 1919–1945: A Documentary Reader. — Exeter, 1998. — Vol. IV.
Oven Wilfred von. Mit Goebbels bis zum Ende. — Buenos Aires, 1950. — Vol. IV.
Overy Richard. Why the Allies Won. — London, 1995.
Russia's War. — London, 1998.
Owings Alison. Frauen: German Women Recall the Third Reich. — London, 1993.
Padfield P. Himmler: Reichsfuhrer SS. — London, 1990.
Petrova Ada and Watson Peter. The Death of Hitler. — London, 1995.
Pogue Forrest C. 'The Decision to Halt on the Elbe, 1945 // Command Decisions / Ed. by Greenfield Kent. — London, 1960.
Ramm Gerald. Ein unbekannter Kamerad. Deutsche Kriegsgraberstatten zwischen Oderbruch und Spree. — Woltersdorf, 1993.
Gott mit uns — Kriegserlcbnisse aus Brandenburg und Berlin. — Woltersdorf, 1994.
Halbe — Bericht uber einen Friedhof. — Woltersdorf, 1995.
Rein Heinz. Finale Berlin. — Frankfurt am Main, 1981.
Richie Alexandra. Faust's Metropolis. — London, 1998.
Rocolle Pierre, Gotterdammerung — La Prise de Berlin, — Indo-China, 1954.
Le sac de Berlin, avril-mai 1945. — Paris, 1992.
Rubenstein Joshua. Tangled Loyalties: The Life and Times of Ilya Ehrenburg. — New York, 1996.
Ruhl Klaus-Jorg (ed,). Unsere verlorenen lahre — Frauenalltag in Kriegs- und Nachkriegszeit, 7959–7949. — Darmstadt, 1985.
Mrup Reinhard (еd.), Berlin 1945. Erne Dokumentation. — Berlin, 1995.
Topographic des Terrors: Gestapo, SS und Reichssicher-heitshauptamt aufdem Prinz-Albrecht-Gelande. — Berlin, 1997.
Ryan Cornelius. The Last Battle. — London, 1966. Rzheshevsky O.A. 'The Race for Berlin // Journal of Slavic Military Studies. — 1995. — № 8. — September.
Der Wettlaufnach Berlin — Ein dokumentarischer Uberblick // Foerster. — Seelower Hohen 1945.
Sajer Guy. The Forgotten Soldier. — London, 1997.
Sander Helke and Johr Barbara (eds), Befreier und Befreite. Krieg, Vergewaltigungen, Kinder. — Munich, 1992.
Schdfer Hans Dieter. Berlin im Zweiten Weltkrieg, Der Untergang der Reichshauptstadt in Augenzeugenberichten. — Munich, 1985.
ScheelKlaus (ed.). Die Befreiimg Berlins 1945. — Berlin (East), 1985.
Schenk Ernst-Giinther, Ich sail Berlin sterbcn. Als Arzt in der Reichskanzlei. — Herford, 1970.
Schmitz-Berning Cornelia. Vokabular des Nationalsozialismus. — Berlin, 1998.
Shultz-Naumann Joachim. Die letzten drei Big Tage. Das Kriegstagebuch des OKW April — May 1945. — Munich, 1980.
Schwarz Hans. — Brennpunkt FHQ: Menschen und MaBtabe im Fuhrerhauptquartier. — Buenos Aires, 1950.
Schwarzer Alice. Marion Donhoff, Ein widcrstandiges Leben. — Munich, 1997.
Schwerin Kerrin Grafm. Frauen im Krieg — Briefe, Dokumcnte, Aufzeichnungen. — Berlin, 1999.
Seaton A, The Russo-German War 1941–1945. — New York, 1972.
Sereny Gitta. Albert Speer: His Battle with Truth. — London, 1995.
Sevruk V, (ed.). How Wars End: Eyewitness Accounts of the Fall of Berlin. — Moscow, 1969.
Shcheglov Dmitry. 'Military Council Representative'// How Wars End/Ed, by Sevruk.
Sherwood Robert E. The White House Papers of Harry L. Hopkins. — London, 1948.
Shirer William L, End of a Berlin Diary. — New York, 1947.
Shtemenko S.M. The Last Six .Months. — New York, 1977.
Shukman Harold (ed.). Stalin's Generals. — London, 1993,
Soltfienitsyn A. The Gulag Archipelago. — New York, 1974. — Vol. I.
Prussian Nights (tr. Robert Conquest). New York, 1983.
Deux recits de guerre. — Paris, 2000.
Spahr W, Zhukov: The Rise and Fall of a Great Captain. — Novato, Calif., 1993.
Steinhoff Johannes et al. Voices from the Third Reich: An Oral History. — New York, 1994.
Siudnitz Hans-Georg von. While Berlin Burns. — London, 1964.
Subbotin Vassily // How Wars End/Ed, by Sevruk.
Terkel Studs. The Good War. — London, 2001.
Thorwald Jilrgen. Es begann an der Wcichsel. — Stuttgart, 1950.
— Das Ende an der Elbe. — Stuttgart, 1950.
Tieke Wilhelm. Das Ende zwischen Oder und Elbe — Der Kampf urn Berlin 1945. — Stuttgart, 1981.
Trevor-Roper Hugh, The Last Days of Hitler. — London, 1995.
Tully Andrew. Berlin — the Story of a Battle. — New York, 1963.
Tumarkin Nina. The Living and the Dead: The Rise and Fall of the Cult of World War II in Russia. — New York, 1994.
Yermehren Isa. Reise durch den letzten Akt, Ein Bcricht. — Hamburg, 1947.
Vishnevsky Vsevolod. 'Berlin Surrenders' // How Wars End/ Ed. by Sevruk.
Volkogonov Dmitri. Stalin — Triumph and Tragedy, — New York, 1991.
Warlimont W. Inside Hitler's Headquarters, 1939–1945. — London, 1964.
Weidling General Helmuth, Der Endkampf in Berlin. — Potsdam, 1962.
Weltlinger S. Hast du es schon vergessen? Erlebnisberichte aus der Zeit der Verfolgung. — Berlin, 1960.
Werth Alexander, Russia at War. — London, 1964.
Wolf Markus. Spionagechefim geheimen Krieg. — Munich, 1997.
— Die Kunst der Verstellung. — Berlin, 1998.
Zaloga Steven J. Target America — the Soviet Union and the Strategic Arms Race, 1945–1964. — Novato, Calif., 1992.
Zayas Alfred M. de. Nemesis at Potsdam: The Expulsion of the Germans from the East. — London, 1989.
Zbarsky Ilya and Hutchinson Samuel. Lenin's Embalmers. — London, 1998.
Ziemke Earl The Battle for Berlin: End of the Third Reich. — London, 1969.
— The Soviets' Lost Opportunity; Berlin in February 1945. — London, 1969.
— The US Army in the Occupation of Germany 1944–1946. — Washington, DC, 1975.
— Stalingrad to Berlin: The German Defeat in the East. — Washington, DC, 1987.
Publications
Der Angriff
Der Panzerbar
Freie Welt (DDR)
Исторический архив
«Красная звезда»
«Правда»
Примечания
{1} NA 740.0011 EW/5–145.
{2} См.: Die Woche. — 2001. — 8 февраля.
{3} BLHA Pr. Br. Rep. 6A/363.
{4} РГАЛИ. — Ф. 1403. — Оп. 1. — Д. 84. — Л. 1.
{5} Klemperer, II. — 1944. — 4 сентября. — Р. 431.
{6} Loewe. Беседа. — 2001. — 9 октября.
{7} Kardorff. — Р. 153.
{8} Беседа с Э. Шмидтке. — 2000. — 15 июля.
{9} NA RG 338 В-338.
{10} SHAT 7P128.
{11} AWS. — Р. 86.
{12} Guderian. — Р. 310–311
{13} Below. — Р. 398.
{14} Ibid. — Р. 399.
{15} SHAT7P. 128.
{16} Oven. -P. 198.
{17} HUA-CD 2600 Charite Dir. 421–24/1 Bd x. — P. 125.
{18} ВА-МА 218. — P. 3, 725–749.
{19} История Второй мировом войны (далее ИВМВ).
{20} SHAT 7 Р. 128.
{21} Sajer. — Р. 382.
{22} ЦАМО. — Ф. 233. Оп. 2374. — Д. 337. — Л. 64. ИВМВ — С. 38.
{23} Там же.
{24} Беседа с Фрайтагом фон Лорингхофеном. — 1999. — 4 октября.
{25} Guderian. — Р. 315.
{26} SHAT 7 Р. 163.
{27} Сталин — Гарриману. — 14 декабря 1944 // NA RG334. — Entry 309. — Box 2.
{28} РГВА. — Ф. 38680. — Оп. 1. — Д. 3. — Л. 40.
{29} Цит. по: Сенявская. — 2000. — С. 174.
{30} Сенявская. — 1995. — С. 111.
{31} Архив Гроссмана // РГАЛИ. — Ф. 1710. — Оп. 3. — Д. 51. — Л. 221.
{32} Там же. — Л. 19.
{33} ВОВ. — Т. III. — С. 232. — № 8.
{34} Информация о Константине Рокоссовском почерпнута главным образом у Нормана Дэвиса.
{35} Рокоссовский. — С. 297.
{36} Жуков. — С. 174.
{37} Берия. — С. 130.
{38} См.: Erickson. — Р. 177–179.
{39} ЦАМО. — Ф. 233. — Оп. 2374. — Д. 337. — Л. 70.
{40} AWS. — Р. 617.
{41} ВОВ. — Т. III. — С. 236.
{42} Конев. — С. 5.
{43} ЦАМО. — Ф. 307. — Оп. 246791. — Д. 2. — Л. 225–227.
{44} ЦАМО. — Ф. 307. — Оп. 15733. — Д. 3. — Л. 37–38.
{45} Архив Гроссмана. — Л. 237–238.
{46} Дневник Бормана // ГАРФ. — Ф. 9401. — Оп. 2. — Д. 97. — Л. 32–48.
{47} NA RG334. — Entry 309. — Box 2.
{48} ВИЖ. — 1993. — № 6. — С. 30–31.
{49} NA RG334. — Entry 309. — Box 2.
{50} РГАЛИ. — Ф. 1710. — Оп. 3. — Д. 47. — Л. 14.
{51} Архив Гроссмана. — Л. 237–238.
{52} Duffy. — Р. 103.
{53} Беседа с Гумбольдтом. — 1999. — 11 октября.
{54} Ibid.
{55} ГАРФ. — Ф. 9401. — Оп. 2. — Д. 97. — Л. 32–48.
{56} Guderian. — Р. 327.
{57} Клочков. — С. 28.
{58} ВОВ. — Т. III. — С. 240
{59} Гроссман // Красная звезда. — 9 февраля.
{60} «Ярость благородная» — слова из известной песни «Священная вой