 |
|
ISLA NUBLAR, КУРОРТНЫЕ СООРУЖЕНИЯ ДЛЯ ГОСТЕЙ
(ПОЛНЫЙ КОМПЛЕКТ: ГОСТИНИЦА ПРИ «САФАРИ»).
— Что все это значит, черт возьми? — воскликнул Грант.
Едва он раскрыл книжку, как из нее выпал листок бумаги.
«Дорогие Алан и Элли.
Как видите, пока у нас готово лишь немного официальных вспомогательных материалов. Но они дадут вам представление о проекте Isla Nublar. По-моему, он очень увлекательный!
С нетерпением жду того момента, когда мы с вами сможем его обсудить. Надеюсь, вы сможете к нам присоединиться!
С наилучшими пожеланиями,
Джон.»
— Ничего не понимаю, — сказал Грант. Он быстро пролистал книжку. — Это архитектурные планы. — Он посмотрел на первую страницу:
ЦЕНТР ДЛЯ ГОСТЕЙ / РАССЕЛЕНИЕ КУРОРТА
ISLA NUBLAR
КЛИЕНТ
«Ин-Джин», Пало Альто,
Калифорния
АРХИТЕКТОРЫ
Даннинг, Мэрфи & К°. Нью-Йорк. Ричард Мэрфи, участник проекта; Теодор Чен, главный архитектор, Шелдон Джеймс, административная группа.
ИНЖЕНЕРЫ
Харлоу, Уитни & Филдз, Бостон строительные работы;
А. Т. Мисикава, Осака, механические работы.
БЛАГОУСТРОЙСТВО ТЕРРИТОРИИ
Шеппертон Роджерс, Лондон;
А. Ашикига, X. Йеяссу, Макасава.
ЭЛЕКТРИЧЕСТВО
Н. В. Кобаяси, Токио. А. Р. Макасава, старший консультант.
КОМПЬЮТЕРНАЯ СЕТЬ
Интегрированные компьютерные системы, Кэмбридж.
Массачусетс. Деннис Недри, руководитель проекта.
Грант начал рассматривать чертежи. На них стояли штампы:
«ПРОМЫШЛЕННАЯ ТАЙНА, НЕ КОПИРОВАТЬ»
и
«СЕКРЕТНЫЕ РАБОТЫ — НЕ ПОДЛЕЖАТ РАСПРОСТРАНЕНИЮ».
Все страницы были пронумерованы, а наверху стояла надпись:
«Эти чертежи являются результатом секретной работы компании „Ин-Джин“. Вы должны подписать документ 112/4А, иначе возможно судебное преследование».
— Это все похоже на бред, — сказал Грант.
— А может, здесь есть какой-то смысл, — ответила Элли.
На следующей странице была топографическая карта. Нанесенный на нее Isla Nublar напоминал развернутую каплю, выпуклую на севере и конусообразно суженную к югу. Остров был длиной тринадцать километров и на карте был разделен на несколько секторов.
Северный сектор был помечен «Место для гостей» и состоял из нескольких частей, обозначенных «Прибытие гостей», «Центр для гостей», «Энергетическое питание (Опреснители) Обеспечение», «Резиденция Хэммонда» и «Гостиница Сафари». Грант увидел очертания бассейна, прямоугольники теннисных кортов и круглые закорючки, обозначающие зеленые насаждения.
— Курорт как курорт, — сказала Элли. На следующих страницах были подробные чертежи зоны расселения участников сафари. Сама гостиница на вертикальной проекции выглядела несколько театрально: длинное низкое здание с какими-то пирамидами на крыше. Другим зданиям этой зоны на чертежах было уделено мало внимания.
Остальная часть острова была еще более загадочна. Насколько понял Грант, в основном это была открытая местность. Сеть дорог, туннелей, отдельные здания и длинное, узкое, явно искусственное озеро с бетонными дамбами и шлюзами. Значительная часть острова была разделена на большие неровные участки, почти совсем не разработанные. Каждый участок был помечен шифром:
/Р/РRОС/V/2А, /D/ТRIС/L/5(4А 1), //VV/НАDR/Х/11 (6А 3 3DВ).
— А здесь где-нибудь дан ключ к шифру? — спросил Элли.
Грант быстро перелистал бумаги, но ничего не нашел.
— Я же говорю, бред какой-то, — повторил он. Он посмотрел на неровные участки, отделенные друг от друга сетью дорог. Таких участков было всего шесть, и между их границами и дорогами были проложены забетонированные рвы. С внешней части каждого рва была ограда. Все ограды были помечены значками с изображением маленькой молнии. Грант и Элли долго не могли понять, что это означает, пока наконец не догадались, что по оградам проходит электрический ток.
— Очень странно, — произнесла Элли. — Курорт, где по ограждениям пропущен ток?
— Километры таких ограждений, — добавил Грант. — И плюс к этому рвы. А дороги, как правило, проходят между ними.
— Прямо как в зоопарке, — заметила Элли. Они вернулись к карте и стали внимательно рассматривать контурные линии. Дороги были разбросаны по острову. Главная магистраль проходила с юга на север, пересекая горный массив, расположенный в центре острова, причем один ее отрезок, казалось, буквально прорезал скалу, нависавшую над рекой. Создавалось впечатление, что все эти огороженные пространства, ограниченные рвами и изгородями с током, были созданы намеренно. Причем дороги были приподняты над общим уровнем, что давало возможность видеть, что делается за оградой.
— Знаете, — сказала Элли, — некоторые размеры здесь совершенно неожиданные. Посмотрите. Ширина этого бетонного рва десять метров. Очень похоже на военные укрепления.
— И эти здания тоже, — произнес Грант. Он заметил, что на каждом секторе острова имеется несколько построек, расположенных, как правило, в отдаленных уголках. Все они были бетонными, с толстыми стенами. На проекции сбоку они были похожи на бункеры с маленькими окошками. Совсем как огневые сооружения нацистов в старых фильмах о войне.
Их размышления прервал приглушенный звук взрыва. Грант отложил бумаги.
— За работу, — сказал он.
— Пуск!
Экран компьютера задрожал, и на нем желтым контуром появилось изображение. На этот раз вывод был верным, и Алан Грант увидел скелет, прекрасно очерченный, с длинной шеей, выгнутой назад. Без сомнения, это был детеныш велоцираптора, и, похоже, он был…
Изображение исчезло.
— Ненавижу эти компьютеры, — сказал Грант, щурясь на солнце. — Что случилось на сей раз?
— Отключился вход интегратора, — сказал один из студентов. — Подождите минутку. — И он склонился над связкой проводов, выходящих из задней панели их переносного компьютера, работающего на аккумуляторах. Компьютер был установлен на ящик из-под пива на Четвертой Горе. Рядом было устройство, которое они называли Колымагой.
Грант присел на землю и посмотрел на часы.
— Придется все делать по старинке, — сказал он, обращаясь к Элли.
— Ох, — с сожалением произнес один из студентов, услышавший эти слова.
— Дело в том, — сказал Грант, — что мне надо успеть на самолет. А я хочу обеспечить сохранность этого скелета.
Обычно если начинаешь выкапывать окаменелость, то надо довести дело до конца в один прием, иначе есть риск потерять ее. Людям, впервые попавшим в эти места, казалось, что почва здесь неподвижна, а между тем она постоянно подвергалась выветриванию и размыванию. Это происходило буквально на глазах; с утра до ночи был слышен стук камешков, скатывающихся с крошащихся склонов. Кроме того, постоянно существовала угроза ливня с ураганом, а ведь даже небольшого дождя было достаточно для того, чтобы смыть хрупкие кости динозавра. Поэтому частично выкопанный скелет был в опасности, и надо было обеспечить его сохранность до возвращения Гранта.
Обычно это делалось таким образом: над местом раскопки натягивался брезент, а по периметру его рыли канаву, чтобы сдерживать приток воды. Проблема состояла в том, чтобы определить размеры данного ископаемого, Для ее решения использовалась компьютерная акустическая томография, или КАТ. Этот метод был нововведением. Колымага выстреливала в землю мягкую свинцовую пулю, создавая ударные волны, которые компьютер считывал, и на экране появлялось изображение склона в разрезе, напоминающее рентгеновское. Этот метод они использовали с переменным успехом все лето.
Сейчас Колымага находилась в шести метрах от них. Это был большой серебряный ящик на колесах с зонтом наверху. Он был похож на тележку мороженщика, неизвестно каким образом оказавшуюся на этой выжженной земле. Обслуживали этот агрегат два юных помощника Гранта, которые заряжали его новыми свинцовыми пулями.
До сих пор программа КАТ лишь определяла размеры области раскопок, чем повышала эффективность работы команды Гранта. Но ребята, работавшие с компьютером, утверждали, что через несколько лет им удастся добиться такой детальной картины, что копать вообще не придется. Компьютер предоставит абсолютно полное трехмерное изображение костей; все это предвещало новую эру в археологии, археологию без раскопок.
Но пока до этого было далеко. А оборудование, безупречно работающее в университетской лаборатории, оказалось удивительно хрупким и неустойчивым в поле.
— Сколько еще ждать? — спросил Грант.
— Мы уже получили изображение, Алан, и неплохое. Грант посмотрел на экран. Он увидел весь скелет, обозначенный ярко-желтым цветом. Действительно, перед ним была молодая особа. Налицо были все свойства велоцираптора: единственный коготок, который у взрослого динозавра превращается в изогнутое пятнадцатисантиметровое оружие, способное раздирать добычу, у этого малыша был не больше шипа розы. Он был едва различим на экране. Вообще, велоцираптор — животное изящное, с хрупкими, как у птицы, костями и, предположительно, с интеллектом птицы.
Данный скелет вполне соответствовал норме, если не считать того, что голова и шея были выгнуты назад. Подобный шейный изгиб у ископаемых был распространенным явлением, и некоторые ученые даже выдвинули теорию, в соответствии с которой динозавры вымерли оттого, что были отравлены алкалоидами, выделяемыми растениями. Считалось, что выгнутая шея свидетельствовала о предсмертной агонии. Грант положил конец этим домыслам, доказав, что у многих видов птиц и рептилий после смерти происходило сокращение задних швейных связок, следствием чего и являлось характерное отбрасывание головы назад. И это было связано не с причиной смерти, а с процессом высыхания скелета под воздействием солнца.
Грант заметил, что скелет был еще и перекошен вбок так, что правая нога была приподнята относительно спинного хребта.
— Он кажется несколько деформированным, — сказал один из студентов. — Но, по-моему, причина не в компьютере.
— Нет, — ответил Грант. — Это время. Миллионы и миллионы лет.
Грант знал, что большинству людей трудно себе представить время с точки зрения геологии. Человеческая жизнь измеряется в совершенно другой временной шкале. Яблоко в месте среза становится коричневым за несколько минут. Серебро темнеет за несколько дней. Кучка компоста перегнивает за один сезон. Ребенок вырастает за десять лет. Ни одно из этих явлений обычной жизни не готовит человека к восприятию периода в восемьдесят миллионов лет — отрезка времени, которое прошло с тех пор, как оборвалась жизнь этого маленького животного.
На своих лекциях Грант пытался прибегнуть к различным сравнениям. Если, например, представить человеческую жизнь как один день, то все равно восемьдесят миллионов лет будут равны 3652 годам, и это будет больше, чем возраст пирамид. Да, давно же умер этот велоцираптор.
— Не очень-то он страшен на вид, — сказал один из ребят.
— Он и не был страшным, — ответил Грант. — По крайней мере, пока был маленьким.
Возможно, этот малыш питался мертвечиной, обгладывая кости животных, убитых взрослыми, в то время как те, наевшись досыта, лежали, греясь на солнце. Плотоядные за один прием могли поглощать пищу весом до двадцати пяти процентов от собственного веса, поэтому естественно, что после еды они делались сонливыми. А малыши, что-то вереща, пробирались между большими телами взрослых, снисходительно поглядывающих на них сквозь дремоту, и время от времени откусывали по кусочку от мертвых животных. Должно быть, эти малыши были смышлеными зверюшками.
Совсем другое дело — взрослые. Пожалуй, велоцирапторы самые свирепые из всех динозавров, когда-либо существовавших. Несмотря на свой небольшой рост — они весили около девяноста килограммов, а размером были с леопарда, — велоцирапторы были быстрыми, умными и очень жестокими. Они легко справлялись с противником, орудуя своими острыми зубами, мощными когтистыми передними лапами и задними ногами с единственным, но обладающим разрушительной силой когтем.
Велоцирапторы охотились группами, и Грант представлял себе, как дюжина этих животных неслась на бешеной скорости, преследуя динозавра гораздо крупнее их; как они вспрыгивали ему на спину, раздирая его шею и вонзаясь когтями между ребрами и в живот. Да, это было зрелище…
— У нас очень мало времени, — слова Элли вернули его к действительности.
Грант дал указания по поводу рытья канавы. Судя по изображению на компьютере, область залегания скелета была относительно ограниченной, поэтому будет достаточно вырыть канаву вокруг площадки в два квадратных метра. Элли между тем устанавливала над склоном брезентовый навес. Грант присоединился к ней и забил в землю последние колья.
— А как умер этот малыш? — спросил один из ребят.
— Вряд ли мы это сможем узнать, — ответил Грант. — Детская смертность среди диких животных высока. В парках Африки среди некоторых плотоядных она достигает семидесяти процентов. Он мог умереть от чего угодно: от болезни, от того, что отстал от стада, да мало ли от чего. Даже от нападения взрослого велоцираптора. Нам известно, что эти животные охотились группами, но мы ничего не знаем об их поведении в стаде.
Студенты, кивая, слушали. Все они изучали поведение животных и знали, что когда, например, вожаком львиной стаи становится новый самец, первым делом он убивает всех львят. Причина этого, видимо, лежит на генетическом уровне: самец желает как можно шире насадить собственные гены и, убив львят, он вызывает у львиц течку и оплодотворяет самок, принося им новую беременность. Этим он также лишает их возможности тратить время на воспитание потомства другого самца.
Возможно, в охотничьей стае велоцирапторов также существовал закон господства одного самца. «Как мало мы знаем о динозаврах, — подумал Грант, — Несмотря на сто пятьдесят лет исследований и раскопок по всему миру, мы не знаем почти ничего о том, какими же были динозавры на самом деле».
— Нам нужно ехать, — сказала Элли, — если мы, конечно, хотим быть в Шото в пять.
Хэммонд
Секретарь Дженнаро возилась с новым чемоданом, с которого еще не были сняты бирки.
— Знаете, мистер Дженнаро, — строго сказала она, — вы забыли упаковать чемодан, и это наводит меня на мысль, что вы не очень-то хотите ехать.
— Может, вы и правы, — ответил Дженнаро, — ведь меня не будет на дне рождения дочери. В субботу — день рождения Аманды и Элизабет пригласила двадцать четырехлетних крикунов, клоуна Кэппи и фокусника. Новость о том, что Дженнаро уезжает, не обрадовала ее, как, впрочем, и Аманду.
— Ну что ж, я сделала все, что можно было сделать за такое короткое время, — сказала секретарь. — Положила кроссовки вашего размера, шорты и рабушки хаки, несессер. Пару джинсов и ветровку на случай похолодания. Машина ждет вас внизу. Если хотите успеть на этот рейс, вы должны выехать прямо сейчас.
Она вышла. Дженнаро пошел по коридору, на ходу отрывая ярлыки с чемодана. Когда он проходил мимо стеклянных стен конференц-зала, увидевший его Дэн Росс встал из-за стола и вышел к нему.
— Удачной поездки, — сказал Росс. — Я хочу иметь полную ясность в одном: насколько плохи наши дела на самом деле, Дональд. Но если на этом острове серьезные проблемы, сжигай корабли.
— О Боже, Дэн… Ведь речь идет о крупных вложениях.
— Никаких колебаний. Не думай об этом. Просто сделай, как я говорю. Ты меня понял? Дженнаро кивнул.
— Понял, — произнес он. — Но Хэммонд…
— К черту Хэммонда, — отрезал Росс.
— Мой мальчик, мой мальчик, — услышал он знакомый скрипучий голос, — как ты поживаешь, мой мальчик?
— Очень хорошо, сэр, — ответил Дженнаро. Он откинулся на спинку мягкого кожаного кресла реактивного самолета «Гольфстрим 2», летевшего на восток, в сторону Скалистых гор.
— Ты совсем мне не звонишь, — укоризненно сказал Хэммонд. — А я скучал по тебе, Дональд. Как твоя прелестная жена?
— Хорошо. У Элизабет все прекрасно. У нас теперь есть дочь.
— Чудесно, чудесно. Дети, это такое счастье. Твоя дочь была бы в восторге от нашего нового парка в Коста-Рике.
Дженнаро успел забыть, каким коротышкой был Хэммонд: сидя в кресле, он не доставал ногами до пола; во время разговора он ими болтал. Было в нем что-то детское, хотя сейчас ему было… сколько? Семьдесят пять? Семьдесят шесть? Что-то около того. Он постарел с того момента, когда Дженнаро видел его в последний раз, но ведь это было пять лет назад.
Хэммонд был ярким человеком, прирожденным шоуменом. Дженнаро помнил, что в 1983 году у него был слон, которого он повсюду возил с собой в небольшой клетке. Слон был ростом около двадцати трех сантиметров, все в нем соответствовало норме, кроме недоразвитых бивней.
Хэммонд брал его с собой на все эти переговоры по сбору денег в свой Фонд. Как правило, Дженнаро вносил в комнату клетку, покрытую небольшим одеялом, как заварочный чайник с чехлом, и Хэммонд произносил свою обычную речь о перспективах развития так называемой «биологической потребительской продукции». Затем в самый патетический момент речи он срывал одеяло с клетки, и слон представал перед глазами собравшихся. И тут Хэммонд просил денег.
Этот слон всегда вызывал всеобщий восторг; его крошечное тело, чуть больше кошачьего, предвещало невиданные чудеса, которых можно было ждать от лаборатории Нормана Атертона, генетика из Стэнфорда, партнера Хэммонда в его новом предприятии.
Но, демонстрируя своего слова, Хэммонд много недоговаривал. Например, Хэммонд основывал фирму, связанную исследованиями в области биотехнологии, но этот маленький слон отнюдь не был достижением генной инженерии. Атертон попросту взял эмбрион карликового слона и вырастил его в искусственной среде при гормональном вмешательстве. Само по себе это уже было большим достижением, но оно не имело ничего общего с тем, о чем вещал Хэммонд.
Не говоря уже о том, что Атертону не удалось повторить это чудо, хотя он и пытался: ведь каждый, кто видел этого миниатюрного слона, хотел заполучить такого же. Кроме того, слон был склонен к простуде, особенно зимой. Стоило кому-нибудь, находящемуся поблизости от клетки чихнуть, как Хэммонда охватывал ужас. А иногда слон протискивал свои бивни между прутьями клетки и раздраженно пыхтел, пытаясь выйти на волю. Хэммонд пребывал в постоянной тревоге: как бы слон не умер раньше, чем Атертон сумеет вырастить ему замену.
Хэммонд также скрыл от предполагаемых вкладчиков тот факт, что поведение слона значительно изменилось в процессе миниатюризации. Это маленькое создание, хотя и выглядело как слон, вело себя как злобный грызун, быстрый в движении и коварный. Хэммонд предупреждал окружающих, чтобы те не гладили слона, поскольку тот мог укусить.
И хотя Хэммонд уверенно говорил о том, что ежегодный доход к 1993 году достигнет семи миллиардов долларов, его проект был абсолютно спекулятивным. У Хэммонда были воображение и энтузиазм, но все это не давало уверенности в том, что его планы осуществимы. Особенно после того, как выяснилось, что Норман Атертон, мозговой центр плана, неизлечимо болен раком. Об этом Хэммонд также не упоминал публично.
И все-таки с помощью Дженнаро Хэммонду удалось набрать нужную сумму. За период с сентября 1983 года по ноябрь 1985-го Джон Альфред Хэммонд и его «Толстокожий Портфель» набрали восемьсот семьдесят миллионов долларов, которые и должны были лечь в основу задуманной им фирмы «Интернэшинл джинетик текнолоджиз». Они бы набрали еще больше, если бы Хэммонд не настаивал на полной секретности и не заявлял о том, что доход с этого предприятия можно будет получать не раньше, чем через пять лет. Это отпугнуло многих вкладчиков. В результате им пришлось иметь дело в основном с японскими консорциумами. Японцы были единственными инвесторами, имеющими терпение.
Сидя в кожаном кресле самолета, Дженнаро думал о том, какой же изворотливый тип этот Хэммонд. Сейчас старик не желал замечать того, что юридическая фирма Дженнаро буквально навязала ему эту поездку. Напротив, Хэммонд держал себя так, будто цель ее была чисто развлекательной.
— Какая жалость, что ты не взял свою семью, Дональд, — сказал он.
Дженнаро пожал плечами:
— У моей дочери день рождения. Мы пригласили двадцать ребятишек.
Должен быть и торт, и клоун. Все, что положено.
— Да, я понимаю, — ответил Хэммонд. — Дети относятся к этому серьезно.
— А кстати. Парк готов для гостей7 — поинтересовался Дженнаро.
— Ну, формально не совсем, — ответил Хэммонд. — Но отель уже готов, так что есть где остановиться…
— А животные?
— Ну, конечно, все животные на своих местах.
— Насколько я помню, сначала предполагалось, что будет двенадцать… — начал Дженнаро.
— О, мы значительно превысили эти цифры. Сейчас у нас двести тридцать восемь животных, Дональд.
— Двести тридцать восемь?
Старик захихикал, довольный реакцией Дженнаро:
— Ты даже не можешь вообразить. У нас их стада.
— Двести тридцать восемь… А сколько видов?
— Пятнадцать различных видов, Дональд.
— Невероятно, — произнес Дженнаро. — Это потрясающе. А как дела со всем остальным, что вы задумывали? Оборудование? Компьютеры?
— Все, все есть, — ответил Хэммонд. — Все на этом острове на самом высоком уровне. Да ты и сам увидишь, Дональд. Там все просто чудесно. Вот почему эта ваша… озабоченность… так неуместна. С этим островом нет никаких проблем.
— Тогда не должно быть проблем и с инспектированием, — сказал Дженнаро.
— Их и не будет, — ответил Хэммонд. — Но это нас задержит. Все остановится из-за вашего официального визита…
— Вы и без нас отставали от плана. Вы отложили открытие.
— Ах, это. — Хэммонд теребил концы красного шелкового платка, торчащие из нагрудного кармана его куртки. — Этого не могло не произойти. Не могло.
— Почему? — спросил Дженнаро.
— Ну что ж, Дональд, — начал Хэммонд, — чтобы это объяснить, нужно вернуться к первоначальной концепции нашего предприятия. Он был задуман как самый современный в мире парк для развлечений и отдыха, сочетающий новейшие достижения электроники и биологии. Я не говорю о трюках. Трюки существуют везде. Они есть и на Кони-Айленде. И сейчас везде есть аттракционы с использованием мультипликации, электроники, световых эффектов: дом с привидениями, логово пиратов, Дикий Запад, землетрясение… Ну а мы решили создать биологические аттракционы. Живые аттракционы. Аттракционы настолько потрясающие, что они захватят воображение всего мира.
Дженнаро не смог сдержать улыбки. Он уже не раз слышал эту речь, слово в слово обращенную к вкладчикам много лет назад.
— И мы не должны забывать, что главной целью нашего проекта в Коста-Рике являются прибыли, — заявил Хэммонд, глядя в иллюминатор, — огромные прибыли.
— Я помню, — сказал Дженнаро.
— А секрет того, как делать деньги на Парке, — продолжал Хэммонд, — очень прост — сократить расходы на персонал. На тех, кто занимается едой, на продавцов билетов, на всех этих уборщиков, ремонтников. Наш Парк должно обслуживать минимальное число людей. Поэтому основная часть денег вложена в компьютеры: мы автоматизировали все, что только можно.
— Я помню…
— Но реальность такова, — сказал Хэммонд, — что, когда вы одновременно занимаетесь всеми животными и всеми компьютерами, не избежать неожиданностей. Кому-нибудь удавалось наладить работу огромной компьютерной сети по плану? Я таких не знаю.
— Значит, все это обычные задержки, связанные с началом работы?
— Именно, — подтвердил Хэммонд, — обычные задержки.
— Я слышал, что во время строительства были несчастные случаи, — сказал Дженнаро. — Погибли несколько рабочих…
— Да, было несколько несчастных случаев, — согласился Хэммонд. — Со смертельным исходом — три. Двое рабочих погибли во время прокладки дороги через скалу. А третий попал под бульдозер в январе. Но за последние месяцы у нас не было ни одного несчастного случая. — Старик положил руку на плечо Дженнаро. — Поверь мне, Дональд, — сказал он, — все на острове идет по плану. И все у нас там прекрасно.
Послышался щелчок радио. Прозвучал голос пилота:
«Пожалуйста, пристегните ремни. Мы идем на посадку в Шото».
Шото
Грант и Элли стояли у «джипа» посреди выжженной солнцем равнины, ожидая приземления самолета. Вдали чернели горы. Полуденный ветер гнал пыль и сухие листья перекати-поля по растрескавшемуся бетону аэродрома.
— До чего ж противно прислуживать этим толстосумам, — проворчал Грант.
— Без этого не обойтись, — пожала плечами Элли.
Многие науки, такие, как физика и химия, финансировало государство, но палеонтология по-прежнему оставалась в сильной зависимости от частной финансовой поддержки. Хотя этот костариканский остров сам по себе вызывал любопытство Гранта, он согласился на эту поездку по другой причине: он не мог отказать Джону Хэммонду. Это была оборотная сторона покровительства, и так было всегда.
Небольшой, сияющий глянцем самолет марки «Груммен», сделав круг над полем, сел и покатился в их сторону. Элли надела на плечо дорожную сумку. Самолет остановился, распахнулась дверь, открытая стюардессой в голубой униформе.
Грант был удивлен, что внутри самолета, несмотря на роскошную обстановку, было так тесно. Ему пришлось пригнуться для того, чтобы подойти и пожать руку Хэммонду.
— Доктор Грант и доктор Сэттлер, — сказал Хэммонд, — очень рад вас видеть. Позвольте представить вам моего коллегу, Дональда Дженнаро.
Дженнаро оказался коренастым, крепким мужчиной лет тридцати пяти в костюме от Армани и в очках в металлической оправе. Гранту он сразу же не понравился. Они обменялись рукопожатиями. Пожимая руку Элли, Дженнаро удивленно произнес:
— А вы, оказывается, женщина.
— Такое иногда случается, — ответила Элли, а Грант подумал: «Ей он тоже не понравился». Хэммонд повернулся к Дженнаро:
— Вы, конечно, знаете, чем занимаются доктор Грант и доктор Сэттлер. Они палеонтологи. Они выкапывают динозавров. — И он захохотал, видимо, найдя в этом что-то смешное.
— Прошу вас занять свои места, — сказала стюардесса, закрывая дверь.
Самолет сразу же тронулся с места.
— Вы должны нас извинить за всю эту суматоху, — сказал Хэммонд, — Дональду очень важно, чтобы мы скорее оказались там.
Пилот сообщил, что через четыре часа они будут в Далласе, где самолет дозаправится, а оттуда они полетят прямо в Коста-Рику, куда прибудут к утру.
— А сколько времени мы пробудем в Коста-Рике? — спросил Грант.
— Это зависит от многих обстоятельств, — ответил Дженнаро, — нам надо кое-что выяснить.
— Клянусь, — сказал Хэммонд, — мы пробудем там не больше сорока восьми часов. Грант пристегнул ремень.
— Этот ваш остров, на который мы направляемся, — я ничего раньше о нем не слышал. Это что, какая-то тайна?
— В некотором роде, — ответил Хэммонд. — Мы очень, очень старались, чтобы никто о нем не узнал до того дня, когда мы наконец откроем его и он предстанет перед удивленной и восхищенной публикой.
Выгодная цель
Корпорация «Биосин» в Купертино, штат Калифорния, никогда еще не созывала экстренного совещания совета директоров. А сейчас в конференц-зале сидели десять директоров, раздраженных и проявляющих нетерпение. Было восемь часов вечера. Сначала они переговаривались между собой, но разговоры постепенно затихли. Слышался лишь шелест бумаг. Все напряженно поглядывали на часы.
— Чего мы ждем? — спросил один из них.
— Мы ждем еще одного человека, — сказал Льюис, Доджсон, — нам нужен еще один.
Он посмотрел на часы. В офисе Рона Мейера сказали, что он вылетел из Сан-Диего шестичасовым самолетом. Ему пора бы быть здесь, даже с учетом времени на дорогу из аэропорта.
— Нужен кворум? — спросил еще один из директоров.
— Да, — ответил Доджсон. — Нам нужен еще один. Это утихомирило всех еще на какое-то время. Необходимость кворума означала, что им предстоит принять какое-то важное решение. И, черт возьми, они его примут, хотя Доджсон предпочел бы обойтись без этого совещания. Но Стейнгратен, глава «Биосина», был непреклонен.
— Ты должен получить их согласие на это. Лью, — сказал он.
Говоря о Льюисе Доджсоне, все сходилось во мнении, что он самый напористый генетик из своего поколения или самый безрассудный. В свои тридцать четыре года это был лысеющий человек с лицом хищной птицы, в котором чувствовалась воля. Некогда Джон Хопкинс исключил его из аспирантуры за то, что Доджсон собирался применять генную терапию на людях, не проведя предварительной должной апробации. Позже, нанятый компанией «Биосин», он проводил в Чили испытания спорной вакцины против бешенства. Сейчас Доджсон возглавлял отдел развития перспективной продукции в «Биосине», который должен был заниматься «встречными разработками», то есть изучением устройства и принципов работы продукции конкурирующих фирм, и на базе этого созданием собственного варианта. Фактически отдел существовал за счет промышленного шпионажа, большая часть которого была направлена против компании «Ин-Джин».
В восьмидесятые годы лишь у нескольких компаний, занимающихся разработкой генной инженерии, появились вопросы типа «Каков биологический эквивалент плеера „Сони“?» Эти компании не интересовали ни лекарства, ни здравоохранение, полем их деятельности были развлечения, спорт, отдых, косметика и домашние животные. В девяностые годы ощутимая потребность в «биологической потребительской продукции» была уже высока, И «Ин-Джин», и «Биосин» были заняты в этой области.
«Биосин» уже достигла некоторого успеха, создав по заказу Департамента по рыболовству и развлечениям штата Айдахо вид новой, светлой форели. Такая форель была заметнее в реке, и считалось, что это шаг вперед в развитии рыболовства. (По крайней мере сократилось число жалоб в Департамент в связи с отсутствием в реках форели.) А то, что эта форель зачастую не выдерживала яркого солнца и что ее мясо было рыхлым и безвкусным, не обсуждалось. «Биосин» продолжал работу над ней и…
Открылась дверь и появился Рон Мейер. Войдя в комнату, он быстро сел на свое место. Теперь у Доджсона был кворум. Он встал.
— Джентльмены, — обратился он к присутствующим, — мы сегодня собрались здесь, чтобы обсудить, как говорят военные, выгодную цель — «Ин-Джин».
Доджсон кратко изложил предысторию. Появление «Ин-Джин» в 1983 году при помощи японских вкладчиков. Приобретение трех суперкомпьютеров «Крей Экс-эм-пи». Приобретение Isla Nublar в Коста-Рике. Запасы янтаря. Необычные дары зоопаркам по всему миру, начиная от Нью-Йорского зоологического общества, кончая Рантхапурским парком диких животных в Индии.
— И несмотря на всю эту информацию, — сказал Доджсон, — мы до сих пор не знали, каковы истинные цели «Ин-Джин». Создавалось впечатление, что они занимаются животными; на них работали ученые, представляющие науки, связанные с прошлым: палеобиологи, филогенетики по ДНК и так далее.
Затем в 1987 году они купили никому не известную компанию из Нэшвила, штат Теннесси, «Пористые пластмассы». Эта агропромышленная компания незадолго до этого запатентовала новый вид пластика, обладающего свойствами скорлупы птичьего яйца. Придав ему форму яйца, в нем можно вырастить зародыш птенца. Начиная со следующего года все производство этого пористого пластика оказалось в руках «Ин-Джин».
— Доктор Доджсон, все это, конечно, очень интересно…
— В это же время, — продолжал Доджсон, — на Isla Nublar началось строительство. Там проводились огромные земляные работы; в частности, в центре острова было вырыто неглубокое озеро длиной в три километра. Была пущена весьма достоверная информация о том, что там строится курорт, но на самом деле «Ин-Джин» построила на острове огромный частный зоопарк.
Один из директоров подался вперед и произнес:
— И что из этого, доктор Доджсон?
— Это не обычный зоопарк, — проговорил Доджсон, — такого зоопарка нет нигде в мире. Похоже, что «Ин-Джин» создала нечто совершенно необычное. Им удалось клонировать[5]вымерших животных.
— Что это за животные?
— Животные, которые выводятся из яйца и которым в зоопарке требуется большое пространство.
— Что это за животные?
— Динозавры, — ответил Доджсон. — Они клонируют динозавров.
* * *
Последовавшее всеобщее оцепенение, по мнению Доджсона, было абсолютно неуместно. Косность этих денежных мешков всегда раздражала его: они вкладывали деньги в науку, ничего не зная о ее возможностях.
А ведь не так давно, в 1982 году, в научной литературе уже была дискуссия о клонировании динозавров. С каждым годом работа с ДНК открывала что-то новое. Уже в восьмидесятые годы был извлечен генетический материал из египетских мумий, из шкуры квагги, африканского животного, похожего на зебру, вымершего около столетия назад. К 1985 году казалось возможным восстановить ДНК этой лошади и вырастить новое животное. В таком случае это было бы первым животным, вызванным из прошлого благодаря одному лишь воссозданию ДНК. Но если возможно это, то почему невозможно и другое? Например, воссоздать мастодонта? Саблезубого тигра? Дронта?
Или даже динозавра?
Правда, еще нигде на Земле не была обнаружена ДНК динозавра. Но если перемолоть большое количество костей динозавров, то, возможно, и удалось бы извлечь фрагменты ДНК. Раньше считалось, что процесс окаменения уничтожает всю ДНК. Но сейчас это мнение признано неверным. Если восстановить достаточное количество фрагментов ДНК, то появится возможность клонировать живого динозавра.
Тогда, в 1982 году, техническая сторона этого казалась неразрешимой. Но для теоретических изысканий не было никаких препятствий. Они были сложны, дорогостоящи и не давали гарантий в успехе. Но все-таки при определенных усилиях он был возможен.
И, судя по всему, «Ин-Джин» решила попробовать.
— И вот что они сделали, — сказал Доджсон, — они создали величайший туристический аттракцион за всю историю мира. Вам известно, как популярны зоопарки. В прошлом году число американцев, посетивших зоопарки, значительно превысило число побывавших на всех играх профессионального бейсбола и футбола, вместе взятых. И японцы любят зоопарки: в Японии сейчас пятьдесят зоопарков, а еще больше строится. А что касается этого зоопарка, то «Ин-Джин» может запросить любую плату. Две тысячи долларов в день, десять тысяч в день… И, кроме того, не надо забывать о коммерции. Фотоальбомы, майки, видеоигры, кепки, мягкие игрушки, книжки с комиксами и, конечно, домашние животные.
— Домашние животные?
— Конечно. Если «Ин-Джин» может создать динозавра в натуральную величину, то они смогут создать и карликовых динозавров, чтобы все желающие могли держать их у себя дома. Какому ребенку не захочется иметь маленького динозавра? Быть хозяином маленького патентованного животного? «Ин-Джин» будет продавать их миллионами. И «Ин-Джин» уж постарается сделать их такими, чтобы они могли есть пищу, только изготовленную «Ин-Джин».
— О Боже, — произнес кто-то.
— Именно, — сказал Доджсон. — Этот зоопарк станет центром небывалого предприятия.
— Вы сказали, что эти динозавры будут патентованными?
— Да. Сейчас можно патентовать генетически созданных животных.
Верховный суд принял это решение в 1987 году. У «Ин-Джин» будут свои динозавры, и больше никто законно не сможет их производить.
— А что мешает нам создать наших собственных динозавров? — раздался вопрос.
— Ничего, кроме того, что они опередили нас на пять лет. Догнать их до конца века почти невозможно. Выдержав паузу, Доджсон добавил:
— Конечно, если бы мы могли заполучить несколько образцов их динозавров, мы бы изучили их и создали свои собственные, с соответствующими модификациями в ДНК, позволяющими обойти их патент.
— Мы можем получить экземпляры их динозавров? Последовала пауза.
Затем Доджсон ответил:
— Думаю, что да.
Кто-то, прочистив горло, спросил:
— А это не будет незаконно…
— Нет-нет, — быстро ответил Доджсон. — Ничего незаконного. Речь идет о законном источнике их ДНК. Недовольный сотрудник или какая-нибудь шваль, от которой избавились, что-то в этом роде.
— У вас есть законный источник, доктор Доджсон?
— Да, — ответил Доджсон. — Но, к сожалению, у нас мало времени.
Дело в том, что «Ин-Джин» переживает сейчас небольшой кризис, и мой источник должен будет действовать в течение ближайших двадцати четырех часов.
В комнате повисла напряженная тишина. Присутствующие смотрели то на секретаршу, стенографирующую совещание, то на магнитофон на столе напротив нее.
— Нет необходимости в принятии формального решения, — сказал Доджсон, — мне только нужно знать, одобрите ли вы мои действия…
Присутствующие медленно закивали.
Никто не произнес ни слова. В протокол ничего не пошло. Они просто молча кивали.
— Спасибо за то, что приехали, джентльмены, — сказал Доджсон. — Я вас понял.
Аэропорт
Льюис Доджсон вошел в здание аэропорта Сан-Франциско и быстро огляделся. Человек, с которым у него была назначена встреча, был уже там и ждал его у стойки. Доджсон присел рядом, поставил кейс на пол между ними.
— Опаздываешь парень, — произнес человек. Взглянув на соломенную шляпу Доджсона, он засмеялся:
— Это что, маскировка?
— На всякий случай, — подавив раздражение, ответил Доджсон. В течение шести месяцев Доджсон терпеливо обрабатывал этого человека, а тот с каждой встречей вел себя все более заносчиво и нагло. Но выхода у Доджсона не было: слишком велика была ставка, и они оба об этом знали.
ДНК, созданная методом биоинженерии, если оценивать по весу — самое дорогое вещество в мире. Одна микроскопическая бактерия, которую не разглядеть невооруженным глазом, содержит гены фермента сердечного приступа, стрептокиназы или «антифриза», который предохраняет зерновые культуры от замерзания; и знающий в этом полк покупатель не пожалеет за такую бактерию и пяти миллиардов долларов.
Это и породило еще одну сторону промышленного шпионажа, новую и весьма своеобразную. А Доджсон в этом деле был большим специалистом. В 1987 году, например, он уговорил одну женщину-генетика, считавшую себя недооцененной в компании «Сетус», перейти к ним в «Биосин», прихватив с собой пять штаммов выработанной там бактерии. Эта женщина попросту нанесла по капле на ногти одной руки и вышла из здания компании.
Но с «Ин-Джин» все было сложнее. Доджсону нужны были уже не бактериальная ДНК; он хотел получить замороженные эмбрионы, охрана которых, как он знал, осуществлялась самым тщательным образом. Чтобы получить их, ему нужен был сотрудник компании, имеющий доступ к эмбрионам, который бы пожелал их выкрасть, преодолев все препоны. Найти такого человека было нелегко.
И все-таки в январе Доджсону удалось выявить подходящего сотрудника «Ин-Джин». Хотя этот человек не имел непосредственного доступа к генетическому материалу, Доджсон не упускал его из виду и встречался с ним раз в месяц в баре «У Карлоса и Чарли» в Силиконовой Долине, снабжая его небольшими суммами. И сейчас наступил тот момент, которого Доджсон так долго ждал: «Ин-Джин» приглашала на свой остров консультантов и подрядчиков, а это означало, что можно будет получить доступ к эмбрионам.
— Ближе к делу, — сказал человек. — У меня десять минут до вылета.
— Вы хотите, чтобы я напомнил вам порядок ваших действий? — спросил Доджсон.
— К черту мои действия, мистер Доджсон, — ответил человек, — Покажите мне эти вонючие деньги.
Доджсон отстегнул замки кейса и приоткрыл его. Человек скользнул взглядом по содержимому:
— Это все?
— Здесь половина. Семьсот пятьдесят тысяч долларов.
— Ну что же, прекрасно. — Человек отвернулся и допил свой кофе. — Нормально, мистер Доджсон. Доджсон быстро закрыл кейс.
— Надеюсь, вы помните, что это за все пятнадцать экземпляров.
— Помню. Пятнадцать замороженных эмбрионов. А как я их буду переправлять?
Доджсон протянул ему аэрозольный баллон с пенкой для бритья «Жиллетт».
— В нем?
— Да.
— А если мой багаж проверят? Доджсон пожал плечами:
— Надавите на клапан.
Человек нажал, и на руке его появилась белая пенка.
— Неплохо. — Он вытер руку о край тарелки. — Неплохо.
— Просто этот баллон немного тяжелее обычного. Техники Доджсона монтировали его двое суток без перерыва. Доджсон быстро показал, как с ним обращаться.
— Сколько в нем охлаждающего газа?
— Хватит на тридцать шесть часов. К этому времени эмбрионы должны быть в Сан-Хосе.
— А это уж забота вашего парня на катере, — сказал человек. — Лучше позаботьтесь о том, чтобы у него на борту оказался переносной холодильник.
— Обязательно, — ответил Доджсон.
— Вернемся к нашим условиям…
— Все остается в силе, — сказал Доджсон. — Пятьдесят тысяч за доставку каждого эмбриона. А если они окажутся жизнеспособными, то еще по пятьдесят за каждого.
— Отлично. Только чтобы катер обязательно ждал в пятницу вечером у восточного порта острова. Не у северного, куда причаливают большие транспортные суда, а у восточного порта. Это такой маленький вспомогательный причал. Вы поняли?
— Понял, — сказал Доджсон. — Когда вы вернетесь в Сан-Хосе?
— Наверное, в воскресенье. — Человек отошел от стойки.
Доджсон вдруг почувствовал беспокойство:
— А вы точно знаете, что будете делать с…
— Знаю, — ответил человек, — можете быть спокойны, знаю.
— Кроме того, — сказал Доджсон, — мы полагаем, что остров поддерживает постоянную радиосвязь с дирекцией корпорации «Ин-Джин» в Калифорнии, и поэтому…
— Послушайте, я все знаю, — перебил его человек. — Успокойтесь и готовьте деньги. Я хочу получить всю сумму наличными утром в воскресенье в аэропорту Сан-Хосе.
— Я буду ждать вас, — сказал Доджсон. — Можете не волноваться.
Малкольм
В Далласе незадолго до полуночи в самолет вошел высокий худой лысоватый человек, одетый во все черное: черную рубашку, брюки, черные носки и ботинки.
— О, Доктор Малкольм, — произнес Хэммонд, изобразив на лице улыбку.
— Привет, Джон, — усмехнулся Малкольм в ответ. — Да, боюсь, что твой вечный противник опять с тобой.
Со словами: «Ян Малкольм, математик, здравствуйте» он быстро пожал всем руки. Гранту показалось, что поездка, прежде всего, забавляет Малкольма, и он поразился этому.
Конечно же, имя Малкольма было известно Гранту. Ян Малкольм был самым известным из плеяды молодых математиков, которые открыто заявили о том, что их интересует «истинное устройство мира». Эти ученые порвали с традицией, поддерживаемой их отстраненными от жизни собратьями по науке в нескольких важнейших направлениях. Во-первых, они постоянно использовали компьютеры, к чему следовавшие традиции математики относились неодобрительно. Во-вторых, они работали в основном только с нелинейными уравнениями в недавно появившейся области математики под названием «теория хаоса». И в-третьих, они старались оперировать явлениями, реально существующими в мире. И наконец, чтобы подчеркнуть свой выход из мира академизма, их одежда и манера говорить отличались тем, что один из математиков старшего поколения назвал «прискорбным избытком индивидуальности». Иначе говоря, они зачастую вели себя как «звезды» рока.
Малкольм сел в одно из кресел. Стюардесса предложила ему что-нибудь выпить, и он попросил:
— Диетическую колу.
В открытую дверь тянуло влажным воздухом Далласа.
— Не жарковато ли вам в черном? — обратилась к нему Элли.
— Вы очень хорошенькая, доктор Сэттлер, — последовал ответ. — Я готов целый день любоваться вашими ножками. Но при этом должен вам сказать, что вы не правы: черный цвет как нельзя лучше годится для жары. Вспомните об излучении абсолютно черного тела, черный — наилучший цвет для жары. Эффективное излучение. В любом случае, я ношу только два цвета: черный и серый.
Элли смотрела на него, широко открыв рот.
— Эти цвета годятся на все случаи жизни, — продолжал Малкольм, — и они хорошо сочетаются друг с другом, поэтому не страшно по ошибке надеть серые носки с черными брюками.
— Но вам не кажется скучным носить только два цвета?
— Абсолютно нет. Я считаю, что это освобождает. Я полагаю, что моя жизнь имеет определенную ценность, и не хочу терять времени на мысли о туалетах, — сказал Малкольм. — Я не хочу думать о том, что я надену утром. Если честно, что может быть скучнее моды? Разве только профессиональный спорт. Взрослые мужчины, ударяющие по маленьким мячикам, в то время как остальная часть человечества платит деньги за то, чтобы им похлопать. Но в целом моду я считаю гораздо зануднее спорта.
— Доктор Малкольм, — пояснил Хэммонд, — человек твердых принципов.
— И немного не в себе, — бодро добавил Малкольм. — Но вы должны признать, что мы затронули нетривиальную тему. Мы живем в мире ужасных данностей. Это данность, что вы ведете себя именно так, что вас волнует именно это. Никто не думает о данностях. Неудивительно ли это? В обществе информации никто не думает. Мы хотели избавиться от бумаги, а получилось, что мы избавились от мысли.
Хэммонд, подняв руки, повернулся к Дженнаро:
— Это вы его пригласили.
— Что очень кстати для вас, — сказал Малкольм. — Потому что у вас, похоже, серьезные проблемы.
— У нас нет проблем, — быстро ответил Хэммонд.
— Я всегда говорил, что этот остров неперспективен, — продолжал Малкольм. — Я предсказывал это с самого начала. — Он потянулся за своим портфелем из кожи. — И сейчас, я полагаю, вы все знаете, каков будет неизбежный результат. Вам придется все это прикрыть.
— Прикрыть! — В гневе Хэммонд встал. — Ну это просто смешно!
На этот взрыв Хэммонда Малкольм лишь пожал плечами.
— Я привез копии моего отчета, — сказал он. — Можете на них взглянуть. Это отчет о консультации, которую я проводил для «Ин-Джин». Вычисления тут сложноваты, но я могу помочь вас с ними разобраться. Вы что, уходите?
— Мне нужно сделать несколько звонков, — сказал Хэммонд и вышел в соседнее помещение.
— Ну что ж, лететь нам долго, — сказал Малкольм, — по крайней мере, мой отчет вас хоть как-то займет.
* * *
Самолет летел, пронзая темноту ночи.
Грант знал, что у Малкольма были недоброжелатели, и он понимал теперь, почему многие находили его стиль слишком колючим, а его приложение теории хаоса слишком легковесным. Грант листал отчет, глядя на уравнения.
— Из вашего отчета вытекает, что остров обречен на неудачу? — послышался голос Дженнаро.
— Правильно.
— Из-за теории хаоса?
— Правильно. А точнее, из-за поведения системы в фазовом пространстве.
Дженнаро отбросил бумаги в сторону и спросил:
— А можно это перевести на английский?
— Конечно, — ответил Малкольм. — Давайте решим, с чего начать. Вы знаете, что такое нелинейное уравнение?
— Нет.
— А странные аттракторы?
— Нет.
— Хорошо, — сказал Малкольм, — начнем с самого начала. — Он помолчал, глядя в потолок. — Физика достигла большого успеха, описав определенные виды поведения: движение планет по орбите, полет космического корабля на Луну, маятники, пружины, катящиеся шарики и тому подобное. Обычное движение предметов. Все это выражается так называемыми линейными уравнениями, и математики без труда могут их решить. Мы решали их сотни лет.
— Хорошо, — сказал Дженнаро.
— Но существует и другой вид поведения, который с трудом поддается физике. Ну, например, все, что связано с турбулентностью. Вода, льющаяся из сосуда. Движение воздуха над крылом самолета. Погода. Кровь, проходящая через сердце. Турбулентные явления выражаются нелинейными уравнениями. Решить их трудно и даже почти невозможно. Поэтому вся эта область всегда была непонятна физикам. Но около десяти лет назад появилась новая теория, которая освещает все эти явления. Она называется теорией хаоса.
Первоначально эта теория выросла из попыток в шестидесятые годы создать электронную модель погоды.
Погода — это большая сложная система, а более конкретно — это земная атмосфера в ее взаимодействии с землей и солнцем. Поведение этой большой и сложной системы никогда не поддавалось пониманию. Поэтому мы не могли предсказывать погоду. Но первые исследователи благодаря компьютерным моделям поняли одно: даже если это можно понять, предсказать это невозможно. Предсказать погоду абсолютно невозможно. А причина в том, что поведение системы чутко реагирует на начальные условия.
— Я запутался, — сказал Дженнаро.
— Если я буду стрелять из пушки снарядом определенного веса, с определенной скоростью и под определенным углом и если после этого я выстрелю вторым снарядом почти того же веса, почти с той же скоростью и почти под тем же углом — что произойдет?
— Оба снаряда приземлятся почти в одном и том же месте.
— Правильно, — сказал Малкольм. — Это — линейная динамика.
— Хорошо.
— Но если у меня есть одна система погоды, которую я привожу в действие при определенной температуре, определенной скорости ветра и определенной влажности и если я повторю все это при почти таких же температуре, ветре и влажности, то вторая система не поведет себя почти так же, как первая. Она отклонится и очень быстро превратится в нечто совершенно другое. Гроза вместо ясного солнца. Это и есть нелинейная динамика. Она чувствительна к начальным условиям: мельчайшие различия растут и превращаются в доминирующие.
— Кажется, я понимаю, — сказал Дженнаро.
— В двух словах это «эффект бабочки». Бабочка машет крыльями в Пекине, а погода меняется в Нью-Йорке, — Значит, хаос — это все случайное и непредсказуемое? — спросил Дженнаро. — Я правильно понял?
— Нет, — ответил Малкольм. — На самом деле мы находим скрытые закономерности внутри комплексного многообразия поведения системы. Вот почему столь широки возможности теории хаоса: с ее помощью можно изучать что угодно: уровни цен на бирже, поведение разбушевавшейся толпы, электрическую активность мозга при эпилепсии. Любой вид комплексной системы, где имеют место беспорядок и непредсказуемость. Мы можем найти порядок, лежащий в ее основе. Понятно?
— Да, — ответил Дженнаро. — Но что это за порядок?
— В основном он характеризуется движением системы внутри фазового пространства, — ответил Малкольм.
— Господи, — вырвалось у Дженнаро, — единственное, что я хочу знать, это почему вы считаете остров Хэммонда неперспективным.
— Понимаю, — сказал Малкольм. — Дойду и до этого. Теория хаоса утверждает два положения. Первое: в основе комплексных систем, подобных погоде, лежит порядок. Второе, противоположное первому, — поведение простых систем может носить сложный характер. Возьмем, например, шары при игре в пул[6]. Вы ударяете по шару, и он начинает отскакивать от краев стола. Теоретически это очень простая система, почти ньютоновская. Если вам известны сила, приложенная к шару, его масса и вы можете вычислить, под какими углами шар будет ударяться о стенки, то вы можете предсказать и все дальнейшее поведение шара. Теоретически вы могли бы предсказать все его поведение, пока он не остановится. Вы могли бы определить, где он остановится через три часа.
Ясно, — кивнул Дженнаро.
— Но на самом деле оказывается, что предсказать больше, чем на несколько секунд, вы не можете. Потому что почти сразу вступают в действие мельчайшие детали: неровности на поверхности шара, крошечные царапины на деревянной поверхности стола — и поведение шара меняется.
Нескольких секунд достаточно для того, чтобы перечеркнуть все ваши кропотливые расчеты. Таким образом, выходит, что поведение простой системы, каковой является шар для пула, непредсказуемо.
— Понятно.
— А проект Хэммонда, — продолжал Малкольм, — тоже простая система — животные в среде зоопарка, — которая в конечном счете поведет себя непредсказуемо.
— Вы так считаете из-за…
— Теории, — сказал Малкольм.
— Но, может быть, стоит сначала осмотреть остров, увидеть, что там сделано?
— Нет. В этом нет никакой необходимости. Детали несущественны. Теория говорит о том, что поведение острова очень скоро станет непредсказуемым.
— А вы уверены в вашей теории?
— Конечно, — сказал Малкольм. — Абсолютно уверен. — Он откинулся на спинку кресла. — С этим островом не все в порядке. Вас ждет катастрофа.
Isla Nublar
Завывая, винты вертолета начали вращаться, отбрасывая тени на взлетную полосу аэропорта Сан-Хосе. В наушниках Гранта послышался треск: пилот говорил с механиком.
В Сан-Хосе они взяли еще одного пассажира, человека по имени Деннис Недри, который прилетел туда, чтобы к ним присоединиться. Толстый и неопрятный, он жевал шоколад. Пальцы у него были липкими, а к рубашке пристали клочки обертки. Недри пробормотал что-то о том, что он работает с компьютерами, и ни с кем не поздоровался за руку.
Глядя вниз сквозь стекло. Грант видел бетонное поле аэродрома, которое становилось все меньше и меньше, он смотрел на мчащуюся за ними тень вертолета, который уносил их на запад, к горам.
— Нам лететь около сорока минут, — сказал сидевший неподалеку Хэммонд.
Пролетая над невысокими горами, они оказались в гуще перистых облаков, сквозь которые пробивалось яркое солнце. Гранта поразила пустынность этих суровых гор: никакой растительности, лишь голая, выветренная порода.
— В Коста-Рике, — сказал Хэммонд, — контроль рождаемости лучше, чем в других странах Центральной Америки, но и здесь леса отсутствуют, особенно в последние десять лет.
Миновав облачную зону, вертолет оказался по другую сторону гор, и Грант увидел пляжи западного побережья. Они пролетели над маленькой прибрежной деревенькой.
— Байя Анаско, — сказал пилот, — рыбацкая деревня. — Он показал на север. — Дальше вдоль берега вы видите заповедник Кабо Бланко. Там великолепные пляжи.
Вертолет повернул к океану. Вода стала зеленой, а затем потемнела, приобретя цвет аквамарина. Солнце отражалось на ее поверхности. Было около десяти утра.
— Еще пара минут, — сказал Хэммонд, — и мы увидим Isla Nublar.
Хэммонд объяснил, что Isla Nublar — не настоящий остров. Скорее, это морское образование, вулканический взброс скалы со дна океана.
— Свидетельства его вулканического происхождения можно увидеть повсюду на острове, — сказал Хэммонд. — Там множество мест выхода подземных испарений, и очень часто земля под ногами горячая. Из-за этого, а также из-за множества течений на острове очень туманно. Когда мы прилетим, вы увидите… А вот и он.
Вертолет рванулся вперед, снизившись над водой. Грант увидел резкие очертания острова, острыми шпилями скал круто поднимающегося над океаном.
— Господи, он похож на Алькатраз, — сказал Малкольм.
Над покрытыми зеленью склонами клубился туман, придавая острову таинственный вид.
— Только, конечно, намного больше, — ответил Малкольму Хэммонд. — Почти тринадцать километров в длину и пять в ширину в самом широком месте, а площадь его примерно пятьдесят шесть квадратных метров. Выходит, что это крупнейший биологический заповедник в Северной Америке.
Вертолет снова набрав высоту, направился к северной части острова. Грант пытался смотреть сквозь плотную пелену тумана.
— Туман здесь обычно не такой густой, — сказал Хэммонд. Он казался обеспокоенным.
У северного побережья горы были самыми высокими на острове. Они поднимались над океаном на высоту двух тысяч метров. Вершины их были в тумане, но Гранту видны были неровные скалы, о которые с грохотом разбивались волны океана. Вертолет поднялся над горами.
— К сожалению, — сказал Хэммонд, — мы должны приземлиться на острове. Мне это не по душе, поскольку мы потревожим животных. А это иногда небезопасно…
Его слова были прерваны голосом пилота:
— Начинаем снижение. Держитесь крепче, ребята. Вертолет начал снижаться, и они тут же оказались в гуще тумана. В наушники Грант слышал повторяющиеся электронные позывные, но видимости не было никакой; затем появились смутные очертания зеленых веток сосен, прорезающихся сквозь туман. Некоторые ветки были совсем близко.
— Как ему это удается, черт возьми? — спросил Малкольм, но ему никто не ответил.
Пилот повернул голову налево, затем направо, глядя на сосны.
Деревья были все еще близко. Вертолет быстро снижался.
— О Боже, — сказал Малкольм.
Сигналы в наушниках стали громче. Грант посмотрел на пилота. Тот был поглощен посадкой. Грант взглянул вниз и увидел прямо под вертолетом гигантский ярко флуоресцирующий крест. На концах креста мигали лампы. Пилот слегка скорректировал курс, и вертолет коснулся посадочной полосы. Шум двигателя стал тише и постепенно замер.
Грант облегченно вздохнул и отстегнул ремень безопасности.
— Мы должны быстро спуститься, вот здесь, — сказал Хэммонд, — из-за завихрения ветра. На этой горе бывают часто сильные завихрения, и… ну вот, все в порядке.
Грант увидел, что к вертолету бежит рыжеволосый человек в бейсбольной кепке. Подбежав, тот распахнул дверь и сказал:
— Привет, я Эд Реджис. Добро пожаловать всем на Isla Nublar. И, пожалуйста, будьте осторожны при спуске.
Они спускались с горы по узкой извилистой тропинке. Воздух был сырым и промозглым. По мере того как они продвигались вниз, туман рассеивался и Грант уже мог рассмотреть пейзаж. Он напоминал ему тихоокеанский северо-запад, Олимпийский полуостров.
— Это верно, — сказал Эд Реджис. — Экологически это лиственный тропический лес. Но растительность здесь несколько иная, чем на материке, где она больше похожа на классические тропические джунгли. Но такой микроклимат здесь только на высоте, на склонах северных гор. Большая часть острова — тропики.
Внизу были видны белые крыши больших зданий, утопающих в зелени.
К удивлению Гранта, их расположение было тщательно продуманным.
Они спустились ниже и вышли из тумана. Теперь перед глазами Гранта был весь остров, простирающийся далеко к югу. Реджис был прав: большая часть острова была покрыта тропическим лесом, Глядя на юг. Грант увидел одинокий ствол дерева, поднимающийся над пальмами. Веток на нем не было, один только искривленный ствол. Затем ствол пошевелился и развернулся в сторону пришельцев. И Грант понял, что перед ним вовсе не дерево.
Он смотрел на грациозно изогнутую шею необычного создания, поднятую вверх на пятнадцать метров.
Он смотрел на динозавра.
Добро пожаловать
— О Боже, — тихо сказала Элли. Они все смотрели поверх сосен на животное. — О Боже.
Первой ее мыслью было то, что это животное необычайно красиво. В книгах их всегда изображали огромными, неповоротливыми существами, а в движениях этого длинношеего животного была грация, если не сказать, достоинство. И оно было быстрым, в его поведении не было ни вялости, ни неуклюжести. Завропод настороженно посмотрел на них и издал низкий трубный звук, совсем как слон. Мгновенно из листвы показалась вторая голова, затем третья, четвертая.
— О Боже, — снова прошептала Элли.
Дженнаро потерял дар речи. Он знал, что этого можно было ожидать — уже несколько лет он знал об этом, — но по-настоящему никогда не верил, что это произойдет, и сейчас был потрясен. Внушающее ужас могущество новой генной технологии, которое раньше он считал лишь громкими словами, призванными обеспечить успех сделок, — все это могущество вдруг дошло до него. Эти животные были такими большими! Просто громадными! Величиной с дом! И их так много! Черт возьми, настоящие динозавры! Такие реальные, о каких можно было только мечтать.
Дженнаро подумал: «На этом острове мы сделаем состояние. Состояния».
Он уповал на Бога, чтобы тот сохранил остров.
Грант стоял на тропинке у спуска горы. Его затуманившийся взор был прикован к серым шеям, вытянутым над пальмами. Он почувствовал головокружение, как будто земля быстро уходила у него из-под ног. Грант с трудом перевел дух. Потому что он смотрел на то, чего не ожидал увидеть никогда в жизни. И тем не менее это было перед ним.
Животные, стоящие в дымке, были типичными апатозаврами, завроподами среднего размера. В ошеломленном мозгу Гранта прокручивалось все, что он знал о них: североамериканские травоядные позднего юрского горизонта, известные под названием «бронтозавры». Впервые найдены Е. Д. Коупом в 1876 году в Монтане. Экземпляры, связанные с отложениями пластов Моррисона в Колорадо, Юте и Оклахоме. Недавно Берман и Макинтош стали относить их к диплодокам из-за формы черепа.
Традиционно считалось, что бронтозавры проводили большую часть жизни в мелких водах, где им легче было поддерживать свой массивный корпус. Но данное животное было явно не в воде, и движения его были слишком быстрыми, голова и шея очень активно двигались над пальмами, удивительно активно…
Грант засмеялся.
— О чем это вы? — забеспокоившись, спросил Хэммонд. — Что-то не так?
Продолжая смеяться, Грант покачал головой. Он не мог сказать им, что развеселило его то, что он, видя животное лишь несколько секунд, уже начал принимать его и обдумывать, как, используя свои наблюдения, ответить на издавна волновавший ученых вопрос.
Он все еще продолжал смеяться, когда над пальмами появились, покачиваясь, пятая и шестая головы. Ящероногие динозавры разглядывали людей. Они напоминали Гранту гигантских жирафов, взгляд их был добродушным и несколько глуповатым.
— Как я понимаю, они не игрушечные, — сказал Малкольм, — они очень похожи на настоящих.
— Они и есть настоящие, — ответил Хэммонд. — С чего бы им не быть настоящими?
Со своего места они снова услышали трубный звук. Сначало затрубил один ящер, затем к нему присоединились и другие.
— Это их призывный сигнал, — сказал Эд Реджис. — Приветствуют наше появление на острове.
Грант прислушался, завороженный этим звуком.
— Наверное, вас интересует наша дальнейшая программа, — сказал Хэммонд, когда они продолжили свой путь. — Мы запланировали для вас осмотр всех сооружений, а затем совершите экскурсию в парк динозавров. Мы встретимся с вами за обедом, и я отвечу на все интересующие вас вопросы. А теперь вы можете пойти с мистером Реджисом…
Все последовали за Эдом Реджисом, который повел их к ближайшим строениям. Над дорогой, по которой они шли, висело нечто вроде указателя, на котором корявыми буквами от руки было выведено:
«Добро пожаловать в Парк юрского периода».
ТРЕТЬЕ ПРИБЛИЖЕНИЕ
С каждым новым представлением кривой, структура модели становится все более и более подробной.
Ян Малкольм