Главная | Обратная связь

Отношение перекрещивания и трансформационные операции дифференциации. Метафорическая дифференциация

В логике считается, что два понятия находятся в отношениях перекрещивания, если имеются три класса объектов: 1) объекты, общие для объемов первого и второго понятий, 2) объекты, вхо­дящие только в объем первого понятия, и 3) объекты, входящие только в объем второго понятия. В диаграммах Венна это отно­шение между объемами понятий обычно представляют в виде пе­ресекающихся окружностей.

Как для логики, так и для теории перевода наибольший ин­терес представляет зона пересечения объемов двух понятий, так как именно в этой зоне располагаются объекты, подпадающие и под содержание первого понятия, и под содержание второго. От­ношения перекрещивания устанавливаются между такими поня­тиями, в зоне пересечения которых может находиться хотя бы один объект. Так, понятия материк в Южном полушарии и поляр­ная область будут иметь в зоне пересечения лишь один объект, носящий имя Антарктида.

Для теории перевода зона пересечения объемов понятий ин­тересна тем, что в этой зоне между первым и вторым понятием могут устанавливаться отношения эквивалентности: если речь идет об Антарктиде, то материк в Южном полушарии и полярная область земного шара есть одно и то же. В то же время мы ви­дим, что понятия, определяющие Антарктиду, характеризуют ее с разных сторон, т.е. в их содержании отражаются разные призна­ки объектов. Первое понятие, в содержании которого отражено два признака («материк» и «Южное полушарие»), имеет объем, равный двум объектам — Антарктида и Австралия. Второе поня­тие, в содержании которого отражен один признак («полярная область»), также имеет объем в два объекта — Арктика и Антарк­тика. Эквивалентность наступает только в зоне пересечения:

II. Полярная область: 1) Антарктика (включая Антарктиду) 2) Арктика (пустая зона понятия II)

I. Материк и Южном полушарии:

1) Антарктида (зона пересечения)

2) Австралия (пустая зона понятия 1)

Зона пересечения понятия оказывается в известном смысле участком, в котором понятия предстают как равнообъемные. Но для теории перевода важен не только объем понятия, но и его со-

 

держание. В зоне пересечения понятий возникает новое, более сложное по содержанию понятие, совмещающее в себе как призна­ки первого, так и признаки второго: Антарктида — это материк в полярной области Южного полушария. Если в логике равнознач­ность объемов понятий достаточна для их тождественности, то в теории перевода дело обстоит иначе. Если, строя текст на одном языке, мы можем, желая избежать повторов, говорить об одном и том же объекте: Антарктида — материк в Южном полушарии — материк в полярной области — полярный материк — материк у Южного полюса и т.д., то в переводе нам необходимо стремиться сохранить содержание понятия, заключенного в речевой форме исходного текста. Если в исходном тексте на русском языке мы встречаем понятие, обозначенное словом Антарктида, то на лю­бой другой язык его лучше перевести именно названием данного континента, а не парафразой, возможной в силу совпадения объемов понятий, но не желательной.

Понятие дифференциации как переводческого приема и типа лексико-семантического преобразования, происходящего с текс­том оригинала при переводе, ввел Я.И. Рецкер¹. Однако в работе, где им описываются типы переводческих трансформаций, поня­тие дифференциации представлено несколько запутанно. Причина этого, на мой взгляд, состоит в том, что в качестве основы «трех взаимосвязанных приемов лексических трансформаций: диффе­ренциации и конкретизации значений в переводе посредством сужении и генерализации значений посредством расширения по­нятий»² Рецкер рассматривает логические отношения подчине­ния. В этом случае дифференциация мало чем отличается от кон­кретизации и вряд ли может рассматриваться как самостоятель­ный тип лексико-семантического преобразования текста. На мой взгляд, логическое отношение подчинения лежит в основе только двух противоположных друг другу типов гипо-гиперонимического преобразования сообщений в переводе, за которыми вполне мо­гут быть закреплены уже устоявшиеся термины «конкретизация» и «генерализация»³.

Что же касается дифференциации, то этот переводческий прием заключает в себе совершенно иной тип семантической транспозиции, а именно синонимическую замену, в основе кото­рой лежит иной тип отношений между понятиями — перекрещи­вание. Гипо-гиперонимические отношения имплицитно присут-

¹ Рецкер Я.И. Указ. соч. С. 40—41.

² Тамже. С.40.

³ Эти термины с аналогичным значением, но во французском звучании
(generalisation/particularisation) мы находим уже в работе канадских исследовате­
лей теоретических проблем перевода Ж.-П. Вине и Ж. Дарбельнс, вышедшей в
свет в 1958 г.

ствуют и в отношениях между синонимами или между антонимами. И синонимы, и антонимы подчинены некому «третьему знаку», не введенному в непосредственное сравнение, но присутствую­щему в языковом сознании индивида, сопоставляющего синони­мические или антонимические пары.

Под дифференциацией понятия следует понимать такой вид лексических замен, при котором слово или словосочетание ориги­нального текста заменяется словом или словосочетанием в тексте перевода на основе общей архисемы, при этом дифференциаль­ные семы могут оказаться различными. Дифференциация поня­тий связана прежде всего с представлениями о различном члене­нии действительности языковой картиной мира и проявляется в разной сочетаемости. Рассмотрим некоторые примеры, приводив­шиеся в работе Вине и Дарбельне (р. 261), и дополним их рус­скими соответствиями.

В валлийском языке (Уэльс) различают два цвета, которые покрывают собой гамму из четырех цветов английского языка:

Gallois I Anglais

glas

Так, для жителя Уэльса цвет травы, и неба, и моря обозначен

одним прилагательным glas.

Если сравнить английский язык с французским, то и в этом

случае отмечается много интересного в обозначении цветов. Анг­лийское слово brown недифференцированно обозначает цвет, ко­торому во французском соответствует целый ряд прилагательных:

 

Английский	Французский	Русский
brown	roux	рыжий
	brim	коричневый
	bistre	темно - коричневый
	bis	коричневато-серый
	marron	каштановый
	jaune	желтый
	gris	серый
В словосочетаниях различие еще явственней:
Английский	Французский	Русский
brown eyes	des yeux bruns (noisette)	карие глаза
brown huner	du beurre roux (noir)	бурое масло
brown pencil	un crayon bistre	коричневый карандаш
brown shoes	des chaussures marron	коричневые туфли
brown bread	du pain bis	серый хлеб
brown paper brown hair	du papier gris des cheveux chatains	серая бумага темно-русые (каштановые) волосы

Интересно, что в Канаде французское слово Ьгип вытесняет другие вариативные обозначения цвета и становится эквивалентом английскому brown почти во всех вышеперечисленных случаях.

В русском языке прилагательное коричневый тоже может за­менить в отдельных случаях другие прилагательные: коричнев- -е глаза, коричневое масло. Однако подобное употребление будет окка­зиональным и внесет в текст дополнительные смыслы, например характеристику детской речи или речи иностранца (бумага может быть бурой, но не может быть ни темно-русой, ни рыжей; ни бу­рыми, ни темно-русыми, ни рыжими не могут быть и глаза).

Еще более отчетливо дифференциация проявляется в группе
глаголов, объединенных архисемой «начала действия». В ряде
высказываний в качестве действующего субъекта выступает не­
одушевленный предмет. Модель такого высказывания может быть
представлена следующим образом: S----------- V. Например:

поднялся ветер завязалась беседа вспыхнула ссора грянул гром разразилась гроза загорелся спор настала ночь наступила весна вспыхнул огонь

le vent se leve

la discussion s'eleve, s'engage, siirgil, se pwduit

le con flit eclate, surgit, se produit

le tonnerre eclate

Гorage s'eleve, eclate

la dispute eclate

la null tombe, arrive, vient

le printemps vient, arrive

lefeujaittit

Вернемся к примеру с французским словом pont — мост, ко­торое в данном случае означает понятие, получившее в русском языке имя акведук. Понятие, заключенное в слове акведук, опре­деляется следующим образом: «сооружение в виде моста, служа­щее для перевода водопроводных труб, оросительных и гидро­энергетических каналов через глубокие овраги, ущелья, долины рек, железные и шоссейные дороги»¹. Мы видим, что русское по­нятие акведук определяется через родовое — мост. Во француз­ском языковом сознании произошло разделение понятий. Поня­тие aqueduc определяется как подземная или воздушная магист­раль, предназначенная для забора и переброски воды из одного места в другое (canal souterrain ou aerien destine a capter et a conduire I'eau d'un lieu a un autre²). В словаре, откуда мы взяли это опреде­ление, приводится для иллюстрации весьма интересное высказы­вание, которое проясняет отношения между понятиями мост и акведук: Le celebre aqueduc de Nimes traverse les ravins sur des ponts a arcades (pont du Card) — знаменитый акведук в Ниме проходит через

¹ Словарь русского языка: В 4 т. Т. 1. С. 28.

² Le Nouveau Peril Robert clectronique CD-ROM.

^

 

овраги по аркадным мостам (мост через Гар «Пон дю Гар»). Ина­че говоря, если понятие акведук, сформировавшееся в русском языковом сознании, включает в свое содержание представление о всем сооружении в целом, то французское языковое сознание пред­ставляет данный класс объектов в виде двух сооружений: 1) маги­страли, канала, водовода и 2) моста, по которому проложена ма­гистраль. Возможен и метонимический перенос по смежности, который проявляется в определении имени собственного «Le pont du Card» — aqueduc romain de Nimes^[.

Переводчик, обладая французским языковым сознанием и понимая, что каменотеса интересует не водовод, а именно трехъярусный мост, памятник древнеримского зодчества, исполь­зует соответствующую форму выражения этого понятия — pont. Понятия, заключенные во французских словах pont и aqueduc, оказываются в отношении перекрещивания: есть такие мосты, которые являются и акведуками, и есть такие акведуки, которые являются одновременно мостами. Пон дю Гар попадает в зону пересечения этих понятий, а вне зоны оказываются мосты, по которым не проходят водоводы, и акведуки, проложенные не по мостам. Переводчик использует эту логическую операцию во вто­ром высказывании: «...дед поднимался на пастил моста, что-то измерял, рассматривал...». Однако его выбор оказывается не совсем удачным, так как в русском языковом сознании объем понятия мост включает в себя объем понятия акведук, подчиняет его, что видно уже из определения. Поэтому для русского читателя, не­знакомого с реальным предметом, внешне эквивалентная замена pont — мост, оказывается неадекватной*.

Рассмотрим другой пример — фрагмент из рассказа С. Моэма «Источник вдохновения» и его перевод на русский язык.

А сир of tea with you, Mrs. Forrester, is one of the richest intellectual treats which it has ever been my lot to enjoy.

Чашка чая у вас в гостиной, миссис Форрестер, — это лучшая интеллектуальная пища, какую мне доводилось вкушать.

Английский глагол enjoy обозначает понятие «наслаждаться, получать удовольствие» от книги (to enjoy a book), от концерта (to enjoy a concert), от одиночества (to enjoy solitude). В то же время

¹ Petit Robert II / Dictionnaire universe! des noms propres. Paris. 1987. P. 705.

" Можно предложить следующий перевод этого фрагмента текста: Как только у него выдавался свободный день, а это случалось пять-шесть раз в год, он забирал всю семью и устраивал завтрак на траве, в пятидесяти .метрах от акве­дука через реку Гар.

Пока бабушка готовила поесть, а дети плескались в реке, он поднимался ни платформы древнего сооружения, что-то измерял, изучал стыки, оценивал, как отесан камень, поглаживал его руками.

он может обозначать и понятие удовольствия от еды, например:

we fairly enjoyed your cake — нам очень понравился ваш торт,

Русский глагол вкушать наиболее точно передает игру слов английского оригинала. В заключенном в нем понятии на фоне общей семы получения чего-либо сочетаются семы как потребле­ния плотской пиши (ср.: В вашем заведении высокий посетитель вкусил хлеба. Гоголь¹), так и получения духовного наслаждения (ср.: Вкусив восторг и слезы вдохновенья... Пушкин; Она... уже вку­сила радость общения со зрителем. Попов² и т.п.).

Понятия, заключенные в английском и русском глаголах, оказываются в отношении перекрещивания. В зоне пересечения располагаются такие объекты, т.е. ситуации реальной действи­тельности, которые описываются как вкушение радости, восторга от концерта, художественного произведения, одиночества — to enjoy a book, to enjoy a concert, to enjoy solitude. В непересекающихся зонах оказываются вкусить хлеба и we fairly enjoyed у our cake. Это английское высказывание вряд ли может быть переведено, как мы вкусили вашего торта.

Отношения перекрещивания нередко представляют опас­ность для переводчика, так как наряду с пересекающейся зоной предполагают и зоны несовпадения, что приводит к двусмыслен­ности и может оказаться переводческой ошибкой.

Рассмотрим еще один пример из того же рассказа Моэма.

...had been there... a young Russian prince whose authentic Romanoff blood alone prevented him from looking a gigolo.

Приезжал... некий молодой русский князь, который сильно сма­хивал бы на профессионального танцора,если бы в его жилах не текла кровь Романовых.

Мы видим, что переводчик заменил английское a gigolo на профессионального танцора. Английское слово заключает в себе два близких понятия: 1) наемный партнер в танцах, обслуживающий главным образом пожилых дам, и 2) сутенер. Понятия, заключен­ные в русском словосочетании профессиональный танцор и в анг­лийском gigolo, находятся в отношении перекрещивания: есть такие gigolo, которые служат наемными партнерами в танцах, яв­ляясь профессиональными танцорами, и есть такие профессио­нальные танцоры, которые служат наемными партнерами в тан­цах, т.е. являются gigolo (пересекающаяся зона). Но есть также такие профессиональные танцоры, которые не служат наемными партнерами в танцах, например артисты балета, и такие gigolo, которые не являются профессиональными танцорами (сутенеры).

¹ Цит. по: Словарь русского языка: В 4 т. Т. I. С. 182.

² Там же.

 

Рассмотрим еще один пример.

...Часа четыре приблизительно пополудни, судя по тому, как луком пахнет из пожарной Пречистенской команды(Булгаков. Со­бачье сердце).

...II doit etre 4 he иге s de I'apres-midi, a en juger par Vodeur d'oignon qui vient de la casernede pompiers de la Pretchistienka.

Булгаков в этом высказывании, принадлежащем уличной соба­ке, использует просторечный вариант: он употребляет словосочета­ние пожарная команда для обозначения помещения, где располо­жились пожарные. В результате такого метонимического переноса у словосочетания пожарная команда появляется новое, простореч­ное, не зафиксированное словарями значение помещения, где располагаются, отдыхают, несут дежурство и едят пожарные. Ина­че говоря, это словосочетание начинает обозначать новое поня­тие. Французский переводчик использует словосочетание caserne de pompiers, которое и обозначает это понятие (букв, казарма по­жарных). В то же время во французском языке развилось пере­носное значение также на основе метонимии: caserne — это сол­даты, размещенные вместе в казарме.

В обоих языках слова, использованные в переводе в качестве эквивалентов, обозначают по два понятия:

команда

группа людей помещение

помещение группа людей

Caserne (ф команда) --------------------- Пречистенская пожарная команда ~ caserne de pompiers de la Pretchistienka Команда (* caserne) --------------------

Понятия, заключенные во французском слове caserne и в рус­ском слове команда, оказываются в отношении перекрещивания. В зоне их пересечения оказывается по меньшей мере один объект: Пречистенская пожарная команда — caserne de pompiers de la Pre­tchistienka.

Как мы могли заметить, отношение логического подчинения понятий возникает в случаях, когда хотя бы в одном из сталкива­ющихся в переводе языков слово или словосочетание заключает в себе не одно, а несколько понятий, развившихся в результате пе­реноса содержания понятия на иные подмножества объектов.

Частным случаем дифференциации, построенной на логиче­ском отношении перекрещивания понятий, является семантиче­ское перераспределение.

Ю. Найда, анализируя в книге «Теория и практика перевода» принципы и причины перераспределения семантических компо­нентов в процессе межъязыковой транспозиции тех или иных элементов высказывания, приводит в качестве примера синтети­ческого, т.е. объединяющего, перераспределения возможную за­мену английского словосочетания brothers and sisters его семанти­ческим аналогом — словом siblings. Смысл высказывания Найды в том, что семы (семантические компоненты), распределенные по двум лексемам: brothers (лица мужского пола, рожденные от тех же родителей, что и X) и sisters (лица женского пола, рожденные от тех же родителей, что и X) оказываются объединенными, со­вмещенными в семантической структуре лексемы siblings, в кото­рой стирается сема полового различия.

Известно, что в русском языке нет общего слова, которое бы синтезировало, объединяло в себе значения слов брат и сестра, поэтому эквивалентный перевод данного фрагмента невозможен. Транспозиция, которую применяет в этом случае переводчик текс­та Найды на русский язык, состоит в так называемом функцио­нальном переносе. Переводчик подбирает в русском языке такую оппозицию, которая, находясь в пределах того же семантического поля, что и лексическая оппозиция текста оригинала, имеет обобщающий термин. В тексте перевода возникает оппозиция сын — дочь, т.е. такие два слова, значения которых покрываются третьим обобщающим словом — дети.

Можно ли считать такую замену адекватной? Конечно, ведь переводчик сохранил главное — проиллюстрировал верным при­мером идею Найды о существовании определенного способа се­мантического преобразования, возможного в переводе.

Семантическое перераспределение является объективным фактом межъязыковой асимметрии семантических полей, сопо­ставляемых в переводе языков. В основе его лежит асимметрия представлений о членении действительности разными языками, иначе говоря, асимметрия языковых картин мира.

Механизм межъязыковой транспозиции, основанной на се­мантическом перераспределении, можно легко понять, опираясь на метод компонентного анализа. Данный метод исследования содержательных единиц языка основан на гипотезе о том, что значение языковых единиц складывается из некоторой совокуп­ности семантических компонентов — сем (см. гл. 2).

Асимметрия семантических отношений проявляется в самых простых классах слов.

Так, привычное для французской официальной речи обраще­ние mesdames, mesdemoiselles, messieurs в русском переводе пре­вратится в дамы и господа. Русской официальной речи не свой­ственно различать женщин по возрасту и семейному положению. В слове дамы отсутствуют дифференциальные семы возраста и се­мейного положения, имеющиеся в семантике французских слов mesdames, mesdemoiselles. При переводе происходит некий семан­тический синтез, так как слово переводящего языка синтезирует ядро значений двух слов языка оригинала.

Во французском языке слово madame (форма мн. числа mes­dames, сокр. форма в письменной речи: Мте} представляет собой универсальную форму обращения к женщинам замужним, нахо­дящимся в возрасте замужества или же занимающим какой-либо важный пост. Оно может использоваться как изолированно, так и при имени собственном. Слово madame содержит в себе и сему определенного уважения к личности, к которой обращаются та­ким образом. В этом плане оно входит в оппозицию со словом mademoiselle, которое, кроме того что служит обращением к мо­лодой незамужней особе, содержит и сему несколько меньшего уважения, чем обращение madame. Противопоставление этих двух форм тонко подмечено Мопассаном в повести «Пышка»: «Ей предоставили на размышление целый день. Но теперь ее уже не величали, как прежде, "мадам"; ей говорили просто "мадемуа­зель", хотя никто не знал хорошенько почему именно; вероятно, для того, чтобы подчеркнуть, что она уже несколько утратила уважение, которого ей удалось добиться, и чтобы дать ей почув­ствовать постыдность ее ремесла». Это же слово употребляется в речи с именем собственным при упоминании о женщине в третьем лице, что объясняется не столько нормами речевого этикета, сколько функциональной необходимостью: во французском язы­ке фамилии людей не имеют специальных форм женского рода. Слово madame коррелирует со словом monsieur (messieurs, M.), ис­пользуемом при обращении к мужчинам или при упоминании о мужчинах в третьем лице. Поэтому madame (или Мте} и monsieur (или М.) выполняют смыслоразличительную функцию, помогая безошибочно определить, идет ли речь о мужчине или о женщи­не с одинаковой фамилией, например:

1) Allons, mesdames, pas de ceremonie, acceptez, que diable! 2} Alors son mart... demanda... si etle lui pennetlait d'offrir un petit morceau a Mme Loiseau.

В русском языке для аналогичных ситуаций общения имеется несколько форм. При обращении к жене важной персоны, а так­же к женщине, занимающей важный пост, возможно обращение

госпожа. Этой же форме в переводах на русский язык в зависи­мости от контекста могут соответствовать по меньшей мере пять слов (дама, женщина, сударыня, барыня, мадам).

Можно ли считать эквивалентной французскому слову толь­ко одну из этих форм или каждая является эквивалентом? Вопрос достаточно спорный в связи с тем, что все русские формы могут относиться к тем же референтам, что и французская madame. Бо­лее того, каждая межъязыковая пара обладает всеми свойствами эквиваленции, т.е. симметрии, реверсивности и рефлексии.

Слово госпожа переводит французское madame, стоящее пе­ред именем замужней женщины (как реальной, так и литератур­ного персонажа), если о ней говорят в третьем лице: Madame Bovary — Госпожа Бовари. Оно обычно возникает в переводе также в случаях, когда французское madame употреблено в обращении:

Madame Dubois — Госпожа Дюбуа! Madame la Doyenne — Госпожа декан!

Слово сударыня может возникнуть в переводе как эквивалент французского обращения madame, если за ним не следует имя собственное, для придания тексту определенной стилистической окраски. Оно позволит произвести некоторую историческую адаптацию текста в случае, когда описываемые в исходном тексте события исторически будут соответствовать тому периоду, когда в русской речи было принято данное обращение:

«Вы неправы, мадам, потому что ваш отказ может повлечь за собой серьезные неприятности» (Пышка).

«Сидр был хорош, и чета Луазо, а также монахини пили его из экономии» (Пышка).

«Г-н Воланви с женой ужинали, сидя в самом конце стола» (Пышка).

«Да, сударыня, люди эти только и делают, что едят картошку со свининой...» (Пышка).

Метафорическаядифференциация

В.Г. Гак отмечает, что «отношение перекрещивания»

представляет собой логическую основу семантического процесса переноса, который существует в двух разновидностях: перенос по сходству (метафора) и перенос по смежности (метонимия). На семантическом уровне принимает форму устранения или замены архисемы при сохранении дифференциальной семы, которая ста­новится исходной семой наименования¹.

 

Такой метафорический перенос он интерпретирует следующей формулой: А • б трус (Л — «человек», б — «трусость») -> Б • в заяц (Б — «трусость», в — «заяц»)¹.

Это можно обозначить формулой: АГ\В=ВГ\А, где А — класс людей, В — класс зайцев, П — символ перекрещивания объемов понятий. В речевом выражении эта формула должна выглядеть следующим образом: есть такие люди, которые одно­временно являются зайцами, и есть такие зайцы, которые одно­временно являются людьми. Представляется, что классы людей и классы зайцев вряд ли имеют такую зону пересечения. Если по­нятий три, то отношения перекрещивания должны обладать свойством транзитивности, которое можно проверить следующей формулой: А П (В Л Q = (А П В) П С = В Л (А Л С), где С обозна­чает класс трусов. Из этой формулы следует, что если есть люди, которые одновременно являются и зайцами, и трусами, то есть такие трусы, которые являются и зайцами, и людьми, а также зайцы, которые одновременно являются и трусами, и людьми. И в этом случае мы попадаем в порочный круг, так как нет зай­цев, которые одновременно были бы людьми. Понятие человек-заяц представляет собой пустой класс, а отношение перекрещива­ния с пустым классом невозможно², если, разумеется, речь не идет о высказываниях, авторы которых умышленно используют понятия пустых классов, например в мифах, сказках и т.п., где вымышленные персонажи, животные и пр. уподобляются людям.

Несмотря на видимую алогичность, метафорическое употреб­ление имени заяц для обозначения понятия трусливый человек ре­ально существует и к тому же весьма распространено и устойчи­во. Такую метафору иногда называют ломаной, т.е. противоречи­вой, приводящей к объединению логически несовместимых по­нятий.

На самом деле эта логическая несовместимость — только внешняя. Но отношения между понятиями более сложные. Отно­шения между понятием человек и понятием заяц, которые распо­ложены в разных предметных областях и не имеют пересекаю­щейся зоны, устанавливаются через третье понятие, с которым каждое из этих понятий оказывается в отношениях перекрещива­ния. Именно это третье понятие и служит основой для переноса значения. Так, с помощью логической операции умножения понятиймы можем установить отношение перекрещивания между поня­тиями человек и трус: есть такие люди, которые являются трусами, и есть такие трусы, которые являются людьми. В зоне пересечения оказываются объекты, подпадающие под содержание нового по-

 

Гак В.Г, Языковые преобразования. С. 471.

¹ Гак В.Г. Указ. соч. С. 471.

² См., напр.: Свинцов В.И. Логика. М.. 1987. С. 45.

 

нятия, родившегося в результате умножения и называемого логи­ческим произведением — трусливый человек. В непересекающихся зонах оказываются, во-первых, люди, которые не имеют призна­ка трусливый, и, во-вторых, не-люди, характеризующиеся именно признаком трусливости, например зайцы. Таким образом, поня­тия люди и зайцы находятся в непересекающихся зонах, а отно­шения между ними являются не отношением перекрещивания, а отношением внеположенности. Благодаря той же операции мы можем получить в результате умножения понятий заяц и трусли­вость производное понятие трусливый заяц. Умножение друг на друга этих двух новых понятий трусливый человек и трусливый заяц производит третье понятие — трусливое существо. Это третье производное понятие и лежит в основе метафорического перено­са имени одного предмета на имя другого. Мы видели, что поня­тие не-люди, оказывающееся в пустой зоне при пересечении по­нятий человек и трус, имеет нечеткий, размытый объем, в него могут входить любые живые существа (ведь именно в этой пред­метной области расположены оба понятия), которым может при­писываться признак трусливости: лани (напр., пугливая лань), пингвину (глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесы), кролику (напр., французский антифрастический сравнительный оборот: brave comme un lapin — храбрый, как кролик) и даже медве­дю (ср.: медвежья болезнь как признак особенно сильного страха). Именно размытость объема понятия, отмечаемая при метафори­ческом переносе, объясняет то, что в разных языковых культурах одним и тем же классам животных приписываются разные при­знаки. Так, во французском языковом мышлении образ зайца ас­социируется не только с трусостью, но и с быстротой (ср.: lievre — быстрый, расторопный человек и лошадь, задающая быстрый темп в упряжке), а также обиды и преследования (mener une vie de lievre — вести жизнь, полную обид и преследований), настороженность (donnir en lievre — чутко спать), слабоумие (memoire de lievre ~ де­вичья память', cervelle de lievre ~ куриные мозги), чистоплотности (propre comme un lievre — вылизанный, как кошечка) и пр. «Бли­жайший сородич» зайца — кролик помимо трусости ассоциируется с распутством, сладострастием, пьянством, осторожностью, опыт­ностью, неприятным запахом и др., что так же ярко проявляется во фразеологии:

Le lapin des lapins — забулдыга, отчаяный парень, гуляка',

Un fame их (rude) lapin — сильный, уважаемый человек, поклон­ник женщин',

Un vieux lapin — стреляный воробей»',

Un chaud lapin — страстный человек, сладострастник, поклон­ник женщину

Sentir le lapin — плохо пахнуть, вонять козлом, вонять псиной.

 

Мы выделили некоторые имена во фразеологических оборо­тах русского языка, рассматриваемых иногда в качестве эквива­лентных французским, чтобы показать, что непересекающиеся области понятий, объединенных отношением перекрещивания через третье понятие, могут быть заполнены различными под­множествами. Понятия, возникающие в результате метафориче­ского переноса, более точно будут национальными концептами, а не понятиями. Такие национальные концепты с неясным содер­жанием и неточным объемом доставляют немало хлопот перевод­чикам и иногда заставляют их прибегать к разъяснениям, чтобы сделать текст перевода приемлемым для восприятия людьми иной языковой культуры. В этом состоит одна из кардинальных про­блем перевода фразеологизмов, сравнительных оборотов и других образных выражений. Переводчик всякий раз должен делать вы­бор либо в пользу устойчивой образности языка перевода, либо в пользу образа, сложившегося в языковом сознании языка ориги­нала. В первом случае он выбирает среди понятий, не оказавшихся в пересекающейся зоне, такой класс объектов, которому традици­онно приписывается данный признак. Например, французскому высказыванию il a la cervelle de lievre или английскому he is hare­brained в переводе на русский язык может соответствовать у него куриные мозги. Во втором случае, если система смыслов исходного текста требует сохранения первоначального образа, переводчику придется создать собственное образное выражения по наиболее приемлемой модели переводящего языка.

Трансформационная операция, состоящая в изменении в перево­де образной основы метафоры с переходом от одного вида объектов к другому, может быть определена как метафорическая дифферен­циация.

Мы видели, что понятия об объектах, замещающие друг дру­га при метафорическом переносе, находятся в отношении внепо-ложенности, а аналогия между ними, т.е. ассоциативная связь, устанавливается через некоторые иные понятия, возникающие в результате многократного умножения понятий.

Отношение внеположенности характеризует и объемы тех понятий, которые оказываются в контакте при метонимических переносах, а также в других случаях переводческих преобразова­ний, которые можно назвать операциямислабой дифференции.Слабая дифференциация представляет собой переводческий при­ем лексико-семантического преобразования исходного сообще­ния, в результате которого семантически значимая единица ис­ходного текста заменяется в переводном тексте единицей языка перевода, имеющей минимально необходимое для достижения

адекватности число аналогичных сем, относящих сталкивающиеся в переводе слова двух языков к тождественным понятиям одного или нескольких высших классов.