Главная | Обратная связь

ПОЕЗДКА ПО АУЛАМ ТАБАСАРАНСКОГО

РАЙОНА

В Табасаран я попал в августе 1962 г. по пригла­шению писателя Муталиба Митарова, бывшего в то время секретарем райкома партии. Вместе с ним я по­сетил селения Дарваг, Хучни, Куваг, Гасик, Хустиль, Аркит, Цанак, Рушуль и Лидже.

На меня произвело сильное впечатление плодоро­дие этих мест, их богатая природа. Здесь не увидишь голой земли — буквально все покрыто растительно­стью. Люди живут в достатке.

Вместе с тем хочу отметить, что, хотя из письмен­ных источников нам известно о древности Табасара-на, о более чем тысячелетних .связях его с Дербентом и Закавказьем, тем не менее вся эта древность не чувствуется в быту, в архитектуре жилищ, вообще в материальной культуре. Здесь нет архаических черто­чек, которые столь заметны в укладе большинства других дагестанских селений. Эта своего рода «совре­менность» жизни табасаранцев гармонично сочетает­ся с традиционной приветливостью, мягкостью, дру­желюбием в отношениях местных жителей друг к дру­гу и к приезжим.

1. ДАРВАГ

Все новое, к счастью, не вытеснило из памяти жи­телей преданий об их истории, о прошлом. В этом я наглядно убедился в с. Дарваг, лежащем у Дербент­ской оборонительной стены, пересекающей весь Ниж­ний Табасаран вплоть до с. Хустиль.

Остатки крепостной стены в окрестностях Дарвага все еще сохранились в 1962 г., хотя не представляли

сплошной линии. Вблизи Дарвага наиболее ясно про­слеживались развалины шести небольших фортов, вхо­дивших в оборонительную систему стены.

Из письменных источников известно, что Дарваг— ровесник стены, что издавна он фигурирует в истории под названием Баб-Вакк, что основу его населения всегда составляли потомки воинов арабских гарнизо­нов и арабский язык сохранялся р, Дарваге вплоть до XIX в.

В этой связи я счел любопытным представления и предания жителей об историческом прошлом селения и записал их.

По рассказу Ашура Хантемирова (82 года), араби­ста-самоучки, любите-ля истории, сохранилось два объ­яснения происхождения названия аула. По одному из них, название Дарваг происходит от арабского «Дар-уль-Вукаяе» — «оборонительная башня» (буквально «место караула»). Косвенной опорой такого объясне­ния являются и остатки фортов в Дарваге.

По другому объяснению, «Дарваг» происходит от азербайджанских «дур, бах» («встань, посмотри!»). В этом Ашур видит лишнее доказательство того, что жители Дарвага, как и Зидьяна, Рукала и других аулов, являются выходцами из Южного Азербайджа­на, тем более, что и ныне весь Нижний Табасаран пользуется азербайджанским языком (на самом деле, конечно, такое объяснение названия аула является не чем иным, как примером так называемой «народ­ной этимологии»).

Добавлю, что именно Ашур сообщил нам о мо­гильниках с кувшинами, захороненными в долине р. Рубас.

* * *

Упомянутые выше форты на территории Дарвага расположены по линии стены метрах в 700—800 один от другого. Каждый из них в плане приближается к квадрату, по углам видны остатки круглых башен, внутри — остатки построек (возможно, жилых поме­щений). Кладка стен ничем не отличается от просле­живаемой в крепостных стенах Дербента. Очевидно, такие форты тянулись вдоль всей стены. Учитывая

это, перестаешь удивляться сообщениям арабских ав­торов о том, что Дербентская стена содержит «360 крепостей с воротами».

* * *

Ашур Хантемиров обратил наше внимание на над­пись на камне о сооружении дарвагского минарета. Он любезно скопировал ее в мой дневник и дал сле­дующий приблизительный ее перевод:

«Завершено строительство этого минарета в святой месяц рамазан, в эпоху Джамал ибн Куса-Али в 184 г. хиджры. Я, Ашур, сын Хантемира Дарвагекого, за­писал за него».

Ашур Хантемиров любезно представил нам также запись на полях принадлежащей ему рукописи о выс­туплении раятов в конце XIX в.

«В 1316 г. хиджры (1897—1898 гг.) раяты Север­ного Табасарана, находящиеся под властью эмиров, вышли из повиновения и отказались платить своим эмирам подати, .начиная с указанного года, перестали служить им. Перестав соблюдать священное предпи­сание шариата Мухаммеда, они стали захватывать мюльки умерших, не оставивших наследника мужско­го пола (сына); К наследству не допускали представи­тельниц потомства женского пола, оставшихся без отца, ссылаясь на отсутствие прав у них на получение нас­ледства (речь, по-видимому, идет о наследницах «эми­ров», т. е. местных мелких феодалов — Р. М.). Адат 'лишает их доли, но шариат допускает половинную до­лю наследования.

Переписал Молла Ибрахим, и это взято из книги Молл а Ибрахима».

По преданию, когда еще Дарваг был сторожевым постом (дар-улъ-вукая), в нем, а также в Бильгади и Зиле жили арабы; в Дарваге жил и кади.

* Ф *

i

Позже в Дарваге жил бек. Дом бека был располо­жен на стене форта. Все жители Дарвага считались его рантами. Дарвагские беки принадлежали к дому табасаранского кадия (а не к Майсумскому роду).

*

Дербентская стена, ее форты вызывают удивление и восхищение. Наиболее сохранившийся форт я видел в окрестностях Дарвага. Длина его около 50 м, шири­на примерно вдвое меньше, а высота стен достига­ла 15 м. Неплохо сохранились и круглые башни по углам.

Однако, к огромному нашему огорчению, большая часть стены ныне разрушена — едва видны лишь ос­татки внутренней забутовки (известь, перемешанная с балластным необработанным камнем). Ширина этих остатков колеблется от 1 до 2 м (при ширине стены около 3 м). Во многих местах уцелевшие остатки сте­ны занесены землей и скрыты лесом, но и здесь кто-то расчищает, а затем растаскивает их. В чем же дело? Что губит этот уникальный исторический памятник? Отнюдь не время и не стихийные силы — им стена могла бы противостоять не одну тысячу лет. Здесь происходит то, что я уже отмечал в Дербенте, — сте­на, не дрогнувшая перед гуннами, хазарами, арабами, кипчаками, не выдержала натиска современных инди­видуальных застройщиков, к тому же «вооруженных» современной техникой. Для них не являются препят­ствием ни тяжесть, ни громадные размеры камней. Еще хуже то, что самая сильная защита — сознание исторической и научной ценности стены, уважение к прошлому народов Дагестана не может здесь по­мочь, столкнувшись с невежеством «обыкновенного частника».

Видимо, чтобы спасти этот уникальный памятник, надо не только усилить разъяснительную работу сре­ди населения Табасаранского района, но и запретить тракторам и бульдозерам приближаться к стене. Это вполне можно проконтролировать — ведь грузовики, трактора, бульдозеры, краны находятся в ведении го­сударственных организаций и колхозов.

ХУЧНИ

Селение Хучни — центр Табасаранского рай­она. По общему мнению его жителей, значение его в прошлом было очень велико, этим он обязан своей ро­ли «ворот» из Нижнего в Верхний Табасаран, из внут-

реннего Табасарана к Дербенту. По словам моих ин­форматоров Мирзабека Багичева, Ю. Гюльмагомедова, М. Митарова, путь в Дербент издревле шел через Ма-рага, Митаги, Мугарты к последней преграде перед древним городом — крепости Джалган-даг. Немало­важным пунктом на пути в Дербент было с. Хучни, ко­торое было невозможно миновать: дорога проходила вдоль крепостной стены, ходили по ней и лошади, и арбы.

Нижний Табасаран принял ислам едва ли не вто­рым в Дагестане (после Дербента). Тем любопытнее, что в табасаранской речи до сих пор уцелело прокля­тье: «Пусть тебя накажет умчар». «Умчар» выступа­ет здесь как некое сверхчеловеческое существо. Сов­ременные табасаранцы не могут объяснить этого сло­ва, как заверил меня М. Митаров, сообщивший мне этот факт. Видимо, «умчар» — имя или обозначение одного из доисламских языческих божеств.

* * *

Табасаранский язык сохранил и древнее местное название Дербента — «Цалии» (в смысле «стена»). Это удивительно, ибо уже четырнадцать веков стена пере секает табасаранские земли и временами играла за­метную роль в исторической жизни Табасарана.

* * * -.

Любопытным показалось мне и проклятие, бытую­щее в Табасаране, но употребляемое не по мелким поводам, а в отношении измены, предательства, подлос­ти: «Двадцать тысяч проклятий тебе!». Такая его ги­перболическая форма, в моем представлении, связа­на с исключительно большим (даже по дагестанским меркам) количеством невзгод, обрушивавшихся на этот уголок Дагестана. Ведь почти ни один завоева­тель не миновал Нижнего Табасарана. Гунны, сасани-ды, арабы, сельджуки, монголы, турки, персы — все побывали здесь; любопытно в связи с этим бытующее в Хучни, в Ерси и некоторых других аулах Нижнего Табасарана поверье, что аул сгорал (разрушался) до тла семь раз — и семь раз вновь возрождался на том же месте. В этой фразе лаконично изложен, как мне кажется, весь смысл истории Табасарана. К слову

 

сказать, проклятья — это целый жанр дагестанского фольклора, заслуживающий изучения и не лишенный исторического интереса.

На расстоянии 3—4 км от Хучни, на возвышенно­сти, сохранились остатки крепости, известной под названием «Крепость Семи братьев». О крепости сущест­вует легенда, известная в нескольких вариантах, неко­торые из них приводились и в литературе. Мое внима­ние, однако, привлекли именно отличительные детали вариантов легенды: сообщая подробности и взаимно дополняя друг друга, они могут содержать и элемен­ты исторической реальности, не сохранившиеся в ис­точниках других видов. Поэтому приведу здесь раз­личные варианты этой легенды.

Все предания говорят о том,- что в крепости неко­гда жили 7 братьев и их красавица сестра. Подчерки­вая ее красоту, некоторые предания утверждают: ее косы были настолько длинны, что она, желая достать воду, привязывала кувшин к косам, спускала его в ре­ку, а затем вытягивала кувшин с водой с помощью кос наверх в крепость.

По некоторым вариантам предания, братья посели­лись в крепости по приглашению жителей близлежа­щих селений для их защиты, ибо братья были приз­нанными богатырями и умелыми, опытными воинами. Население содержало братьев.

Братья успешно защищали окрестные села, неод­нократно выдерживали осады. Сестра готовила им пи­щу и выполняла домашнюю работу.

Однако во время одной из неприятельских осад се­стра влюбилась в одного из воинов (по другим вариан­там—в начальника) вражеской армии. Далее расхож­дения между вариантами предания усиливаются.

Один из вариантов именует врагов иранцами. Бра­тья обороняли от них проход в Верхний Табасаран. Однако иранский воин — возлюбленный сестры — уговорил ее тайно налить соленой воды в дула ружей и в ножны шашек братьев. Она сделала это, после че­го попыталась убежать к врагам, но братья вовремя заметили ее бегство, схватили ее и совершили над ней ритуальное убийство камнями (т. н. «даш-къалагъ» — «побиение камнями»). Однако, видя, что оружие их

приведено в негодность, они поспешно покинули кре­пость, успев все же сделать завещание своего имущест­ва окрестным жителям: земельные участки — селени­ям Ханаг и Ругудж, книги — селению Гасик, домаш­нее имущество — жителям Хили-Пенджика.

По другому варианту предания, вражеский воена­чальник попросту подкупил сестру, она собралась пе­ребежать к врагам. Но тут один из братьев поднялся на стену крепости и увидел удаляющуюся сестру. Сра­зу догадавшись, в чем дело, он бросил ей вслед ка­мень. Тотчас это сделали и остальные братья, которые тем временем тоже поднялись на стену. Братья броса­ли в нее камни до тех пор, пока она не погибла под целым каменным холмом. С тех пор в знак проклятья до самого недавнего времени каждый прохожий пле­вал на холм камней — могилу предательницы и швы­рял туда камень. Холм этот действительно существует и лоныне. Я его осматривал вместе с моими попутчи­ками.

По третьему варианту предания, военачальник вра­гов — иранец, возлюбленный сестры, предложил ей испортить оружие братьев соленой водой. После того как братья погибли, враг ворвался в крепость и дви­нулся в Верхний Табасаран, причем была казнена и сообщница-сестра. Враги рассудили, что женщина, пре­давшая братьев, не может быть верной и кому-либо другому, а потому заслуживает смерти. Труп ее был оплеван табасаранцами и забросан грудой камней.

По четвертому варианту предания, сестра была скорее излишне доверчивой, нежели подлой. Она реши­лась испортить оружие своих братьев соленой водой по наущению вражеского воина — ее возлюбленного— лишь после того, как враги пообещали, ей, что братья ее останутся живыми и будут назначены старшинами в 7 больших селениях Табасарана. Однако, захватив фактически безоружных защитников крепости, враги нарушили данное слово — они начали казнить брать­ев одного за другим. Так были казнены пятеро. Двоим каким-то образом удалось вскочить на быстроногих, летящих как ветер лошадей и спастись от врагов. (Один из этих братьев — Касум — прожил долгую Жизнь и основал селение Касумкент).

Между тем, поднялись жители всех окрестных сел, выступили против врагов, не пустили их в Верхний

Табарасан, и в конце концов* враги вынуждены бы­ли уйти восвояси. А изменницу-сестру победившие та­басаранцы казнили избиением камнями.

И, наконец, в Лидже мне удалось записать еще один, очень краткий вариант предания, где врагами табасаранцев, противниками братьев названы монго­лы («мугал» — ?). Сестру же, по здешнему преданию, убили сами братья: узнав о ее измене, они сбросили ее со скалы.

Я вполне допускаю, что в Табасаране существуют и иные варианты этого предания. Существование его во многих вариантах кажется мне весьма любопыт­ным, даже поучительным. Хорошо прослеживаются постепенно наслаивающиеся исторические детали. В качестве противника выступают то монголы, то иран­цы, то безымянные «враги», хотя, конечно, в реаль­ной истории едва ли совместимы монголы времен Чингис-хана (другое дело татары Золотой Орды) и ог­нестрельное оружие. В некоторых вариантах вводятся фантастические детали, характерные для сказки (неви­данные косы красавицы сестры). Глухо звучат какие-то социальные моменты (братьев, оказывается, содер­жали окрестные сельчане). Наконец, в разных вариан­тах сталкиваются различные этические подходы — от безусловного следования родственному и общественно­му долгу до стремления выставить в качестве смягча­ющих обстоятельств неподвластные человеку факторы (сильные чувства, рок и т. д.), даже робкое стремле­ние как-то указать на личные права сестры. Но, во всяком случае, следует отметить безусловно положи­тельное отношение народа к братьям — защитникам родины и, безусловно, отрицательное отношение к вра­гам во всех вариантах предания.

Позже я осмотрел крепость у с. Хучни, с которой связано изложенное выше предание. Она очень напо­минает по размеру и планировке форты Дербентского оборонительного комплекса. Мне приходилось видеть в горах немало крепостных сооружений, башен и т. п., но крепость с. Хучни выгодно отличается от них. Преж­де всего, в горах оборонительные сооружения постро­ены либо из огромных, почти необработанных глыб, либо из небольших тесаных камней (иногда оба спосо­ба

I

ба сочетаются) без применения цементного или изве­сткового раствора. А кладка стен хучнинской крепос­ти сделана на связующем растворе. Камень местный— это не вызывает сомнений — подобран один к одному. Кладка сделана правильными рядами. Длина стены крепости, обращенная в сторону Хучни, примерно 50 м, ширина обеих боковых ее стен около 25 м, толщина их около 2—2,5 м.

По четырем углам крепости выстроены угловые башни. Они сплошь заполнены землей. В северной сте­не находится единственный вход в крепость. Проход в рост человека. Интересно, что по сторонам его — мас­сивные вертикальные выступы четырехугольного сече­ния. В стенах прохода сохранились вертикальные па­зы, по-видимому, для подъемной двери, некогда сколь­зившей по ним вверх и вниз.

Хучнинская крепость — двухэтажная, но нижний ярус заполнен землей наполовину, поэтому высота стен изнутри несколько меньше, снаружи она дости­гает в среднем 7 м. Стены до сих пор в хорошей со­хранности, крепки, имеют бойницы. В общем хучнин-ская крепость походит скорее на феодальный средне­вековый замок, нежели на укрепленный населенный пункт типа средневекового городища.

Крепость расположена на выступе горы, у самого ущелья. Со стороны Хучни крутой обрыв, здесь досту­па к крепости нет. Подойти к ней можно только с се­вера, но эта сторона хорошо просматривалась и про­стреливалась. Впрочем, из крепости во все стороны хороший, далекий обзор. Расположена она так, что контролирует пути в Верхний Табасаран, в Кайтаг и стратегически связана с конечным отрезком Дербент­ского оборонительного комплекса.

По склонам ниже крепости, • по-видимому, когда-то было расположено поселение: до сих пор там сохраня­ются следы кладбища и строений. Скорее всего, оно было связано хронологически с функционированием крепости.

Целый цикл хучнинских преданий связан с борь­бой против Надир-шаха. Вот некоторые из них.

Население аулов Кулик, Ряхжнг, Цуриг, Гариг, Джатри, Журдаг, Дирчи избрало предводителем в борьбе против Надир-шаха некоего Мажвада. Однако Мажвад вместе с «сыновьями Джюга» перебежал на сторону врага.

Другой руководитель горцев — Навруз из Кулика героически погиб при обороне Куликовской крепости от иранцев. Иранцы долго осаждали ее. Наконец, ког­да защитники были изнурены осадой, иранцы смогли захватить крепость. Однако вскоре об этом узнали гу-нинцы — жители Верхнего Табасарана. В ту же ночь они прибыли к Кулику, напали на иранцев, находив­шихся в крепости, и истребили их полностью.

Около с. Хустиль до сих пор есть местность, назы­ваемая Гюни-Раццар — «кровавые токи», в память о «молотьбе шаха», особом виде казни, производившем­ся войсками Надир-шаха во многих селениях Дагеста­на: связанных людей укладывали сплошным слоем на ровном месте и затем гоняли по ним упряжки лоша­дей с молотильными досками до тех пор, пока все'не погибали.

 

Если человек приезжает в. селение, где живет его кунак, но почему-либо вынужден остановиться у дру­гого, он должен сразу же по приезде в аул прежде все­го явиться к своему старому кунаку, поставить его этим в известность, что он здесь, и выразить ему свое уважение, только тогда идти в тот дом, где он дол­жен остановиться.

В Хучни мне передали пословицу дерчинцев: «Для чего я живу на свете, если ко мне не приходит гость!»

В Хучни я записал предание, относящееся к с. Ру-гудж. Здесь, т. е. в Ругудже, якобы некогда посели­лись неизвестные никому окрест люди. Жили они на этой территории несколько~"лет, потом в силу каких-то причин местные жители напали на них и полностью перебили. Борьбой против пришельцев руководил из­вестный своей храбростью сельчанин по имени Ганчаб.

В Хучни мне сообщили о некоторых интересных деталях обычаев, труда и быта хучнинцев и их сосе­дей. . , -

Так, в Верхнем Табасаране было принято, идя на работу, брать с собой продукты, в том числе кислое молоко. При наступлении обеденного перерыва кресть­яне, как правило, располагались у дороги или у род­ника. Прохожие приветствовали сидящих, и все, кто бы в это время ни проходил мимо, приглашались к еде. Продукты всегда делились поровну. Сложнее было с кислым молоком: было принято разбавлять его во­дой в таком количестве, чтобы каждому присутствую­щему доставалась достаточная порция. Но так как мо­локо нельзя разбавлять бесконечно, то был установлен и предел: разбавлять можно до тех пор, пока по цве­ту молоко не сравняется с голубизной неба. •

Обычное приветствие в Табасаране, как и везде, — салам. Однако человека, занятого работой, приветству­ют особой фразой: «Пусть удесятерятся твои силы», у аварцев и даргинцев —«Не уставай!» или «Пусть твоя рука голодает по работе!».

Общеизвестно, что в Табасаране издавна развито ковроделие. Давность и самостоятельность развития этого промысла привели к созданию чисто местных ковровых узоров: «сафар-чечне», «турар-чечне», «вар-тар-чечне», «сюбяг-чечне» и др. Долгое время табаса­ранские мастерицы обходились чисто местными краси­телями: кореньями марены, корой орехового дуба, барбариса, травами (например, сары-гел).

В 1928 г. в с. Хучни было создано товаршцесгво по совместному изготовлению ковров. Артель объединил ч ковровщиц из Хучни и соседних аулов, причем шерсть мастерицы получали от артели, но каждая работала дома. Лишь в 1930 г. была построена ковровая мастер­ская на 30 станков. Это улучшило условия работы ковровщиц, позволило более интересно организовать их досуг.

Когда старейшую ковровщицу Хучни Кистаман-баджи спросили, как она работала раньше и как те-

перь, она показала свою комнату со слуховым окном и сказала: «Вот здесь я ткала ковры в старое время. Ткала я их без радости, без души. Нечему было ра­доваться, и сердце стало огрубелым. Ведь мы были подобны рабыням».

Затем Кистаман-баджи показала свой нынешний станок в просторной мастерской. Показывая изготов­ленный ее руками удивительно красивый ковер, она сказала: «Так мы теперь живем и работаем, и такие же веселые наши ковры».

В 1958 г. на, базе хучнинской артели была создана ковровая фабрика. Ее цеха созданы в' аулах Курках, Хурик и Джульдаг.

В Хучни я узнал и о новой традиции, родившей­ся в Табасаране в последние годы. В 1960 г. лиджик-цы оказали хучнинцам, помощь в уборке урожая, так как сами они закончили уборку своего урожая еще раньше. Сами они назвали это «коммунистическим субботником».

Подобное же явление отмечалось в табасаранском с. Пилиг. Там колхозники, полностью закончив убор­ку своего урожая, узнали, что у их товарищей, колхоз­ников кайтагского с. Пиляги, урожай с одного поля остался неубранным. Рано утром все трудоспособные пилигцы дружно приступили к уборке урожая. Когда пришли хозяева, уборка уже приближалась к концу.

Точно так же поступили колхозники с. Ниграс с уборкой урожая с. Куярки. . •

Похожую историю мне рассказывали иве. Аркит. Аркитцы не успели справиться с уборкой урожая, и колхозники с. Рушуль, уже закончившие свои убороч­ные работы, -вызвались' им помочь. Аркитцы устроили им торжественный прием, с музыкой, после чего все вместе быстро справились с уборкой урожая.

Примечательно во всех этих примерах тесное, ор­ганическое переплетение древних традиций взаимопо­мощи с новым, коммунистическим отношением к труду.

* * *

v

В Хучни мне пришлось побывать на митинге, а поз­же — на пленуме РК КПСС, где я тоже выступал. И

там, и здесь я заметил, что почти все выступавшие го­ворили по-азербайджански, хотя большинство присут­ствующих были табасаранцами, да и Хучни — таба­саранское селение, райцентр Табасаранского рай­она. На мой вопрос об этом мне ответили, что и на митинге, и на пленуме присутствовали представители нескольких нижнетабасаранских сел, где говорят по-азербайджански и не понимают табаса­ранского языка. Выступая на азербайджанском язы­ке, ораторы-табасаранцы как бы выражали свое ува­жение братьям по труду — колхозникам-азербайджан­цам. Эта, на мой взгляд, выразительная деталь — ре­альное проявление сплоченности и взаимного уваже­ния, выработавшихся у трудящихся всех национально­стей нашей страны за годы Советской власти.

3. КУВАГ

Жители этого селения сообщили мне, что во время ремонта дороги была случайно вскрыта могила. Я не преминул обследовать погребение. Рядом с останками человека находились остатки железных боевых доспе­хов, железная сабля, железный щит с острыми зубца­ми и с медными деталями, часть цепи из железных и медных звеньев, глиняная миска. К сожалению, погре­бение было повреждено. Все же меня удивила относи­тельно хорошая сохранность металла.

4. ХУСТИЛЬ

По преданию, селение основано переселенцами из с. Хурик. Первыми поселились на этом месте тухумы Сардар и Устияр, вскоре прибыли и тухумы Касияр и Камхияр. Тухумы эти существуют и сейчас, кроме то­го, называя имя человека, в Хустиле часто указывают и на его тухумную принадлежность, чтобы точнее оп­ределить, о ком идет речь.

Земли, на которых поселились тухумы Сардар, Устияр и др., принадлежали жителям с. Дюбек. Около полувека поселенцы платили ежегодную дань коно­плей жителям Дюбека. Однако в конце концов они стали уклоняться от уплаты. На этой почве произошло несколько стычек с дюбекцами, в результате которых

хустильцы отстояли свое право не платить никакой дани.

* * *

Любопытен один свадебный обычай, наблюдавший­ся в Хустиле. Ночью накануне свадьбы у невесты со­бираются девушки и приносят ей очески шерсти для набивки матраца, кур, яйца, кисеты и т. п. для подар­ка жениху. Весь этот обряд в ночь накануне свадьбы называется «кизляр геже» (т. е. «девичья ночь»).

Самая большая достопримечательность Хустиля — пещера Дюрк. Что означает это слово — не знает ни­кто. Пещера издавна считается священной. В литера­туре уже высказывалось мнение, что, по-видимому, именно ее имел в виду арабский путешественник XII в. Абу-Хамид ал-Гарнати, когда писал о священной пе­щере в Табасаране. Он связывал ее с Масламой — арабским наместником Дербента.

Однако, по местному преданию, первым, кто про­возгласил святость пещеры, был некий Меген-Шейх из Верхнего Дагестана. С тех пор пещера превратилась в популярную зиярат-хана. Примечательно, что жители окрестных сел совершают туда паломничества до­вольно редко. Зато бывают паломники, из других мест. Кроме чтения молитв, паломники режут жертвенных баранов, раздают садакъа, жертвуют зиярату паласы и ковры.

Пещера представляет собой два довольно простор­ных зала, сильно заглубленных, соединенных друг с другом и с внешним миром узкими лазами (внутрен­ний расширен). Образовалась она, по-видимому, вслед­ствие оседания части горных пород, •— что указывает на постоянно грозящую опасность обвала. Кроме того, оба лаза выводят на довольно высокие обрывающиеся вниз стены (сейчас посетители проникают туда только по приставным лестницам) — все это, на мой взгляд, делает маловероятным предположение об использова­нии пещеры для обитания первобытными людьми в древности.

Полу пещеры грубой подтеской придана горизон­тальность, стены тоже кое-где выровнены, зато своды «потолка» нависают многотонными глыбами, грозя

вот-вот обвалиться. А ведь в пещере бывают посетите­ли, иной раз даже ночуют...

Стены пещеры на высоту роста человека недавно были грубо обмазаны цементом; этот «ремонт», воз­можно, навсегда скрыл от человеческого взора эпи­графику, т. е. надписи, накопившиеся за 800 лет (ведь такие надписи не редкость в подобных местах).

Мне передавали, что сейчас в пещере соблюдается элементарный порядок — в момент же моего посеще­ния (август 1962 г.) она имела довольно запущенный вид.

Кое-кто, используя темноту паломников, извлекает определенную прибыль.

Что же делать с пещерой Дюрк? За восемь веков она превратилась в своеобразный памятник, да и как явление природы она представляет интерес. С другой стороны, нельзя безучастно относиться к спекуляции на темноте и отсталости некоторых наших граждан и, наконец, к угрозе обвала.

На мой взгляд, разумнее всего было бы сохранить пещеру Дюрк, но взять ее под общественный контроль. Превратили же в Ленинграде Казанский собор из «крепости православия» в Музей религии и атеизма и интересный архитектурный памятник!

Пусть же верующих паломников заменят туристы, а подозрительных религиозных «активистов» — инст­рукторы по туризму, гиды и представители молодеж­ных организаций! А за сохранностью пещеры могут наблюдать органы местной власти.

5. АРКИТ

Первое, что бросилось мне в глаза в Арките, — это необычная языковая ситуация. Везде звучали, смеши­ваясь, табасаранский и азербайджанский языки (кро­ме того, и лезгинский, и русский языки). Жители счи­тают себя табасаранцами и неплохо понимают своих соседей из табасаранских аулов Бурганкент и Хуряг. Однако в обиходе, дома они пользуются азербайджан­ским языком, в школе обучение также ведется на азербайджанском. Вообще чувствуется здесь тяга к ов­ладению этим языком. Смешанные браки тоже способ­ствуют этому: например, если один из молодоженов (безразлично —•. жених или невеста) азербайджанец,

то и на свадьбе, и в возникшей семье чаще говорят на азербайджанском языке.

Впрочем, считать бытующий в Арките язык азер­байджанским можно лишь с определенной натяжкой: он сплошь пересыпан табасаранскими словами и обо­ротами. Такое «смешенье языков» буквально в каж­дой сказанной фразе весьма нетипично: обычно в многоязычных аулах любой диалог идет на каком-то одном языке, и если участники разговора переходят по­степенно на другой язык, то делают это полностью (без смешения слов).

На вопрос о причине смешения языков определен­ного ответа я не получил. Было высказано мнение, что это началось со времен бека Бейбалы, который пренеб­регал табасаранским языком и принуждал аркитцев говорить по-азербайджански.

Бейбала (или Бекбала) — наиболее запомнивший­ся аркитцам феодальный владетель. Сельчанам за­помнился произвол, который он чинил в Арките. За­висимые от него крестьяне несли различные повинно­сти вплоть до обработки бекской земли. До сих пор в Арките сохранилось предание, что за плохо обрабо­танную землю бек заставлял крестьянина ложиться на нее и наносил до ста ударов шашкой плашмя.

В отношении же независимых тухумов бек также чинил произвол. По другому преданию, в тяжбе за землю он одержал верх над тухумом Саидовых, высе­лил их, а в их жилищах устроил конюшни.

Как это нередко случалось, в старом Дагестане ар-китцы часто вели междоусобную борьбу с соседями из-за спорных земель. Особенно памятны междоусоб­ные стычки с с. Ушнуг. Как считали аркитцы, ушнуг-цы ежегодно отрезали по небольшому клочку от их земель. Каждый раз это приводило к кровавым схват­кам.

О местности Сенгер сохранились глухие предания: ее связывают со сражением здесь против иноземцев, однако подробностей выяснить не удалось. Здесь же находится камень, на котором, по преданию, остался след коня пророка Мухаммеда (весьма распространен-

ный сюжет, бытующий и в Средней Азии, и на Ближ­нем, и Среднем Востоке).

Предание о возникновении аула Аркит повествует, что основан он выходцами из других селений: Аб-дуллой из с. Гасик, Айдемиром из с. Хурик, Расулом из с. Рукат, Гаджимурадом из с. Цалак и др. Послед­ние два селения ныне не существуют. Вокруг Аркита находятся также развалины селений Хангер, Гумгит, Даграрик, Мехлерих. Причиной оставления всех наз­ванных селений предание называет нашествие змей, которые якобы даже падали с неба, как дождь. Это предание очень распространено в Табасаране и в неко­торых других частях Дагестана. Возможно, оно и со­держит какое-то зерно исторической истины. Отметим попутно, что в Арките оно легло в основу фантастиче­ской сказки о легендарной змее, за один день отравив­шей все население брошенных аулов (!).

Основание селения аркитское предание относит ко времени около четырех веков тому назад. Один из ин­форматоров (кадыр) утверждает, что на месте нынеш­него Аркита прежде, по преданию, жили армяне.

6. РУШУЛЬ

По-табасарански селение называется Рушвил. Его основали переселенцы из аулов Вечрик, Куркак, Хву-га-раццар и Мяхляр. Два последних аула ныне забро­шены, причиной этого предание считает нашествие змей.

Существует предание, якобы девушки Хвуга-рац-цар ни в чем не уступали мужчинам: были очень тру­долюбивы и неутомимы, а в моменты военной опасно­сти выступали на защиту села наравне с мужчинами.

* * *

Население Рушуля делилось на тухумы Махмудар (выходцы из Куркака), Моллияр (выходцы из Вечри-ка), Ненияр, Гатнар и Генияр. Последние два тухума считались наиболее влиятельными.

Рушульцы были зависимы от аркитского бека Бей-

балы. По преданию, когда Бейбала появлялся в Ру-шуле, никто не имел права стоять на улице и тем бо­лее заговаривать с беком — бекские люди сейчас же бросались бить таких сельчан.

7. ЦАНАГ

Селение это называют также Цанаг, Чанаг, нахо­дится оно в котловине, отсюда и его название («ча-наг»—ковш). По преданию, Цанаг основан переселен­цами из-под Дербента около трехсот лет тому назад, и население его искони говорило по-азербайджански.

В двух с половиной километрах к востоку от Ца-нага находятся остатки крепости, расположенные на площади в полгектара; называется она «Кала». Мест­ные краеведы, основываясь на преданиях и на характе­ре керамики, считают, что она была населена около пя­тисот— шестисот лет тому назад. Крепость'контроли­рует пути в селения Цанаг, Ружник, Фиргиль, Аркит, Ушниг. Кому она принадлежала, выяснить не уда­лось.

Есть другие предания. Они говорят о битве между местным населением и татарами в местности Малаш-кур.

Местами битв население считает местности Маш-хур, Гаратиком, Секер, однако предание не называет сражавшихся сторон.

Население Цанага делилось на раятов и свобод­ных крестьян. Последние составляли тухум «шахов» (35—40 хозяйств), кроме того, были тухумы Чанга, Миллети и др. Расселялись тухумы отдельными квар­талами.

Селение было зависимо от аркитских беков. Пред­ставителями бекской власти непосредственно в Цана-ге были кавхи. Предание помнит совместное правле­ние двух кавхов—аркитского Бейбала-бека-Сефербея и Мазака. Примечательно, что эта должность стала на­следственной.

1 ПО АУЛАМ

I ДАГЕСТАНА

Южный Дагестан с давних пор вызывал у меня особый интерес. Доступные исторические данные поз­воляют предполагать, что развитие социальной и культурной жизни шло там более быстрыми темпами, чем в других частях Дагестана, развитие классовых отношений там также зашло гораздо дальше. Кроме того, история, общественная жизнь, культурные осо­бенности этих районов дают больше, чем где бы то ни было в Дагестане, материалов о контактах народов Дагестана с соседними народами, а также о связях с более отдаленными странами Ближнего и Среднего Востока.

В 1956 г. я тщательно собирал материал в Дербент­ском, Касумкентском, Магарамкентском, Ахтынском районах и, помнится, собрал довольно много разносто­ронних интересных сведений. С сожалением должен отметить, что за двадцать лет, прошедших с того вре­мени, основная масса этих материалов пропала. В мо­ем распоряжении лишь дневниковые заметки из кар­манной записной книжки.

Полагая, что и этот материал небезынтересен и мо­жет кое-что прояснить из прошлого Южного Дагеста­на, я решил опубликовать его здесь.

1. АХТЫ

В Ахтах мне довелось побывать трижды—в 1939 г., в 1947 г. ив 1956 г. Сведения, помещаемые здесь, являются разновременными заметками.

-

Само поселение, безусловно, очень древнее. Исто­рия его подчас была очень бурной. Это наиболее важ­ный из политических центров Самурской долины, не­редко доминировавший там. Селение Ахты стояло во главе союза 19 общин под названием Ахты-пара. В со­юз входили селения: Ахты, Борч, Гдым, Гдунг, Гра, Гогаз, Емек, Кочах, Кака, Луткун, Мизрауты, Маза, Сумугуль, Усур, Фий, Хнов, Хкем, Хуля, Хиях.

Участие с. Ахты в международных событиях сред­невековья восходит по меньшей мере ко временам Сасанидов. С тех пор Ахтынская долина видела в сво­их пределах многих завоевателей, начиная от хазар, арабов и кончая Надир-шахом. К сожалению, в пре­даниях ахтынцев сохранилось гораздо меньше факти­ческого материала о прошлом, чем было событий в бурной истории поселения. Этот парадокс я подметил давно: чем отдаленнее и изолированнее селение, тем больше следа оставляют в местных преданиях факты древности; чем значительнее селение и обширнее его внешние связи, тем скуднее его предания о событиях прошлого. Это относится не только к устному истори­ческому материлу, но и к письменным источникам — уникальный труд по истории с. Ахты—«Ахты-намэ» до сих пор не обнаружен, в то время как в самых забро­шенных аулах и даже хуторах находят ценнейшие рукописи и документы.

Впрочем, всеобщей известностью в Ахтах пользу­ются предания о богатыре Шарвели и о «шах-хирма-не».

Сел. Ахты расположено в гористой местности. До революции ахтынцы занимались хлебопашеством, овцеводством, а также в небольших размерах садо­водством и овощеводством. Почти половина жителей Ахтов добывали себе пропитание в Нухинском и дру гих пограничных уездах Азербайджана и Дагестана.

Уцелело глухое и неясное предание о каком-то со глашении ахтынцев с ширваншахом, заключенном в 1382 г. при посредничестве «турок», по которому ах­тынцы обязались не нападать на близлежащие азер­байджанские земли. Дата, упоминаемая в предании, заставляет думать, что оно основано на каком-то письменном или эпиграфическом источнике.

Излюбленный герой ахтынцев — древний богатырь пастух Шарвели. Он прославился как защитник наро­да. Не так давно на берегу Ахты-чая еще лежали раз­валины, которые ахтынцы считали остатками дома Шарвели и показывали их всем, кто / интересовался этим героем. По преданию, ахтынские старики издрев­ле заботились о сохранности дома Шарвели, и исчез он исторически недавно, видимо, в XIX в.

Кроме того, известный скульптор, ахтынец Аскар-Сарыджа сообщил мне, что сравнительно недавно на площади на Гюнейской стороне с. Ахты был скальный выступ, именуемый Шарвели-кых.

О Шарвели сохранилось много легенд в самых раз­личных вариантах. Вот одна из них.

Шарвели отличался необыкновенной силой и лов­костью. Прыгал Шарвели как никто из людей, даже со стопудовой дубиной в руках. Он одним прыжком преодолевал Ахты-чай. Только однажды при прыжке палец его ноги коснулся воды — это столь разгневало Шарвели, что он тут же отрубил его, чтобы не мешал в другой раз.

Пока Шарвели стоял на ногах, ни его, ни ахтынцев не мог одолеть никакой враг. А сбить Шарвели с ног и повалить на землю никому не удавалось. Враги зна­ли об этом и однажды, начав войну с ахтынцами, по­шли на хитрость. Они предложили перед началом об­щего сражения испытать в единоборстве наиболее храбрых бойцов той и другой стороны. В качестве рис­талища, арены для единоборцев, они подготовили большой гладкий хирман (ток). Весь хирман враги ис­подтишка усыпали сухим горохом и поставили усло­вие, чтобы перед схваткой каждый из бойцов обежал бы хирман сорок раз в деревянных башмаках.

Враги предполагали, что ахтынцы выставят самого сильного своего воина — Шарвели. Так и случилось. Шарвели надел деревянные башмаки и начал бег, но упал при первых же шагах. Враги этого и ждали—они набросились на упавшего богатыря и зарубили его.

Перед смертью Шарвели успел крикнуть своему другу: «Когда нашей земле будет грозить опасность, вы услышите мой голос. Подойдите к горе Кела, назо­вите мое имя и я приду к вам на помощь».

Какое историческое событие лежит в основе этого предания? Кем был Шарвели? Против кого он борол­ся? Почему враги его ни разу не названы, обезличе­ны? Не известно.

Очевидно, предание восходит к очень древней ос­нове, так как приобрело черты подлинного мифа. Не­которые черточки образа Шарвели сближают его с древнегреческим Антеем — Шарвели точно так нее непобедим, пока «крепко стоит на земле», упавший герой теряет силу. Да и призыв к горе Кела выглядит в этой связи не случайным. Очевидно, лежащие в ос­нове этой легенды события относятся ко времени не позднее раннего средневековья.

Шарвели — любимый герой народа. Образ его иде­ален, чист. В нем выкристаллизовались самые высо­кие представления народа о человеке.

В ахтынских преданиях сохранилось имя Пирзали-кази, человека, отличавшегося исключительной спра­ведливостью по отношению к односельчанам. Его счи­тают одним из составителей «Ахты-намэ». А.-К. Баки-ханов, Десимон сообщают отдельные фрагменты из «Ахты-намэ», есть они и у Гасан-эфенди Алкадари, некоторые ее части уцелели в устной передаче.

Вот как интерпретируется один из эпизодов из «Ахты-намэ» о борьбе Ахтыпаринского общества про­тив происков кубинского и курахского ханов.

Нуцал-хан курахский, боясь, что в долине Самура усилится влияние кубинского хана, написал ахтын-цам письмо, предупреждая их о намерении последне­го напасть на Ахты-пара, и предложил им свою воен­ную помощь.

Ахтынцы в своем ответе отклонили предложение хана о заступничестве.

Хан вновь предлагает свои услуги и обязуется взи­мать с ахтынцев, если они подчинятся ему, сравни­тельно меньшие повинности, чем со своих курахских раятов.

Ахтынцы вновь отклоняют ханское предложение, на этот раз более решительно, заявляя, что у них до­статочно сил, чтобы защитить себя.

Хан опять предупреждает, что у ахтынцев нет вы­хода и лучше им добровольно стать его поддаными.

Ахтынцы, сочтя это прямой угрозой, поручают по­четным и влиятельным людям своего общества отве-

гить хану, те собираются и пишут ему насмешли-зое письмо, напоминающее ответ запорожцев турецко­му султану.

После этого имели место вооруженные столкнове­ния Ахты-пара с курахоким ханом. Вблизи аула Гра произошло ожесточенное сражение ахтынцев с хан­ским отрядом. После этого подобные столкновения повторялись неоднократно.

Эти события не могли иметь места ранее второй половины XVIII в.

* * *

В ахтынских преданиях сохранились воспомина­ния о междоусобицах с соседними обществами. Одна­ко междоусобицы разгорались и внутри самого Ахты­паринского общества, чаще всего это были споры между соседними аулами из-за земли и в особенности из-за земли Шмекан на горных склонах около селе­ния. Не были редкостью и междоусобицы внутри са­мого с, Ахты.

* * *

Топонимика с. Ахты уже привлекала внимание исследователей, находивших в ней явные отражения социальных явлений (общественного неравенства и т. п.). Добавлю к этому заинтересовавший меня факт: кладбище, расположенное на «солнечной стороне» с. Ахты, недалеко от серной бани, называется «Ого-зекья». Ахтынцы не могли объяснить мне этимологию этого названия — не лежит ли в его основе этноним «огуз» — тюркское племенное название?

* * *

В самом с. Ахты и окрестных селах сохранились воспоминания о своеобразной повинности соседей по отношению к ахтынцам (иначе — пахте). Она состоя­ла в том, что каждый житель Ахтов мог один раз в год съездить в любой из зависимых от Ахтов аулов и разгульно прожить за счет жителей этого аула целые сутки. Чаще всего ахтынцы отправлялись на пахту от­рядами в сто — двести человек и устраивали за счет того или иного селения праздник с утра до ночи. Ах­тынцев, пришедших на пахту, жители обязаны были кормить и поить досыта, их коней также следовало кор-

мить вволю. Эта обязанность, сама по себе достаточно обременительная, осложнялась частыми насилиями и издевательствами со стороны пирующих ахтынцев. Та­ким образом, пахта являлась своеобразной формой да­ни зависимых сел по отношению к с. Ахты. Когда и как сложились эти отношения зависимости, сказать трудно. Скорее всего, такая форма взимания дани мог­ла появиться на заре складывания феодальных отно­шений.

В Ахтах не было в этот период власти отдельных феодалов. В силу, этого обстоятельства вся ахтынская община выступала как своего рода «коллективный фе­одал», ибо пахта имела ярко выраженный феодальный характер прежде всего потому, что в основе ее лежало внеэкономическое принуждение.

* * *

Ахтынские тухумы объединились по нескольку в своеобразные союзы — ресед. Следует отметить, что такой формы земельной собственности, как тухумные земли, в Ахтах не было.

Некоторые знатные люди в Ахтах носили титул беглер. Термин этот не местного происхождения — он чисто тюркский. Беглербек или беглербей на феодаль­ном Кавказе обычно — титул феодалов, владения ко­торых находились на границе государства и которые, таким образом, несли пограничную службу.

Не является ли этот титул нескольких ахтынских фамилий отголоском пограничного положения ахтын­ских земель в средневековом Ширване?

* * *

Ахты-пара подвергалось страшному разорению при нашествии Надир-шаха. В народной памяти сохранил­ся как беспримерный варварский акт воспоминание о «шах-хирмане» —• так называлась «молотьба» копы­тами шахской конницы тел ахтынских детей, подрост­ков, стариков и старух по приказу Надир-шаха для устрашения непокорных.

Строгие ограничения налагал на ахтынекую моло­дежь старый патриархальный быт. Еще сегодня живы многие из тех, кто испытал на себе тяжесть старого ⁷6

v

быта. Так, при заключении брака отношения между молодыми людьми в расчет не принимались. Мало того — пресекались всякие попытки знакомства юношей и девушек. Для девушки считалось большим позором остановиться на улице для разговора с юношей, даже если надо было сказать что-то важное. При встрече не только со взрослым мужчиной, но и со сверстником девушка должна была уступать ему дорогу. Если у де­вушки был брат и к нему приходили друзья, она не­медленно покидала комнату. Девушке не разрешалось присутствовать при разговоре с гостями.

Со дня обручения расходы по содержанию невесты лежали на семье жениха. Кроме того, накануне празд­ников он должен был приносить семье невесты особые подарки. Этот обычай, очевидно, уходит корнями в доклассовое общество, в эпоху патриархата.

Некоторые старинные ахтынские нормы быта вос­ходят к разумной и здоровой основе: например, встре­чая у родника кого-нибудь из близких жениха, девуш­ка набирала для них воду в кувшин, уступала им свою очередь на мельнице, у хлебной печи. То же са­мое делал и юноша по отношению к родным и членам семьи девушки. Кстати, подобные обычаи встречаются и во многих других аулах Дагестана.

Гораздо менее оправдана исключительная роль матери жениха в прошлом — она подбирала невесту' для сына, совершенно не считаясь с его чувствами и нередко желая лишь приобрести хорошую работницу. Мало того, она легко могла развести молодую пару, если только невестка чем-то не угождала ей.

* * *

Праздник цветов в Ахтах — старинный народный обычай, в наше время один из самых популярных, причем приобрел он совершенно новые, современные формы и обогатился по содержанию. .

На этот праздник, кроме ахтынцев, съезжаются на автомашинах и мотоциклах многие жители окрестных сел, приезжают даже из других районов и городов рес­публики. В середине дня проводится митинг на пло­щади им. Ленина, где представители руководства рай­она рассказывают о ходе весеннего сева. На ночь моло­дежь в сопровождении старших организованно на­правляется в горы. Впереди, освещая дорогу, идут фа-

келыцики, затем школьники, за ними остальные. Все веселы, все поют, играют на музыкальных инструмен­тах. Процессия выходит с таким расчетом, чтобы при­быть на место сбора — к лугу с цветами — на рассве­те, к моменту восхода солнца. Здесь пришедших встре­чают колхозники, собравшиеся из соседних сел. От­дохнув и подкрепившись, участники начинают празд­нество состязанием юношей в беге, прыжках, ловкос­ти. Здесь же проводятся соревнования по волейболу и боксу, а затем — танцы. Постепенно все разбредаются для сбора цветов. Девушки плетут венки, юноши тоже искусно составляют букеты. К середине дня участни­ки снова собираются вместе. Начинается выступление участников художественной самодеятельности. Зат^м все спускаются в селение — там их ждут родные.

В этот день весь аул полон музыки и песен. Молодежь приветствует засл/женных колхозников и колхозниц, одаряя их цветами. Только в сумерках торжественно завершается этот старинный праздник.

* * *

Ахты — не только одно из самых зеленых селений Дагестана—оно буквально утопает в садах,—но и одно из самых благоустроенных. Большинство домов либ о построены заново, либо капитально перестроены.

Мне рассказывали, что престарелый колхозник Агадах Мусаев до 1930 г. жил в одной комнате, вся обстановка которой состояла из хранилища для зерна (из прутьев), обмазанного глиной, и сундука, а из ско­та он имел .лишь одного осла. К моменту моей встре­чи с ним этот колхозник жил в доме городского типа из четырех комнат. Возможны ли еще более нагляд­ные примеры отличий старого и нового с. Ахты?

,;;;•-../ у;- 2. КАСУМКЕНТ

.. В Касумкенте. мне сообщили, что в старом Али-к.ёнтё, селениях Нютюг и Азадоглы Магарамкентского района имеются, «армянские кладбища», а в Малла-кенте — остатки армянской церкви.

* * *

Здесь сохранились предания, что прежде жители ее. Карчаг, Ашага-Араг, Мамраш исповедовали иуда­изм. .. "

\

Издавна бытовал здесь своеобразный праздник че­решни (tclapy). Проведение праздника приурочивалось к началу сбора урожая черешни, а те, кто не имел са­дов, в старину даже покупали на время праздника че­решневые деревья, чтобы отметить около них веселый праздник. Это было выгодно владельцам черешневых садов Касумкента, но не всегда доступно простому люду.

В наши дни от старого праздника осталось только название. Фактически это новый праздник, сложив­шийся при колхозном строе и ставящий своей задачей воспитание у молодежи любви к сельскохозяйственно­му труду, к садоводству.

Для проведения праздника обычно намечается один из воскресных дней. В Касумкент съезжаются колхозники соседних Хивского, Табасаранского рай онов, где нет черешневых садов. На праздник пригла­шают в качестве почетных гостей писателей, научных работников, передовиков производства из соседних районов и городов республики. На отводимых для от­дыха участках располагаются группами. Проводится митинг, демонстрируются различные сорта черешни. Праздник завершается выступлениями участников ху­дожественной самодеятельности, скачками, состяза­ниями песенников и танцоров.

До революции в Касумкенте считалось позором, если девушка после сватовства с непокрытой головой или открытым лицом выходила из дома. Запрещалось ей разговаривать с каким-либо молодым человеком, Еще большим позором считалось для всей семьи, а то и целого аула, женитьба на девушке другой нации.

В Касумкенте мне рассказали о больших переме­нах, происшедших в быту и сознании жителей рай­она после революции не только в райцентре, но и в ок­рестных селах. Так, в с. Касумкент на русских девуш­ках женились 10 юношей, а в селе Цмур — более 40.

ОРТА-СТАЛ

Селение расположено неподалеку от Касумкента.

* * *

Сохранилось предание, что первоначально здесь был расположен небольшой «город» (укрепление?) Кард, насчитывавший около 1000 хозяйств.

Название Орта-Стал появилось лишь через не­сколько сот лет. Означает оно буквально «средняя капля». История его такова: северо-восточнее нынеш­него селения жили три брата и сестра. По мнению братьев, сестра вела себя недостойно. Они убили ее, а сами расселились, как капли, образовав три селе­ния, существующих поныне: Ашага-Стал («нижняя капля»), Орта-Стал («средняя капля») и Юхари-Стал («верхняя капля»).

Когда сюда явился Надир-шах, он застал здесь не­большое селение, заселенное выходцами из заброшен­ного сел. Кард.

Надир-шах потребовал от них подчинения. Кардцы отказались. Тогда он послал сюда своего сына с отря­дом — жители перебили иранцев. Дважды после это­го Надир-шах посылал отряды, но жители каж­дый раз отражали эти нападения. Тогда он явился сюда сам с основными силами и учинил жестокий разгром. От уцелевших жителей селения была отделе­на молодежь и дети. Иранцы уложили их лицами вниз на току и устроили кровавую «молотьбу», пустив по ним вскачь своих коней. Место это называется Эг-харрсан, что значит «ток из людей». Здесь было про­лито много крови.

По преданию, первоначальными жителями орта-сталской местности были «евреи» и «русские» и лишь позже лезгины. Очевидно, это глухое указание на то, что местные жители некогда исповедовали хри­стианство и иудаизм.

Некогда Орта-Стал относился к Кюринскому хан­ству. Но во времена Мурсал-хана в селении появился Омар-бек, при котором Орта-Стал отделился от Кюрин­ского ханства. Очевидно, Омар был мелким феодалом 80

\

или даже бывшим вассалом кюринского хана. Но же­стокость Мурсала была такова, что предание вспоми­нает об этом отделении, как об «освобождении» орта-сталцев.

* * *

Названия ортасталских тухумов носят сугубо эти­мологический (объяснительный) характер и, по всей видимости, являются поздними.

Пирер (букв, «священные»). Их родоначальником, по преданию, был шейх Ибрагим, пришедший из Карса. Во время моего посещения мне показывали его могилу с «мавзолеем».

Устарар (букв, «мастера»). Прежде члены этого тухума занимались различными ремеслами: строи­тельным, плотницким, кузнечным и др.

Кацер (букв, «кошки»). Предки этого тухума якобы отличались драчливостью и были забияками.

Яхулар. В Орта-Стале так называли не только лакцев, но и даргинцев, аварцев и др. — в этот тухум вливались пришельцы из дагестанских. земель, лежа­щих севернее.

Сикер (букв, «лисицы») — предание приписывает предкам этого тухума особую хитрость.

Добавим от себя, что такие названия, как «кош­ки», «лисицы», возможно, восходят к древним тоте­мистическим представлениям — приведенные же здесь современные их «объяснения» могли появиться относительно недавно.

4. ВЕКЕЛЯР

Неподалеку от аула есть местность, называемая Келядан-мури, что означает «место крепости». Неког­да здесь действительно была крепость, возвышавшая­ся над скалой, а ниже крепости, в склоне горы — большая пещера. Говорят, что когда-то в ней жили люди, а позже укрывались при опасности жители Ве-келяра.

Напротив аула есть местность, носящая название Гардан-век (букв, «сними шею» — место казни, обез­главливания). Рассказывают, что еще до прихода ара­бов аулом правил жестокий правитель, и это место до сих пор напоминает о его жестокости.

 

В Куркенте правил некогда Мирза-бек из Векеля-ра. Он был жесток и постоянно чинил насилия над жителями. Один из жителей Куркента по имени Чу-лак Эскер выстудил против бека и ударил его. Обоз­ленный бек с помощью своих нукеров расправился с Чулаком. С тех пор, желая запугать очередного «про­винившегося» куркентца, он угрожал: «Смотри, за Чулаком отправлю».

5. ЮХАРИ-ЯРАГ

Селения Юхари-Яраг и Ашага-Яраг, лежащие примерно в полутора километрах друг от друга, не­когда составляли одно общество, В XVIII—XIX вв. Юхари-Яраг было центром феодального владения. В селении сохранились развалины ханской резиденции, а вокруг нее — развалины семи бекских домов. Рядом с ханским дворцом располагалась кладовая. Все эти постройки были окружены крепостной стеной с бойни­цами и башнями, очевидно, построенной не столько против внешнего врага, сколько против своих же «под­данных» ярагцев. Вода поступала в эту крепость по гончарным трубам из билбилкентского родника (в 5 км от Ярага). После того как хан отвел воду по тру­бам, билбилкентцы стали испытывать большую нужду в воде и в конце концов разбежались. Большинство из них обосновалось в другой местности селения Билбил-кент-казмаляр. Остатки ханского водопровода уцеле­ли до сих пор.

Из построек феодального комплекса, занимающего целый квартал, более других сохранился дом Тагир-бека, сына Юсуф-хана. Я осмотрел его. Это двухэтаж­ный дом, имеющий 4 жилые'комнаты наверху и 4 хо­зяйственные — внизу. Одна из последних служила кладовой. В ее земляном полу я насчитал до десятка глубоких оцементированных ям с крышками для хра­нения продовольственных припасов, в первую очередь зерна, а возможно, и вина.

Интересные подробности о ярагских феодалах со­общил мне ярагинец Дадаш Магомедкасумов (78 лет).

*

Он знает арабский язык и, по его словам, в прошлом

читал исторические рукописи о здешних ханах. Сог­ласно этим рукописям, местные ханы по происхожде­нию «яхули» из Кумуха и являются отдаленными по­томками одного из арабских предводителей, пришед­шего из Шама. Прямой их предок — Сурхай-хан из KvMyxa.

Первым ханом в Яраге, получившим здесь власть еще до Шамиля, был Юсуф-хан, сын Тагира и внук Аслан-хана. Жил он и в Курахе, и в Яраге. Его сыно­вьями были Тагир-бек, Халим-бек, Шахмардан-бек, Саид-бек, Нурсал-бек, Селим-бек, Магомед-бек. Им принадлежали дома, окружавшие резиденцию Юсуф-хана. По преданию, Селим и Магомед были беками в Курахе.

Известный историк и ученый Гасан Алкадари был какое-то время писарем у Юсуф-хана.

Собственно, Юсуф был первым и последним яраг-ским феодалом с ханским титулом, остальные мест­ные феодалы были беки.

Власть Юсуф-хана простиралась временами на весь Кюринский участок, доходя до Ашага-стала и Мага-рамкента. Собственностью хана были летние пастбища Сарфун и Куказ в долине Кураха, а также пахотные земли Бурзи и Хантул (на территории Ханджал-ка-ла), а также Курух напротив ханской резиденции. Хан был также собственником множества кутанов.

Все сельчане, не связанные родством с ханской семьей, считались раятами, т. е. феодально зависимы­ми. Была также немногочисленная прослойка рабов

Примечательно разнообразие феодальных повин­ностей рантов, сохранившееся в народной памяти. Основными обязанностями рантов были обработка хан­ских полей, уборка урожая, косьба сена (главным образом в местности Хантул), а также заготовка и дос­тавка в Курах дров с территории нынешнего Магарам-кентского района, доставка глины для ханских и бек­ских крыш из Кураха в Яраг (считалось, что курах-ская глина более водонепроницаема) и т . п.

Раятам не рекомендовалось появляться на улице, если по ней шел хан. Если же рант встречал хана

 

или бека, то должен был сшшать шапку — иначе бы­вал бит. Юсуф-хан ввел в своих владениях право пер­вой ночи, но его сыновья превзошли его своим само­дурством и деспотизмом. Выразительный пример обычной жизни Ярага тех времен: когда в Касумкенте умер дядя Юсуф-хана Нуцал-хан, то хан приказал раятам нести его труп от Касумкента до Кураха на руках.

Раяты практически были лишены возможности протестовать в какой бы то ни было форме. Те, кто не мог более терпеть феодального произвола, бежали из родных мест. Из таких беженцев возникло с. Яраг-казмаляр.

В Яраге к моменту моего посещения еще сущест­вовал дом известного ученого Магомеда-Эфенди Яраг-ского. Дом был вблизи медресе. Мечеть располагалась поблизости — ее двухэтажное здание сохранилось до сих пор. Все эти постройки занимают почти целый квартал. Вначале все они были под контролем Маго­меда-Эфенди, но после того как он покинул Яраг, хан перестроил мечеть.

Некоторые сельчане считают, что первый этаж мечети использовался как медресе, а второй — как молитвенное помещение.

ГУГАН

Здесь моим основным информатором был Азиз Га-мидов (60 лет), учитель средней школы с. Магарам-кент.

Азиз Гамидов рассказал местные предания о ханствах Южного Дагестана. Хотя легко заметить их расхождения с данными письменных источников, не­точности и неясности, мне все же показалось интерес­ным привести их как пример эволюции исторических представлений. В этих легендах упоминаются такие ханства и бекства:

Рутульское бекство. Во главе него стояли выход­цы из дома казикумухских ханов.

Какинское бекство существовало на территории нынешнего Ахтынского района (какинцы в свое время относились к Ахты-паре); в него входили селения Лут-кун, У сур, Гогаз, Ялак, Кахул, Зрых, Хрюг.

Курахское ханство включало в себя преоблада­ющую часть нынешнего Курахского района (без селений Капир и Икра) и часть нынешнего Агульского района, другая часть его была под властью казикумух­ских ханов.

Кюринское ханство охватывало основную часть нынешних Касумкентского и Магарамкентского рай­онов, а также часть Хивского района и докузпарин-ские селения Гуган, Филя, Гапцах, Чахчах; центром этого ханства было с. Юхари-Яраг. Преобладающая часть жителей ханства считалась рантами хана. Все виды податей и офеодальных обязанностей, которые несли раяты, назывались дегек.

Согласно местным преданиям, раньше вся терри­тория до Дивичи (в 12 км от Хачмаса) была сплошь заселена лезгинами.

Нижнее течение р. Самур географически было от­крыто для нападений всех иноземных захватчиков, приходивших в Дагестан.

Сохранилось предание, что в борьбе с арабами по­гибла половина тогдашнего лезгинского населения. В наказание за сопротивление арабы назначили своих наместников над лезгинами — от них ведет начало ханская власть.

7. ЦЕЛЯГЮН

Здесь моим информатором был девяностолетний Джалил Бадаев, бывший учитель, знавший арабский язык.

О возникновении селения он сообщил следующее: в Азербайджане существовало лезгинское селение Ца-лагур. Население его росло, а свободных земель не было. Тогда безземельные сельчане ушли на левый бе­рег р. Самур и основали современный Целягюн. Это

 

событие произошло около пяти веков тому назад, т. е. в XIV—XV вв. К тому же времени относится, по сви­детельству Балаева, самая ранняя дата на местном кладбище.

Целягюн был независимым селением вплоть до XVIII в. Кроме крестьянства, здесь не было иных сос­ловий. Около того времени в Южном Дагестане усили­лись феодальные междоусобицы и борьба между разны­ми общинами. Этим воспользовались лакские феодалы, они стали вмешиваться в эти междоусобицы, предла­гая свою «помощь и защиту» то одной, то другой сто­роне. Здесь поселился бек. Именно таким образом Це­лягюн попал под «покровительство» родственников Сурхай-хана Казикумухского, причем сельчане внача­ле даже не особенно противились этому, надеясь на то, что пришлые феодалы защитят их от нападений.

В местных преданиях упоминаются беки Аббас-бек, Атем-бек. Отцом Аббас-бека был Гарун-бек, жив­ший в Курахе и бывший двоюродным братом Сурхай-хана. Кстати, целягюнские беки состояли в родстве и с Юсуп-ханом Ярагским и его потомками.

Вскоре Целягюн стал центром бекства, в которое входили также аулы Гезеркент, Кайсун, Магарамкент, Барбар-кент, Бирбир-кент. Кроме того, в Испике, Зух-раб-кенте, Али-кенте также были беки, предание называет их то родными братьями, то родственниками целягюнского бека.

Согласно одному ярагскому преданию, до Аббас-бека или вместе с ним в Целягюне правил Магомед-Али-бек, а в Испике в то же время — Ибрагим-бек. Все они были вассалами хана Кураха и Ярага.

Целягюнский бек имел земли (пастбища) Аббаса-кишлах -на территории Ханджал-кала и Эрид-дар на территории нынешнего Куканского сельсовета в Ку-рахском районе.

Кроме того, целягюнцы отбывали беку дегек: с каждого двора — рипе (4,5 пуда) ячменя и рипе пше­ницы, подвода дров, с каждых 40 голов скота по од­ной овце. В Целягюне от всех повинностей освобожда­лись духовные лица, старшина, нукеры. -

6. МИСКИНДЖИ

В Мискинджи моими информаторами были Бай-бут Айдинбеков (65 лет), Юсуф Сфиев (85 лет), Алис-керов (83 года), А. Шихзадаев (65 лет) и тогдашний директор Усухчайской средней школы М. Мамедов, родом из Мискинджи.

В Мискинджи существует предание, будто основа­но оно выходцами из иранского селения Мискин, из племени Кутер и Азмеда. Оттуда их выселили якобы за непокорность.

Впоследствии в Мискинджи селились и изгнанни­ки из других селений. Они образовывали новые гуху-мы, носившие чаще всего названия их прежних мест жительства. Так образовались мискинджинские туху-мы Глар, Усур (одноименные села в Ахтынском рай­оне), Ашар (из Курахского района), Чепе (из с. Джа-ба).

Первоначально шиитами были лишь первопоселен­цы, объединенные в тухум Кутер и Азмеда. Но они обращали в шиизм всех прибывавших в селение из­гнанников. Таким образом, Мискинджи оставалось в то время единственным шиитским селением суннит­ского Дагестана.

Вариант предания об основании Мискинджи сооб­щил нам М. Мамедов. Селение якобы основано 600 ранеными — иранскими воинами, которых был вы­нужден оставить здесь Надир-шах. Оставшиеся в живых не уехали на родину, а остались жить в Южном Дагестане, постепенно ассимилируясь среди лезгин, сохранив лишь шиизм.

Хочу высказать и свое мнение об обоих этих пре­даниях. На мой взгляд, они слишком слабо обоснова­ны. В конечном счете, единственным аргументом в пользу иранского происхождения мискинджинцев яв­ляется их шиитское вероисповедание.

Однако во всем остальном мискинджинцы ничем не отличаются от окрестного лезгинского населения. Их говор обнаруживает лишь слабые отличия в произ­ношении, не обособляясь даже в отдельный самостоя­тельный диалект.

Кроме того, первое из приведенных преданий фак­тически утверждает, что в Мискинджи постоянно под­селялись лезгины. Они и их потомки, хотя и приняв­шие шиизм, составили здесь явное большинство. И чем в таком случае горсть пришельцев-шиитов отлича­ется от обычных миссионеров, которых в средневеко­вом Дагестане всегда было много, но которые тем не менее никак не повлияли на этнический состав мест­ного населения?

Возможно, какую-то роль сыграла и тенденция ме­стных легенд отождествлять религию и националь­ность. Так, о соседях мискинджинцев говорят, что ах­тынцы — потомки евреев, микрахцы и гапцахцы