 |
|
Особенности других видов восприятия
У многих аутичных детей была изменена тактильная чувствительность: они были нечувствительны либо, наоборот, чрезмерно чувствительны к мокрым пеленкам, не любили, когда до них дотрагивались при причесывании, стрижке волос или ногтей. Многим, очевидно, были неприятны одежда, обувь — они часто стремились раздеться бегать голыми. Но, как указывалось, они нередко получали удовольствие от ощущения расслоения, разрывания тканей и бумаги, пересыпания сыпучих материалов.
У части детей, возможно, было изменено вкусовое восприятие: они не переносили многих блюд и были стойко привержены одному-двум. Но в то же время могли есть или грызть несъедобное, как, например, двухлетний мальчик, который съедал косметические кремы.
[58]
На втором году жизни наиболее характерным для РДА является атавистический способ обследования окружающего с помощью облизывания, обнюхивания, ощупывания.
Дистантные анализаторы (зрительный, слуховой), начинающие в норме преобладать во втором полугодии жизни ребенка, многими аутичными детьми даже второго года жизни используются гораздо меньше.
У некоторых детей нельзя исключить снижения болевой чувствительности.
Суммируя патологию развития сенсорной сферы у аутичных детей первых двух лет жизни, можно отметить снижение или повышение и извращение разных видов чувcтвительности, использование восприятия в аутостимуляторных целях, а также наличие ранних этологических форм перцепции.
Влечения
У аутичных детей первых двух лет жизни наблюдается и ряд особенностей в сфере влечений.
Очевидно, с большей долей условности к ним можно отнести стремление к описанным выше положительным ощущениям (зрительным, слуховым, обонятельным, осязательным, проприоцептивным), получаемым при гиперкомпенсаторной аутостимуляции сенсорной сферы в условиях дефицита положительных эмоций, созданного некоммуникативностью.
В основе действий, выглядящих как патологические влечения и проявляющихся в агрессивных реакциях, иногда лежало легко возникающее у аутичного ребенка острое, тревожное напряжение, разрешающееся гневом, малодифференцированной агрессией, направленными на все окружающее: предметы, близких людей. В таком состоянии аутичный ребенок мог кусать или разбрасывать игрушки, ударять, толкать, царапать близкого. В ряде наблюдений обращали внимание грубая агрессия по отношению к матери, легко возникающая по малейшему поводу. Не исключено, что это связано с восприятием матери как источника запретов. В других наблюдениях преимущественным объектом агрессии может быть отец.
Агрессия часто вызвана страхом — или актуальным, или прошлым. Немотивированная агрессия к близким у 6% детей возникала в ситуациях, напоминающих обстановку прошлого реального испуга, перенесенного наказания.
[59]
Следует, однако, отметить и нередкое парадоксальное, влечение намеренно пережить ситуацию страха и обыграть его в спонтанной психодраме. Мальчик 2 лет врывался вечером в комнату, где на стене возникала его большая тень, и с испуганным криком тут же выскакивал обратно. Другой на даче разыскивал пауков в паутине, разрывал паутину, с визгом, дрожа сбрасывал с руки паука. Мальчик 2 лет, неосторожно взятый родителями на аттракцион «чертово колесо» и сильно испугавшийся, после этого стремился смотреть в пролет лестницы.
Любая реализация влечений имеет в основе аутостимуляцию, но, очевидно, она более актуальна для лишенного положительных эмоций аутичного ребенка. Наблюдаемый нами полуторалетний мальчик все попадавшие в руки предметы кидал в настольную лампу, радуясь ее разрывающемуся звуку.
Некоторые проявления агрессии могут быть, наоборот, объяснены гиперсензитивностью с преобладанием чувства неприятного: сопротивление со стремлением ударить мать, когда она брала на руки, няню — если та просто прикасалась.
Агрессия может быть вызвана и острым переживанием реальной неудачи, особенно в контактах. В таких ситуациях могут наблюдаться и самоагрессия, когда ребенок бьет, кусает или щиплет себя, и агрессия, направленная на других. Иногда как агрессивные рассматриваются и поступки аутичного ребенка, не обладающего естественными навыками контакта: его неумелые попытки вступить в игру с другим ребенком, сорвав с него шапку, толкнув, вырвав из рук игрушку.
Иногда как проявления патологических влечений расцениваются действия аутичного ребенка, обусловленные стремлением привлечь к себе внимание доступным ему некоммуникативным способом. Полуторалетний аутичный мальчик специально (особенно в присутствии нескольких взрослых) разливал на скатерть чай, выбрасывал вещи в окно. Мальчик 1,5 лет мешал отцу печатать на машинке: забравшись на стул, хаотически нажимал на клавиши; выключал магнитофон, телевизор. Бурная аффективная реакция взрослых также может быть аутостимулирующим фактором.
Однако ряд проявлений агрессии, отмечаемых у 7%. детей, можно отнести к первичному расторможению влечений; Мальчик 1 г. 9 мес. играл, щипая кошку и выкручивая ей хвост; двухлетняя аутичная девочка, отрывала
[60]
руки и ноги куклы, специально наступала на лапы собаки. Иногда это первичная агрессия к близким («Буду старших обижать», — говорит мальчик 1 г. 8 мес. на упреки бабушки, что он ее больно бьет ногой), к детям — ударить, дернуть за волосы.
Очевидно, специфична для РДА определенная диссоциация в патологии влечений: стремление к раздавливанию насекомых и повышенная брезгливость, определенные виды агрессии (например, плевание) в состоянии радости.
Ряд сверхценных интересов, связанных с влечениями, описан выше.
Моторика
Первое, на что можно было обратить внимание в развитии двигательной сферы у аутичного ребенка 1—2-го года жизни, достаточно частые, фиксированные у 39% детей нарушения мышечного тонуса.
Гипертонус в ряде наблюдений выявлялся уже в возрасте 1,5—2 мес. при диспансерном наблюдении, в большинстве же случаев — при задержке сроков начала ходьбы. Гипотонус чаще обнаруживался при запаздывании сроков начала сидения или стояния. Однако в подавляющем большинстве случаев нарушения тонуса ликвидировались после курса массажа. Лишь у 5 детей с явлениями мышечного гипотонуса курсы массажа приходилось повторять до 1,5—2-летнего возраста. В этих наблюдениях двигательные нарушения ошибочно расценивались как проявления детского церебрального паралича. Следует отметить, что аутичным детям, в анамнезе которых имелись нарушения мышечного тонуса, чаще всего при обращении к врачу в более старшем возрасте ставился диагноз последствий родовой травмы, хотя какая-либо патология в родах у них зафиксирована не была.
Полученные сведения о становлении ранних локомоторных функций (подъем головы, повороты туловища и т. д.) данных о какой-либо патологии обычно не содержали.
Сидеть и стоять очень многие аутичные дети начинают одновременно в 7—9 мес. Сроки же начала ходьбы формировались по-разному. Более чем в половине наблюдений имелись сведения о достаточно увеличенном интервале (5—8 мес.) между периодом стояния и началом ходьбы.
[61]
С началом самостоятельной ходьбы особенности двигательной сферы аутичного ребенка уже привлекали внимание родителей. В одних случаях дети мало стремились к ходьбе, как бы быстро пресыщались ею, предпочитали сидеть, начав ходить, не бегали. В других, наоборот, начало ходьбы по существу было началом бега.
Во многих наблюдениях отмечались импульсивность бега, его особый ритм — перемежение с неожиданными остановками. Резкая порывистость, стремление к бегу сочетались с медлительностью движений вне бега, их угловатостью, некоординированностью. В одних наблюдениях (чаще совпадавших с диагностикой мышечного гипотонуса) родители определяли походку ребенка словами «как глиняный», «как пьяный», в других — «дергался, как заводная игрушка», «руки были где-то отдельно».
Очень часто имелась склонность к ходьбе на цыпочках. В отличие от здоровых детей (у которых этот феномен редуцируется после 10-месячного возраста) у аутичного ребенка ее можно было наблюдать и в двухлетнем возрасте, иногда — через 1—2 мес. после начала обычной ходьбы. Типично перебегание на цыпочках от опоры к опоре, часто с широко расставленными, как бы балансирующими в воздухе руками. Нередко обращали внимание другие странности позы при ходьбе: с руками, прижатыми к груди, с поднятыми плечами и вдавленной в грудь головой, с массой лишних, причудливых движений, объяснимых при рассматривании их с позиций аутостимуляторных стереотипий. Нередко при расспросах можно было предположить и ритуальный характер неожиданного бега: вокруг кровати — перед сном, вокруг стола — перед едой, вокруг вешалки — перед прогулкой. Сравнение историй болезни аутичных мальчиков и девочек создает впечатление, что мальчикам более свойственны гротескная импульсивность, марионеточность движений, девочкам — неуклюжесть, мешковатость.
О. С. Никольская (1985) предполагала возможную связь отставленности начала ходьбы с трудностями освоения простейших двигательных синергий. Однако в четверти наблюдений имелись указания, что руки уже начавшего ходить ребенка нельзя было оторвать от перил манежа, а будучи выведенным оттуда, аутичный ребенок стремился в него обратно. Первый отрицательный опыт ходьбы — чаще всего обычное падение — вызывал испуг, закреплявшийся так надолго, что ребенок начинал бояться пола: оставлял попытку ходьбы и сопротивлялся помощи
[62]
взрослого в течение 2—3 мес. Не исключено, что страх перед ходьбой имеет отношение и к «феномену тождества» — боязнь выйти за пределы привычной, освоенной обстановки.
И в то же время у части наблюдаемых детей, как правило, наиболее тяжелых по своему психическому состоянию, мутичных, в раннем анамнезе имелись совершенно другие особенности моторики. Их спонтанные движения отличались грациозностью, плавностью и легкостью. Освоив навыки ходьбы, они легко могли пройти по спинке дивана, вскарабкаться на шкаф или лестницу, никогда не падая. Однако обращало на себя внимание, что вся эта ловкость движений неожиданно исчезала за пределами привычной обстановки. Девочка, в 1 г. 9 мес. ловко карабкавшаяся по лестнице на второй этаж своей дачи, плакала, но не могла подняться на четыре ступеньки входа на дачу соседей. У этих детей отмечалась и особая нестойкость приобретенных навыков: научившись взбираться на стул в течение одного дня, мальчик не повторял этого действия в течение 4 мес., а затем легко стал делать его снова. Двухлетний мальчик, легко прыгая со стула дома, на улице боялся спуститься с малейшего бугорка на земле.
Получить сведения о ранних особенностях мимики и жестикуляции аутичного ребенка трудно. В подавляющем большинстве случаев каких-либо отклонений родители не замечали.
Фотографии многих аутичных детей в возрасте 1—2 лет фиксируют напряженность взгляда на застывшем амимичном лице. Но в части фотографий обращает внимание выражение испуга, тревоги. На втором году жизни ребенка родители часто отмечают появление у него неадекватных гримас, обычно сочетающихся с двигательными разрядами. У других детей становится более отчетливой особая амимичность, сочетающаяся с отрешенностью взгляда.
При расспросах выявлялась недостаточность развития жестикуляции, ее коммуникативного характера: отсутствие жестов и движений головой, означающих утверждение либо отрицание; невозможность, сформирования жестов приветствия или прощания. Но в то же время описанные выше спонтанные стереотипные движения отличались достаточной сложностью и выразительностью.
Своеобразие развития двигательной сферы проявляется и в особенностях развития ряда двигательных навыков.
[63]
Формирование навыков жевания задерживалось нередко до 2—3-летнего возраста. Большей частью значительно запаздывало овладение социальными навыками еды: способность использования ложки, удержание в руках чашки нередко задерживаются почти до 2 лет. С опозданием и большим трудом формируются навыки одевания: Однако в 9 наблюдениях родителями была подмечена закономерность, указывающая на специфическую диссоциированность и в формировании навыков. Прежде всего это совершенно разный уровень моторной умелости в спонтанной и заданной деятельности. Ребенок, в 2 года не одевающийся сам, быстро разбирает и собирает заводные игрушки. Аутичный мальчик в возрасте 1 г. 10 мес, не застегивая петель на собственной одежде, достаточно ловко проделывает эти операции на одежде куклы, матери, отца. Поэтому родители сначала уверены в «нежелании» ребенка, его лени, упрямстве. Все они отмечали, что попытки заставить его никогда не достигали цели, а, наоборот, всегда приводили к усилению негативизма либо углублению аутизма.
Более того, ребенка нельзя было не только заставить делать то, что он не хотел, но и научить чему-либо. Он отвергал помощь взрослого в освоении двигательных навыков. Если у психически здорового ребенка 9—12 мес. формирование начальных произвольных действий возникает благодаря показу взрослого, то научить таким образом аутичного ребенка этого возраста обычно не удавалось. Моторная имитация действия ему как бы недоступна. К решению двигательной задачи он приходил как будто бы сам. При этом он не стремился, как здоровый ребенок, к многократному повторению получившегося действия. Но нередко, как будто бы не приняв показываемого ему действия и даже игнорируя его, он мог неожиданно воспроизвести это действие через несколько дней или недель. По-видимому, к этому же ряду аутистических проявлений следует отнести и наблюдаемое иногда нежелание такого ребенка держаться за руку взрослого при освоении навыков ходьбы. Наблюдаемая нами девочка в начале ходьбы (в возрасте 1 г. 3 мес.) не хотела брать руку матери и пошла, держась только за веревочку.
Огромное место в моторной активности аутичного ребенка принадлежит описанным выше двигательным стереотипиям.
На основании полученных данных возникает предположение о вторичности ряда проявлений ранней двигатель-
[64]
ной недостаточности при РДА. Очевидно, помимо слабости тонуса, недостаточности координации движений имеют значение как первичная слабость побуждений к определенной, прежде всего коммуникативной деятельности, так и аффективные расстройства, прежде всего страхи. Многочисленные двигательные стереотипии носят аутостимуляторный характер.