 |
|
ВСЕ НАЧАЛОСЬ В ВОСКРЕСЕНЬЕ 22 ИЮНЯ 1941 ГОДА 8 страница
— Мы поручаем тебе важную и ответственную задачу. То, как ты справишься, будет зависеть от тебя.
Ныне Рашка координирует и направляет повседневную работу. Она организует уроки пользования оружием, устраивает встречи звеньев, поддерживает контакт с командирами и знает всех членов ЭФПЕО. Оружие, переправляемое в гетто, всегда поступает в один адрес: Рашель. Она отвечает перед штабом за секретность хранения и порядок на складах. Она размножает и распределяет среди командиров штабной бюллетень.
В гетто снова неспокойно. На сей раз тучи ползут со стороны провинциальных городков, из окрестностей Лиды и Барановичей. Передают, что в Вильнюсе появились беженцы из тех мест. Работающие в городе рассказывают, что облавщиков командировали в Белоруссию. Кто-то из старших чинов гестапо якобы сказал, что евреям придется дорого заплатить за вход в вильнюсское гетто.
Польский шофер передал, что в Барановичах немцы созвали на рынок еврейское население и там у всех на глазах расстреляли 2500 евреев.
Беженец, добравшийся недавно из Лиды, рассказал, что 14 марта из местного гетто были депортированы и умерщвлены вильнюсские евреи (в свое время бежавшие из Вильнюса в поисках спасения в другие гетто). Было их 80 человек. Прошло немного времени — новое потрясение.
В Лиде жил православный священник, пользовавшийся всеобщей любовью и много сделавший для евреев. Некоторое время назад он подвергся разбойному нападению и был ранен. Преследуя грабителей, он нашел брошенную кем-то из них одежду. На ней имелась желтая заплата... Таким образом, выходило, что на попа напали евреи. Местные христиане были вне себя. Немцы приказали юденрату в течение десяти часов найти и выдать преступников, в противном случае жизнью поплатится тысяча евреев. Юденрат выдал немцам шесть человек с уголовным прошлым, утверждая, что виновные среди них.
Эти шестеро в попытке спасти свою жизнь заявили немцам, будто юденрат за доллары и золото выдал беженцам из вильнюсского гетто фальшивые удостоверения личности. Были немедленно арестованы семеро членов юденрата. Через две недели немцы приказали евреям явиться на рыночную площадь. Всех пропустили через сооруженные там ворота, и еврей-предатель показывал при этом немцам, кто из проходящих вильнюсский беженец. Остававшихся в домах прикончила полиция. Так погибли 80 евреев вместе с членами юденрата Лиды.
А из ближних окрестностей, с территории "нашей" Литвы пришла весть о страшном убийстве евреев Трокай (Trakiai). Их отвезли на острова и после надругательств утопили в озере.
Немногочисленные беженцы из Воложина шепотом, с дрожью в голосе рассказывают, что у них в Воложине немцы заставили еврейских матерей бросать своих детей в огонь.
В каунасском гетто сейчас всего 17 тысяч евреев, в Шауляе осталось всего четыре тысячи.
Так изо дня в день приходят новые известия и слухи и подобно грозовой туче сгущаются над нашими головами, предвещая беду.
В ИЮНЕ 1942 ГОДА ШТАБ РЕШИЛ ПРОВЕСТИ ПЕРВУЮ диверсию на железной дороге. В условиях гетто этот план граничит с сумасшествием. Товарищи, которым предстоит его выполнять, целиком отдались этой задаче, готовясь к ней дни и ночи.
Приготовления совершаются в невероятно трудной обстановке. Из немецких блиндажей наши товарищи воруют динамит. Но нет среди нас подрывника или человека, имеющего хоть какое-то понятие о приготовлении мин. А ведь мину еще предстоит вынести из гетто. И она должна быть изготовлена таким образом, чтобы ее внешний вид не возбудил никаких подозрений.
В темном погребе на улице Кармелитов 3, который со временем превратился в один из наших главных складов, три товарища при колеблющемся свете свечи колдуют над изготовлением заряда. Заметь кто-нибудь из жильцов свет в подвале — и пропало. Дело задерживается из-за отсутствия приспособлений. Занимающийся этим Аба разрабатывает план, ставит опыты и, в конечном счете, добивается успеха, не имея при этом никаких знаний, полагающихся подрывнику. Единственный источник, откуда он почерпнул кое-какую информацию — советские военные брошюры — учебники для командного состава. Это краденая литература, которую удалось переправить в гетто.
Жизнь работавших над изготовлением мины не раз висела на волоске из-за угрозы внезапного взрыва, но в конце концов приготовления закончились. Все сделано собственными силами — от детонатора до бойка. Мина представляет собой кусок металлической трубы — ничего подозрительного.
Штабу ясно, что действовать надо как можно умней, ведь в случае провала не миновать массовых репрессий. Пункт выполнения диверсии должен находиться далеко от мест работы евреев. Нельзя давать малейшего повода для подозрений. Провал равнозначен несчастью для всего гетто.
Из гетто выходит Витка Кемпнер. Ее темные еврейские волосы перекрашены в светлый цвет. Она уходит на рассвете с группой евреев, направляющихся на работу. На улице она отделяется от группы, снимает желтую заплату с груди и поспешно ступает на тротуар. Теперь она арийка и может ходить по городу. Ей поручено высмотреть подходящее место для диверсии. Она поворачивает за город, туда, где тянется железнодорожная ветка на Вилейки.
Витка "гуляет" вдоль полотна — ей надо заметить и запомнить все подробности: операция будет проводиться в ночное время.
Путь охраняется немцами, здесь штатским ходить нельзя. Витку задерживают. Она объясняет с невинным видом, что шла, мол, в ближнее село и решила спрямить дорогу. Не знала, что ходить здесь воспрещено. Часовые внимательно разглядывают девушку с простодушным и немного испуганным лицом: "Ладно, возвращайся-ка назад, иди в село другой дорогой и запомни, что если еще раз попадешься, арестуем". Витка уходит и через некоторое время возникает по другую сторону железнодорожного полотна, где пока не видно часовых. Будь что будет, а ей надо разведать место. Успех операции в большой степени зависит от результатов ее рекогносцировки, ее умения ориентироваться на местности и практических выводов.
В продолжение трех дней Витка уходит чуть свет и возвращается вечером, едва держась на ногах после целого дня блужданий и поисков. Эта жизнерадостная девушка теперь помрачнела, примолкла, ее взгляд обращен внутрь — вся она во власти мысли о предстоящей операции и личной ответственности за ее исход.
8 июля с восходом солнца через ворота гетто проходят Витка, Изя Мацкевич и Моше Браузе. Они несут мину. Их задача: взорвать немецкий эшелон в 7 км к юго-востоку от Вильнюса. Операция назначена на ночь. Завтра им надлежит вернуться в гетто с рассветом и, как обычно, отправиться на работу, чтобы никто не заметил их отсутствия.
День тянется бесконечно. Наступает ночь странствий, выжидания и тревоги.
На рассвете в гетто влетела Витка — ноги поранены, кровоточат, зато лицо сияет: подложили мину! Никто не заметил. Растет напряжение, ждем из города первых известий, первых отголосков нашей работы и — результатов. Уже давно мы не были так взвинчены. Витка взволнована, сильно переменилась. С той ночи, когда она походила под смертью, лицо у нее приняло новое выражение. "О чем ты размышляла всю эту долгую ночь в лесу?" — спросила я ее. Она ответила:
"Выполнить задание и не попасться им в лапы живой. Страшно жалела, что нет у меня с собой цианистого калия".
В три часа пополудни пришла весть: произошел взрыв, уничтожен немецкий эшелон. Евреи, возвращающиеся с работы, рассказывают: неподалеку от Новой Вилейки немецкий эшелон наскочил на мину и полетел под откос. Локомотив и вагоны с боеприпасами уничтожены. Немцы всполошились: в окрестностях Вильнюса это первая диверсия, а ведь здесь вокруг много немецких гарнизонов.
Немцы усиливают охрану железнодорожных путей, арестовывают триста крестьян из сел близ места диверсии. Поляки убеждены, что это дело рук их соотечественников партизан, добравшихся и сюда. Они гордо рассказывают евреям: вот видите, что значит польские партизаны — под самым носом у немцев, а не боятся.
Немцы устраивают обыск на железнодорожной станции, где работают евреи и поляки. Поляков дотошно допрашивают и прощупывают, евреев освобождают. Не обыскивают и не водят на допрос. Немцы уверены, что к диверсии евреи не могут иметь ни малейшего отношения: слишком ничтожны они для ненависти и мести. Невозможно подозревать их в акте, на который способен только свободный человек.
Для нас это был самый счастливый день в гетто. И сегодня вижу сияющие, смеющиеся лица товарищей, лица, на которых давным-давно не было и следа улыбки. Вечером того же дня, 8 июля мы устроили торжество. Штаб пригласил представителей всех движений, входящих в ЭФПЕО. Сошлись люди, никогда прежде не видавшие друг друга
Отрезанные от всех и вся, предоставленные своей судьбе, мы все время искали союзника в общей борьбе с врагом. Мы хорошо понимали значение связи с городом в поисках такой поддержки. Поэтому штаб ЭФПЕО со дня основания организации ищет контакта с организованными подпольными силами, действующими в районе Вильнюса
Наконец нам удалось напасть на след участников националистической организации. При посредничестве Ядвиги Аба от имени ЭФПЕО ведет переговоры с их представителями. Они демонстрируют изысканные манеры, которыми славятся поляки. Наш представитель просит помощи в добывании и приобретении оружия. Те обещают. Штаб полон радужных надежд, организованная поддержка арийской стороны, поставка оружия, совместная работа — все это может оказать огромное влияние на развитие событии в гетто, а может быть — и на исход последнего боя. Правда, поляки немного мешкают. Они не слишком торопятся выполнять свои обещания. "Вам следует проявить чуточку терпения". И объясняют - сначала не могли подступиться к своим оружейным складам из-за немецкой слежки и риска провала. Надо было ждать. Потом зимою почва замерзает и ее не берет лопата. Подождите до весны
Мы начинаем догадываться, что их местное, вильнюсское командование не берется действовать по собственному усмотрению и ждет инструкций из варшавского центра.
А на переговорах, которые тем временем продолжаются, их представитель задает нам следующие вопросы: не коммунистическая ли наша организация. Каково наше отношение к существованию освобожденной и независимой Польши? На чью сторону мы встанем, когда снова придут советские и захотят передать Вильнюс Литве?
Мы ответили наша организация — не коммунистическая. Это — боевой союз, направленный против оккупантов, куда входят и коммунисты, но они не составляют большинства.
Наше отношение к независимой Польше — самое положительное. Цель нашей объединенной боевой бригады — борьба с немецкими оккупантами. Конец нашего совместного пути внутри организации — освобождение Вильнюса от захватчиков. Помощь, которую мы просим, нужна нам исключительно для сопротивления и борьбы с врагом на территории осужденного на уничтожение гетто.
Из Варшавы прибыл приказ не оказывать помощи евреям в пограничных с Россией районах, особенно же — не передавать им оружие, которое может быть повернуто против поляков.
Так закончились наши первые попытки наладить сотрудничество с городом. Пришлось убедиться, что на поляков нам нечего рассчитывать, что так хорошо нам знакомый исконный польский антисемитизм ныне еще усилился и несомненно они будут действовать против нас, считая нас в перспективе своим политическим врагом.
У ЭФПЕО есть теперь уже свои традиции, есть тренированные и дисциплинированные бойцы, которые знают, как раздобыть оружие.
В Бурбишки на немецких складах боеприпасов оружие добывается только благодаря ловкости рук. Здесь работает специальное звено ЭФПЕО, которому командование поручило эту задачу, — братья Левка и Гиршка Гордоны и еще пара Гордонов — сдержанные и молчаливые Цадок и Барух, Нахум Кас, который одним из первых добыл нам оружие и впоследствии покинул гетто с миссией от "Ханоар хациони", и самый юный, 17-летний Зямка Тиктин, храбрый и зоркий паренек, полюбившийся всем. Это отделение, которым командует Барух Гольдштейн, пользуется восхищением и уважением всей нашей организации.
Благодаря всем им, изо дня в день склады ЭФПЕО пополняются боеприпасами и гранатами, а иногда и разобранными на части автоматами. Изо дня в день Барух твердым шагом проходит через ворота гетто, быстро-упруго идут братья Гордоны, а веселый юный Зямка — тот влетает чуть ли не бегом
После долгих переговоров с охраной на воротах мы получили разрешение привезти в гетто немного припасов для наших голодных товарищей. Утром подкатил грузовик с рабочими. С кузова соскочили два парня с мешками "соли": картофель сегодня не достали. Охранники проверяют — да, соль. Несите в гетто.
Так в этот день запасы ЭФПЕО пополнились двумя мешками аммонита, уворованными братьями Гордонами из немецкого блиндажа на территории бывшего парка пионеров. В тех местах работы, где есть шансы стащить оружие или купить его, члены ЭФПЕО постоянно начеку. Братья Пиловские тайком покупают оружие у знакомых крестьян. Авраам Гонтовник, Хаим Лазер, Лейб Дистель, Гиршка Левин, Тевка Гальперин, Ненька Толерант, разбросанные по разным местам работ для немецкой армии, тоже добывают оружие и переправляют его в гетто.
На улице Вивальской находится дом ИВО — Еврейского научного института — большое, совсем неповрежденное белое здание, хранящее вековые сокровища культуры. Теперь сюда переезжают немцы из штаба Розенберга — д-р Миллер и д-р Поль, Сфоркет и Шифер: ИВО передан в ведение германского министерства пропаганды. Над главным входом — там, где некогда висела большая карта, изображавшая связи ИВО с еврейскими общинами в диаспоре, немцы уже в 1941 году повесили своего германского орла с массивной надписью:
"Германия будет жить, Германия поэтому победит".
Теперь здесь работают евреи. Большинство принадлежит к вильнюсской интеллигенции, некоторые — в прошлом активисты ИВО: Калманович, Ума Олькиницкая, д-р Гордон, Файнштейн, Суцковер, Шмарьяху Кочергинский и другие. Это — единственное место, где евреев используют на интеллигентной работе, потому что их нельзя заменить неевреями. Всем заправляют Поль и Миллер — "эксперты" по иудаизму и еврейской кутьтуре. Они ежедневно демонстрируют свои "познания" в данном вопросе, приказывая вышвырнуть как еврейские книги Андерсена, Роллана, Шевченко.
Богатая библиотека, древние документы и архив ИВО свалены в кучу и сортируются заново по усмотрению немецкого начальства. Большая часть грузится в вагоны и отправляется на макулатуру, осталась ничтожная доля, которую собираются увезти в Нюрнберг. Мы становимся свидетелями гибели культурных ценностей. Как мусор валяются редкие манускрипты, невосстановимые документы...
Мы спасаем, что можно, и уносим в гетто. Поэт Суцковер, Кочергинский, Калманович, Файнштейн, Наоми, Маркилис, Рахель Крынская и другие ежедневно проносят под платьем ценные исторические документы, рукописи, библиографические редкости. Их прячут в специально вырытой в гетто "малине". Не доживем мы — по крайней мере, уцелеют они. "Книги не растут" — этими словами Калманович однажды оборвал кого-то, заявившего, что книжки жалеть сейчас не время. Так группа ИВО приобретает особую роль. Ее участники не носят продуктов. Охранники на воротах окрестили группу "бумажный эйнгейт", поскольку те, кто не переправляет архивные ценности, тащут кипы бумаги, которая идет в гетто на обертку.
Есть в бывшем ИВО и еще одна категория литературы, поступающая в гетто, о которой не знает даже большинство группы ИВО.
Немцы свезли сюда найденные ими в городе советские книги. Просторный зал наполнился массой русских изданий, подчас роскошных и самых новых. Зал заперли. Для рабочих вход в него запрещен. Работают там только в присутствии немца или поляка.
Запертое помещение особенно заинтриговало автора этих строк и Михаила Ковнера: нам нужен был особый вид советской литературы, которую пока никак не удавалось отыскать. А вдруг она там? Надо попасть в зал во что бы то ни стало! После долгих приготовлений и неудачных попыток мы очутились в зале. В дикой спешке роемся в бессчетных томах Маркса, Ленина, Сталина, Пушкина, Лермонтова, копаемся в книгах, пока вдруг не замечаем стопки брошюр в серых обложках, на которых значится: издано комиссариатом обороны для командного состава. "Вот оно, то, что мы искали, - взволнованно бормочет Михаил. — Устройство мин, ремонт оружия, пользование гранатами, боевой устав — все, все..." А теперь — забрать и переправить в гетто.
Отныне мы с Михаилом уже не носим ни ценных книг, ни старых документов. Порой отказываемся взять даже выдающуюся библиографическую редкость. Учитель Лубоцкий сокрушенно вздыхает: вот она, современная молодежь, непроходимое невежество. Что для нее сокровища культуры, что она понимает в них? А ведь мы в их возрасте... И маленький Лубоцкий горестно разводит руками.
А в гетто на тайных занятиях бойцы ЭФПЕО штудируют принесенные брошюры, изучают все, что касается гранат, подрыва железнодорожных и шоссейных дорог.
Прошло немного времени, и "эйнгейт бумаги и культуры" начал снабжать нас и настоящим оружием: советскими пулеметами.
Среди 40 рабочих ИВО шестеро — члены ЭФПЕО. Рабочие не подозревают, что между поэтом Суцковером, плотником Менделем Бурштейном, членом "Хашомер хацаир" Михаилом Ковнером, литератором Шмарьяху Кочергинским и Ружкой Корчак существует связь, тайная и единственная в своем роде. А ведь они видят этих людей изо дня в день. Суцковер, кажется, целиком занят своей поэзией и поисками древних документов, которые он собирается укрыть для будущих поколений. Шмарьяху сочиняет стихи и рассказы. Он всегда весел, оживлен, остроумен и полон оптимизма. Михаил — младше всех и самый большой молчун. Глядя на Менделя Бурштейна, кажется, будто он ни о чем другом не думает, кроме выноса бумаги на продажу. Определить характер Ружки трудно — внешне неизменно спокойна и улыбчива. Однажды кто-то подсмотрел, что она учит иврит — именно в штабе Розенберга! — и посмеялся.
Кто мог себе представить, что Суцковер пишет не только стихи и поэмы; кто мог заподозрить поэта в том, что, не ограничившись сочинением боевой песни-клича, зовущего к восстанию, он не только на бумаге призывает "взять в руки сталь", но и собственными руками — на подпольных занятиях организации - сжимает сталь пистолета, с которым не расстанется уже до самого конца. В его рабочей комнате под фолиантами Иехоаша, Лейвика, Гальперина, под пыльными рукописями спрятаны бельгийские револьверы и диски советских автоматов.
Веселый, живой Шмарьяху тоже не ограничивается сочинением своих колыбельных песен и молодежных гимнов. Он налаживает контакт с литовцем Янковским, который продает нам оружие. Каждый день с 13.00 до 13.30, то есть в наше обеденное время, на дворе ИВО появляется высоченный, светловолосый "гой". Наши евреи уверены, что это личный приятель Шмарьяху, который остался ему верен в эти тяжелые времена и носит своему другу-еврею хлеб и продукты (чтобы не вызывать подозрений, Янковский время от времени действительно приносил масло и свинину).
На чердаке или в боковой комнате Ружка с Михаилом осматривают принесенное оружие. Поспешно и умело разбирают пистолеты и автоматы. Надо проверить, годятся ли все части, нет ли дефектов, и установить цену по нашему собственному прейскуранту.
Плотник Мендель Бурштейн, у которого, кажется, не может быть ничего общего с "интеллигенцией", оборудовал в своем ящике для инструмента двойное дно. В этом ящике, ежедневно проверяемом полицией, Мендель проносит из ИВО оружие в гетто.
Но добыть оружие и пронести его в гетто недостаточно. Надо суметь еще надежно спрятать его, а в условиях гетто это совсем не простая задача. Здесь, где все видят все, где используют каждый угол и где, куда ни сунься, всюду наталкиваешься на десятки людей, где полиция особенно усердна и уже начала нами интересоваться, трудно отыскать надежное место для склада. С одной стороны, оружие надо припрятать так, чтобы его не нашли при обыске, а с другой, нельзя его прятать слишком глубоко, чтобы оно все-таки было под рукой в случае необходимости. Поэтому оружие беспрестанно перекочевывает с места на место. Время от времени необходимо перемещать и сами склады, и, кроме того, нельзя концентрировать слишком много оружия в одном месте.
Склады у нас самые разные. В их устройство вложена уйма энергии и воображения. Оружие спрятано в большом подвале на улице Кармелитов 3, на улице Страшунь 3, в дешевой столовке на Немецкой 31. Сотни людей, приходящих сюда ежедневно за порцией супа, задевают ногами за выступ ступеньки перед входом — выступ, который хранит секрет нашего оружия.
На улице Ошмянской 8 помещается квартира штаба: жалкая кухня, немного мебели — стол, скамья, широкая полка, занимающая полкомнаты. На столе — ведро. Хочешь пить — чистая, холодненькая водица постоянно к твоим услугам. Ведро имеет двойное дно. Там спрятан блестящий новенький парабеллум.
Библиотека общества "Мефицей-Хаскала" на улице Страшунь 6. Повсюду — горы книг. Книги на полках, в углах, в шкафах, книгами забиты целые комнаты. Здесь царит оживление. В продолжение всего дня приходят старые и молодые, библиотекари копаются в полках. По вечерам помещения пустеют. В вечерние часы библиотека не работает. В мире книг устанавливается безмолвие. Крадучись, чтоб не потревожить тишины, появляется гибкая фигура Аси Биг. Осторожно поворачивается ключ в замке, запираются ставни. Ася зажигает свет и ждет условного стука в дверь — удар, два удара и еще один (условный знак ЭФПЕО). Ася отпирает.
Библиотека просторна. Проходим первую и самую оживленную в дневное время комнату, затем вторую, затем канцелярию и, наконец, третье, маленькое заднее помещение. Со всех сторон глядят на нас корешки книг — старые и новые, маленькие и большие, истрепанные и с иголочки новые — море книг. Они соблазняют своим обилием, притягивают взгляд, но никто не задерживается. Книги — исчезнувшая вселенная мира и красоты, не до них теперь.
Вот и последняя комната. Похожая на другие. Подходим к уставленной книгами стене, убираем с полок старые, запыленные издания, замечаем "Иудейскую войну" Иосифа Флавия и, взяв ее с особым чувством в руки, кладем в общую кучу. Полки опустели. Толчок — и в стене открывается ход. Проникаем в нашу "малину". Книжное царство позади, здесь — царство оружия: чистенькое, сверкающее, разложенное по порядку. Ручные гранаты, пистолеты, патроны и на почетном месте — пулемет Дегтярева. Чистим, смазываем, осматриваем. Михаил в священном трепете разбирает пулемет, полирует движущиеся части, поглаживает ладонью, словно это ребенок. Михаил за короткое время научился обращению с пулеметом, досконально его изучил и назначен пулеметчиком второго батальона. Молчаливый, хладнокровный парень меняется, когда держит в руках оружие: весело улыбаясь, показывает, как разобрать, как зарядить, как прицелиться...
Выходим, закрываем лаз. Снова — сплошная стена книг. "Иудейская война" Иосифа Флавия сторожит подступ к пулемету Дегтярева.
ПОСЛЕ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНЫХ ПЕРЕГОВОРОВ, МНОГОчисленных заседаний и дискуссий к ЭФПЕО присоединился Бунд. Сначала центральный комитет Бунда отверг идею вооруженного сопротивления в гетто. В активе боевой бригады имелись уже серьезные успехи, организованная сила, оружие, а Бунд все еще дискутирует, верный ли это курс и позволительно ли ему сотрудничать с сионистами и ревизионистами.
Эти споры вызвали немалое замешательство в рядах Бунда. Многие из его членов занимают ключевые позиции в руководстве гетто, его общественной и материальной жизни, и факт этот вскружил им головы. Свою цель они видят в прогрессивной деятельности среди масс гетто: материальное вспомоществование, опека идишистской культуры, внедрение пролетарско-социалистического сознания. К нашему счастью, не все разделяют такие взгляды. Есть в центральном комитете Бунда товарищи, которые понимают, насколько близорука подобная точка зрения. Абраша Хвойник и Шмуэль Каплинский увлеклись идеей ЭФПЕО и пропагандируют ее среди бундовцев. Они привлекают на свою сторону ту часть молодежи, которая способна освободиться от догмы (ветераны Бунда своего мнения не меняют), и примыкают к ЭФПЕО. В Бунде произошел раскол.
(«Одновременно с созданием Всемирной сионистской организации на Первом конгрессе в Базеле (1897г.), в Вильно, на тайной нелегальной сходке была основана первая еврейская социалистическая партия — Бунд.... « из книги Ицхак Маор -Сионистское движение в России (ldn-knigi.narod.ru)
Штаб организации расширили с трех до пяти человек. Члены нового штаба — Ицик Виттенберг, Иосеф Глазман, Аба Ковнер, Абраша Хвойник, Нисан Резник. Организация получила подкрепление — десятки новых преданных бойцов. А каждый боец ЭФПЕО — заправский партизан, закаляющий себя для борьбы с врагом.
Изо дня в день тысячи евреев идут работать на немцев. Для каждого место работы — ад; не лучше и там, где заработок побольше и хозяин-немец не так свирепствует. Любой еврей на принудительной работе у немцев — клейменый раб, отданный на произвол своих господ. Немцы считают такое положение естественным. Евреи с этим тоже свыклись.
Постоянно применяя террор, немцы чувствуют себя уверенно. Страх перед преследованиями и наказанием способен вытравить из рабов даже мысль о сопротивлении.
Тевку Гальперина немцы схватили, и послали на принудительные работы. Ему приказано возить полевую почту и продуктовые посылки на станцию. Тевка аккуратен, исполнителен и всегда вовремя возвращается со станции в почтовый отдел. Но немало немецких солдат на передовой и их жен в тылу разражалось проклятиями, когда вместо писем в конвертах оказывались куски обгоревшей бумаги, а посылки приходили с выпотрошенным содержимым. И Тевка, вкалывавший па полевой почте, с удовольствием представлял себе выражение на лицах проклятых фрицев в момент, когда они открывали почтовое отправление. Он один знал секрет обгоревших писем, регулярно подливая в посылки на фронт серной кислоты.
Пакеты поменьше он вскрывал и извлекал продукты и конфеты. Ими полакомилось в гетто немало детей, и немало товарищей удовлетворило свой голод посылками, предназначенными для фронта. Особым вниманием пользовались у Тевки объемистые чемоданы эсэсовцев, адресованные их женам. Тевка выкрадывал важные военные документы и передавал нашему командованию. Вещи, не представлявшие интереса, он уничтожал на месте.
За время своей работы на полевой почте Тевка отомстил немцам уничтожением 3500 писем и сотен продуктовых посылок. Он испортил восемь автомобилей, вывинчивая из них детали, пока машины окончательно не выходили из строя. Не случайно в его "эйнгейте" три месяца бездействовал дизельный грузовик из-за внезапной порчи.
Лейбка Дистель работает в "пфлегбойте". По профессии Лейбка — слесарь. Когда он впервые пришел на работу, его заинтересовали собиравшиеся тут зенитные орудия. Способный парень, он быстро разобрался в их конструкции. С апреля по июль 1942 года семнадцатилетний Лейбка вывел из строя 43 орудийных замка. Зенитные пушки с этими замками больше не стреляли по советским пилотам.
Ежедневно Лейбка таскает в гетто боеприпасы. Набивает штаны, закладывает в ботинки, потом передает своему командиру.
Во время работы за станком ему оторвало три пальца. Когда он очнулся, первыми его словами были: "Какая рука?" — "Правая", — ответил кто-то. Лейбка промолчал, но впервые после несчастья на глазах у него появились слезы. Мы поняли: прощается со своей винтовкой.
В ХКП (херс-крафт-парке) — военном мотопарке — работает много евреев. Это один из самых важных немецких "эйнгейтов". Все занятые здесь рабочие имеют желтый "шейн". Со временем их поселили в особом блоке за пределами гетто. Будучи нужными немцам специалистами, они пользуются и особыми привилегиями.
Яшка Раф и Фельдман работают в ХКП на ремонте немецких автомобилей. Дело они знают досконально. Здесь важен темп — автомобили надо выпустить к сроку отправки на фронт. Парни вкалывают. Десятки машин уходят из ворот ХКП на восток — на передовую. Довольный гауптман пишет отчеты, и только наши ребята знают, что после нескольких десятков километров пробега автомобили остановятся, как вкопанные: их моторы обречены, и сделано это мастерски.
Таким методом выводятся из строя десятки машин. Они не приходят к месту назначения. Бывает, что в парк буксируют машину, которая была выпущена всего несколько дней назад. На начальство ХКП сыплется град проклятий из уст какого-нибудь Ганса или Фрица, принявших эти автомобили. Обе стороны грозят сообщить друг о друге в гестапо.
Со временем немецкий гауптман начинает верить в чудеса, ибо как иначе можно объяснить случаи внезапного исчезновения бензина из резервуаров, которые находятся под сильной охраной7
В "ферфлегунслагер" (снабжение) Ицхак Воложный систематически уничтожает адресованное фронту продовольствие.
Несколько недель назад штаб ЭФПЕО объявил сбор пожертвований, разумеется, тайный, на покупку оружия: есть возможность купить оружие, но касса пуста. Требуемая сумма — полмиллиона рублей. В "фельдсбеклейдунгсамте" (одежда) работает Толя Жабинская, боец четвертого звена. В звене ни у кого нет денег, и взять неоткуда, но приказ есть приказ.
Толя разрабатывает отчаянный план. Удастся — будут тысячи. Михаил Ковнер и Данка Лубоцкий, бойцы четвертого отделения, добывают телегу и выезжают из гетто. Мулька Хазан снабдил их формой полицейских. По условному сигналу на втором этаже "фельдсбеклейдунгсамта" отворяется окно. Толя швыряет из окна на середину мостовой в арийской части города связки немецких пальто, дамские шубы, теплое белье, мотки шерсти. Вскоре четвертое звено внесло в фонд покупки оружия 40 тысяч рублей. Так немцы сами оплатили наши пистолеты.