Становление тоталитарной системы

Тотальность, как основная концепция в строительстве большевиками своей системы, была всеобъемлющей. Неважно, шла ли речь о трудовых армиях — в выступлениях Троцкого, о массовом терроре — в указаниях Ленина, о пролетарской культуре — в призывах Луначарского. Любая акция большевиков всегда рассматривалась ими только в массовом применении и обязательно в планетарных масштабах. Значительно позже Гитлер возьмет на вооружение концепцию большевиков. Помните? “Тотальная мобилизация”, “тотальная война” и т. д. Большевизм и фашизм — близнецы-братья, сионизм и масонство — их родители. Фашисты многое будут черпать у большевиков, хотя у фашистов перед масштабами большевиков кишка окажется тонка, ибо не было еще в истории человечества таких зверей, которые бы так самозабвенно уничтожали свой народ.

С 1933 по 1945 годы, то есть за 12 лет, фашисты уничтожили в своих концлагерях почти 11 миллионов человек, из них около 1 миллиона немцев. ^[²²⁰^] А в России только за первые 6 лет господства сионо-большевиков во главе с Лениным и Троцким было уничтожено почти 18 миллионов человек. А всего за годы правления режима, установленного в 1917 году, в результате террора, голодомора и войн Россия потеряла около 76 миллионов своих граждан. ОНИ перекрыли рекорд Гитлера в уничтожении своего народа в 76 раз!!!

Тотальные масштабы преступлений, как и создание тоталитарной системы господства одной идеологии и однопартийного руководства, созрели не в голове Сталина, как это пытается нам доказать пятая колонна, и не им были созданы. Первопроходцами и пионерами в создании тоталитарной большевистской Системы террора и управления Россией была ленинская гвардия во главе с ее вождем.

Основные политические аспекты становления тоталитарной административной Системы большевиков в основном утвердились в 1921 году на Х съезде РКП(б). Главной задачей для поголовного подчинения центральной власти необходимо было максимально развить вертикальные структуры, хотя IX съезд партии в марте 1920 года и принял решение, в котором провозглашалось что “организационная задача состоит в том, чтобы, сохраняя и развивая вертикальный централизм по линии главков, сочетать его с горизонтальным соподчинением предприятий по линии хозяйственных районов” ^[²²¹^]

Доминирование политических постулатов над объективными законами экономического развития общественных формаций в действиях большевиков по установлению своей гегемонии и диктатуры оказалось тем бумерангом, который и смел эту диктатуру, приведя ее к полному экономическому краху во все уголках земли. Уже на IX съезде РКП(б) в марте 1920 года, выступая с докладом “Об очередных задачах хозяйственного строительства” Троцкий предложил чудовищный план превращения страны в военно-трудовой лагерь. Мобилизованный и приписанный к предприятию рабочий в случае дезертирства попадал под действие законов военного времени, а не мобилизованный для выполнения определенных работ в обобществленной экономике и уклоняющийся от труда направлялся в концлагерь ^[²²²^].

На съезде разгорелась жаркая дискуссия. Выступивший по докладу Троцкого Осинский тогда заявил: “У т. Троцкого в неопубликованной чисти тезисов стоял вопрос, что сделать с демократическим централизмом в области партийной, и ответ был: заменить партийные организации политотделами не только на железных дорогах, но и во всех основных отраслях промышленности. И хотя съезд не принял военно-феодальный план государственного строительства Троцкого в целом, ряд основополагающих концепций нашли свое отражение в резолюциях, принятых IX съездом “о мобилизации квалифицированных рабочих”, “о трудовых армиях”, “о трудовом дезертирстве”. ^[²²³^]

Таким образом, к Х съезду РКП(б), который открылся 8 марта 1921 года, большевики подошли уже с определенной базой для окончательного утверждения тоталитарной системы управления Россией. На нем решался коренной вопрос о переходе от продовольственной разверстки, при которой крестьянина обирали как липку, к продовольственному налогу, при котором он обязан был сдавать государству твердо установленную заранее долю собранного хлеба. Остатки они могли продавать для приобретения изделий промышленности.

Произошло это не добровольно и не от соображений экономического характера, а вынужденно, по политическим соображениям, чтобы спасти себя от новой, но теперь уже по-настоящему пролетарско-крестьянской революции. Лозунг “За Советы без коммунистов” был в то время почти массовым. Ленин провозгласил, как он только теперь понял, что: “если мы окажемся не в состоянии произвести отступление, то нам угрожает гибель”. ^[²²⁴^] Ленину важно было в этот момент сманеврировать, обмануть противника (то есть народ), создать себе передышку, чтобы потом опять добиться своего. “Если мы эту задачу пробовали решить прямиком, так сказать, лобовой атакой, то потерпели неудачу... Не удалась лобовая атака, перейдем в обход, будем действовать осадой и сапой”^[²²⁵^].

Коммунистические “историографы” всегда писали, что введение НЭПа было Ленинской инициативой. Теперь мы видим, чем была порождена эта инициатива. Только массовые восстания крестьян в различных губерниях, забастовки и выступления рабочих в крупных промышленных центрах, в Москве и Петрограде убедили Ленина, что “лавирование” с налогом не даст результата, а опасность велика.

К НЭПу его подталкивала и исключительно напряженная внутренняя обстановка в самой партии. Отражая крайнее недовольство народа политикой кремлевских вождей, партийные массы выдвигали бесчисленные оппозиции против их официальной линии. Достаточно сказать, что среди восставших кронштадтских матросов 30% коммунистов участвовали в восстании и 40% объявили себя “нейтральными”. Поэтому крайне остро стал вопрос о наведении жесткого порядка у себя в доме, то есть в партии, о создании системы, где никто не имел бы собственного мнения, мнения, расходящегося с официальным направлением или линией ЦК. Не должно быть никаких фракций, никакой оппозиции, только тогда партия станет мощным кулаком, способным поставить последнюю точку в завоевании России.

Х съезд РКП(б) явился именно той вехой, с которой можно начинать отсчет рождения тоталитарной, административно-коммунистической Системы, и родил ее Ленин, а не Сталин, как нам пытаются доказать потомки сионо-большевиков, эти лжедемократы из пятой колонны. Именно на этом съезде Ленин, а не Сталин похоронил старую традицию иметь свое мнение членам партии, формировать группы и фракции со своими платформами, расходящимися с официальной линией ЦК. Повестка дня съезда тогда публиковалась за месяц до его начала. Вопрос же о “единстве партии” и “анархо-синдикалистском уклоне” — в повестку дня съезда вообще не был включен. Желая предупредить дискуссию по такому взрывоопасному вопросу, Ленин и не стал включать этот вопрос в повестку дня, готовясь получить искомый результат другим, уже проверенным путем. Заранее подобранный состав съезда из сторонников фракции “десяти” в общем гарантировал принятие любого проекта Ленина, когда тот огласит его в подходящий момент работы съезда. Эту большевистско-ленинскую тактику нам особенно наглядно демонстрировали в брежневскую и горбачевскую эпохи, особенно на съездах народных депутатов СССР и сессиях Верховного Совета СССР.

Ленин на съезде открыто заявил: “...Мы должны на съезде прямо сказать: споров об уклонах мы не допустим, мы должны поставить точку.., превратить это в обязательство для партии, в закон”.^[²²⁶^] Напуганный мощным выступлением трудящихся против большевиков, особенно кронштадтским выступлением, в котором участвовали многие коммунисты, а также мощными выступлениями рабочих Питера и Москвы, когда народ начал выдвигать лозунги “Советы без коммунистов”, Ленин, заканчивая свой доклад на съезде, впервые признал, что пролетариат отныне не может считаться опорной базой диктатуры партии (разрядка Ю.К.). Его аргументом были слова о том, что “Когда в Москве были беспартийные собрания (рабочих. — Ю.К.), ясно было, что из демократии, свободы они делают лозунг, ведущий к свержению Советской власти”^[²²⁷^].

Лидеры “рабочей оппозиции” и “демократического централизма” выступили на съезде с резкой критикой ленинских постулатов о единстве партии и официальной политики ЦК, проводимой в стране. “Рабочая оппозиция”, стоявшая очень близко к широким массам пролетариев, предупреждала ЦК об опасности отрыва от масс. Выступая на съезде, руководитель “рабочей оппозиции” т. Шляпников, касаясь внутрипартийного режима Ленина, говорил: “Методы партийной работы также нуждаются в коренном изменении. Необходимо немедленно покончить с единоличием в партийной работе, прекратить ставку на уполномоченных. Центральный Комитет все время ведет борьбу с местами при помощи назначенства и уполномоченных” ^[²²⁸^]

Ленину удалось на съезде все-таки вбить клин между “рабочей, оппозицией” и “демократическим централизмом” и столкнуть эти две оппозиционные группировки. Тем не менее, очень характерно выступление на съезде руководителя Самарской губернской парторганизации Милонова. Он, в частности, указал на то, что до сих пор в партии шла борьба между тремя группировками: “... группировка ЦК, группировка “демократического централизма” и группировка “рабочей оппозиции”, из этих трех группировок только “рабочая оппозиция” социально близка к рабочим, и поэтому она пользуется доверием рабочего класса. Критикуя Ленина, он говорил: “Ленин ставит вопрос так: крестьянство настроено мелкобуржуазно, оно не с нами.., рабочий класс подпадает под мелкобуржуазное влияние... разных мелкобуржуазных анархических элементов... на что же может опираться сейчас Коммунистическая партия?.. Нельзя же опираться на одно советское и партийное чиновничество?”^[²²⁹^].

А выступившая на съезде Коллонтай прямо обвинила ЦК в продолжении политики репрессий против инакомыслящих коммунистов. В решениях IX сентябрьской конференции 1920 года сказано: “Какие бы то ни было репрессии против товарищей за то, что они являются инакомыслящими по тем или иным вопросам, решенным партией, недопустимы. Однако решения эти не выполняются, закулисно ведется работа и расценка инакомыслящих, кого оставить, а кого убрать подальше...” ^[²³⁰^].

Такие прения ничего хорошего для ЦК не сулили, и президиум быстро их свернул. Заключительное слово Ленина было крайне агрессивно. Он угрожал “рабочей оппозиции” не только исключением из партии, но и винтовкой. Объяснить это можно было только одним: для Ленина был страшен не так Кронштадт вне партии, а “рабочая оппозиция” внутри партии. Рабочий класс, от имени которого Ленин управлял Россией, открыто приветствовал оппозицию. Поэтому, если эту оппозицию не раздавить сейчас же, здесь, на съезде, возникает прямая угроза потери ЦК своей власти в пользу “рабочей оппозиции”. На требование Шляпникова отдать своего заместителя Цюрупу под суд за то, что его наркомат гноит картошку в то время, когда рабочие голодают, Ленин, потеряв над собой контроль, заявил: “...Почему не предают суду Шляпникова за такие выступления?.. или же мы на собрании кронштадтского типа? А эта — кронштадтская фраза анархического духа, на которую отвечают винтовкой” ^[²³¹^].

Это выступление Ленина окончательно убедило всех, что отныне партия дошла до такой черты, за которой Ленин любое инакомыслие будет искоренять винтовкой. Требование “рабочей оппозиции” о передаче экономической власти “всероссийскому съезду производителей” означало, по Ленину, передать всю власть в руки беспартийных рабочих и крестьян, значительную часть которых на съезде, по его мнению, составят меньшевики и черносотенцы.

Требование “рабочей оппозиции” о передаче экономических рычагов власти от партийной бюрократической элиты в руки профессионалов основывалось на глубочайшем кризисе экономики, которую большевики довели до окончательного развала своей некомпетентностью и подчас бездарностью. Шляпников в своих выступлениях приводил кошмарные примеры головотяпства, если не вредительства со стороны “коммерсантов” в кожаных комиссарских тужурках. Вот только один из примеров: “При заказе 200 котлов для покупки за границей переплатили свыше 122 миллионов рублей золотом. Если бы Главметаллу в соответствующие сроки предоставили те суммы, которые были выплачены загранице, наши заводы могли бы развернуть производство и выполнить огромное большинство заграничных заказов и особенно без затруднений справились бы с постройкой паровозов”.В заключение Шляпников добавил:“Для того чтобы взять эту справку, потребовалось решение Политбюро!!!.., и только тогда открылась дверь для возможности получения этих договоров”. ^[²³²^] Эта практика сохранилась и поныне, когда исполнительная власть держит все свои гешефты в секрете от любого контроля со стороны общественных организаций и даже законодательных и судебных органов.

Резко критиковал Ленина по неумению управлять и В.Осинский: “Тов. Ленин свел недочеты и разнобой, который получился в работе, на то, что персональная связь в лице т. Ленина за его болезнью исчезла. Колеса Политбюро и Совнаркома начали вращаться в разные стороны, и от этого получились затруднения? Ничего подобного! Когда т. Ленин был в Политбюро, происходило то же самое... Политбюро занималось, вермишелью в колоссальном количестве, вплоть до того: отдать Наркомзему “Боярский двор” или нет, отдать типографию такому-то учреждению или оставить другому... Политбюро является решающей инстанцией. Совнарком всегда был пасынком... Если имеется директива Политбюро решить вопрос так, то стоп машина: комиссары смолкают...” ^[²³³^]

Еще определенней была критика Ленина со стороны В. Косиора: “Свою речь т. Ленин закончил обещанием отделить функции партийного аппарата от аппарата советского. Здесь уже товарищи указывали, что эти предложения делались 2 года тому назад, делались систематически, и что за них очень многих товарищей очень больно били по рукам”. В вопросах власти авторитарность Ленина была всеобъемлющей, а стиль и методы его системы “управления” перекочевали со всеми вождями ВКП(б) и КПСС до наших дней.

Как видим, даже на пятом году Советской власти, при Ленине, никакого хозяйственного механизма по управлению страной создано не было. Уже в те годы установилась система, когда Политбюро подменяло собой и ВЦИК, и Совнарком, то есть вся власть до мелочей была сосредоточена в руках большевиков и комиссаров, в партийных и карательных структурах. Уже с первых лет, при самом активном участии Ленина, в стране устанавливалась командно-партийная Система управления. Не зря же на XII съезде РКП(б) в отчетном докладе ЦК Зиновьев будет уже защищать не диктатуру пролетариата, а диктатуру партии. “Наша партия, — скажет он на съезде, — будет ошибаться еще, но в 20 раз лучше ошибка, которую вы исправите, чем попытка ревизовать вопрос о диктатуре партии вообще”. Да, за власть они были готовы на все!.. И наш исторический период 90-х годов ярчайшее этому подтверждение...

А Х съезд тем временем подходил к своему завершению. Самый важный и судьбоносный вопрос для партии и, соответственно, для государства — быть или не быть свободе мнений внутри партии — был решен в соответствии с ленинским сценарием в последний день съезда, в спешке и в рекордное время, за час или два до его закрытия. Причем он так торопил съезд, мотивируя это нехваткой времени, что прений фактически не было. Аналогичную тактику большевиков нам в недавнем прошлом демонстрировал М. Горбачев в 1990 году на съездах народных депутатов СССР и сессиях Верховного Совета СССР, наплевательски игнорируя звучащие из зала протесты депутатов. Неотключенный на столе президиума микрофон однажды зафиксировал, как на последовавший протест депутатов с мест на очередную бесцеремонность и нарушение регламента Горбачевым последний бросил сидевшему рядом в президиуме Лукьянову циничную фразу: “Не зря учились!”, что отчетливо было слышно в телевизионной трансляции в прямом эфире.

Именно резолюция Ленина “О единстве партии” заложила основу фундамента под дальнейшее строительство и формирование тоталитарного режима в партии, а затем и в государстве. Именно эта резолюция дала возможность в последующие годы придать новое ускорение основным преступным постулатам большевиков “о классовой борьбе”, “о перманентности революции”. Кровавые схватки в партии давали хорошую идеологическую основу для продолжения геноцида против народа для укрепления своей власти.

На резолюцию Ленина, тем не менее, ответил снова Шляпников и с большим мужеством дал резкую отповедь Ленину. Он заявил: “Владимир Ильич вам прочел лекцию о том, каким образом не может быть достигнуто единство. Ничего более демагогического и клеветнического, чем резолюция, я не видел и не слышал в своей жизни, за 20 лет пребывания в партии”. Шляпников напомнил о втором пункте резолюции Ленина о “синдикализме”, в котором “рабочая оппозиция” рисовалась как “скопище меньшевиков и всякого рода белогвардейщины. Он подчеркнул, что из 41 единомышленника “рабочей оппозиции”, подписавших тезисы этой оппозиции, 16 человек вступили в партию до 1905 года, а остальные 25 человек — до войны. Среди них нет ни одного меньшевика, нет ни одного, который бы отрекался от своей партии, — их как раз было много в ленинской “платформе десяти”. ^[²³⁴^]

Это выступление Шляпникова еще раз подтвердило тот факт, что Ленин широко пользовался против своих противников таким гнусным оружием, как клевета, ярлыки, оскорбления и прямые угрозы. В конечном счете ленинская резолюция вела к натравливанию одной части партии на другую, создавала предпосылки будущих кровавых репрессий. Президиум не дал выступить более, чем 4 ораторам. Ленин в заключительном слове был миролюбив, да, собственно говоря, зачем тратить нервную энергию, если результат голосования уже был им подготовлен. Принятие на Х съезде ленинских резолюций установило новый отсчет времени в истории большевизма. Созданная за годы правления Ленина партийная иерархия окончательно выводилась из-под контроля партии. Именно эта партийная иерархия станет становым хребтом Тоталитарной Коммунистической Системы в нашей стране. Партия становилась послушной исполнительницей диктата своего аппарата. Выборность партийных чиновников всех рангов формально сохранялась, а фактически назначенство всей кадровой пирамиды власти как партийной, советской, хозяйственной, так и любой другой сделалось непререкаемой основой кадровой политики большевиков и их последователей до наших дней. Чистка партии теперь становилась главным оружием партаппарата в междоусобной борьбе за власть.

Это была крайне важная веха в истории большевиков по удержанию власти в своих руках, так как не следует забывать, что помимо тяжелейшего внутреннего положения в стране, когда народ стал понимать, что им несут большевики, терпел крушение и геополитический план большевиков по разжиганию мировой революции.

Экспансия коммунизма была одним из краеугольных камней, на которых большевики собирались возводить свою мировую империю. Что им была Россия, одна шестая часть Земли? Им нужен был весь земной шар. Сейчас многие по этому вопросу писали слащавые эпитеты: фантастические, абсурдные, утопические и прочие взгляды. Да нет же, вдумайтесь в смысл лозунгов большевистских фанатиков, управляемых мировой закулисой, возжелавших раздуть мировой пожар для уничтожения людей, материальных ценностей и культур, созданных человечеством за тысячелетия... Это были даже не бредовые идеи, ибо даже бред имеет какую-то реальность и несет смысловую нагрузку.

В преамбуле первой Конституции СССР 1924 года говорилось: создание СССР явится “новым решительным шагом на пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику”. Корневые основы этого коммунистического постулата, однако, были заложены задолго до принятия этой Конституции. Уже в 1908 году Ленин заявил о необходимости всемирной революции пролетариата. Победив даже в одной стране, утверждал Ленин в 1915 году, ее пролетариат встает “против остального капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран, поднимая в них восстания против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и их государств”. ^[²³⁵^]

С октября 1917 года по 1920 год Ленину уже казалось, что пролетарские революции победят или сейчас же, или, возможно, в ближайшее время. Летом 1919 года он выражал уверенность, что “следующий июль мы встретим победой международной Советской республики...” Ленин Россию считал лишь временным авангардом мировой социалистической революции, она служила как бы пороховым зарядом, а последний решительный бой вспыхнет тогда, когда разразятся социалистические революции в наиболее развитых странах.

Россия действительно рассматривалась большевиками как плацдарм мировой революции, которая вот — вот должна была вспыхнуть.

Россия, Украина, Галиция, Австрия, Венгрия... вот перечень стран, где уже созданы большевистские образцы будущего кошмара. “Было время, — говорил Г. Зиновьев в своем отчете XIII съезду РКП(б), — когда даже Владимир Ильич считал, что победа пролетарской революции в целом ряде передовых стран Европы есть вопрос двух-трех месяцев. Было время, когда у нас в Центральном Комитете партии все часами считали развитие событий в Германии, Австрии... Мы считали тогда, что, во-первых, раз мы возьмем власть, то этим завтра развяжем руки революции в других странах.” ^[²³⁶^]

В достижении своей цели большевики не сидели сложа руки. К середине июля 1920 года Красная Армия прорывается к предместьям Варшавы, а конный корпус Г. Гая — даже в Германию. Казалось, что сейчас вот-вот произойдет объединение пролетариев России, Германии, Польши, и Европа затрещит под мощным натиском пролетарской армии. Троцкий в это время провозглашает — “Тыл Красной Армии впереди” (т.е. в Германии. — Ю.К.) Однако, по поручению Антанты, в июле 1920 года министр иностранных дел Великобритании лорд Керзон предъявляет Советской России ультиматум: немедленно прекратить наступление, заключить мир с Польшей и отвести свои войска за так называемую “линию Керзона”, то есть приблизительно туда, где проходила советско-польская граница.

Большевики ответили отказом. Какой отвод войск, какая граница, не сегодня — завтра падут Варшава и Берлин, в Европе образуется мировая пролетарская республика советов!.. И тогда Антанта бросила тысячи тонн оставшихся вооружений Польше, направила туда сотни военных инструкторов. Наступление на Варшаву и Берлин захлебнулось. Тем не менее, бредовые потуги сделать мировую революцию любой ценой продолжались большевиками иными путями. В 1923 году Зиновьев, будучи председателем Исполкома Коминтерна, проводит решение “подтолкнуть” мировую революцию в Германии. К. Радек возглавил делегацию Коминтерна, направленную туда. Для этой цели у нищего народа России забираются последние крохи средств, полученных от первых валютных поступлений от деятельности НЭПа и внешней торговли. ^[²³⁷^] Однако революционная волна в Германии идет на убыль.

Намерение Коминтерна искусственно поднять восстание в Руре, Саксонии, Гамбурге терпит полный провал. Таким же провалом заканчиваются попытки поддержать сентябрьское восстание 1923 года в Болгарии. Характерно ко всему изложенному изречение Г. Зиновьева в его отчете конгрессу Коминтерна: “Нам предстоит еще завоевать 5/6 земной суши, чтобы во всем мире был Союз Советских Социалистических Республик”. ^[²³⁸^]

Нет сомнения, что захват власти большевиками совершался не только во имя этого захвата. Власть захватывалась со всем тем, что соответствовало умственному развитию, морали и духовному содержанию власть предержащих. Но поскольку власть в государстве в основном захватила банда авантюристов, которая возглавляла легионы деклассированных интернациональных и космополитичных элементов, отчасти порожденных и Первой мировой войной, и разгулом гражданского террора, развязанного комиссарами, то и запросы были под стать этим международным преступникам: сладко есть, мягко спать и обогащаться...

В эти годы доминирующим становится Ленинский постулат: “Грабь награбленное”, который служил своего рода индульгенцией для всего сброда и быдла, захватившего рычаги власти по всем весям несчастной России. А грабить большевики умели. Вот с созиданием было туго. Чтобы понять все масштабы грабежа России, что потерял народ от преступлений этих вандалов, остановимся в основном только на одном направлении — искусстве, созданном и собранном нашими предками за более чем шесть веков.

Грабь награбленное

Международная банда иудеомасонских преступников и террористов, финансируемая сионистским банковским капиталом, захватив Российскую империю, бросила в массы лозунг “Грабь награбленное!”, который быстро подхватило миллионное отребье и быдло не только России, но и многих развитых стран мира. Однако сионо-большевики грабить допускали только своих. Уголовники и мелкая шушера, желавшие обогатиться под сурдинку всеобщего пожара в России, уничтожались ими беспощадно; Воровать было можно, а вот грабить — это привилегия властной большевистской номенклатуры. Ведь никто из большевиков не знал, сколько они продержатся, и поэтому на первых порах хватали все, чем можно было поживиться. Сразу же после захвата власти были разграблены дворцы, включая Зимний, захвачены драгоценности и деньги у банков, торговых предприятий, различных касс и магазинов. Были арестованы служащие всех банков, а в декабре 1917 года большевики объявили об экспроприации всех банков, захватив таким образом все финансы и золото России.

Ленин предписал ВЧК немедленно взять на учет всех лиц, у которых могут быть какие-либо фамильные ценности и сбережения. К этой категории относились все граждане, которых большевики приравняли к богачам, то есть тех, у кого доход был 500 рублей в месяц и выше, а также владельцы недвижимости, акций, векселей, денежных сумм свыше 1000 рублей. Они обязаны были в 24 часа представить в домовые комитеты заявления с указанием доходов, адреса и места службы. Лица, виновные в невыполнении настоящего требования, наказывались штрафом в 10 000 рублей или тюрьмой. Сумма сбережений в 1000 рублей практически имелась у всех, имевших хоть самое маленькое дело, даже у мелких лавочников, кустарей, владельцев огородов и прочих, не говоря уже об интеллигенции, инженерах, учителях, профессуре, врачах... Позже границу категории богатых Ленин опустит до 100 рублей в месяц. Для подавления любого протеста против этой воровской акции спешно создавались латышские, немецкие, австрийские, венгерские и прочие интернациональные полки, которые спешно укреплялись иудейскими комиссарами.

Так начиналось завоевание России и ее оккупация на долгие десятилетия.

Главную роль в качестве военной силы, которая позволила большевикам удержаться у власти в 1-й половине 1918 года, однако, сыграли не эти карательные отряды, а военнопленные германских и австрийских элитных частей, лагеря которых находились под Петроградом. Это в первую очередь 3-й кирасирский императора Вильгельма полк, захваченный еще казаками генерала Ренненкампфа, рядом находился 142-й Бранденбургский полк и ряд других. Заключенный Брестский мирный договор предусматривал репатриацию военнопленных, однако вскоре последовал секретный приказ генерала фон Людендорфа, предписавший военнопленным СФОРМИРОВАТЬ ОТРЯДЫ ДЛЯ ПОДДЕРЖКИ БОЛЬШЕВИСТСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА. Таким образом, большевики, не имея обученной армии (бывшую царскую разложили большевистской пропагандой. — Ю.К.), получили 280-тысячную армию вышколенных немецких и австрийских солдат — 50 боеспособных дивизий, в том числе 7 кавалерийских. Эта сила позволила начать беспрецедентную в мире акцию — грабеж целого государства.

Спустя 5 месяцев со дня захвата власти большевиками, 10 апреля 1918 года, международный сионистский авантюрист и агент немецкого генерального штаба, наставник и духовный отец Ленина — Парвус (Гельфанд), руководитель революционных погромов 1905 года в России, сидя в мягком кресле пустующего здания российского посольства на Унтер-ден-Линден в Берлине, восхищался огромной работой, которую проделали народный банк и наркомат финансов большевиков. Целый ворох ведомостей и инвентарных описей, счетов, закладных, сертификатов и многого другого, все сведенное в итоговую таблицу награбленного большевиками в России за это время. Одних только золотых монет царской чеканки прошлого века захвачено более 26 миллионов штук, на общую сумму 265 миллионов золотых рублей. Кроме этого миллионы золотых французских франков, швейцарских франков, золотых гиней, ассигнаций фунтов, франков, марок, долларов. Серебряные монеты и слитки серебра, золота, драгоценные камни. Всего по курсу 1913 года эти богатства стоили 2,5 миллиарда золотых рублей. До ценностей музеев еще не дошли. Так золотой поток награбленных в России богатств устремился в Германию.

Второй золотой поток лился в Швейцарию, в ее уже тогда знаменитые банки. Эти банки не только охотно принимали не отмытое от русской крови золото, но и наводили на своих клиентов ЧК России. Не зря Дзержинский ездил в Швейцарию, а Парвус через сионистские каналы связывал воедино золотые потоки, которые текли из России на счета большевистских вождей в Швейцарии. Первыми на этом попались Урицкий и Володарский, затем Зиновьев. Свои люди в Москве все замнут. В стране уже свирепствовал голод, отмечались факты людоедства, а в это время 5 марта 1919 года в Большом Кремлевском Дворце состоялся прием в честь делегатов Первого Конгресса Коминтерна. Большевики повергли всех гостей в шок — столы ломились от яств. Ленин лично приказал доставить к столу из запасов Совнаркома — ”икры — 110 пудов, поросят молочных — 800, рыбы красной — 200 пудов...”. Все уехали, щедро отоварясь достаточной суммой средств, чтобы готовить “мировую революцию” в своих странах. Однако на границах, которые они пересекали, произошел ряд казусов. Например, небезызвестный Отто Куусинен был задержан финской таможней, когда контрабандой провозил в Финляндию полученные в Москве бриллианты, владельцы которых были широко известны по международным каталогам.

Конечно, одной из важных задач вождей большевиков была и благодарность еврейским банкирам США за их помощь в финансировании революции в России. В Америку, с которой пока нет дипломатических отношений, командируется с неограниченными финансовыми полномочиями некий Людвиг Карл Мартене, соратник Ленина, вернувшийся с ним в Россию в апреле 1917 года в пломбированном вагоне из Германии и который позже подозревался в шпионаже. В 1919 году его чуть не расстреляли за это, но спас Ленин. Так вот этот полпред Ленина, прибыв в США, купил дом, открыл в нем свое бюро и начал вести широкие переговоры с американскими банками и фирмами, размещая в них заказы и деньги на сумму почти в ВОСЕМЬ миллиардов долларов! Огромные деньги даже по нашим временам.

В чем же дело? Почему вдруг такой интерес к далекой Америке? Именно в эти годы Мировой Центр сионизма, расположенный в Лондоне, принял решение о перебазировании в Соединенные Штаты Америки — которые ОНИ наметили сделать своим ЦЕНТРОМ в предстоящей борьбе за захват мирового господства. А чтобы это сделать, нужно захватить власть в Америке в свои руки. Для этого нужны деньги, деньги и еще много раз деньги... И вот из разных стран, и в первую очередь из завоеванной России, началась перекачка миллиардов в еврейские банки США, в различные сионистские фонды, фирмы и объединения. В то время как Мартене накачивает Америку золотом, награбленным большевиками в России, Литвинов, осуществлявший такую же акцию в Англии, посылает ему 27 мая 1919 года телеграмму: “Вся наша политика проходит через стремление к сближению с Америкой... Мы готовы давать всяческие экономические концессии американцам преимущественно перед другими иностранцами...”

Однако вскоре полиция США провела обыск в доме Мартенса, обнаружила массу листовок с призывом: “К рабочим Америки! Борьба рабочих против империализма есть гражданская война, которая переходит в вооруженную борьбу за власть... Ниспровержение американского империализма рабочими Соединенных Штатов и Латинской Америки будет решающей фазой мировой революции...”Мартене был немедленно выслан из США. Не получилось подготовить сионистскую революцию по русскому образцу, сделают ее по английскому. В 1933 году американский народ капитулирует перед сионистскими банкирами США, перед золотом, награбленным со всего мира и особенно из России. Кроме того, полиция выяснила, что Мартене перекачивал золото и валюту из банков Швейцарии и других стран Европы в банки США. Таким образом, золото, драгоценности и валюта России уплывали из Европы в еврейские банки Америки.

Уже в это время из Гохрана, этой золотой кладовой России, началось массовое хищение золота и драгоценностей. В мае 1921 года трагически знаменитый Яков Юровский (один из главных палачей царской семьи. — Ю.К.), не понимая расстановки сил в верхах, написал донос о том, что из Гохрана машинами вывозят куда-то золото ящиками, приказы на это подписаны управляющим делами Совнаркома и завизированы Лениным. Приказы эти якобы были фальшивы, а к хищению золота имело непосредственное отношение ЧК и ее руководители, в частности, Бокий. Узнав об этом, Бокий арестовывает оценщика Гохрана Якова Шелехеса, друга Юровского (оба до революции были ювелирами и часовщиками). Из Шелехеса сразу начали выбивать нужные показания, и Юровский бросился к Ленину, который немедленно попытался вытащить Шелехеса из когтей ВЧК и шлет секретное послание Уншлихту, заместителю Дзержинского и непосредственному начальнику Бокия с просьбой освободить Шелехеса до суда на поруки старых большевиков. Однако Ленин получает отказ, что приводит его в неописуемое бешенство... Он разражается новым гневным посланием, на которое уже Бокий ему отвечает извинениями и просьбой не вмешиваться в дела ВЧК по этому вопросу со ссылкой на его поручение и записку, посланные в ВЧК еще в апреле 1921 года.

“С.Секретно. т. Уншлихту и Бокию!

Это безобразие, а не работа! Так работать нельзя. Полюбуйтесь, что там пишут. Немедленно найдите, если потребуется, вместе с Наркомфином и т. Баша утечку. Ввиду секретности бумаги, прошу немедленно мне вернуть ее вместе с прилагаемым и вашим мнением. 24.IV. Пред. СНК Ленин”

А прилагаемым была вырезка из газеты “Нью-Йорк Таймс”, с уже сделанным лично Лениным, судя по почерку, переводом: “Целью “рабочих” лидеров большевистской России, видимо, является максимальное желание стать вторыми Гарун-аль-Рашидами, с той лишь разницей, что легендарный калиф держал свои сокровища в подвалах, принадлежавшего ему дворца в Багдаде, в то время как большевики, напротив, предпочитают хранить свои богатства в банках Европы и Америки. Только за минувший год (разрядка. — Ю.К.), как нам стало известно, на счета большевистских лидеров поступило:

от Троцкого — 11 миллионов долларов в один только банк США; — 90 миллионов швейцарских франков в Швейцарский банк;
от Зиновьева — 80 миллионов швейцарских франков в Швейцарский банк;
от Урицкого — 85 миллионов швейцарских франков в Швейцарский банк;
от Дзержинского — 80 миллионов швейцарских франков;
от Ганецкого — 60 миллионов швейцарских франков; — 10 миллионов долларов США;
от Ленина — 75 миллионов швейцарских франков”

(И. Бунич. “Золото партии. Кейс президента”. Минск, “Алкиона”. 1994, с. 82)

Бешенство Ленина вполне понятно, весь мир узнал, что большевистские вожди — заурядные уголовники, ворье, поэтому в записке в ВЧК Ленин и делает акцент на “утечку”, то есть узнать, от кого Запад и персонально в США узнали, что награбленное золото России они переводят на свои счета... Но похоже, размежевание в банде уже наметилось серьезное, и ВЧК играла свою игру, собирая компромат на основных “паханов” большевиков. Золото отныне начало уплывать двумя путями: за границу на личные счета и в хранилища ВЧК, а партийные функционеры начали делиться на два лагеря. Тех, кто окружал Троцкого и собирался сбежать с награбленной добычей, и тех, кто группировался вокруг Сталина, чтобы строить новое социалистическое государство. Тех, у кого Родина была в любом месте земли, где можно было сладко жить, и тех, у кого родина была одна — Россия.

Тем не менее, спустя 5 месяцев после скандальных сообщений в апреле 1921 года, в США опять, в номере “Нью-Йорк Тайме” от 23 августа появились сенсационные разоблачения: “Банк “Кун, Лейба и К°”, субсидировавший через свои немецкие филиалы переворот в России в 1917 году, не остался в накладе от своих благодарных клиентов. Только за первое полугодие текущего года банк получил от Советов золота на сумму 102 миллиона 290 тысяч долларов (свыше 20 миллиардов долларов по курсу 90-х годов — Ю.К.). Вожди революции продолжают увеличивать вклады на своих счетах в банках США. Так, счет Троцкого всего в двух американских банках за последнее время возрос до 80 миллионов долларов. Что касается самого Ленина, то он упорно продолжает хранить свои “сбережения” в Швейцарском банке, несмотря на более высокий процент годовых на нашем континенте”.

А в декабре 1922 года произошла трагическая неожиданность. Ленинскому поручителю по всем финансам партии большевиков и личным вкладам вождей в Швейцарии — Ротштейну в швейцарском банке заявили, что по указаниям владельцев, а точнее их уполномоченных, знавших комбинацию шифров и девизов, все деньги основного капитала переведены на три отдельных счета с новыми шифровыми комбинациями. Правда, деньги на личных счетах остались нетронутыми. Парвус нанес Ленину нокаутирующий удар. Более того, еще не оправившись от этого удара, вопреки протестам врачей, по требованию Ленина его привозят в Кремль, где наиболее страшные опасения становятся де-факто. В кабинете вождя произведен тщательный обыск, вскрыт сейф и изъяты “архисекретные” документы, включая банковские поручительства, чековые книжки и целую коллекцию загранпаспортов. Это его окончательно добило. Это был именно тот удар, от которого он уже не только не оправится, но и умрет в страшных муках, которые ни на йоту не тянули на муки, на которые он обрек Россию.

После завоевания России большевики начали пожинать плоды узурпированной власти. Их вожди занимали брошенные дворянами и состоятельной интеллигенцией фамильные дома, дачи, особняки. Устраивались капитально. “Скромный” вождь мирового пролетариата занял усадьбу, национализированную у бывшего градоначальника Москвы Рейнбота, не посчитались даже с заслугами бывшего мужа его новой жены, Саввы Морозова, одного из активных банкиров большевиков. Теперь эта усадьба нам знаменито известна как “Ленинские Горки”. Сталину — выделили в Подмосковье, недалеко от станции Усово дачу, принадлежавшую раньше нефтепромышленнику Зубалову, а рядом пошла гнездиться и вся остальная руководящая рать: Ворошилов, Гамарник, Микоян и прочие большевистские вожди, большие и маленькие. А в это время миллионы бездомных сирот, оставшихся после гражданской войны, заселяли подвалы и чердаки домов в городах несчастной и разоренной России.

Вообще вопросы привилегий занимали важное место в жизнедеятельности большевиков. Несмотря на чудовищный голод в России в 1921 году, который организовали большевики, и волнения рабочих, коммунистические вожди и не собирались отменять так называемые совнаркомовские привилегированные продовольственные пайки, которых только в Москве получало более 10 тысяч человек. Понадобилось под воздействием волнений рабочих собрать 1 февраля пленум Моссовета, который постановил обратиться в Совнарком с просьбой отменить эти пайки. Аналогичное требование содержалось и в резолюции, проходившей со 2 по 4 февраля 1921 года беспартийной конференции металлистов Москвы и Московской губернии. Под давлением народных масс Совнарком 8 февраля принял постановление о сокращении привилегированных пайков ^[²³⁹^]. Но это было временное отступление, не для того большевики захватили власть, чтобы жить так, как живет весь народ.

Уже в 1922 году, при Ленине, начала формироваться система привилегий для партийного и советского аппарата. В июле 1922 года был создан организационно-инструкторский отдел. Тогда же в июле Оргбюро приняло постановление “Об улучшении быта активных партработников”.

Опубликован был этот документ в очень сокращенном варианте, это и естественно. Ведь в постановлении устанавливалась четкая иерархия окладов для партработников всех уровней. Например, минимальный оклад секретаря ячейки на предприятии или на селе устанавливался в 300 рублей, для членов ЦК, ЦКК, секретарей губкомов — 430 рублей в месяц. Примерно такие же оклады были в соответствующих советских и хозяйственных органах. При этом для партработников с семьей из трех человек оклад увеличивался на 50% и еще на 50% — “за работу во внеслужебное время”. И это в то время, когда средняя зарплата в промышленности летом 1922 года составляла около 10 рублей в месяц ^[²⁴⁰^].

Кроме огромных окладов партработники и члены их семей получали партийный продовольственный паек, бесплатно обеспечивались жильем, одеждой, медицинским обслуживанием, некоторым выделялся и персональный автотранспорт. Так, например, летом 1922 года большевики, входившие в центральные советские и партийные органы, дополнительно к окладу получали ежемесячно 12 кг мяса, 1,2 кг сливочного масла, 1,2 кг сахара. 4,8 кг риса и т. п. Для работников губернского уровня партийный паек был поменьше: 4,6 кг мяса или рыбы, 1кг жиров, 400 г сахара, 162 папиросы, 3 коробка спичек и т. п. Необходимо не забывать, что все это было на фоне убогой нищеты основных масс народа, ведь еще только каких-то 6-8 месяцев назад голод свирепствовал по городам и весям России и случаи людоедства были не такими уж редкими.

Наиболее ответственные партийные и советские работники периодически проводили отпуск (от одного до трех месяцев) в домах отдыха за границей. Туда же они выезжали для поправки здоровья, часто в сопровождении членов семьи и лечащих врачей, тоже за счет народных денег. По постановлению Секретариата ЦК от 5 мая 1922 года на проезд до места отдыха или лечения выделялось 100 руб. золотом, на первый месяц пребывания в санатории — 100 руб. золотом, на “устройство и мелкие расходы” — еще 100 руб. золотом и далее по 100 руб. золотом на каждый последующий месяц, проведенный за границей ^[²⁴¹^].

Такие партийные привилегии в сентябре 1922 года распространялись почти на 20 тысяч человек. Численность партработников, получавших паек дополнительно к окладам, составляла 40 тысяч человек, а с учетом членов семей эта численность доходила до 150 тысяч человек. В дальнейшем хорошим поводом для установления еще более широкой персональной опеки и заботы о драгоценном здоровье большевистских вождей стала смерть Ленина. Обсуждая в узком кругу причины болезни и смерти Ленина, вожди большевиков решили предпринять некоторые меры по повышению заботы и контроля за здоровьем руководителей партии, то есть за своим здоровьем. Уж 31 января 1924 года на заседании Пленума ЦК выступил Ворошилов с вопросом “Об охране здоровья партверхушки”. Постановили: “Просить Президиум ЦК партии обсудить меры по охране здоровья партверхушки, выделить специального товарища для наблюдения за здоровьем и условиями работы партверхушки”.

Как они жили и пользовались чужим добром, наглядно показывают несколько фактов из жизни самого “кроткого” из вождей большевиков — наркома просвещения Луначарского. В 1925 году он вместе с семьей поселился в Остафьево, в имении графа Шереметева, хотя в этом доме уже был музей. Луначарский был удивлен тем, как хорошо сохраняется музей, а узнав, что на это не выделяется никаких денег, ничего не сделал, чтобы решить этот вопрос. Однако для него провели электричество и телефон, установка которого обошлась аж в 1700 рублей. Касса музея пуста. Это имение в свое время принадлежало Петру Андреевичу Вяземскому, поэту и другу Пушкина. Вяземские со временем разорились, имение было заложено. Сергей Дмитриевич Шереметев занял денег и за 60 тысяч рублей выкупил Остафьево, и в 1899 году, в год столетия Пушкина, объявил Остафьевский дом общедоступным музеем, а в 1903 году вся Остафьевская усадьба стала заповедником.

Сын Сергея Дмитриевича, Павел Сергеевич взял на себя все заботы по сохранению музея, не получая от большевиков на эти цели ни копейки, страшно бедствуя. Ему даже в Москву приходилось ходить пешком. И в то же время сестра жены Луначарского, которая жила с ними, любила поболтать с Павлом Сергеевичем, разглагольствовала перед ним о своих желаниях. Пресытившейся родственнице комиссара от просвещения хотелось дичи, ее уже воротило от телятины и баранины, ей хотелось уехать жить в Париж и иметь много денег... Два класса, два мира, две морали...

Луначарский, живя в здании музея, чувствовал себя в нем как хозяин. Он любил играть на бильярде и поэтому обрадовался, когда увидел бильярд, стоявший в доме. Однажды он играл на бильярде, когда Павел Сергеевич вел экскурсию. Неожиданно один из посетителей возмущенно спросил: “А на каком основании на этом бильярде играют, раз он в музее и на нем играл сам Пушкин?” Луначарский в ответ заявил, что он нарком просвещения и лучше знает, что можно и чего нельзя. После этого Луначарский приказал перенести бильярд к себе в гостиную, которую он занимал и страшно обозлился на Шереметева, так как считал здесь себя хозяином, а то, что было в музее, считал своим.

Безродные большевистские космополиты как могли разбазаривали и растаскивали богатства, собранные нашими предками. В 1929 году Остафьевский музей был ликвидирован, а картины, книги, мебель, оружие, письма растащили по 18 разным музеям, при этом многое пропало и безвозвратно исчезло, например, редчайшая и богатейшая коллекция камей... Аналогичная судьба постигла и Шереметевское имение в Михайловском. В 1960 году Хрущев посадил в него Министерство сельского хозяйства, а возвращаясь вновь в Москву, все эти номенклатурные Иваны не помнящие родства вывезли из усадьбы почти все уникальные произведения искусства, которые чудом уцелели в годы комиссарской вакханалии после 1917 года. Вывезли ценнейшую мебель, экспонаты музея и библиотеку, в которой было более 50 000 томов, а осталось 725!..

Восьмидесятилетняя жительница Михайловского, простая крестьянка Матрена Евдокимовна Безчастная уже в наши дни свидетельствовала: “Все уже забываю, а Шереметевых помню. Знатные, а не чванливые были, добрые, не то что нынешние конторские начальники. Школу нам построили, в школе бесплатно кормили. Графиня сама следила, чтобы нас кормили хорошо. Шереметевы еще в 1900 году построили ясли, приют родильный, больницу для крестьян. А за 90 лет после этого советская власть ничего не построила. Шереметевы каждой крестьянской невесте выдавали по 100 рублей, помогали крестьянам в случае пожара или падения скота, ремеслам учили, всем образование давали...”

Сын Павла Сергеевича, Василий Павлович Шереметев прошел всю войну, получил на фронте две контузии, которые в конце концов привели к инсульту. Его жена Ирина Владимировна в ответ на обращение с какой-то ничтожной просьбой в горвоенкомат услышала: “У вас муж настоящий Шереметев? Так посадите его в клетку и показывайте за деньги. Будете о-ч-е-н-ь богатой”^[²⁴²^]. Что можно сказать о недоумке, сказавшем это... Из вот таких в военной среде и зарождались предатели, которые в наши дни за тридцать сребреников стали продавать военные секреты России, государственные тайны и сам народ.

В 50-е годы безмерно нуждаясь (жена до 1966 года получала в детском саду 51 рубль в месяц, да и сам Василий Павлович как инвалид II группы получал только 30 рублей) Василий Павлович Шереметев безвозмездно отдал в Музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина холст Рембрандта “Христос у Марии и Марфы”. Как нужно было любить свою Родину и народ, чтобы совершить такой гражданский поступок при нищенском существовании!!!

На фоне этого примера весьма характерным будет повествование о том, как относились к национальному богатству России те, которые провозгласили себя строителями нового мира и борцами за интересы трудящихся. В течение 1988-1990 годов были опубликованы потрясающие факты разворовывания сионо-большевиками национальных богатств России, собранных и созданных нашими предками за целые века.

Приведенные факты потрясали тем, что так расхищать богатства страны могли только неистовые враги нашей Родины и нашего народа. Особо зловещую роль здесь сыграл небезызвестный миллионер и бизнесмен Арманд Хаммер — который сначала с большевиками, а позже с коммунистами и уже с правительством СССР всю жизнь поддерживал самые теплые отношения. С чего бы это американскому миллионеру полюбить своих “гробовщиков”, а комиссарам — акулу капитализма!

Уже в 1917 году, когда стало ясно, кто дорвался до власти, появилось много охотников на богатства России. Тогда же на страницах “Нового времени” было напечатано объявление о том, что анонимное американское общество ассигновало 20 миллионов долларов для скупки в России старинных художественных вещей из золота и серебра, а также картин, бронзы, фарфора и вообще предметов искусства. ^[²⁴³^] По тем временам 20 млн. долларов сумма немалая, но по сути копейки, если сравнивать, что из России вывозили на миллиарды. Значит, ставилась цель по дешевке скупить у разоренной России ее богатства.

Гангстерский характер этой акции не вызывает сомнений, потому и анонимность этого общества. “Демократическая” Америка, пользуясь трагедией страны, которая когда-то спасла ее независимость, теперь в знак благодарности решила пограбить Россию. Организаторы этого предприятия учли и возможности погромов богатых усадьб, и общую некультурность почти всех слов населения страны, и низкую оценку значения искусства в глазах простого народа, и всю силу трагических условий, в которых этот народ оказался. Понятно было, что лавина американских долларов вызвала огромный соблазн не только у людей темных, но и у людей более образованных, более культурных, не говоря уже, что многие обладатели художественных коллекций и ценностей, напуганные террором и грабежами, сами начнут сбывать в Америку и Европу национальные сокровища России.

Российское государство накопило и создало за свою тысячелетнюю историю огромные богатства. Об их величине можно судить хотя бы по тому, что несмотря на вывезенные в 1917 году и в период гражданской войны многие сокровища и то, что многое сгорело в пожарах пылающих дворцов, усадеб и музеев, — большевики, начиная уже с 1921-1922 годов, методически, по дешевке распродавали национальное достояние России и ее народов, беспрецедентно обогащая своих соплеменников в Европе и Америке. И пока жестокими казнями не начнут карать воровскую номенклатуру, не начнут конфисковывать до нитки добро народа у их родственников и близких, не начнут массовый отлов по всему миру воровской сволочи, стоявшей у власти за все время, — народ будет жить как скот, и на лучшее он не может надеяться.

Ключевую роль в вывозе бесценных национальных сокровищ за границу сыграл начинающий американский бизнесмен Арманд Хаммер и его брат Виктор. В своей книге “Мой век двадцатый. Пути и встречи” А. Хаммер вспоминает, что на заданный ему будущим мультимиллиардером Полем Гетти вопрос “Как делаются миллионы?” он ответил: “Это не так уж трудно, надо просто дождаться революции в России. Как только она произойдет, следует ехать туда...” ^[²⁴⁴^]. Откровенность цинизма потрясающая! А что же наши идеологические сионо-борзописцы писали об этом друге большевиков и “Друге” русского народа? Журнал “Коммунист” в 1989 году в № 1 писал в предисловии к реферату А. Хаммера “Ленин: политический деятель и человек”: “В 1921 году, когда газеты многих стран сообщали о голоде и эпидемиях в России, молодой американский врач и бизнесмен Арманд Хаммер, успевший составить в свои 23 года миллионный капитал, был потрясен до глубины души... Он принимает решение отправиться в Россию, чтобы оказывать врачебную помощь больным “ “(разрядка. — Ю.К.).

Это в Америке-то, где дух стяжательства доминирует над всем остальным, где мерилом всего были только деньги, молодой, только сколотивший свой первый миллион предприниматель вдруг решил бросить зарабатывать миллионы и поехать, рискуя жизнью, в охваченную гражданской войной Россию во имя того, чтобы лечить больных за медные гроши?.. Бред сивой кобылы, выполняющей социальный заказ коммунистической продажной номенклатуры, славящей своего банковского агента. Проследим, как же “лечил” русских людей А. Хаммер.

Серия статей искусствоведа и журналиста Александра Мосякина и Алексея Николаева, опубликованных в 1988 году, пролила свет на многие тайны ВЕЛИКОГО СИОНИСТСКОГО ГРАБЕЖА РОССИИ. Чтобы сразу дезавуировать коммунистические бредни о продаже национальных художественных и ювелирных ценностей якобы для покупки продовольствия, а позже для закупки машин и оборудования для индустриализации страны, приведем два красноречивых примера, приведенных А. Мосякиным в своей статье “Продажа”, опубликованной в 1988 году в 6-8 номерах журнала “Огонек”.

За период с 1928 по 1932 годы объем импорта в Советский Союз составил около 3,5 млрд рублей, из них около 1,0 млрд рублей пришлось на долю машин и оборудования. Внешнеторговый баланс дал пассив в 465,5 млн долларов США, а наш, по дешевке, “культурный экспорт” достиг всего 18 млн рублей. Решишь ли этой куплей индустриализацию такой огромной страны? Заделаешь ли брешь в почти полумиллиардном торговом дефиците? Понятно, что нет! Так зачем же творить такое злодеяние, распродавая по дешевке национальное достояние? Ответ очевиден — во имя мировой сионистской революции и личного обогащения.

Любопытный пассаж в этой связи дается в указанной ранее статье А. Мосякина. “В 1929 году в разговоре с Хаммером, пресытившимся закупками реликвий России и недоумевавшим по поводу абсурдных, с его точки зрения, распродаж, Микоян (бывший в ту пору наркомом внешней торговли) многозначительно изрек: “Пока забирайте картины, ладно. Мы не возражаем, если вы их возьмете на время. Но мы сделаем революцию в вашей стране и вернем их обратно!”Что здесь сказать? Плакать или смеяться от такой дури и варварства..?

Однако вернемся к нашему большому “другу”, врачу А.Хаммеру. Приехав в 1921 году в Россию, он подарил наркому здравоохранения хирургические инструменты на сумму 60 тысяч долларов; такой подарок большевики должны были оценить, они любили подарки. А что взамен? Поехав с председателем Главметалла Людвигом Мартенсом на Урал (да-да, читатель, это тот самый Мартенс, который по заданию Ленина повез в Америку наворованные большевиками сотни миллионов долларов, размещая их в тамошних банках и которого полиция США выдворит из страны), А. Хаммер уже позабыл, что он приехал в Россию лечить больных. Главную цель своей тайной миссии А. Хаммер держал в тайне даже от своих соотечественников, находящихся тоже в России.

Ему организовали встречу с Лениным по инициативе последнего, на которой и состоялся разговор о выдаче концессий иностранным промышленникам. А. Хаммер сказал, что его попутчик по поезду, горный инженер, хотел заинтересовать его асбестовыми рудниками в Алапаевске, но фирма его небольшая. Однако Ленин предложил: почему бы ему не взять асбестовую концессию. Хаммер сослался на длительность оформления такой сделки в условиях России тех дней, на что Ленин дал ему гарантию действовать без промедления, обещав назначить двух ответственных чиновников, связанных напрямую с комиссариатом рабоче-крестьянской Инспекции и с Всероссийской Чрезвычайной Комиссией (ВЧК) для оперативного решения всех этих вопросов.

Ленин заверил его, что большевики должны создать условия, которые позволят концессионерам делать деньги в России. А в заключение Ленин сказал Хаммеру: “... Если вы что-нибудь захотите, пишите или сообщит мне... Вообще же, если необходимо, я даже не буду дожидаться заседания Совнаркома. Такого рода дело (заключить контракт на концессию. — Ю.К.) легко решить по телефону”^[²⁴⁵^]. Вот так, какой-то там Совнарком, какие-то решения... Сам лично решу, и неважно, выгодно это России или нет!

Весьма удивляет факт обращения Ленина не к промышленнику, а к врачу заняться бизнесом в области промышленности, тем более такому молодому и не имеющему опыта в этой области. Что скрывалось за этим? Ведь в стране в то время находились многие зарубежные бизнесмены, однако выбор пал на А. Хаммера. Может, сработала пружина личных контактов, которые Хаммер уже успел завести с большевиками? Или же он был эмиссаром тех сионистских кругов, которые финансировали захват Лениным и Троцким власти в стране? И, очевидно, пришло время платить по счетам? На всем пути А. Хаммера в его бизнесе в России будет еще немало тайн, как в большевистские, так и в коммунистические времена. Этих тайн хватило бы с избытком не на одну дюжину детективных романов. Известно только, что в записке, направленной Лениным 14 октября 1921 года членам ЦК, упоминается некий Рейнштейн, рекомендовавший ему А. Хаммера, который дает миллион пудов хлеба уральским рабочим на очень льготных условиях (это за приобретение по дешевке уральских драгоценностей. — Ю. К. ).

Как же развивал А. Хаммер свою миссионерскую деятельность врача и промышленного концессионера по восстановлению производства на предприятиях Урала? 27 октября 1921 года А. Хаммер заключил договор с Россией. В обмен на один миллион пудов хлеба А. Хаммер получил: пушнину, платину, кожи, черную икру и право вести в России широкую предпринимательскую деятельность. Однако это было официальной версией. Записка Ленина члену коллегии Наркомвнешторга от 27 октября 1921 года проливает немного света на тайну этой сделки.

Ленин тогда писал: “Т. Радченко! Тов. Мартенс прислал мне подписанный Вами договор с американской компанией (Хаммер и Мишелл). Мне кажется, что этот договор имеет громадное значение как начало торговли. Абсолютно необходимо, чтобы вы обратили сугубое внимание на фактическое выполнение наших обязательств. Я уверен, что без сугубого нажима и надзора ни черта не будет сделано. Примите меры тройной предосторожности (разрядка Ю.К.) и проверки исполнения. Мне сообщите, кого назначаете ответственным исполнителем, какие товары готовите, налегаете ли особенно на артистические и гохрановские (разрядка Ю.К.) и т. д. 2-3 раза в месяц присылайте мне отчеты: что привезено в порт” ^[²⁴⁶^].

Из этого письма становился ясно, что в расчетах с фирмой Хаммера использовались художественные и национальные ценности и реликвии. Желанием сохранить все в тайне и объясняется в письме фраза о “предосторожности”. А уже 18 ноября Ленин дает указание ВЧК и Наркомфину: “В целях сосредоточения в одном месте всех ценностей, хранящихся в настоящее время в различных государственных учреждениях, предлагаю в 3-дневный срок, со времени получения сего, сдать в Гохран все ценные вещи, находящиеся ныне в распоряжении ВЧК”. Таким образом, все богатства концентрировались в одном месте, что существенно облегчало не только задачу быстрой их реализации, но и сохранение совершаемых сделок в тайне. Создавались идеальные условия для грабежа национального достояния России и ее народа.

Что же было заложено в начинающейся кампании по распродаже национальных ценностей России? Здесь было несколько аспектов: экономические, политические и идеологические. С началом кампании национализаций, когда к этому активно были подключены ВЧК, Наркомфин и Наркомпрос, оказалось огромное количество неучтенных ценностей, изъятых у бывших владельцев и отчужденных от народа. Это, естественно, порождало большие соблазны даже у тех, кто не ставил целью поживиться в этом “Эльдорадо”. Не случайно ведь, как только начались большевистские экспроприации, так с секретными миссиями задерживаются в Риге и Нью-Йорке “бриллиантовые курьеры” из Советской России. В апогее кампании по изъятию церковных ценностей, а также ценностей из особняков и музеев весной 1922 года Троцкий запишет: “Конфискация художественных ценностей из этих учреждений имеет особую задачу, для которой сейчас ведется политическая подготовка по разным направлениям. Вряд ли кто, даже самый отчаянный, представляет себе, сколь многообразные плоды может принести эта операция”.

Гибель частных коллекций началась с первых послеоктябрьских дней 1917 года, когда многие богатые особняки и дачи Москвы, Петрограда и других городов были разграблены уголовниками и “революционным” быдлом. Например, знаменитый московский коллекционер князь Щербатов еще летом 1917 года уехал с семьей за границу. Его особняк занял Наркомат по военным делам. До 1920 года сестра княгини Щербатовой обратилась в Наркомат с письмом о том, что коллекция и родовые фамильные драгоценности, имущество князей Щербатовых подвергается разграблению и порче. Только год спустя в июле 1920 года Наркомпрос вывез уцелевшие художественные ценности. Несть числа таким случаям с 1917 и в последующие годы.

Многие художественные ценности из того, что было в провинции, просто погибли, так как не было условий для хранения. Хранилища Госмузейфонда представляли собой гигантскую свалку бесхозных сокровищ, которые прибрали к рукам Наркомвнешторг, Антиквариат и зарубежные коллекционеры. Во время массовых расправ комиссаров в период гражданской войны, а затем во время массовых репрессий ВЧК, ГПУ, НКВД море конфискованных ценностей заполняло склады этой карательной инквизиции большевиков. Квартиры, кабинеты и дачи их чиновников украшались этими ценностями, а когда хозяева этих квартир и кабинетов сами оказывались за решеткой, их добыча перекочевывала к новым хозяевам...

Одним из первых центров торговли художественными ценностями в 20-е годы стал Ревель (ныне Таллинн), как и в 90-е годы, когда поток контрабандных цветных металлов, нефтепродуктов и др. превратил Таллинн и Эстонию в контрабандный регион. Тогда со всех концов России сюда легальным и контрабандным путем стекались произведения искусства, бриллианты, платина, золото, которое обменивали на продукты питания. А. Хаммер сам свидетельствовал о том, что это в основном была контрабанда. Зимой 1921 года в Ревеле работало отделение Наркомвнешторга, которое закупало за границей товары для отправки в Ревель, оплачивая эти товары золотыми слитками из золотого запаса еще царской России. Там же, в Ревеле расположился и экспортный банк самого Хаммера. Уже в наши дни, после захвата власти в 1991 году сионо-демократы опять превратят Таллин в один из своих основных центров по перекачке ценностей из России на Запад.

Отсюда, из Ревеля, тянулись ниточки во многие столицы других стран: Стокгольм, Ригу, Берлин, Лондон, Нью-Йорк, насыщая хищников коммерции необходимой информацией по части скупки по дешевке российских шедевров мирового значения. Сионо-большевики искали любую лазейку, чтобы побыстрее сбыть российские ценности. 10 марта 1922 года Ленин писал Красину:, “Совершенно секретно, т. Красин! Вы мне говорили при одном из наших последних свиданий, что у вас были переговоры с одним английским купцом об образовании совместного общества для реализации драгоценных камней и т. п. Прошу Вас написать мне несколько строк, вышло ли что из этого плана? То же относительно Германии”.

Когда в начале 1922 года в Гохран по распоряжению Ленина были переданы коронные драгоценности и начались их изучение и оценка комиссией А.Е. Ферсмана, Г.Я. Сокольников, будучи тогда замнаркома финансов, предложил реорганизовать Гохран в валютное управление при Наркомфине, но получил ответ: “Ужасно боюсь, что мы околеем от переорганизаций, не доведя до конца ни одной практической работы. Пусть Троцкий и Баша доведут до конца дело Гохрана: собрать, сохранить, реализовать (разрядка Ю.К.). Ленин”.

В 1923 году на рынках Амстердама и Антверпена неожиданно появились русские бриллианты, в

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 12 13 14 15 1617