 |
|
Вкладыш с иллюстрациями 11 страница
Но будучи гордым человеком и жизнерадостным панком, Джоунси не собирался позволить такой мелочи как сломанная рука помешать ему играть. Мы посидели вместе и немного поболтали о музыке. Само собой, я был совершенно очарован, поскольку был большим поклонником Pistols, и было настоящим удовольствием находиться рядом с ним в студии. Однако, когда я предложил приступить к работе, Стив сделал удивительную просьбу.
“Мне нужна сотня долларов и бухло”.
Я рассмеялся. Как и Дэвид Эллефсон, который находился рядом со мной в тот момент. Джоунс не засмеялся. “Чувак, ты шутишь, да?”
Никакой реакции.
“Я скажу тебе вот что. Как насчет того, что я дам тебе тысячу долларов и ты сможешь сам купить алкоголь, потому что я никому не позволю спуститься сюда, чтобы напоить тебя”.
Джоунси в то время шел к тому, чтобы вести трезвый образ жизни (я не помню, пересек он финишную черту в этом деле или нет) и полагаю, что возможно он просто наебал нас, чтобы посмеяться. Также возможно, что он был абсолютно серьезен. Несмотря на это, к моему облегчению, все это замялось, и к концу дня Стив находился в студии, играя на гитаре в ‘Anarchy In The U.K.’, пока я выплевывал сольные партии в духе Джонни Роттена.
Между тем, как мы записали “So Far, So Good…So What!”, и временем выхода пластинки, выяснился целый ряд вещей, некоторые были хорошими, некоторые были не очень. Среди первых выход на экраны “Заката Западной Цивилизации, Часть 2: Годы Метала”, документального фильма Пенелопы Сфирис о хэви-метал сцене конца 1980-х в Лос-Анджелесе. ‘In My Darkest Hour’ была включена в саундтрек к фильму, и я также поучаствовал в рекламном плакате для фильма. Довольно примечательно, учитывая нашу привязанность к наркотикам и разврату, что парни из Мегадэт получились самыми умными и наиболее вдумчивыми музыкантами в фильме. Не знаю, говорит это больше о нас или об общем состоянии хэви-метала в конце 1980-х. Полагаю, что и о том, и о другом. По моему мнению, Пенелопа, которая также выступила режиссером видеоклипа Мегадэт ‘Wake Up Dead’ с пластинки “Peace Sells”, была настоящим гением; она прекрасно передала атмосферу той эпохи во всем своем славном, саморазрушительном упадке. “Закат Западной Цивилизации, Часть 2” был оценен по достоинству критиками и признан помогающим убить движение глэм-рока[26] в Южной Калифорнии. За это одно Пенелопа заслуживает одобрительного похлопывания по спине.
Несмотря на наш успех и очевидную восходящую траекторию, у Мегадэт все еще были проблемы. И Джефф Янг и Чак Белер быстро погрузились в атмосферу группы, и большую часть времени я отказывался принимать очевидное в той степени, к которой мы все подходили – потере контроля. Это проявлялось как в трагическом, так и в комическом смысле, а иногда и в трагичикомическом.
В какой-то момент в середине 1980-х годов я готовился пойти на свидание с Белиндой Карлайл, бывшей вокалисткой почти чудовищно популярной девичьей группы под названием Go-Gos, которая в то время выступала сольно. В данном случае я был более чем счастлив отложить на время свои принципы относительно того, чтобы не заводить случайные знакомства между поп-музыкантами и металистами. Белидна была великолепна, и в то время она была просто вездесущей (и при этом не была замужем). Я понятия не имел, была ли она фанаткой Мегадэт или музыки хэви-метал в целом. Я лишь знаю, что через посредника должен был встретиться с ней, и мы должны были отправиться на старомодное “свидание”. Белинда пришла в Мьюзик Грайндер, когда мы начали микшировать “So Far, So Good…So What!” К сожалению, тогда время с ней могло пройти намного лучше. Незадолго до того, как она приехала, я закончил нюхать воздушный шарик с героином. Когда она постучала в дверь, я бросил пустой шарик за комод и затянул носом дорожку - лучше сладкий запах травы, чем едкий запах герыча. Белинда зашла в комнату, выглядя поистине ослепительно, и должен добавить – трезво, и улыбнулась.
“Привет” – сказала она.
Я попытался подавить полные дыма легкие, но безуспешно.
“Ух-ха” – рявкнул я, выпуская облако серого дыма в воздух.
Белинда повернулась на каблуках и вышла из комнаты. Так и завершилась эта лав-стори. Я предполагаю, что все было обречено с самого начала.
Когда “So Far, So Good” был практически завершен, и требовалось лишь окончательное микширование, чтобы довести его до конца, Пол Лани решил, что он найдет большее вдохновение в северной части штата Нью-Йорка, чем то, что было доступно в Южной Калифорнии.
“Поедем в Бирсвиль” – сказал он.
“Куда?”
"Бирсвиль. Это рядом с Вудстоком".
Вудсток…
То, как он это сказал было похоже на то, если он б он сказал Шангри-Ла. Само собой, до меня дошло. Вдохновение важно, когда ты делаешь музыку или работаешь в любом виде искусства, и если Пол думал, что близость к Вудстоку или пастушьим красотам северной части штата Нью-Йорк поспособствует лучшей записи, то я целиком за. До определенного момента.
Бирсвилль Студиос была основана в 1969 году (все верно, в год основания музыкального фестиваля Вудсток, вряд ли это всего лишь совпадение) Альбертом Гроссманом, талантливым менеджером, в чей послужной список входили Боб Дилан, Дженис Джоплин и The Band. Все эти музыканты и многие другие часто называли эту студию домом, поэтому у этого места определенно была сильная репутация. Тем не менее, Гроссман умер пару лет назад, и Бирсвиль Студиос скоро грозит упадок. Не могу сказать наверняка, начался ли этот процесс к тому времени, как мы приехали туда микшировать “So Far, So Good”. Знаю точно, что прошло лишь несколько дней, а я уже был сыт по горло Вудстоком. Мое раздражение имело мало общего с сельским окружением и всем, что было связано эксцентричностью Пола Лани.
Должен признать, что не питаю огромной любви к этому предприятию. Черт возьми, я был наркоманом, а выйти на дорогу - проблема для любого наркомана. Это была работа для двоих, лишь я и Пол, и у меня был лишь небольшой тайничок с героином, который я взял с собой в поездку, поэтому понимал, что довольно скоро оттуда сбегу. Перелеты через всю страну и отсиживание в некоторых удаленных местечках подразумевали столкновение с реальностью, и то, что в конечном итоге мои запасы снизятся до минимума и мне будет очень плохо. Как только мне становилось плохо, все начинало рушиться. Я терял свою способность сосредотачиваться, концентрироваться, работать.
Главным образом, я терял терпение, работая с Полом. Все в этом парне бесило меня, начиная от его настойчивости в уроках этикета во время еды (“Дейв, вот как нужно правильно держать ложку”) до его безумно дотошного подхода к процессу микширования. Через несколько дней раздражение перешло в презрение, вплоть до того момента, когда я не мог смотреть на этого долбанного парня без небольшого чувства тошноты.
Как назло, в то же самое время в Бирсвилль Студиос записывалась другая группа, и ею оказалась группа с аналогичными ощущениями: Raven, очередная группа, на которую повлияла Новая Волна Британского Хэви-Метал. Мы начали немного тусоваться вместе, и когда они уехали, по какой-то причине, не могу объяснить, почему именно, мне стало кристально ясно: Пол Лани не тот, кто нам нужен.
Всякий раз, когда мы вносили изменения в процессе производства или на стадии микширования, решение исходило от записывающего лейбла. Однако, на этот раз, оно лежало на мне. Я должен был бороться за то, чего хотел, и эта перспектива не казалась мне приятной. Но мне пришлось этим заниматься. На следующее же утро, как по расписанию, твою мать, я проснулся и сделал себе чашечку кофе. Стоя на кухне и протирая заспанные глаза, я выглянул в окно и увидел то, что не поддавалось объяснению. Там находился Пол Лани, уважаемый продюсер мейджор-лейбла, волочащийся из леса в нижнем белье. Вид этого пекаренка Пиллсбери[27], полуголого, кормящего оленя яблоком с руки (с удаленной сердцевиной и очищенного, кстати говоря) было больше, чем я мог принять.
Мне нужно было уехать. Уехать прямо сейчас. Сегодня.
Через несколько часов я уже летел рейсом на Лос-Анджелес. К концу недели мы уволили Пола Лани и взяли немецкого звукоинженера Майкла Вагенера для микширования. Майкл работал со множеством рок и метал групп, включая Металлика, однако он оказался сущей ошибкой на “So Far, So Good”, похоронив все под слоем реверберации и в целом придав записи грязное звучание.
И хотя в конечном счете эта пластинка достигла платинового статуса, реакции критиков на альбом были неоднозначными. Мне досталось за коверканье текста песни к ‘Anarchy In The U.K.’, и в целом музыкальная пресса отнеслась к пластинке не так хвалебно, как к предыдущим релизам наших первых двух записей. Ничего удивительного в этом нет – в конце концов, мы не были новичками, и существует тенденция относиться к любой новой группе мягче, чем к более опытной. На Мегадэт ставки были выше. Как и ожидания.
Именно после выхода “So Far, So Good” я начал вырабатывать в себе умение быть нечувствительным к критике. До того момента я был королем звука, и пока я старался не позволить паре плохих рецензий повлиять на мой взгляд на всю музыкальную индустрию или повлиять на мою позицию в отношении маркетинга и рекламы, они безусловно, оказывали на меня влияние. Я перестал обращать внимание на рецензии и начал обращать более пристальное на поклонников Мегадэт и на то, как они реагируют на нашу музыку. Для меня рецензии всегда имели некоторую биполярность: “Он великолепный гитарист, но его пение похоже на трах двух кошек”. Даже если это так, через некоторое время это мнение устаревает. И вообще, я никогда не понимал критический анализ, ставящий подлость превыше всего остального.
Я не тот парень, который любит вести счет, когда дело касается СМИ (поскольку это разговор о заведомо провальной затее). Все-таки следует оценивать роль самого музыканта. В конечном счете, его работа заслуженно получит признание или будет заклеймена позором; его работа говорит сама за себя.
Вкладыш с иллюстрациями
Фотография сделана Дэниэлом Гонзалесом Торисо
Единственные сохранившиеся у меня школьные фотографии.
Возраст варьируется от 3-х до 12-ти лет
Я со своей гитарой B.C. Rich Bich. Концерт с Мегадэт.
Фотография сделана Уильямом Хейлом
Вот так она выглядела, пока я не перекрасил ее в черный цвет.
Фотография сделана Брайаном Лью
Джеймс, Ларс, Рон и я после выступления в клубе The Whisky в Лос-Анджелесе.
Фотография сделана Уильямом Хейлом
Саундчек Мегадэт с Керри Кингом на гитаре в Беркли, 1984 год.
Фотография сделана Брайном Лью
Снимок из видеоклипа ‘Wake Up Dead’.
Фотография сделана Робертом Мэтью
Гордо демонстрирую свою Jackson King V, свою первую именную гитару.
Фотография сделана Уильямом Хейлом
Перед концертом в Беркли.
Фотография сделана Уильямом Хейлом
Обожаю эту гитару Flying M. Мы с Джимми Пейджем оба получили награду от Kerrang!
Фотографии сделаны Робом Шеем
Моя дочь Электра
Мой сын Джастис
Со своей прекрасной женой Пэм
В 2004 году в нашем первом турне с использованием пиротехники (турне “Blackmail The Universe”).
Глен Дровер играет на гитаре справа от меня, а Шон Дровер на ударных.
Фотография сделана Робом Шеем
Глава 10: Странствующий карнавал
“Это все ради дела. Верните Ирландию ирландцам”.
Открываем выступление Dio в 1988-ом. Слушаю рев толпы на Лонг-Бич Арена –
мое любимое место с детства. Фотография сделана Робертом Мэтью
Я люблю Великобританию. В конце концов, это родина хэви-метала. Впервые Мегадэт побывали здесь с гастролями в 1987 году после выхода “Peace Sells”. Я по-прежнему был наивен и полон амбиций, готовый завоевать весь мир. Но было несколько вещей, которым мне еще предстояло научиться. Например, пить сидр Стронгбоу Супер.
Опрокинув около десятка банок этой хрени как-то ночью в баре отеля, я шатаясь побрел к себе в комнату, чтобы лечь спать. Эллефсон и я были соседями по комнате в этом турне, но в тот вечер он ушел, чтобы попасть на выступление Deep Purple. Я знал, что попал в беду к тому времени, как моя голова коснулась подушки. Стронгбоу Супер выглядело как пиво, по вкусу напоминало сладкий уксус, и в нем было вдвое больше алкоголя, чем в том пиве, которое обычно продается в Штатах. В какой-то момент между тем, как отрубиться и проснуться в середине ночи, я совершенно опьянел. Вдобавок к своей дизориентации я не мог видеть ни хуя. Отели в Англии часто имеют древнюю, замкоподобную структуру, со своими толстыми, звуконепроницаемыми стенами и тяжелыми шторами, высотой от пола до потолка, препятствующими проникновению света. Поэтому когда ты просыпаешься в три утра, и твой мочевой пузырь взывает о помощи, тебе лучше быть в состоянии найти дорогу к ванной комнате в полной темноте.
Во всеоружии во время соло ночью на Лонг-Бич в 1988-ом.
Фотография сделана Робертом Мэтью
Это путешествие может стать затруднительным, если ты пьян в жопу.
Я сел на кровати и безуспешно поптылася найти лампу или настенный выключатель. Почему безуспешно? Да потому что у них нет настенных выключателей в этом отеле (и в большинстве отелей Англии, как я позже обнаружил); вместо них светом служили крошечные кнопки, которые едва выступали над поверхностью стены. Во тьме ты мог провести всю ночь, шаря руками по штукатурке, и тебе бы не удалось найти ни одной. Я шатаясь брел по комнате, не в состоянии увидеть ни зги, даже рук перед своим лицом. Наконец, я нашел то, что казалось в тот момент какой-то крышкой. Предполагая, что это было туалетное сиденье (но не особенно задумываясь, так это или нет) я поднял ее, затем опустил шорты и начал ссать.
А…наконец-то.
Затем я вновь наткнулся на кровать и отключился. Так было до следующего утра, когда я понял, что произошло на самом деле. Я проснулся и перед моим взором находился Джуниор, стоящий над моей кроватью с выражением отвращения на лице.
“Эй, чувак. Это ты нассал в мой чемодан?”
Полтора года спустя, в августе 1988-го мы вернулись в Великобританию в рамках турне «Монстры Рока», где также выступали Kiss, Iron Maiden, Guns’N’Roses и Дэвид Ли Рот. Оно началось эффектным выступлением перед 114,000 поклонников в Касл Донингтон. Сидр Стронгбоу к тому времени был наименьшей из моих забот. За несколько мгновений до выхода на сцену я сидел в раздевалке, пытаясь сделать трубку для гашиша из жестяной банки, используя небольшой ножик для сыра, который позаимствовал во время бесплатной трапезы перед концертом. Следующее, что я помню, как кровь течет по тыльной стороне моей руки.
“Твою мать, блядь…”
Я схватил полотенце, смастерил жгут и приложил его на несколько минут. Мне повезло. Могло быть куда хуже. Так сказать, несколько бинтов остановили кровотечение, и я мог выходить на сцену и играть. Шоу ведь должно продолжаться, не так ли?
Дело в том, что я уже был довольно забалдевшим к тому времени, как мы прибыли в Касл Донингтон. Я знал достаточно о наркотиках, чтобы предвидеть худшее: дорога, в конце концов, была жестоким местом для кокаиновых и героиновых наркоманов, и не было никаких средств избежать этого неприятного ощущения. Никто (ну, или почти никто) не был настолько сумасшедшим, чтобы таскать кучу героина в своем багаже, поэтому на самом деле ты просто принимал тот факт, что когда ты покидаешь пределы своей страны для участия в гастролях, тебе придется несколько дней провести без приема наркотиков. Чтобы облегчить боль, ты занимаешься самолечением в любом виде, который подходит твоим нуждам. Ты пьешь, куришь травку…втягиваешь носом гашиш через жестяную банку. Все, что может сработать. Со временем, через три или четыре дня, может неделю, тебе становится лучше. Можно всегда определить наркоманов на гастролях: они постоянно вынюхивают вокруг, стараясь получить доступ к наркоте, и выглядя так, словно болеют гриппом. А затем чудесным образом им всем вдруг становится лучше.
Или не становится.
Если ты находишься в отчаянии, то всегда можешь перейти к более опасной тактике. Узнай, где находятся наркоманские районы, районы красных фонарей и действуй соответствующим образом. Если тебе не хватало смелости, чтобы пуститься на такое приключение, ты мог попробовать более разумный и тонкий подход: поискать помощи у лояльно настроенного медицинского работника.
Это довольно распространенный метод, используемый парнями, которые просто не могут переносить ломку в дороге. Таких было немало в турне Монстры Рока. Черт, даже в Мегадэт и Guns‘N’Roses было достаточно накроманов и алкоголиков, чтобы открывать реабилитационный центр.
Воздух был пропитан напряжением и волнением в день начала гастролей, и в самый первый день, в Касл Донингтон, волнение обернулось трагедией, когда двое фанатов были раздавлены насмерть, когда толпа хлынула к сцене во время выступления Guns‘N’Roses. Нельзы было относиться позитивно или цинично к подобным событиям. Это было грустно и ужасно, и даже притом, что Мегадэт непосредственно не принимали в этом участия, это сказалось на всех нас. Затем, через пару часов после концерта Дэвид Эллефсон вышел из туалета, так сказать, говоря, что покинет турне «Монстры Рока», чтобы обратиться за лечением от героиновой зависимости. Теперь, для тех, кто следил за хэви-металом, не было большим шоком узнать, что член Мегадэт обратился в центр реабилитации. Но почти каждый бы утверждал, что этим членом группы был не я, а Дэвид Эллефсон.
Ряд факторов способствовали выбору времени для этого решения, включая роль тогдашней девушки Дэвида, Чарли, равно как и чувство подавляющей тревоги, исходящей из давления перед тем, как играть перед более чем ста тысячами людей. Хотя я думаю, что прозрение Дэвида было больше чем что-либо вызвано желанием покончить с тяготами ломки. Проще говоря, он бежал от героина, и ему требовалось выздороветь.
В итоге Мегадэт были вынуждены выйти из турне «Монстры рока», решение, которое имело далеко идущие последствия. Нам пришлось отменить выступления на семи футбольных стадионах, что повлияло на публику в районе полумиллиона поклонников. Мы говорим об очень серьезных деньгах. Все в этом плане действило бесило меня – начиная от проблем с Дэвидом до последовавшего затем фиаско со СМИ. Каждый в турне знал, что происходит, но по какой-то причине наш агент и менеджер решили придумать некую нелепую версию правды в духе Spinal Tap, в которой Мегадэт неохотно были вынуждены отказаться от турне после того, как бас-гитарист группы…поскользнулся в ванной отеля и вывихнул свое долбаное запястье!
“Ты что, шутишь?” – спросил я. “Это все, на что вы способны? Да никто в это не поверит. Абсолютно никто”.
Само собой, никто и не поверил, зато негативные последствия были мгновенными, не только с точки зрения доходов от наших денежных сборов, но также продаж пластинок, имиджа и репутации группы. Это был один из крупнейших туров в истории метала, и Мегадэт прекратили свое участие в нем. В мгновение ока настоящая история просочилась наружу и все пальцы стали указывать в мой адрес. Люди уже давно размышляли о моем употреблении наркотиков, но я никогда не говорил об этом публично. Я никогда ничего не говорил, и, само собой, ничего не говорил о Дэвиде. Поэтому когда он стал проходить курс лечения в реабилитационном центре, люди просто предположили, что в этом была моя вина. Я не особо был заинтересован в том, чтобы винить кого-либо за плохое поведение, вне зависимости мое оно или чужое. Ответственность имеет превостепенное значение, когда оно касается развития меня как человека, поэтому я довольно быстро называю херней, слыша то, как люди ноют о своих несчастьях. Мне проще сказать, что я стал профессиональным героинщиком под руководством Криса Поленда и Гара Сэмьюэлсона, но это было бы несправедливо. Одинаково несправедливо предполагать, что Дэвид Эллефсон остался бы чист и трезв, если бы не его дружба со мной. Мы все были пассажирами на одних и тех же американских горках. Никто не приставлял ствол к нашей голове и не заставлял нас ехать.
Так же как никто не говорил нам, когда выходить. Каждый из нас принял это решение самостоятельно и с разной долей успеха.
Я последовал его примеру вскоре после Дэвида, тихо и добровольно пройдя регистрацию в небольшом местечке в Ван-Найс, штат Калифорния. Говорить, что я был силой втянут в реабилитационный процес, было бы смешно. Я принял в этом участие отчасти из-за того, что знал, что у меня была проблема в том, что употребление мной наркотиков становится все более неуправляемым и более болезненным, чем веселым, но главным образом потому, что другие предполагали, что это было хорошей идеей. Моя девушка Диана неоднократно предлагала мне помощь, и ее вмешательство, так сказать, исходило из искренности и любви. Другие были настроены более прагматично. Музыкальная индустрия, о чем я был предостережен, стала носить менее безумный, непредсказуемый оттенок поведения. Если ты хотел защитить свою карьеру, ты, как предполагалось, должен был стать трезвым.
Предположительно.
Я помню, как регистрировался в приемном отделение, заполнял анкету и чувствовал преимущественно печаль. Я был так обдолбан, что все, что еще имело для меня значение, это жить для того, чтобы получать кайф от наркотиков. Не то чтобы я получал кайф между выступлениями или репетициями; я репетировал, когда был под кайфом, я играл концерты, будучи под кайфом. Я ввел себя в очень плохое место. Я нанес боль себе и своим поклонникам. Настало время разрешить эту ситуацию.
За исключением того, что это было не так. Даже близко.
После пары дней лечения я позвонил другу и спросил его, не мог бы он мне принести что-нибудь в медицинское учреждение, чтобы помочь преодолеть боль и скуку.
"Разумеется" – сказал он. “Что тебе нужно?”
“Ты знаешь, что мне нужно”.
“Хорошо, нет проблем”.
Мой друг почтил меня визитом на следующий день, с футляром от гитары в руках. Я сказал медсестрам, что музыка будет иметь расслабляющий эффект; это бы облегчило дискомфорт и тревогу. Они сочувственно улыбались. Как только они скрылись из виду, я сорвал переднюю часть гитары и вытащил воздушный шарик с героином, спрятанный внутри. Было не сложнее перевозить контрабандой героин в реабилитационную клинику, чем переправлять пиццу из пиццерии «У Домино» (чем я тоже занимался в свое время). Спустя восемь дней после регистрации я вышел не меньшим наркоманом, чем был, когда приехал сюда. Меня заставили подписать бумагу, подтверждающую, что я покидаю клинику “вопреки рекомендациям врача”.
Я взглянул на бланк и засмеялся. “Знаете что? Если кому-то и следует покинуть это место, так это мне, потому что я приносил сюда наркотики, а вам даже не было до этого дела. Вы не настроены всерьез помогать людям”.
Разумеется, правда была в том, что в то время мне не мог помочь никто. И даже некоторое время спустя.
Состав Мегадэт, ответственный за создание “So Far, So Good…So What!” просуществовал менее года, уступив в конечном счете под натиском личностных конфликтов, преимущественно обусловенных наркотиками и алкоголем. Багаж Чака Белера включал в себя приятеля, безрассудного гитарного техника по прозвищу “Гаджет”.
Как-то вечером мы были вдвоем с Гаджетом, когда решили пойти добыть героина на улице Церер. Одно из строжайших правил, касающихся покупки героина - ты никогда не носишь это дерьмо на своем теле. Ты носишь его в своем теле. Как только сделка была завершена, воздушный шарик попадал в твой рот. Таким образом, если тебя останавливала полиция, ты мог проглотить улики. Но что сделал Гаджет? Он запихнул свой шарик между сиденьями в моем кабриолете Z28. Мы даже не успели отъехать, как к машине подбежали люди с оружием.
Фототелеграмма со съемок видеоклипа ‘Wake Up Dead’ с альбома “Peace Sells”. Этот снимок сделан
внутри самолетного ангара в аэропорту Бербанка, после съемок поклонники совершили акт
вандализма над самолетами. Фотография сделана Робертом Мэтью
“Поднимите свои гребаные руки вверх!”
Я застыл на месте. Не было ни света, ни сирен. Я даже не знал, были ли эти ребята из правоохранительных органов или же они были просто дилерами, которые решили нас развести. Но на самом деле они оказались полицейскими. Я проглотил свой шарик и тут же начал думать о последствиях того, что произошло. Они начали обыскивать автомобиль, вероятно, изъяли бы то, что искали и я отправился бы в тюрьму. Однако, примечательно, что все произошло совершенно иначе. Вместо этого они арестовали Гаджета, потому что он был тем, кто находился за пределами автомобиля, совершая покупку. Хотя копам не нужен был Гаджет. Им нужен был парень, который продал нам героин. Поэтому они отпустили меня и взяли в оборот Гаджета, чтобы он навел их на дилера. Кончилось все тем, что он попал в тюрьму на несколько дней, попав в одну камеру с парнем, которого сдал. Я заплатил больше пяти тысяч баксов адвокату, чтобы решить эту проблему, но после этого я не был уверен, что мы будем в состоянии держать Чака в группе. Слишком много было безумия, слишком много драмы.
Чак был заменен к весне 1988 года; благодаря жестокой иронии судьбы, его уходу поспособствовал его собственный барабанный техник, во многом так же, как Чак заменил в свое время Гара.
На самом деле это была двухдневная история. Мы играли в Антриме, в Северной Ирландии, и я находился за кулисами перед концертом, бухая Гиннесс, когда услышал, что кто-то в толпе продает нелегальные футболки Мегадэт. Это было запрещено; на выступлениях Мегадэт единственными, кому разрешалось продавать футболки, у нас были официальные дилеры. Поэтому я сказал: “Кому-то нужно остановить этого парня и забрать эти футболки”. Признаю, что детали в этот момент стали приобретать нескольк смутный характер. Помню разговор на повышенных тонах в раздевалке и как кто-то пытался объяснить мне что-то о том, что продажи футболок собирают средства для “дела”, и помню как орал на этого парня: “Да мне похуй на это дело; никто не смеет продавать футболки на моем концерте!”
Парень продолжал говорить что-то об организованной религии и об угнетении и нетерпимости. В сущности, он подводил итоги продолжавшемуся конфликту между католиками и протестантами в Северной Ирландии, хотя я не понимал этого в тот момент и поначалу не так много знал об этой проблеме. И я был слишком пьян, чтобы обращать на это внимание. К тому времени, как взойти на сцену, я был совершенно неуправляемым. Помню, как получил в голову однофунтовой английской монетой, брошеной каким-то парнем. Я пытался найти его в толпе, хотел вытащить его на сцену и ударить по голове своей гитарой. Я не был новичком в сценических волнениях, как-то уже ударив ногой видеоэкран во время выступления в Нью-Йорке и избил фаната в Миннесоте после того, как он бросился на сцену. Очевидно, я был чертовски пьяным в обоих случаях, поэтому когда я увидел, как парень пытается взобраться на ограждение и прийти за мной, я просто жаждал надрать ему зад.