Главная | Обратная связь

Неоднозначность, наводящая на размышления

Лекционный зал переполнен, все глаза прикованы к жестикулирующей фигуре на сцене, разглагольствующей о демистификации способов любви. Когда звучат слова лектора: «отношения, окруженные таинственностью, не могут выдерживать естественных напряжений реальности…», ваш взгляд приковывает поразительно привлекательный человек в четвертом ряду, и ваше сердце начинает переполняться, и все остальное исчезает.

Когда он поворачивается в вашу сторону, и ваши взгляды встречаются с ошеломляющим смущением, и вы оба тихо улыбаетесь, опуская глаза, и только пульсация пробужденной тайны наполняет каждую вашу клетку. Что это значит? Вы представляете себе ваше первое свидание, как вы будете вместе жить (будут ли у нас одни и те же вкусы!), и даже с восторгом безудержно фантазируете о цвете волос ваших детей. В это же время в воздухе плывут громкие слова лектора о демистифицированной определенности: «Слишком часто мы вступаем в отношения, основанные на той или иной форме романтический фантазий…». Но вы лишь дожидаетесь перерыва, когда вы сможете спуститься вниз к четвертому ряду.

Неоднозначности, наводящие на размышления, учитывая их большую близость к тайне, несомненно, гораздо могущественней, чем демистифицированные определенности. Этот класс вечно манящих эротических коммуникаций включает в себя двусмысленности, интонационные намеки, завуалированные жесты, синхронные совпадения, и сны-пред­зна­менования. С присущей им неоднозначностью, они намекают и завлекают с томительным ожиданием и волнением, но при этом также излучают настроение неуверенности и тревоги.[10]

Наводящая на размышление сила эротических неоднозначностей одолевает нас даже во время такой лекции, продиктованной лучшими побуждениями, как изображено выше, и нет сомнений, что во время перерыва любая одинокая и любящая приключения женщина спустится в четвертый ряд, чтобы сделать иронически замаскированный первый шаг: «Вам не кажется, что наш лектор просто великолепен?». Или же она будет нетерпеливо сидеть весь остаток лекции, желая, чтобы она это сделала.

От бесконечных бульварных разоблачений до новейших анатомических открытий, мы непрерывно думаем об эросе – не потому, что мы настолько освобождены (или потому, что мы зависимы), а потому что неоднозначность захватывает нас как бесконечный детективный роман, в котором всегда остаются непрочитанные страницы. Неоднозначные фразы вроде «как-нибудь заходите в гости» и «а вы видели мои гравюры?» служат скрытыми приглашениями к дальнейшим приглашениям в интимус, где, возможно, будут открываться более интимные ритуалы.

Каждый журнал на рекламной стойке (равно как и те, что наполовину спрятаны за стойкой) возбуждает нас все новыми и новыми уловками: «Чего действительно хотят женщины (мужчины)!», «Десять путей к лучшему сексу!», «Вопросник для повышения вашего самоуважения». Или, в былые времена: «Кайся, конец воистину близок!», «Откажись от своих греховных привычек! Спасись!». Почему такие строки неустанно появляются вновь, как старое вино в новых бутылках? Потому что реклама (секса, спасения, или чинного роста), подобно ферромонам, по существу представляет собой манящие обещания чистого обещания, обнадеживающей возможности новых, будущих возможностей. Начиная с того магнетически неоднозначного блеска в глазах ваших родителей, бабушек и дедушек, их родителей и прародителей при первой встрече каждой пары, все остальное – это разматывающаяся спираль всей вашей жизни.

В качестве упражнения по выявлению неоднозначности, наводящей на размышление, прислушивайтесь к диалогу в фильме, чтобы слушать голосовые интонации и наполовину нерешительные паузы между произносимыми словами. В этих живых намеках и интонациях вы услышите подтекст неоднозначных смыслов, которые предполагают, но не могут убеждать. Слушая человека, мы решаем, что он заслуживает доверия, но так ли это?[11] Она выглядит заинтересованной в нем, но только если он хочет, чтобы она слышала в его голосе его интерес к ней. Но будет ли она слышать и верить тому, что вы, как вам кажется, слышите в его голосе и видите в его долгих взглядах?

Или попробуйте посмотреть в зеркало в конце долгого дня. Глядя на свое лицо, повторите десять раз каждую из приведенных ниже фраз, наблюдая, как каждый раз меняется ваше лицо: «подлинное достоинство», «спокойная смелость», «грустная усталость», «настойчивая сила», «неотразимое остроумие». Замечайте, как каждая фраза придает вашему лицу другой оттенок. Это может показать вам взаимодействие между сферой неоднозначности и навешиванием ярлыков, и, таким образом, важность своевременного отказа от чрезмерных упрощений демистифицированных определенностей. Если мы задерживаемся на них слишком долго, то рискуем начать отождествляться с отдельным ярлыком.

Способность наводить на размышления – это сама неоднозначная ткань сокровенности и возможности. Ведь при недостаточной завуалированности, секс опрометчиво выдает себя, и перестает быть таким сексуальным. Поэтому в популярных, глянцевых рекламных изданиях неизменно будет происходить поиск терминов для еще более скрытного эротизма, в числе которых и «экзотический тантрический секс».

Таким образом, язык и образы рекламы не просто эксплуатируют секс; они сами представляют собой обольщающие формы эроса. И в моде каждого сезона новые фасоны в большей степени обязаны неумолимым сезонным ритмам эротической тайны, чем фирменной марке дизайнера. Ибо дизайнер или автор рекламы – это просто кто-то, пытающийся чувствовать пульс следующего момента, а затем наводящим на размышления образом привязывать его, зачастую «гормонально», к тому или иному продукту.

И затем имеются нюансы вечно изменчивых обещаний любви, более всего прославленные неисправимо романтичным герцогом Орсино из «Двенадцатой ночи» Шекспира:

Еще раз тот напев! Он словно замер!
Он обольстил мой слух, как ветер юга,
Что, вея над фиалковой грядой,
Нам в душу веет сладким ароматом.
Довольно, перестаньте! Нет, уж он
Не нежит слух, как это было прежде.*

Эти изменчивые неоднозначности привлекают отклонениями и непредсказуемыми поворотами, образуя преходящие течения, в которых мы создаем, уничтожаем, и вновь создаем наши эротические значения, и выбираем наши эротические действия.

Наш внутренний диалог с неоднозначностью продолжается бесконечно: «Могу ли я сказать это, попросить об этом?», «Будет ли это сохраняться потом?».Ведь когда вы вверяете свое тело другому, даже кончиками пальцев, как в тантрической сублимации, вы отдаете всю тонкую сеть надежд, возможных разочарований, и грез, которые через страсти вашего простодушия проникли в ваше тело, ваши сновидения, чувства, и мысли. Можем ли мы начать понимать, что то, что у нас бывает друг с другом – это, в действительности, не «секс» или «тантра». Получая и прикасаясь, нерешительно или смело, мы открываем простодушие друг друга.

И лишенные желания страсти тантрического целибата, будучи столь тщательно скрываемыми, всегда будут самыми пугающими и ускользающее таинственными неоднозначностями. Соблазнительные приглашения в эту тайную область могут быть самыми разными – от скупого дзенского коана «Каков звук хлопка одной ладони?» и оккультного призыва «Восстань, о Кундалини, Мать Вселенной, дремлющая у основания позвоночника!» до самого лиричного:

Возлюбленный мой начал говорить мне: встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди! Вот, зима уже прошла; дождь миновал, перестал;

(Песня песней 2:10-11)

Если при тантрической сублимации мы пытаемся игнорировать такие тонкости, в какой бы форме они ни возникали, то рискуем оказаться отрезанными от тайны и друг от друга и прийти к бесплодному воздержанию. Тогда практики эротического искусства йоги вырождаются в скучные шаблонные упражнения. Безусловно, техники – это испытанные и надежные двери, но мы должны проходить через них в области удивления, глубины, и утончающегося обаяния чистой неоднозначности и захватывающей неопределенности. И мы должны становиться еще более самозабвенно внимательными; мы должны входить в живые воды самой эфемерности.