Главная | Обратная связь

Только бы не девочка 9 страница

«Идеальная невеста» брошена на полу. Леннокс медленно наклоняется, протягивает руку, мышцы как после дыбы. Читает о свадебном этикете. Кто-то будет у него шафером? На ум приходит старый друг, Лес Броуди — мальчиками они заключили договор. Качались на тарзанке у Колинтонского туннеля. Поклялись, что будут шаферами друг у друга на свадьбах, если, конечно, вообще женятся. А потом был тот случай, и больше они к Колинтонскому туннелю не приближались. Леса Броуди он много лет не видел, встретились они несколько недель назад, на похоронах Джона Леннокса. Когда Рэй все выплеснул, всё, что накопилось. «И правильно сделал, эти твари отца до инфаркта и довели. Хоть кто-то им правду сказал». Стоп, проехали. Он женится. Ему нужен шафер. Придется просить сослуживцев, больше некого. С Лесом все ясно, о Стюарте и речи быть не может. Пожалуй, он попросит Олли Нотмена. Основание? Вот оно: вероятность, что за Нотмена придется краснеть, ниже, чем в случае с остальными. Если, конечно, женитьба все еще в повестке дня.

Брючный карман оттягивает записная книжка Труди. Площадь и плотность прикосновения, как у живой Труди. Леннокс достает книжку, листает. Заметки лаконичные, в одно-два слова. Списки. Вебсайты. Почерк школьный, с сильным нажимом. Этот нажим словно Ленноксу на горло. Усугубляя удушье, листает дальше: несколько раз на странице написано «Труди Леннокс», «Л» и «о» такие же, как в «Лоу». Наверно, пора набрать ее номер, попробовать все объяснить.

Ничего не случилось.

Неправда. Случилось много чего. И явно еще не все, что могло.

Тианна отводит взгляд от телевизора, смотрит на Леннокса, будто собирается с духом. Ее нерешительность взрывает телефонный звонок, телефон на полу, оба, Леннокс и Тианна, подпрыгивают. Сверлят друг друга глазами. Каждый хочет, чтобы на звонок ответил другой.

— Это, наверно, твоя мама, возьми трубку, — говорит Леннокс, голос как у испуганного ребенка, он сам в шоке.

Тианна берет трубку. Только тут Леннокс замечает, что у девочки недостает переднего зуба. С этой щербинкой она выглядит как нормальный ребенок.

«А не как...»

- Со щербинкой она как нормальный американский ребенок. Героиня семейной саги. Лезут ассоциации с белеными заборами. Будь Тианнина мать из другого теста, она бы поставила дочке брекеты. Все детство и отрочество Тианну дразнили бы Ганнибалом Лектером, зато потом она светила бы рекламной улыбкой.

— Привет, милая... — Тианна рада слышать голос матери, но тон ей слишком знаком, мать бьет на жалость, сейчас начнутся извинения, а кончится все как всегда: «Детка, буду поздно, ложись спать, меня не жди». И хозяин небось заставит заразбитый столик платить.

— Привет, — отвечает Тианна. С точки зрения Леннокса, у нее будто гора с плеч свалилась. До сих пор девочка сидела нахохлившись, теперь уронила руки. На другом конце провода, однако, нервничают, если не сказать, паникуют, Ленноксу с дивана слышно. И голос знакомый. Тианна оглядывается на диван.

— Дяденька, который не по-нашему выговаривает? Да. Да, он здесь. — В одной руке у Тианны трубка, в другой — сам телефон, в глазах нетерпение.

Едва Леннокс берет телефон и трубку, Тианна с внезапной и тревожащей поспешностью исчезает в дверях.

— Алло.

— Рэй... это ты?

Голос Робин. Леннокс не ошибся.

— Я. А ты где? Мне надо...

— Рэй, скажи, Тиа в порядке?

— Да, вот мультики смотрела. Когда ты вернешься?

Робин снова перебивает:

— Тиа нас не слышит?

Леннокс подходит к двери, выглядывает. Тианны нет.

— Не слышит. Она, наверно, у себя в комнате...

Так, в третий раз перебила. Теперь Ленноксу понятно: напористость вызвана не столько кокаином, сколько отчаянием.

— Рэй, пожалуйста, послушай... — Мольба в сочетании с настойчивостью не предвещает ничего хорошего. — Я не могу долго разговаривать. У тебя есть бумага и ручка?

— Робин, у тебя все нормально?

— Нет, Рэй, не нормально. У меня все ужасно. Я пока не могу вернуться домой, а ты должен забрать из квартиры Тианну. Прямо сейчас! Слышишь? Прямо сейчас!

—Что случилось? Где ты?—Леннокс повышает голос, он зол, он для этой хабалки уже и так достаточно сделал. — Если ты влипла, давай в полицию позвоним. Ночью эти твои дружки...

— Нет! Рэй, обещай мне, обещай, что, не станешь звонить в по-ли-ци-ю. А то у меня отнимут Тианну, в приемную семью отдадут! Пожалуйста, прошу тебя, — голос хриплый, если не сказать придушенный, — не звони в полицию! Обещай! Поклянись!

— Ладно, не буду.

— Ты должен мне помочь. Ты ведь поможешь? У тебя есть ручка и бумага?

— Что надо сделать? — В дверях появляется Тианна, Леннокс, сложив пальцы щепотью, царапает воздух, но Тианна уже отпрянули, скрылась. Конечно, записная книжка Труди, вот и ручка на кольчатом корешке болтается. — Да, нашел. Что протисходит?

— Ты должен кое-куда отвезти Тианну. Прямо сейчас.

— Я? Как ты можешь оставлять дочь с первым встречным? — возмущается Леннокс. — Ты же ничего обо мне не знаешь!

— Рэй, я тебе доверяю, — поспешно шепчет Робин и на выдохе выдает адрес.

Ленноксу знакома категория мужчин, которым доверяет Робин, он немало таких за решетку отправил, все они умеют расположить к себе женщину. Как? Достаточно посмотреть на этих женщин, и все сразу ясно. Леннокс нехотя записывает адрес. Собирается повторить его, но тут раздается утробный звук, и дальше тишина, даже гудков не слышно.

Леннокса бросает в пот, в голове одна мысль — набрать 999, через секунду он соображает, что здесь надо набирать 911.

— Робин? — В горле внезапно пересыхает, голос обрывается.

За дверью дрожит Тианна. Леннокс ей видел сквозь щель, лицо застывшее, глаза бегают, пальцы стиснули трубку. «Может, он им всем скажет, всем — и змеюке Лансу, и борову Джонни, и злобной сучке Стэрри — чтоб убрались и оставили нас с мамой в покое. Давай, скажи им!»

Леннокс знает, что Тианна смотрит на него. Вдруг в трубке прорезывается новый голос.

— Алло. С кем я говорю?

- А я?

С другого конца провода доносится спокойное:

— Это наш шотландский друг Рэй.

Ланс. Леннокс узнал бесстрастный тон. Ланс Диринг. Они разбили журнальный столик Робин. Точнее, столик хозяина квартиры.

— Да, это я. Где Робин?

— У нас тут небольшие проблемы, — невозмутимо отвечает Диринг. — Робин малость перебрала. Сам знаешь чего. А ведь у нее дочь. Разве можно, при ребенке-то? Я прав?

— Прав, — бормочет Леннокс. Голова идет кругом. Он смотрит на Тианну. Из-за двери видны только часть лица, одна рука и одна нога. Нижняя губка дрожит, конечности в гусиной коже.

— Не знаю, чем вы вчера в ванной занимались, — смеется Ланс. У Леннокса желчь подступает к горлу. — А правда, чего вы так долго не открывали? Старушка Робян совсем запуталась.

Ну и теперь у нее чертова куча проблем.

— А по-моему, запуталась не только и не столько Робин.

— Ладно, мы все малость запутались. Стол вот кокнули, — говорит Ланс Диринг, и Леннокс невольно щупает холодный металлический каркас и ножки. — Слышь, приятель? Давай без обид.

Леннокс не отвечает.

Диринг не спешит нарушить молчание. Ленноксу кажется, связь прервали, но тут раздается голос Диринга.

— Я скоро сам загляну. А пока Джонни пошлю, пусть у Робин меня дожидается.

— Ты рехнулся? Нет! Нет, я сказал! — рычит Леннокс. Тианна вошла в гостиную, села на диван, коленки подтянула к подбородку. Спутанные волосы падают на лицо.

— Старина Джонни вчера просто чуток побаловал. Снежку перенюхал, с кем не бывает.

— Я видел его баловство, — ровным голосом произносит Леннокс. — И если он еще раз приблизится к девочке, — Леннокс делает страшную ледяную паузу, — я отрежу его грязные яйца и ему же их и скормлю. И это будет последнее, что выродок съест в своей фебаной жизни, — шипит Леннокс. Сообразив, что Тианна все слышала, осекается и не смеет поднять на нее глаз.

— Полегче на поворотах, Рэй, приятель. Не дури.

— Я тебе не приятель, — выплевывает Леннокс.

Диринг говорит теперь на полтона выше, однако сохраняет полное самообладание.

— По-моему, ты вчера просто не въехал. Мне жаль, что между нами возникло некоторое недопонимание. Однако тебе следует узнать, что Робин — не женщина, а тридцать три несчастья... — Леннокс невольно подпадает под действие Дирингова благоразумия и хладнокровия. — Робин у нас проблемы просто притягивает. Я, пожалуй, слишком о ней пекусь, только и всего. Но теперь, похоже, и ты стал принимать ее интересы близко к сердцу.

Леннокс вспоминает о Джонни.

— О ком конкретно ты печешься, вот как вопрос стоит. Дай трубку Робин.

— Рэй, у Робин истерика. Ты же видел, в каком состоянии она вчера была.

— С ней дочь будет говорить, — напирает Леннокс. Тианна откидывает волосы со лба. — Давай сюда Робин.

— Я скоро сам буду. А ты бы, старичок, пока поостыл...

— Последний раз повторяю: дай трубку Робин или я иду в полицию.

— Отлично! — ухмыляется Ланс. Мысленным взором Леннокс видит, как он отходит от телефона, повышает голос — последнее действие рассчитано на Ленноксовы уши. — Слышала, ты, сука безмозглая? Рэй решил сделать то же самое, что и я, — он идет в полицию. Вместе с твоей дочкой!

— НЕ-Е-ЕТ! — Робин реагирует моментально, вопль разбивается о Ленноксову барабанную перепонку, как о щит; пусть, лишь бы Тианна не слышала. Крик замирает, рука, сжимающая трубку, совсем занемела. Леннокс не в силах расцепить покореженные пальцы. Со скрипом разгибает локоть, кладет мертвую трубку на рычаг. Раздается щелчок.

Тианнины глаза сверкают.

— Что случилось? Где мама?

Что ей ответить?

— Мама больна. В общем, ей нездоровится.

Из Тианны словно воздух выпустили. Она съеживается в кресле, смотрит в одну точку.

— Это из-за наркотиков? — В голосе никакого удивления, дескать, я так и знала. — Ей нельзя было нюхать кокаин.

— Что тебе об этом известно?

Тианна меряет Леннокса оценивающим взглядом.

— Ничего. А тебе?

— И мне ничего, — выдавливает Леннокс.

— Судя по тому, как ты сопишь и гундосишь, ты наверняка спец, — произносит Тианна. В ее голосе презрение искушенного существа. Леннокса коробит.

Он пробует отшутиться.

— У меня насморк. Я же из Шотландии. Там климат не то что во Флориде.

Тианна снова откидывает волосы со лба, взгляд у нее ястребиный.

— Ага, конечно. :

Леннокс чувствует себя последним мерзавцем.

— Скажи, а твоя мама... гм... раньше уже болела? Ну, в смысле...— Он не может заставить себя произнести «из-за наркотиков».

— Она недавно с лечения.

— А кто за тобой присматривал, пока она лечилась?

— Стэрри, кто ж еще.

— Разве у тебя нет бабушки с дедушкой? Мамины родители живы?

Тианна отрицательно качает головой и опускает глаза. Вспомнив Ронни Хэмила, Леннокс закрывает тему: некоторые дети терпеть не могут бывать у бабушек и дедушек.

— А Стэрри, Джонни и Ланс тебе не нравятся, так?

В Тианниных глазах ярость.

— Они говорят, что они мамины друзья. Только на самом деле никакие они не друзья.

Эта фраза убеждает Леннокса: надо как можно скорее уходить. Встречаться с Лансом Дирингом или Джонни ни малейшего желания.

— Ну, что делать будем? Ты голодная? — спрашивает Леннокс. Робин дала адрес. Если это недалеко, он выполнит ее просьбу, доставит девочку куда сказано. А потом вернется в отель. Помирится с Труди. Ляжет спать. Или на пляже поваляется, почему бы нет?

Труди. Боже милосердный, я так и не позвонил,

— Я не хочу здесь оставаться. — Их с Тианной чувства явно совпадают. — Я хочу к Чету.

— Кто такой Чет?

— Дядя Чет. Он клевый, — объясняет девочка. Ее улыбка наводит на мысли о способности детей за восхищением скрывать недоброжелательство.

Леннокс смотрит в записную книжку. Едва узнает собственный почерк. ЧЕТ ЛЬЮИС, «ОКЕАНСКИЙ РАССВЕТ», ПРИСТАНЬ «МАНГРОВЫЙ ПЛЯЖ», БОЛОНЬЯ.

Робин не дала телефон, но по крайней мере Тианна знает человека, который по желанию матери должен за ней присмотреть, и сама не против к нему поехать.

— У тебя есть телефон дяди Чета?

— Он должен быть в прихожей, на доске для записей.

Леннокс идет в прихожую. Смотрит на доску, холодеет: доска девственно чиста. Вчера вечером на ней живого места не было от имен и телефонов.

— Кто все стер?

Тианна шла следом, теперь переводит недоуменный взгляд с Леннокса на доску и обратно.

— Не знаю.

Леннокс вспоминает, как Олли Нотмен мыл доску на работе, широкими, размашистыми движениями возил губкой. Стер все. Конец расследованию. Имя БРИТНИ, написанное огромными заглавными буквами, исчезло навсегда.

При виде чистой доски в чужой прихожей Леннокс вот так же вздрогнул. Здесь, в Майами, по его спине побежали знакомые мурашки.

Как и положено полицейскому, он регулярно обследует места преступления на предмет писем, записок, чеков, счетов и прочего. Здесь ни единой улики. Ленноксу ясно: безалаберная женщина вроде Робин вытереть доску не додумалась бы. А вытерли на совесть, хоть и в спешке, пока они с Тианной сидели запершись. Диринг. Он последним уходил. На доску ему несколько секунд понадобилось, и еще несколько минут, чтобы вещи Робин собрать — он явно знал, где что лежит.

Тианна стала чуть поодаль. Ждет. Руки на груди сцепила.

— Так мы к Чету поедем?

— А сколько до него ехать?

— Не знаю.

— Пешком не получится?

Погасший взгляд показывает, что вряд ли.

— Давай для начала где-нибудь позавтракаем. Тогда и подумаем, что делать. Не знаю, как ты, а я голодный.

— Я тоже.

Леннокс смотрит на Тианнины голые руки. На желтую майку с непристойной надписью.

— Ты бы куртку надела. На улице, по-моему, не жарко.

И возвращается в гостиную за «Идеальной невестой».

 

Полиция

 

Солнце светит сквозь неплотный слой облаков, однако ветер методично, на одной ноте выдувает тепло. Леннокс не ошибся: на улице холоднее, чем обещал прогноз. У Тианны рюкзак в виде сплющенной овечки и голубая джинсовая куртка; последняя вызывает Ленноксову зависть — он бы тоже с удовольствием набросил что-нибудь на плечи. Бейсболку и солнечные очки он потерял, должно быть, забыл в баре или в автобусе. Здоровая рука сжимает «Идеальную невесту». Леннокс понятия не имеет, куда — и зачем — направляется. Из-за угла выруливает белый фургон, у Леннокса волосы встают дыбом. Из фургона выбирается человек в комбинезоне и с коробкой, вроде как для противогаза, на спине. Тианна бросает «Здрасьте».

— Кто это? — спрашивает Леннокс.

— Дезинсектор, — объясняет девочка. Недоумение в Ленноксовых глазах заставляет ее добавить: — Он тараканов травит.

Они проходят несколько кварталов (тротуары широченные, бетонные), дворами выбираются на главную улицу, к торговому центру. Ничего примечательного: агентство недвижимости, охранная фирма, парикмахерская. Впрочем, район совсем неплохой. Ленноксу доводилось видеть много хуже. Девочка шагает рядом, думает о своем. Ветер откинул волосы с ее лица, и Леннокс представляет ее по дороге в школу. Как Бритни.

Но пешком Тианна ходила в школу только в Алабаме. Там, в Алабаме, идти надо было по берегу заболоченной Таллапузы, там тени, звуки и запахи громоздились и перемешивались, там целый суматошный день исчезал с единственным смачным хлюпом. В Майами детей возят в школу на автобусе, по улицам с чахлыми пальмами. В Майами Тианну с самого начала дразнили за то, что она не понимала местного англо-испанского диалекта. В первый же день двое мальчишек выхватили у нее портфель и принялись играть в «а ну-ка, отними». Тианна знала: мальчишки хотят, чтобы она бегала за портфелем, как собачка. Но внезапно Тианна вспомнила его слова: ты женщина, а не какая-нибудь девчонка; воспоминание пригвоздило ее к месту, она просто дождалась, пока мальчишкам надоест забава, Они швырнули портфель к Тианниным ногам и выругали ее по-испански, но беззлобно, потому что уже выбирали новую, более чувствительную жертву. Да, папочка Вине учил в том числе и полезным вещам.

От бара до особняка, выстроенного с оглядкой на принципы сдержанной роскоши и фунрхиональности, Труди быстро добирается на такси. Бассейн и джакузи размещены в патио со стеклянной крышей и с видом на океан; вода и в бассейне, и в океане в этот час чернильно-синяя, небо такое же. Он пригласил Труди в гости, она подумала о Рэе, нанюхавшемся кокаина, пьяном и, пожалуй, тискающем какую-нибудь шлюху, и согласилась.

Впечатление от Аарона Резингера отнюдь не идет вразрез с впечатлением от его жилища. Волосы у Аарона темные, вьющиеся. Тело мускулистое, со студенческих лет шлифуемое в тренажерных залах. Наверняка трудоголик; поведал, что он — один из немногих уроженцев Южной Флориды. В Университете Майами изучал риелторское дело и городскую архитектуру, капитал нажил в начале девяностых, на буме кондоминиумов. За успех пришлось поплатиться — несколько месяцев назад он разорвал многолетнюю связь.

— Видимо, я с тех пор все никак не залижу раны, — кокетничает Аарон, открывая в улыбке великолепные зубы.

Кофе Труди выпила, коллекцию картин оценила; они с Аароном стоят в патио, смотрят на эфемерную границу между заливом Бискейн и Атлантическим океаном.

— Я построил этот дом и понял: лучшего места не найти, — мурлычет Аарон Резингер. Труди чувствует себя киногероиней, осчастливленной и возвеличенной вниманием конкретного мужчины. Она отвечает на его поцелуй. Сначала без энтузиазма, но при мысли о том, как поступил с ней Рэй Леннокс — с отчаянным желанием забыться. Они разнимают объятие, он откидывает волосы с ее лица, заглядывает в глаза и произносит с искренностью, на взгляд Труди, граничащей с ущербностью:

— Я очень хочу заняться с тобой сексом.

Труди улыбается и позволяет за руку отвести себя в хозяйскую спальню. Она отдает себе отчет в том, что под рассказ об Аароне Резингере за бокалом вина ее подружки будут по очереди прыскать. Но в роскошном доме, при полной луне, под шум прибоя для Труди, разгоряченной алкоголем и мыслями о вероломном, равнодушном женихе, и этот рак — рыба.

В такт собственной дерганой походке Леннокс бьет себя журналом по бедру. Он пытался завязать разговор, но девочка отвечала односложно или вообще не отвечала. Легче добыть информацию у закоренелого преступника. Леннокс не стал давить — угадал тщательно закапсулированную душевную травму.

Во рту будто кошки ночевали, надо жвачку купить. В обществе маленькой американки Ленноксу неловко, слава богу, они добрались до полицейского участка. Однако не хватало, чтобы у девочки возникли подозрения. К счастью, через дорогу обнаруживается забегаловка.

— Я здесь уже бывала, — признается Тианна, — Здесь Стэрри работает.

Возможно, Стэрри сумела бы разрулить ситуацию. Правда, вчера она вела себя как законченная стерва, но вдруг все дело в кокаине? И потом, она же подруга Робин. Подруга ли? Леннокс скоро выяснит.

Работать в заведении под названием «У дядюшки Мано», наверно, необременительно. Зальчик узенький, в виде кочерги, столов как таковых нет, только длинная стойка вдоль стены и стулья. Посетители, пожалуй, могут руками дотянуться до поваров, тут же и стряпающих дежурные блюда; один из них, прикидывает Леннокс, и есть дядюшка Мано. Вторая стойка, оснащенная табуретами, тянется по периметру, вдоль плексигласовых окон. Леннокс так и видит Стэрри — вот она изогнулась, передает тарелки прямо через головы сидящих у той стойки, что ближе к кухне.

Леннокс спорить готов, что при дядюшке Мано Стэрри себе подобного не позволяет. На постере, прикрепленном над стойкой, изображен, без сомнения, именно дядюшка Мано — правда, моложе, стройнее и без лысины, но точно он. Понизу серьезное предупреждение: «Здесь вам не «Бургер Кинг» — здесь все делается по-моему».

Вслед за Ленноксом Тианна неохотно переступает через порог. Вот и дядюшка Мано в деле — орет на официанток, брызжет злобой, достаточно концентрированной, чтобы отравить все съестное в радиусе мили. И тут Леннокс видит, что коридорчик, ведущий в туалет, открывается обеденным залом. Империя Мано, оказывается, включает обеденный зал со столиками, стульями, еще одной стойкой, кассовым аппаратом и дополнительной кухней.

Ленноксу смутно помнится, что накануне Стэрри обмолвилась: она у Мано уже четыре года. Для подобного заведения это, наверно, ужасно долго, прикидывает он. Полупьяная, Стэрри сама над собой язвила, не то хвалилась, не то жаловалась: дескать, в жизни нигде постольку не работала. Не важно, что наличном фронте, не важно, насколько затянулась вечеринка, а в свою смену как штык выхожу, ни разу не откосила. Вчера Леннокс усомнился. Теперь же ему просто неловко выслушивать ответ официантки, на которую только что накричал Мано. В глазах девушки неприкрытая враждебность.

— Ты что, приятель этой сучки? Ну и где она?

— Я надеялся, вы мне скажете.

— Ха! Я-то откуда знаю? Мне пришлось не в свою смену выйти. — Девушка произносит, как выплевывает.

Леннокс и Тианна садятся за столик. Тианна, кажется, рада, что Стэрри нет. Ленноксу хочется молочный коктейль. В свое время они с ребятами пили такие в Нью-Йорке, на Таймс-сквер, когда учились в университете Говарда Джонсона. Вкусно было. Правда, скоро они перешли на «Кровавые Мэри».

Они заказывают шоколадный молочный коктейль и тост с яичницей для Леннокса и кока-колу, бургер и жареную картошку для Тианны. Аппетит у Леннокса быстро улетучивается. Он надкусывает тост с яичницей, роняет желток на «Идеальную невесту», потягивает коктейль, приятно холодящий измученное горло. Девочка, напротив, явно голодна. Она набрасывается на еду, откусывает помногу, почти не жует. Интересно, когда она последний раз ела по-человечески?

— Побудь здесь, — просит Леннокс, поднимаясь. — Я за сигаретами сбегаю. — Ложь срывается с губ легко, как у полицейского, привыкшего к специфическим методам работы.

— Угу, — с набитым ртом отвечает девочка. Теперь глаза ее кажутся Ленноксу огромными. — Сигареты — это клево.

- Сигареты для меня, — раздражается Леннокс и повторяет: — Жди, никуда не уходи.

Из забегаловки Леннокс прямиком направляется к новенькому зданию с вывеской «Полицейский департамент графства Майами-Дэйд». Здание занимает чуть ли не квартал. Внутри, ясное дело, мужчины и женщины, такие же, как его коллеги, и так же зарабатывают на жизнь — правопорядок обеспечивают. Вот ерунда-то: Леннокс опытный полицейский, но даже близко не представляет, что будет говорить. У него тут ни авторитета, ни статуса; он урезан до собственной сущности, а сущность его такова: вечно сомневающийся тип, имеющий дело с обществом, где сомнения считаются непозволительной роскошью. Леннокс застывает у стеклянных дверей. «Сейчас не время колебаться. Сейчас время действовать».

Парень вроде Даги Гиллмана шагнул бы через порог и заявил дежурному офицеру о похищении человека, о ребенке, оставшемся без попечения родителей, о сексуальных домогательствах и попытке изнасилования несовершеннолетней. Причем не просто заявил, а с презрением: дескать, куда у вас тут, в Штатах, полиция смотрит. Именно на такой тон настраивает себя Леннокс, стоя у стеклянной двери; он думает о своем брате Стюарте, актере — Стюарт рассказывал, как входит в роль.

Леннокс открывает дверь и видит женщину огромных размеров, грудью навалившуюся на стойку ресепшена. Невероятный зад, обтянутый розовыми леггинсами, заслоняет от Леннокса дежурного офицера, пишущего со слов великанши. Наконец офицер отрывается от записей, и они с Ленноксом застывают в обоюдном шоке.

Первым открывает рот Ланс Диринг — в тот момент, когда Рэй Леннокс, поддавшись побуждению немедленно бежать, резко поворачивается спиной.

— Рэй, подожди минутку...

Но Ланса обрывает бочка в розовых леггинсах:

— Вышвырните из моего дома этого урода! У него прав таких нету — в моем доме жить!

— Мэм, если вы позволите... — Диринг делает шаг из-за стойки.

Рэй Леннокс торопится к стеклянным дверям, прочь из полицейского участка. Его стаккато по ступеням напоминает «собачий вальс» в исполнении концертного пианиста. Ступени заканчиваются, Леннокс переходит на рысь, а затем и на спринт. Перерыв в занятиях спортом более чем заметен: начинается резь в боку, одышка, боль в мышцах. Панели под его подошвами все в трещинах и выбоинах, Леннокс всерьез боится упасть. Затем открывается второе дыхание, и Леннокс почти летит.

Тианна там, где он ее оставил, доедает, косится на журнал. По Ленноксову виду девочке ясно: что-то случилось — и прежде чем Леннокс оказывается у стола, она запихивает в рот сразу несколько ломтиков картошки, сдобренных кетчупом.

— Нам надо идти, — выдыхает Леннокс, отсчитывая банкноты.

— Ты что-нибудь узнал про маму? — Вопрос девочки заставляет Леннокса вспомнить о собственной матери.

— Твоя мама нездорова, но она поправится. — Леннокс роняет руки на стол, грудная клетка ходит ходуном. На него устремлен подозрительный взгляд дядюшки Мано. Как в кино, ей-богу. — Тианна, нам пора к Чету. — Леннокс делает акцент на слове «пора», берет журнал и направляется к стойке. Расплачивается, подталкивает Тианну к двери. — Расскажешь мне об этих двоих, что вчера вломились к вам домой? Как их там? Джонни и Ланс, верно?

— Не хочу о них говорить. — Наводящий на мысли рывок каштановой головки. — Ненавижу их!

— Кто они такие? — не отстает Леннокс. — Они и раньше к тебе приставали?

Девочка смотрит мимо, боли еще нет, а зрачки широкие заранее. Она отстранилась, в то время как Ленноксу нужно ее присутствие, и не только физическое. Мягко, но настойчиво он разворачивает Тианну за плечи, заглядывает ей в глаза.

— Знаю, ты уже слышала эти слова — «Доверься мне»; могу гарантировать, еще не раз услышишь. Но пойми: именно теперь они — не пустой звук, именно теперь ты поступишь правильно, если и правда доверишься.

Тианна смотрит поверх Ленноксова плеча. Глазй ее вспыхивают.

— Бежим! — Она хватает Леннокса за руку и тащит к туалету. Леннокс успевает оглядеть помещение. Через противоположную дверь, оказывается, вошел Ланс Диринг — вошел и шарит глазами по столикам. Взгляды Леннокса и Диринга встречаются, Диринговы брови ползут к переносице, нижняя губа кривится. Дирингу решимости не занимать, положение же его отчаянное; Диринг запросто пристрелит его, Леннокса, прямо в переполненной забегаловке, а потом заявит, что предотвратил похищение ребенка. С этой мыслью Леннокс отпускает пружинную дверь.

Тианна явно знала, что из туалета можно выйти во второй зал забегаловки, а оттуда — на парковку. Они лавируют меж немногочисленных автомобилей. При мысли о снайперской пуле в собственной спине Леннокс сгибается в три погибели, его голова теперь на уровне Тианниного плеча. Девочка, однако, не паникует и не отстает ни на шаг. Они выбираются на улицу. Леннокс оглядывается. Диринга не видать. Вряд ли он станет преследовать их пешком. Наверняка уже ведет наблюдение из машины. От главной улицы ответвляется с полдюжины переулков, в одном т них исчезают Леннокс и Тианна. Они бегут, огладываются, готовые увидеть четырехколесный хвост. Леннокс совершенно не ориентируется, кварталы как под копирку. Стало заметно жарче, а Ленноксу хватило казуса в полицейском участке, теперь он чуть живой. Солнце печет в затылок и шею; к тому моменту, когда Тианна переходит на рысь, а потом и на широкий шаг, Леннокс уже потерял способность соображать (в мозгу кислородное голодание), онемел от страха и совершенно выдохся, хоть бери его теплого и вези в участок.

Однако ничего подобного не происходит. Они продолжают движение как в замедленном кино, радуются скудной пальмовой тени, хоть как-то прикрывающей от солнца и от преследователя.

Тианна думает о мальчишках в школьном автобусе. Они обзывали ее сучкой, она не брала в голову. Этим же словом мальчики припечатывали маленьких латиноамериканок, даже когда те, в белых носочках и клетчатых платьицах, выходили из католического храма. То есть из ветхой часовенки с мутными окнами и выцветшей штукатуркой — лохмотья пальмовых листьев от вездесущего солнца не спасают. Тианне хотелось войти в часовенку; вдруг, думала она, клетчатых девочек постигла та же участь, вдруг решение нашлось именно в церкви? Однако у мамы не было времени на этакую блажь, на потное старичье с постными физиономиями, в сутанах и разбитых башмаках. «На остальных-то дядек времени хоть отбавляй». Тианна смотрит на высокого шотландца — она окрестила его Бобби, в честь бейсболиста Бобби Томпсона, шотландца, который всю жизнь играл в Штатах — только он сам с собой разговаривает и глазами вращает: псих, как есть псих. До слуха Тианны доносится полнейший бред: типа, надо идти, типа ему, Бобби, видно, на роду написано с детьми возиться. Да что он, мать его, о себе вообразил, недоносок шотландский? Он о ней, Тианне, ни черта не знает. «Тут ему не Мобил, чтоб пешком разгуливать».

У Леннокса одна мысль: девочке неловко, что я все время молчу. Впрочем, он, наверно, бурчал себе под нос, бредил — жара, пробежка и отходняк после вчерашнего повлияли. Вероятно, он даже ляпнул насчет необходимости продолжать путь.

Потому что теперь Тианна на него кричит. Первые несколько секунд Леннокс не разбирает слов — он слышит только однотонный шум, не менее навязчивый, чем тишина. Леннокс вынужден остановиться, напрячься.

— ...я люблю гулять, и я уже взрослая. - Тианна морщится от злости. — Так что нечего со мной обращаться, как с соплячкой!

— Хорошо, — обещает опешивший Леннокс.

Они идут молча, каждый ждет от другого подвоха, впечатление, будто уже миль десять протопали, добрались до конца Седьмой улицы, щурятся, как скованные одной цепью беглецы в пустыне. От каждого полицейского фургона у Леннокса падает сердце. При каждом шаге журнал ударяет по бедру.