Главная | Обратная связь

Лучший шейк во Флориде Ч.1

 

Итогом всегда бывали одиночные упражнения в предъявлении обвинений, отточка последних с целью усилить разрушительный эффект. Сколько раз ты меня кидал, а, Рэй? Изменился, говоришь? Как бы не так. Ты не способен измениться. Твои же слова: я — это я, принимай какой есть. Опять дурой меня выставил. Однако теперь, в постели с первым встречным, репетиция с самого начала не заладилась.

Рядом с ней спит чужой мужчина. Дышит тихо — не храпит, а скорее оттеняет практически бесшумный кондиционер. Ночью мужчина вставал, чтобы снять презерватив. От первых двух он вот так же потихоньку избавился. Как будто для нее использованные презервативы — зрелище крайне непристойное. Однако когда он осторожно стягивал со своего выдохшегося члена этот, третий, презерватив, Труди заметила на нем кровь. Значит, пора пойти в ванную, подмыться и вставить тампон, уже несколько дней болтающийся в сумочке. На чужой простыне ее кровь как ржавчина; забираясь обратно в постель, Труди попала на мокрое пятно — словно в грязь вляпалась. Что я наделала? До Труди Лоу с жестокой, однозначной, шокирующей ясностью доходит: Рэй Леннокс, ее жених, болен.

Его патология из категории душевных. Речь не о мужском легкомыслии, не о мужском эгоизме и не о прочих мужских недостатках. Поддавшись растущей панике, Труди выскальзывает из чужой постели, собирает с полу одежду и на цыпочках выходит за дверь. Оказывается в холле с роскошной мебелью и небольшим зимним садом. Консьерж, невозмутимый, маленький, проворный человечек (повадки выдают бывшего боксера-легковеса), вызывает для Труди такси. В ожидании они перекидываются десятком фраз, когда же такси подъезжает, консьерж берет Труди за руку и ведет — словно к алтарю — вверх по лестнице к многоуровневому выходу прямо на пальмовую аллею по ту сторону залива. В жестах консьержа только сдержанная галантность, ни намеков, ни поползновений — он естественным образом вписывается в одноактную ночную пьесу. Такси ждет, преисполненная благодарности Труди садится на заднее сиденье.

Чем больше она думает о Ленноксе, тем меньше терзается угрызениями совести. О, она отплатит Ленноксу за каждую ночь, за каждый раз. Дорогой, тебя пригласили на вечеринку? Отлично, меня тоже. Ты хорошо повеселился? Молодец. И я с пользой время провела.

Ей нужно скорее в отель, какую бы боль ни сулил пустой номер. Полночи спонтанная измена кружила ей голову; теперь же вызывает мурашки омерзения. Труди входит в номер. Слава богу, никого. Нет, не слава богу: подлец, ублюдок, он так и не явился. Наваливается тоска, Труди, стараясь не поддаваться, устремляется в душ, смывает риелторов запах. Индикатор сообщений на телефоне не горит. «Значит, мерзавец Леннокс даже не звонил». Не звонил и не возвращался. Ладно же, думает Труди. Она лежит на спине, пульсация внизу живота еще не утихла. Этот Резингер — сильный мужчина, боец, что называется. Плевать на Леннокса.

Да у тебя о мужчинах представления, как у курицы!

«А вдруг — вдруг! — Рэй Леннокс в «травме», или — с ножом под лопаткой — в темном переулке?»

Труди рывком садится в кровати. Комната по-прежнему пуста. «Мой солнечный лучик» — так она его называла. Она все никак не привыкнет к эффекту присутствия Рэя Леннокса: от самых мыслей о нем трясина тишины превращается в эфир, обуянный электрической бурей, непредсказуемой в отсутствии громовых раскатов. Вечно у Рэя крайности — то полное охлаждение, отягощенное самокопанием, то без переходного периода — нежное предложение руки и сердца. Вот как с таким жить?

Край бледно-голубого неба выбелен предгрозовым светом. Леннокс прищурил один глаз, стоит строго в профиль к солнцу и к ряду особняков. Другой глаз, скрытый от солнца искривленным носом, отмечает почти неоновые в тревожном свете стены и ломаную линию лужаек. Курчавый гражданин в грязной желтой рубахе мерно толкает супермаркетовскую тележку, уставился на ее содержимое, лишь изредка поднимает голову. Визжат тормоза, рычат моторы, надрываются клаксоны — оживленный перекресток, отмечает Леннокс. Перед офисным зданием пепельного цвета, во избежание несанкционированных парковок выставлены бетонные контейнеры с хилыми эвкалиптами. На краю одного контейнера, закинув ногу на ногу, уселась с журналом Тианна. Леннокс наблюдает за бомжом с тележкой, прослеживает его взгляд — тот упирается в вывеску.

БАРКЛАЙ И ВАЙСМАН ВСЕГДА ГОТОВЫ ВОЗМЕСТИТЬ УШЕРБ

У крыльца лежит негодная автомобильная шина, в ней — мертвый голубь. Забранный в черное кольцо трупик кажется Ленноксу удачной метафорой решимости местных властей противостоять вездесущим птицам. Так и надо, думает Леннокс, потягивается, зевает, отлепляет от живота пропотевшую рубашку — вентиляцию устраивает.

В это время в своем кабинете Т.У. Пай слышит скрип мягкого стула под собственной обрушившейся тушей. Пай потягивает кока-колу кинг-сайз и жует биг-мак. Жир течет по его потным пальцам и по зыбким, пятнистым от ожирения печени подбородкам — вся конструкция напоминает трюфель-переросток или монструозное жабо. Паю сорок лет; с нежного возраста он страдает избыточным весом по причине пагубной склонности к фаст-фуду и кока-коле. Недавно Пай осознал; что фаст-фуд и кола лишили его здоровья, энергичности и сексуальной привлекательности. В частности, у него ни разу не было бесплатной женщины.

Пренебрежение принципами здорового питания аукается Паю одышкой, болями в груди и плечах, изматывающими депрессиями и ночными приступами паники. Однако поистине катастрофические последствия для самооценки имеет безжалостный поток информации. Со всех сторон Паю твердят: он чуть ли не с рождения роет себе могилу, причем не ложкой, а прямо руками. Телик хоть не включай — на каждом канале свой, до омерзения поджарый диетолог-либерал вещает об участии его, Пая, в собственном погребении.

Ну да ничего. Мир — по крайней мере та его часть, что вынуждена контактировать с Паем — за все заплатит. У фирмы «Скоростной прокат» репутация самого лояльного игрока в своей нише, а значит, Паевы клиенты — граждане в основном отчаянные и стесненные во времени. Пая минимум раз в неделю допрашивает полиция. Однако Т.У. Пай любит сам задавать вопросы, наслаждается властью над своими еще более незадачливыми клиентами. Под телефонный трезвон Рэй Леннокс делает шаг в пустой кабинет. Шнур красного бархата, более уместный в ночном клубе, обозначает границы загона для воображаемых клиентов. Пай отвлекается от биг-мака, берет трубку, бегло оглядывает Леннокса. Подбородки демонстрируют раздраженное неодобрение.

— Слушаю! Гус! Как дела? Кто, черт побери, этот пидор с костлявой задницей?.. Ладно... Гус, я же сказал: ладно.

Леннокс прослеживает взгляд толстяка. Толстяк смотрит не на Леннокса, а несколько вбок, на календарь с красоткой: бюст, явно силиконовый, выпирает из желтого бикини.

— Очень странно, Густав. Очень, очень странно. Конечно, старик. Вечером приводи. Я буду дома.

К тому времени, когда Пай изволит взглянуть непосредственно на Леннокса, тот уже закипает. В следующую секунду зарождается взаимное отвращение.

— До вечера. Увидимся; Гус. — Пай неторопливо кладет трубку. Глубоко посаженные глазки смотрят на Леннокса с бодрой злостью. — Слушаю вас. — Пай внезапно разражается подобострастным оскалом.

— Мне нужна машина. Я еду в Болонью.

— Очень хорошо, — улыбается Пай. Леннокс берет со стола лицензию. Несколько секунд рассматривает ее на свет, словно крупную купюру. — Вы ведь не собираетесь пересекать границу штата?

— Нет. Мне нужно в Болонью, это во Флориде. Обернусь за пару дней.

Т.У. Пай роняет голову на грудь, чувствует, как его улыбка медленно превышает лимит его же вероломства.

— Видите ли, мы не дадим вам машину, если вы намерены пересечь границу штата, поскольку вы — иностранец. У нас новые предписания, обусловленные борьбой с терроризмом. Вот «Херц» или «Авис» могли бы вам посодействовать в данной ситуации. Они — компании крупные, монстры автомобильного проката...

— Я не собираюсь пересекать границу. Я поеду в Болонью.

Болонья находится во Флориде, — повторяет Леннокс, роль просителя для него непривычна. — Машина нужна мне от силы на два дня.

— Что ж, могу предложить «фольксваген поло». — Пай не спускает с лица улыбки, несмотря на то что по щеке бежит соленая струйка — словно след бритвы медлящего психопата. — Автомобиль европейский, экономичный. Вам подойдет. Вы от куда будете?

— Сколько? — Леннокс тянется за своей платиновой «визой».

Пай откидывается на стуле, отрывисто, как брехливый пес, выдает тарифы, условия, обязательства. Леннокс поспешно кивает. Вдруг дверь распахивается, и в кабинет впархивает Тианна. Куртку она сняла и держит на одном пальце за плечом, журнал свернула в трубку и постукивает себя по бедру, подражая Ленноксу. Пай отмечает темно-синие шорты, горчичного цвета майку с вызывающей надписью, тонкие руки и стройные ноги. Взгляд становится плотоядным: глазки сужаются, подбородки подтягиваются, багровеют. Леннокс улавливает мускус нездорового влечения, до сих пор пребывавшего в анабиозе, и скрипит зубами.

Пай спохватывается, переводит взгляд на Леннокса; напускает на себя вежливое безразличие к отирающейся у стола Тианне.

— С дочкой путешествуете?

Во взгляде Леннокса немая угроза. Он хватается за столешницу. В больной руке вспыхивает боль, Леннокс старается ее не замечать.

— Это мой дядя Рэй, — вмешивается Тианна, голосок у нее сладчайший, интонации заговорщицкие. Ленноксу не по себе. — Он прилетел из Шотландии.

— То-то я смотрю, вы с акцентом говорите, — елейничает Пай.

— Все с акцентом говорят, — бесстрастно замечает Леннокс.

Хватка его на столешнице слабеет, боль откатывает, стихает. — Могу я получить ключи?

— Идемте со мной. — Тучный клерк, отдуваясь, встает из-за стола. Леннокс и Тианна следуют за ним по ковролину в коричневую шашечку. Местами шашечки отстают от цементного пола, так и ногу подвернуть недолго. В фанерной перегородке «под каштан» — дверь с рифленым стеклом, ручка склизкая.

Ленноксу противно к ней прикоснуться: все равно что по шесть раз на день доставать Паев член из штанов и направлять его на писсуар.

Они идут по коридору, минуют две приоткрытые пожарные двери, выходят на стоянку. По пути Леннокс замечает белую доску учета возвращенных автомобилей — очередной возведенный в систему идиотизм, демонстрация откровенной предсказуемости версий. Руки тоскуют по мокрой тряпке.

Отсюда, из Америки, доска в отделе особо тяжких представляется Ленноксу коллективной аппликацией дошколят на тему «Масленица». Расцвеченная неоновыми маркерами и фломастерами, в пестрых гирляндах стикеров и фотографий, доска походила скорее на языческое капище; видимость активной следственной деятельности была особенно омерзительна в неумолимом контексте: Бритни Хэмил мертва. Драммонд с Нотменом усердствовали в обновлении информации, и в самом многообразии прикладных средств Ленноксу мерещилось оскорбление памяти погибшей девочки.

Или доска в квартире у Робин: несмотря на кокаин, компании хватило ума стереть все имена и телефонные номера. «Конечно, это Дирингова работа: только копам свойственна такая предусмотрительность. Копам да еще мерзавцам».

Вот он, Леннокс, катит от подозрительного менеджера пункта проката автомобилей; с ним чужой ребенок, девочка — с момента знакомства и суток не прошло. «Но я ведь увожу ее от педофилов —- они чуть ли не у нас на хвосте. Знаком ли этот жиртрест с Дирингом? Может, у них тут целая сеть. Куда ни глянь, всюду педофилы. Какое-то братство вольных педофилов. Тайное педофильское общество».

Нелепость какая. И вообще, у него явное умственное расстройство — разве он способен делать адекватные выводы?

Детей нужно защищать. И сексуальные домогательства — пресекать на месте. Поэтому-то он и стал полицейским, поэтому и затеял одиночный крестовый поход — уверился в его необходимости. Именно наличие педофилов оправдывает профессию полицейского. Это вам не стоять на страже траченых молью устоев правопорядка и собственности денежных мешков: Это открытая борьба добра со злом — в противовес лицемерным попыткам исправить следствия нищеты, скуки, глупости и алчности.

Они в прокатном «фольксвагене», еле пилят по бульвару — час пик, пробка. Девочка молча плавится на переднем сиденье, покусывает нижнюю губку. «Фольксваген» вытесняют на крайнюю полосу, потом на фривей. Сообразив, что не представляет, куда ехать, Леннокс рулит к ближайшей развязке.

— Тианна, сколько миль до Болоньи?

Тианна уткнулась в журнал, свадебное платье захватано Ленноксовыми грязными пальцами.

— Много.

— А по времени сколько ехать?

— Часа два или три. Может, больше. Не помню.

Черт. Нужно найти автосервис. Или заправку. И карту купить.

По радио передают эминемовских «Солдатиков». Припев вызывает у Леннокса мурашки. Его руки на руле побелели. Правая опять ноет. Парень просто гений, мать его, думает Леннокс. К горлу подступает комок, глаза наполняются слезами. Мы все падём.

Окоченевшее тельце Бритни. Кругом кровоподтеки; шейка и вовсе синяя. В последнюю отведенную Бритни секунду — секунду боли и ужаса — глаза вылезли из орбит, да так и застыли. Может ли быть грех тяжелее, чем вот так, без колебаний, вывернуть, выкрутить из ребенка душу, словно черенок или косточку? Мистер Кондитер. Не человек — холоднокровная тварь.

Леннокс вспоминает Бритни в морге, смотрит на Тианну. Прикидывает, какие планы на нее имел Джонни — и, насколько ему известно, заодно и Ланс со Стэрри. Явно планы куда более далеко идущие, чем у Мистера Кондитера относительно Бритни. Однако он, Леннокс — иностранец в прокатной машине, с девочкой, которую совсем не знает. Если его остановит полиция, пролить свет на собственные действия будет не легче, чем объясниться с Труди.

Тианна пытается составить мнение о мужчине, что везет ее бог знает куда. Они с ним оба теперь вне закона, они спасаются от Диринга. Чет по крайней мере не выдаст ее Лансу. Пожалуй, и Шотландец Бобби не выдаст. Интересно, что будет, если он попробует к ней прикоснуться? Тианна вспоминает Винса, рыхлого, угреватого, его медлительные ласки, увещевания — последние начинались всегда на грани, Тианна глотала слезы и умирала в его мягких, как у женщины, руках. Наверно, из Шотландца Бобби получилось бы чудовище того же сорта, проникни ему в вены черная злоба: глаза от нее стекленеют, в ушах гудит. Не таков был Клемсон — тот не играл в доброго дядю, кривая ухмылка с первой секунды обещала мучения, а от взгляда и стая диких собак подползла бы к нему на брюхе. Тианна закрывает глаза, чтобы ярче представить Шотландца Бобби. Всемирно известного. Глаза резко открываются.

— Мы правда едем к Чету?

— Разумеется, к Чету, в Болонью.

— Хорошо, — откликается девочка, сама удивляясь своей искренней радости.

— Нам нужно горючее. Бензин, по-вашему. И карта Флориды.

Тианна глубокомысленно покусывает нижнюю губку.

— Горючее, — повторяет она, видимо, находя слово забавным.

— Ты знаешь номер Четова дома? А то твоя мама адрес дала, а дом не указала. — Леннокс кладет Тианне на колени блокнот со своими каракулями.

Девочка качает головой.

— Чет живет на яхте. Это клево.

Леннокс снова смотрит в блокнот. Кривится от запоздалой мысли: конечно, откуда взяться номеру, если речь о яхте. Вот же он сам нацарапал: пристань. Бог знает почему Леннокс вообразил, будто здесь, во Флориде, слово «пристань» не имеет никакого отношения к воде. Так, пафосное название какого-нибудь кондоминиума, от которого до побережья в лучшем случае полдюжины миль. Отчаяние давит на плечи: он никудышный полицейский. В упор не видит очевидного, склонен к полету фантазии. Разве не того же рода притянутый за уши «результат» в деле Бритни. Разве Ленноксово продвижение по службе не обусловлено внутренней политикой? Просто в конкретный момент понадобился конкретный крайний. У Леннокса неумолимо краснеют щеки.

— Заедем потом в интернет-кафе — хочу узнать счет в Шотландском кубке, — поясняет он на удивленный взгляд. — Я за «Хартс» болею. Это футбольная команда. Любишь футбол? По-вашему, соккер.

— Ага. Одно время даже играла.

— А почему бросила?

— Не знаю. Трудно было. Я никак не могла запомнить правила офсайда.

— Вот почему ни одна девушка не способна запомнить правила офсайда? Это же проще простого. Когда разыгрывается мяч, главный нападающий должен находиться как минимум на одном уровне с последним защитником. В противном случае мы имеем офсайд. Однако если судья сочтет, что главный нападающий не повлиял на игровой момент — например, в случае...

— Хватит! У меня уже мозги плавятся!

Леннокс смеется. Во что играют здесь, в Штатах? Во-первых, в бейсбол. Хорошая игра. Правда, Леннокс ни разу не был на бейсбольном матче. Он вспоминает, как, изрядно поддатый, спорил в Вегасе с американским студентиком и пожилым ирландцем, членом Гэльской спортивной ассоциации. Юный янки утверждал, что самое сложное в бейсболе — попасть по летящему мячу дурацкой битой. Ирландец сорвал голос, объясняя, что в ирландском хоккее на траве приходится ловить мяч клюшкой, клюшкой же удерживать и клюшкой же гнать, в то время как кучка психов того и гляди подрежет. Леннокс подумал о шотландском варианте ирландского хоккея на траве — в нем игроки используют более массивные клюшки. Вспомнил о матче по шинти[11] между Кингусси и Ныотонмором.

— А бейсбол тебе по вкусу? Как эта ваша команда называется — «Мерлины»? Наверно, потому, что на поле они творят чудеса.

— Не «Мерлины», а «Марлины».

— Как Мэрилин Монро?

— М-А-Р-Л-И-Н-Ы. — Тианна произносит по буквам, кривится, однако не может сдержать улыбку. — Это рыба такая.

Ну, ты, наверно, знаешь. Типа меч-рыбы.

Леннокс кивает и спохватывается: надо следить за незнакомой дорогой. Каждый гудок, каждый пронесшийся мимо автомобиль действуют на истрепанные кофеином нервы. Перестроиться на фривее не так-то просто: вот прогремела фура, вот, подобно дротику, просвистел кабриолет, вот, тая угрозу, прошелестел джип — этакий вышибала в автомобильном мире.

Тианна вспоминает матчи по детскому бейсболу. Они играли в парке. Майки и трусы из полиэстера так приятно пахли. Тианну даже чуть не взяли в софтбольную команду. Она как сейчас видит: мама на открытой трибуне, «хвост» выпущен из бейсболки, свитер и джинсы слишком тесные, обтягивающие, не то что у других мам-болельщиц. Знай из-под козырька глазами стреляет. А потом рядом с мамой появился улыбчивый дядя Вине. Потом они перебрались в Джексонвилль, оттуда — в Серфсайд, из Серфсайда — еще южнее. Они вообще все время продвигались на юг, будто постепенно сползали в океан. Тианна играла в соккер с азартными латиноамериканками. Мама болела с трибуны: волосы теперь короче, выражение лица важное — типа отслеживает мяч, а сама косит по сторонам, нового ухажера высматривает.

По радио передают запись интервью с Элвисом: Элвис делится приятными впечатлениями от армейской службы. Леннокс уже слышал эти излияния: в Грейсленде[12], проникнутые успешно сдерживаемым отвращением, они совершенно не походили на нынешнюю грубо сработанную пропаганду, призванную мотивировать молодых малоимущих граждан Соединенных Штатов вступать в ряды вооруженных сил. Для нынешних новобранцев ни отдельные квартиры в Германии, ни четырнадцатилетние Присциллы не предусмотрены. Родители, по примеру армейского руководства, сквозь пальцы смотрели на совращение дочери королем рок-н-ролла. Знай себе повторяли: «Элвис — джентльмен».

Леннокс сворачивает на заправку. Бензиновые пары смешиваются со зловонием химикатов глубокой прожарки из примыкающего «Макдональдса». Пожалуй, в такую жару быстрая еда еще токсичнее водянистого пива, синим неоном блазнящего Ленноксово исстрадавшееся горло. К заправке лепится покрытый вековой пылью магазинчик. Чем здесь только не торгуют: магнитами для холодильника с символикой штатов, газетами, долгоиграющими продуктами вроде чипсов (для Леннокса они—хрустящий картофель). Имеется в продаже и устрашающего ввда нечто, если верить ценнику, вяленая говядина. Короче, эта отрыжка победившей вакуумной ущковки точно не располагает съедобным товаром. За стеклом на вертелах жарятся куры размером с голубей. Позади кассы приткнулся автомат по продаже табачных изделий, на верхней полке стопка порножурналов, сразу подозрительная из-за нарочито нейтральных обложек.

Тианна смотрит на магниты с символикой штатов. Мама их коллекционирует, но как-то по-дурацки: на холодильнике красуются два иллинойсовских магнита, и только. «Глупо собирать такую мелочовку, вечно она теряется, полного комплекта все равно не выйдет».

Леннокс покупает географический атлас графства Майами-Дэйд и карту основных автодорог и городов штата Флорида.

— Не подскажете, есть тут поблизости интернет-кафе? — обращается он к кассиру.

— Вроде нет. А вы откуда будете?

— Из Шотландии.

— Знаю: Шон Коннери!

— Да. Я только хотел посмотреть счет в футбольном матче.

Кассир оглядывается, убеждается, что в магазине они одни, манит Леннокса в комнатушку с табличкой «Только для персонала». Включает компьютер, входит в интернет.

— Я сам из Мексики. Шотландия в Кубок Мира не попала? — Кассир сокрушенно качает головой и заходит на официальный сайт «Хартс». «Хартс» против «Килмарнока», счет 2:1 в пользу «Хартс». Отлично, будет задел для следующего матча. Леннокс заглядывает на «Кикбэк», фанатский форум. Безбашенный-в-Бордовом опять отметился.

Этот недоносок критикует — да какое там критикует — опускает Крейга Гордона, и за что? За одну-единственную промашку. Ну, сейчас ты у меня попляшешь.

Леннокс заходит в форум под ником «Солнечный Луч».

«Кто это здесь варежку раскрыл? Неужели после трех десятков лет бесплодных потуг Шотландия наконец разродилась первоклассным вратарем только для того, чтобы ублюдки вроде Безбашенного-в-Бордовом озвучили свое авторитетное мнение: Крейг Гордон для «Хартс» рылом не вышел?»

Леннокс благодарит кассира, желает Мексике победы в Кубке, через секунду соображает, что мексиканская сборная носит зеленую форму, совсем как ненавистный «Хиберниан». На улице солнце печет; щурясь, Леннокс штудирует карту Майами-Дэйд, не обнаруживает ничего хоть приблизительно похожего на Четов адрес или на пристань в Болонье. Берется за карту Флориды. Болонья, оказывается, на побережье Мексиканского залива. Значит, надо пересечь штат поперек. Таблица на задней обложке говорят Ленноксу, что Тианна была права: поездка займет минимум три часа.

— Тианна, садись в машину. Я только позвоню.

— Маме?!

— А ты знаешь ее сотовый?

Тианна качает головой.

— Странно. Почему?

— А смысл? — мрачнеет девочка. — Во-первых, у нее вечно нулевой баланс, во-вторых, она номер постоянно меняет, я запоминать не успеваю.

— Ладно, от Чета маме позвоним. Может, он номер знает.

А может, у мамы к тому времени ситуация прояснится.

— Ага, как же, — скептически роняет Тианна. — Мне нужно в уборную.

Она направляется в сторону туалета, Леннокс через весь зал спешит к телефону-автомату. Звонок в «Колониальный отель» предваряется глубоким вздохом.

— Алло! — почти визжат в трубке.

— Труди, это я.

— Рэй! Где тебя черти носят? Я тут с ума схожу! Я в полицию собиралась звонить! Я больницы собиралась объехать!

Я даже хотела звонить твоей матери и Бобу Тоулу! — рыдает Труди. После своей измены она будто поездом раздавлена и радуется, что Рэй не видит ее лица. — Рэй, ты цел?

— Целехонек. — Усилием воли Леннокс отгоняет очередную волну измождения. — Ни в коем случае не звони в полицию.

— Ты что, опять за старое взялся? — Труди паникует, допрос переходит в истерику. — Ты кокаин нюхал, да?

Леннокс колеблется. Решает по возможности не темнить.

— Ну, принял на вечеринке пару дорожек. — Он замолкает, борется с желанием вывалить всю популярно-психологическую муть, преподнести ее покаянным тоном, который Труди расценит как грамотный самоанализ. Радуется, что не видит ее лица. — Но на меня не подействовало. Знаешь, я, наверно, хотел убедиться, что поборол свою пагубную склонность. Один раз — не водолаз. — Тон становится серьезным. — Понимаю, это странно звучит. Просто я хотел удостовериться, что кокаин больше не является частью моей жизни, что я избавился от зависимости.

— Может, ты и от наших отношений заодно решил избавиться? По принципу «гулять так гулять»? Рэй, где ты был всю ночь!

— Я виноват... Прости... Мне требовалось время подумать...

Я ошибся.

— Время подумать? У тебя была прорва времени — думай не хочу. Все наши проблемы от твоих раздумий! — На секунду Труди замолкает. — Рэй, что случилось? Ты во что-то вляпался? Где ты был? Где ты сейчас! Ты вляпался, да? Вляпался?

— Нет, что ты. То есть это не я вляпался. Я вчера вечером малость перебрал. Познакомился с двумя... с двумя девушками... то есть женщинами, меня пригласили домой на вечеринку. Потом явились двое типов, один из них стал приставать к ребенку, к девочке. Мать этой девочки попала в переплет. Ее парень бросил — ну, они повздорили — и теперь она хочет, чтоб я отвез девочку к дяде. Это часа два-три на машине, мы уже в

пути. Я взял машину напрокат.

-Что?!

— Я взял машину напрокат. Не мог же я бросить ребенка на произвол судьбы.

— А мать что себе думает? И вообще, ты тут с какого боку?

Послушай, Рэй, в Майами своих полицейских достаточно, пусть они занимаются обездоленными детьми. Это не твоя забота!

— Я не могу бросить ребенка, — упорствует Леннокс. — Только отвезу девочку к дяде, и сразу назад.