Главная | Обратная связь

Глава 5. До старта год...

Сложность задач всегда подразумевает большой труд. Как любили говорить мои товарищи по сборной команде СССР тех лет прыгун Виктор Санеев и бегун Евгений Аржанов, "надо пахать!". К слову сказать, эти великолепные спортсмены любили и умели "пахать" на тренировке. А ведь это совсем не такое простое дело - изо дня в день выполнять довольно ограниченный арсенал специальных и общеразвивающих упражнений, да еще в больших объемах. И здесь каждый спортсмен выдумывает для себя особые психологические приемы, помогающие преодолеть лень, инерцию, наконец, просто усталость.

Тот же Виктор Санеев не раз говорил, что после каждых олимпийских игр (а ему удалось стать чемпионом и призером четырех олимпиад) он прибегает к такому приему: представляет себя не олимпийским чемпионом, а обычным перворазрядником. А значит, нужно упорно тренироваться, чтобы снова стать кандидатом в мастера спорта, потом мастером и уже затем мастером спорта международного класса. Такое перевоплощение помогало ему более 12 лет оставаться лидером советских прыгунов. Не случайно его тренеры всегда подчеркивали, что, прежде чем стать рекордсменом Европы и мира в тройном прыжке, Санеев становился рекордсменом мира по объемам выполняемых тренировочных нагрузок.

Не могу сказать, что я мало тренировался в те годы. Но "пахарем" меня, по-моему, не считал никто... Возможно, это происходило потому, что в подготовительном, самом объемном, периоде я не выезжал на тренировочные сборы, предпочитая заниматься в Киеве, на базе института физкультуры. Летом же, находясь в хорошей спортивной форме, особенно если по плану предстояло тренироваться в облегченном режиме D, я мог действительно произвести впечатление, мягко говоря, не слишком трудолюбивого спортсмена. Поэтому порой создавалось мнение, что Борзов не только любит экономить силы в предварительных стадиях соревнований (что действительно имело место), но и в тренировках щадит себя сверх всякой меры. При этом, естественно, забывалось, что тех результатов, которые я показывал на соревнованиях, вряд ли можно было достичь, пренебрегая тренировками...

Сложные задачи, поставленные в предолимпийском, 1971 г., требовали некоторой интенсификации тренировочного процесса, особенно в подготовительном осенне-зимнем периоде. Учитывая, что мой лучший результат в беге на 100 м в 1970 г. был всего 10,3 сек., нужно было поднять потолок абсолютной скорости, а выступление в многокруговых состязаниях требовало увеличить запас прочности, в первую очередь мышечного аппарата ног. Я просто обязан был оберегать себя от травм (к сожалению, полностью этого выполнить не удалось).

У нас с Петровским было одно мощное средство тренировки - бег и прыжки по лестнице первого яруса Центрального стадиона в Киеве. Высота лестницы-76 ступеней. Самым трудным упражнением- контрольным - были прыжки через две ступени на одной ноге с подтягиванием ее к груди. Причем это упражнение выполнялось "до отказа". Кто хочет может попробовать! Образно говоря, на последней ступени (а я ни разу не позволил себе не окончить упражнения) небо казалось с овчинку. Дыхания не было, в коленках вибрация. Причем я должен был не просто допрыгивать до конца лестницы, но и правильно выполнять при этом упражнение, как бы ни было тяжело. А если вспомнить, что мой вес 80-82 кг да плюс еще два костюма - ведь дело происходило зимой, - получалась очень серьезная работа.

Но и после этого тренировка не кончалась. Мне предстояло пробегать несколько длинных отрезков - от 400 до 800 м в переменном темпе. Зачем? В этих пробежках я, с одной стороны, получал тот самый запас прочности, которого мне еще не хватало,а с другой - это помогало создавать высокую экономичность движений. Ведь у уставших мышц, образно говоря, просто не было иного выхода, как работать в самых оптимальных режимах, и работать экономично. Иногда прыжки на одной ноге по лестнице заменялись бегом или прыжками на двух ногах или с ноги на ногу, но в любом случае после такой утомительной работы выполнялся бег на длинные отрезки. Такое занятие проводилось раз в неделю - в пятницу, которую я называл "черной".

Много времени я уделял и развитию специальной силы, упражняясь со штангой. В начале подготовительного периода я использовал штангу для наращивания мышечной массы, ближе к весне - для проработки тех групп мышц, которые не поддавались воздействию моего собственного веса в беговых и прыжковых упражнениях. Это относилось к проработке группы мышц тазобедренных суставов. Кроме того, штанга помогала развивать силу мышц при углах сгибания ног и туловища менее 90°, чего нельзя было достичь в беговых упражнениях.

Если в начале подготовительного периода я работал с большими (более 100 кг) отягощениями до утомления, то весной я переходил к упражнениям с меньшим весом, выполняя их сериями и на время (например, заданное число приседаний за 10 сек. с определенным весом). Таким образом, мы шли от общей работы к специальной. Интересно, что, не работая с максимальным весом, мне удавалось показывать довольно высокие результаты в отдельных упражнениях: например, встать из приседа со штангой на плечах весом 180 кг.

На одном из выступлений после Олимпиады

Силу и мощность мышц ног развивал и прыжковыми упражнениями. Например, бег прыжками на 30 м на время или то же упражнение, но выполняемое на одной ноге. Было у меня одно упражнение, которое я, пожалуй, не порекомендую начинающим спортсменам. Оно из группы так называемых "острых" средств. Пожалуй, даже рискованных. Это прыжок на постепенно повышающуюся бетонную стенку двумя ногами. Сначала прыгаешь на высоту 1 метра, потом повыше и, наконец, примерно на высоту 140 см. Представьте себе, чем рискуешь, если прыжок не удастся, - ударом о бетон... Тут даешь максимальный импульс и немного щекочешь себе нервы. Для остроты ощущений полезно. Но, как бы то ни было, в таком тесте, как тройной прыжок с места, мне удавалось без специальной тренировки показывать результаты более 10 м. Помимо такой специальной скоростно-силовой подготовки я 3 дня тренировался в беге (в манеже), отрабатывая отдельные элементы техники низкого старта и бега по дистанции, то есть выполнял обычную нашу тренировочную программу.

Незаметно снова подошел сезон зимних соревнований. Мы с Петровским ничего не стали менять в той модели, которая была апробирована в прошлом году. За две недели до первенства СССР сбросили нагрузку и немного поработали над скоростью.

Для меня это первенство запомнилось тем, что я, может быть впервые, явственно почувствовал, как влияет на соперников мой "беговой" авторитет. Заметно это было по таким фактам. В предварительных забегах и Сапея, и молодой спринтер Изместьев показали очень высокий результат: 6,5 сек. (речь идет о дистанции 60 м). Еще несколько бегунов показали 6,6. Казалось, что в финале у меня будет очень нелегкая задача. Но как раз в финале ребята стушевались.., Все они на 0,1-0,2 сек. ухудшили свои предварительные результаты, а мне удалось пробежать дистанцию за 6,5 и довольно легко выиграть.

По-моему, после этого чемпионата разговоры о слабом старте Борзова утихли сами собой...

Нечто подобное произошло и на II чемпионате Европы, который проходил в середине марта в Софии, где я стартовал в беге на 60 м. И. Хиршт из ФРГ и спортсмен из ГДР М. Кокот (обладатель высшего мирового достижения на 50 м - 5,4 сек.) тоже в забегах демонстрировали высокие скорости, но, как только дело дошло до финала, уступили мне, хотя мой результат был всего 6,6. Это, хотя и косвенно, говорило о том, что и среди европейских спринтеров у меня тоже появился довольно стойкий авторитет- некоторые спортсмены как бы проигрывали мне еще до выхода на старт.

Не буду подробно останавливаться на всех перипетиях сезона. Расскажу только о тех выступлениях, которые были принципиальными в плане подготовки к Олимпиаде.

В самом начале июля нас вновь ждала встреча с легкоатлетами США, на этот раз на стадионе Калифорнийского университета в г. Бэркли. Американские спортсмены всегда заметно активизируются по мере приближения олимпийских игр, и на этот раз нам противостояла сильная команда, горевшая жаждой реванша за прошлогоднее поражение в Ленинграде. Дело в том, что в Ленинграде мужская команда США впервые за все матчи проиграла. И если американцы еще как-то мирились с поражениями в матчах своей женской команды и даже в общем зачете, то проигрыш мужчин в 1970 г. вызвал массу нареканий в американской прессе в адрес руководства командой. Критика, видимо, возымела действие: в Бэркли хозяевам удалось одолеть наших мужчин с преимуществом в 16 очков. Правда, американцы столько же проиграли в состязаниях женских команд, и матч завершился вничью.

Выше я уже говорил о том, что в США много сильных спринтеров. Вот и теперь ни Бена Воуна, ни Айвори Крокетта я не увидел на старте бега на 100 м (Айвори, правда, был включен в эстафетную команду США). Их место заняли молодой бегунД. Грин - однофамилец моего московского соперника и знаменитый доктор Д. Мериуэзер.

Доктор Мериуэзер появился на легкоатлетическом небосклоне США совершенно неожиданно. Я так и не знаю, сколько лет он вообще занимался спринтом до нашей встречи. Знаю только, что он показал в состязаниях несколько раз по 50,2 сек. Причем на всех фотографиях он был в необычной спортивной ферме - майке с короткими рукавами и трусах на подтяжках! Вид, что и говорить, экстравагантный, который, однако, не мешал доктору быть любимцем публики.

В матче в Бэркли приняли участие спортсмены и других стран - Ямайки, Австралии, Сранции, Канады, Мексики, Пуэрто-Рико, Ганы, Японии. В командной борьбе они, понятно, не участвовали, но в личном плане соперничество, естественно, обострилось. В частности, а беге на 100 м, где моим неразлучным партнером снова был Саша Корнелюк, нам предстояло встретиться не только с американцами, но и с двумя спринтерами из Ямайки - серебряным призером Мексиканской олимпиады в беге на 100 м Лен-ноксом Миллером и будущим победителем бега на 200 м Монреальской олимпиады Дональдом Кворри. Нужно ли говорить, как я был рад такому соседству по забегу! Где, как не в такой серьезной компании, можно по-настоящему проверить, чего ты стоишь.

Кстати, именно с Кворри у меня тогда сложились товарищеские отношения. По-моему, он вообще был единственным из участников, кому что-то говорило мое имя. Оказалось, что он знал мой лучший результат в беге на 200 м (Кворри уже тогда больше тяготел к длинной спринтерской дистанции), и теперь спрашивал, как я тренируюсь и развиваю беговую выносливость. Словом, разговор на разминке у нас шел профессиональный.

Что же касается американцев, то они, как я уже рассказывал, не проявляли ко мне интереса, да и вообще не принимали меня всерьез. Что такое был для них Борзов, который выиграл прошлый матч с фальстарта! Я же был вполне готов к этой встрече. Практически до матча; следуя нашему стратегическому плану, я нигде на больших соревнованиях не выступал, поэтому моих результатов никто не знал. А между тем всего за 10 дней до матча на Спартакиаде Украины показал в беге на 100 м свой лучший результат - 10,0 сек. Так что основания для успеха в США у меня были немалые.

Старт я принял удачно и до конца дистанции никого из конкурентов не видел. Мне показалось, что я выиграл у них больше метра, да и на фотографиях заметен довольно большой просвет между мной и Грином, но судьи зафиксировали одинаковое время. Мне это было совершенно безразлично, как и то, что мою победу стадион встретил молчанием. Главное - я выиграл в Америке у лучших спринтеров. Но и тогда, насколько я знаю, в США никто не прочил мне успеха на будущей Олимпиаде.

В тот момент нас больше занимало выступление на Спартакиаде народов СССР, где мне впервые нужно было стартовать по всей спринтерской программе. Правда, в отличие от Олимпиады надо было принять не одиннадцать, а только семь стартов, но и это было нагрузкой немалой. К тому же мы с тренером собирались преподнести сюрприз в беге на 200 м, а это был самый последний вид программы - он шел после эстафеты и бега на 100 м.

Все сложилось хорошо. В эстафете не пришлось особенно стараться - ребята принесли мне на последний этап палочку впереди всех, и осталось только удержать преимущество. В беге на 100 м в предварительном забеге и полуфинале я уже по привычке экономил силы - пробежал за 10,4 сек. А в финале мне пришлось потрудиться - Корнелкж отлично взял старт, и я достал его только на семидесятом метре - результат 10,1.

И вот третий день Спартакиады. В забеге на 200 м я не очень старался и все же пробежал дистанцию за 20,7. Финал предстоял через час - времени для отдыха не очень много, но я уже был готов к такому режиму. Пожалуй, это был один из лучших моих забегов. Мне удалось хорошо использовать центробежную силу в конце поворота (это один из секретов бега на 200 м) и "накатить" на финише. Так родился новый рекорд СССР и Европы- 20,2 сек. Прежний рекорд швейцарца Ф. Клерка я превысил на 0,1 сек. Журналисты писали потом, что бег был одновременно и мощный, и быстрый, и легкий. Даже скупой на похвалу Петровский сказал после забега, что это уже почти то, что надо, не забыв, однако, добавить, что скорость была оптимальной для моего уровня готовности.

Это был единственный рекорд, установленный на Спартакиаде легкоатлетами, и организаторы устроили мне торжественный выход на пьедестал и награждение под барабанный бой да еще в сопровождении знаменосцев! Ни до, ни после этого ни на каких соревнованиях меня не чествовали с такой пышностью. Чувствовал я себя, говоря по правде, не очень уютно... Думалось: "Вот "прибьют" тебя, героя, на чемпионате Европы - и вспомнишь эти барабаны".

Но на чемпионате Европы "прибивать" меня оказалось некому. Лишь в беге на 100 м спринтер из ФРГ Герхард Вухерер поначалу вроде бы бросил перчатку: он показал лучший результат в забегах -10,3. А в полуфинале жребий свел нас вместе. Уже на старте я понял: Герхард меня побаивается. И действительно, когда я, экономя силы перед финалом, немного сбавил ход, он даже не попытался выйти вперед. В финале все было еще проще, выиграл я на финише 2 м. Вухерер был вторым и казался очень довольным, из чего я сделал вывод, что он и в мыслях не собирался соперничать со мной. Это подтвердилось на традиционной пресс-конференции после финала. На вопрос журналистов ФРГ, почему он проиграл Борзову так много, Герхард кратко ответил: "Сейчас у Борзова выиграть нельзя!" Я же поначалу никак не мог привыкнуть к тому, что победа далась легко, и вечером, разговаривая с Петровским, даже удивленно спросил: "Что ж, выходит, у меня в Европе и соперников не осталось?" - "Выходит, - в обычной своей манере спокойно ответил он. - Но на Олимпиаде будут не только европейцы".

Может быть, это выглядит нескромным, но признаюсь, что уже после забега на 200 м азарт у меня пропал. Просмотрев бег всех участников, мы с Петровским сошлись во мнении о том, что здесь сюрпризов ждать не приходится. Все же тренер сумел настроить меня на довольно быстрый бег в финале, да и мне, по правде говоря, хотелось еще раз ощутить звенящую мелодию спринта. Бег получился почти таким же, как в Москве, результат - всего на одну десятую хуже - 20,3 сек. Вторым снова был бегун из ФРГ, на этот раз Франц Петер Хоффмайстер, он отстал на 0,4 сек. Кто-то из наших журналистов, бывших со статистикой на "ты", сказал, что такого преимущества в беге на 200 м победитель не добивался на чемпионатах Европы с 1938 г. Кстати, в этом финале вместе со мной стартовал молодой итальянец Пьетро Меннеа, занявший тогда только шестое место. Через год он стал одним из самых грозных моих соперников.

Передача эстафеты. Многие годы моим партнером по эстафетной команде был испытанный олимпиец Ю. Силов

На этом можно и закончить рассказ об этом удачном сезоне, в котором я не потерпел ни одного поражения. Правда, после чемпионата предстояла поездка в ФРГ на так называемую предолимпийскую неделю. И хотя чувствовалась некоторая усталость, мне все же было интересно выступить на будущей олимпийской арене. Но в Мюнхене мне стартовать не пришлось. На одной из тренировок почувствовал спазм в ноге. Наученный горьким опытом, я от старта отказался, помня одну из заповедей тренера: "Лучше неделю отдыхать, чем месяц лечиться".

Там же, в Мюнхене, я узнал, что группу легкоатлетов, победивших на чемпионате Европы, представили к правительственным наградам. Я был награжден орденом "Знак Почета" и принял эту награду так же, как до этого звание заслуженного мастера спорта, как аванс на будущее. Ведь до XX Олимпийских игр в Мюнхене уже оставалось меньше года.