Главная | Обратная связь

Прощай, Одри Хепберн

Блэр сидела на заднем сиденье так­си и ехала домой, зажимая рукой рот и освобож­дая свою голову от мыслей об Оуэне, чтобы ее снова не начало тошнить. Но когда она, выйдя из обитого деревом лифта, вошла в пентхаус, ее обдал жуткий запах роз, который заставил же­лудок вновь зловеще встряхнуться. Вся прихо­жая была завалена ими. Желтые розы, белые розы, розовые, красные. Она уронила сумку на пол и прочитала карточки, прикрепленные к буке­там.

«О Любовь моя. С любовью, С», — было на­писано на карточке с желтыми розами.

«Одри, моя возлюбленная маленькая ари­стократка, стань моей Валентиной! С любовью, Кари», — прочитала она на карточке с красными розами.

«Моя дорогая миссис Роуз, пусть наша малют­ка будет такой же чудесной и веселой, как ты, и так же безнадежно счастлива, как я, проводя каждый день с тобой. Твой любящий муж, мистер Роуз», — было написано на карточке с буке­том из розовых и белых роз.

Разве не достаточно одного из этих посла­ний, чтобы вызвать рвоту из ее и без того опус­тошенного желудка, так нет же — их было три. Бросив пальто на пол, она отправилась в бли­жайшую ванну, чтобы в очередной раз прочи­стить желудок.

— Мам, — крикнула она, вытирая рот перга­ментного цвета полотенцем для гостей с моно­граммой «Р».

— Блэр? — откликнулась ее мать. Элеонора Уолдорф медленно прошла в прихожую в розовом шерстяном костюме от Шанель, который был расстегнут на талии, чтобы высвободить выпира­ющий живот. Ее мелированные светлые волосы со­браны в аккуратный хвост, на ногах тапочки с кро­личьими ушами, а в руках — радиотелефон. Подоб­но большинству замужних женщин Верхнего Ист-Сайда Элеонора все время висела на телефоне, лишь иногда отвлекаясь на еду или прическу.

— Что ты делаешь дома? — спросила она дочь. — Ты заболела?

Блэр схватилась за живот, пытаясь не смот­реть на мать.

— Я видела записку от Сайруса, — прохрипела она. — У тебя будет девочка?

Мать просияла.

—Разве это не прекрасно? Я узнала сегодня утром. Шлепая тапочками, она подошла к Блэр и за­ключила ее в объятия.

— Сайрус всегда хотел девочку. А ты, возвра­щаясь из колледжа, будешь играть со своей ма­ленькой сестренкой!

Лицо Блэр искривилось, при упоминании о колледже она снова ощутила позыв к рвоте.

— Надеюсь, ты не будешь возражать, — про­должала она. — Но мы планируем из твоей ком­наты сделать детскую. Вы ведь с Аароном все равно уедете учиться. Солнышко, ты ведь не против?

Блэр тупо уставилась на свою мать. Она не хотела иметь ни отчима, ни сводного брата, и, уж конечно, она не хотела никакой младшей сес­тры, тем более такой, которая собиралась завла­деть ее комнатой.

— Я пойду прилягу, — слабым голосом ответи­ла она.

— Я попрошу Мертль, чтобы она приготови­ла тебе бульон, — сказала ей вслед мать.

Блэр хлопнула дверью в спальне, рухнула на кровать и спрятала голову в мягких подушках на гусином пере. Китти Минки, ее серый кот поро­ды русская голубая, прыгнул ей на спину и начал перебирать лапами по ее черно-белому свитеру «Фэр Айль».

— Помоги мне, — жалобно простонала Блэр, обращаясь к коту.

Как бы ей хотелось пролежать здесь до конца августа, а затем улететь на вертолете в свою но­вую комнату в общежитии Йеля, пропуская в сце­нарии фильма, который был ее жизнью, все нехорошие эпизоды, эпизоды, которые нужно было переписать заново.

По привычке она протянула руку и нажала кнопку воспроизведения автоответчика, что сто­ял на прикроватном столике, и, закрыв глаза, ста­ла слушать.

«Привет, Блэр, это Оуэн. Оуэн Уэллс. Извини, что не мог позвонить раньше. Что случилось ? Я проснул­ся, а тебя нет. Ну да ладно. С Днем святого Валенти­на, красотка. Перезвони мне, когда у тебя окажется свободная минутка. Пока-пока».

«Привет, Блэр, это снова Оуэн. Ты получила мои цветы? Я надеюсь, что они тебе понравились. Пере­звони мне, когда у тебя окажется свободная минутка. Спасибо. Пока».

«Привет, Блэр. Я знаю, что это, должно быть, неожиданно для тебя, но, может, ты сегодня со мной поужинаешь? Кстати, это Оуэн. Планы на семейном фронте поменялись, и я совершенно свободен. Как на­счет "Ле Сирк", красотка? Звякни мне».

«Привет, Блэр. Я зарезервировал столик в "Ле Сирк"...»

Блэр сбросила со столика автоответчик, и он выскочил из розетки. Ей было все равно, что у Оуэна бал самый сексуальный голос и что он цело­вался лучше всех в Нью-Йорке. Она больше не мог­ла быть Одри для своего Кэри, раз он оказался таким лгуном, обманщиком, сволочью, подонком. Ей было все равно, скажет ли Оуэн в Иеле, что она была глупой безответственной девицей, ко­торая вылетела бы из университета через пару недель. Да пошел этот Оуэн вместе со своим Иелем.

Она схватила телефон и набрала номер мо­бильника Оуэна. Это был единственный номер, который он ей дал, возможно, потому что толь­ко по этому телефону он мог ответить лично.

— Блэр? — радостно ответил Оуэн после пер­вого звонка. — Где ты пропадаешь? Я весь день пытаюсь дозвониться до тебя!

— В школе, — почти крикнула Блэр. — Я знаю, у тебя это было много лет назад, это то место, куда ходят всю неделю и где тебя учат всякой фигне. Я дома только потому, что мне нехорошо.

— А-а-а, ты, наверное, тогда не сможешь по­ужинать со мной?

Голос Оуэна уже не казался ей столь сексу­альным, после того как она узнала, каким коз­лом он был. Блэр подошла к зеркалу в полный рост, висевшему на двери шкафа, и стала рас­сматривать свои волосы. Они уже немного от­расли. Скоро станут такими, как прежде. А воз­можно, она пострижется еще короче. Она силь­но пригладила волосы, убирая их назад, чтобы посмотреть, на что это будет похоже.

— Я знаю твою дочь, — прошипела она в труб­ку, подходя к комоду. Она выдвинула ящик и ста­ла рыться в нем, пока не нашла маленькие ста­ринные серебряные ножницы, которые унасле­довала от бабки и которыми никогда прежде не пользовалась.

— Б-Блэр, — заикаясь, произнес Оуэн.

— Да пошел ты.

Блэр выключила телефон и бросила его на кровать. Затем она стала хватать рукой волосы и отрезать их серебряными ножничками.

Прощай, Одри Хепберн, здравствуй, Миа Фэр-роу из «Ребенка Розмари».

 

Все имена и названия изменены или сокращены до первых букв, чтобы не пострадали невиновные. То бишь я.

Народ!