 |
|
Статистка первый проход «Курение вредит вашему здоровью»
И смех, и слезы, и любовь
Картина первая.
Городской сад. Звучит советская эстрадная песня. Клава, Таня и Лаврик сидят на скамейке. Таня и Клава хохочут. Лавр что-то пишет в своей записной книжке, сидя на краю скамейки. Сергей сосредоточенно молчит, стоя рядом и о чем-то мучительно раздумывая. Потом Сергей пытается сесть рядом с Клавой.
Клава.(Встает со скамейки резко)Ты мне надоел!
Сергей. Подожди, Клава! (Пытается ее остановить.)
Клава. Начинается! (Закатывая глаза, недовольным тоном.)
Сергей. Ты помнишь, как в седьмом классе…
Клава.(Раздраженно говорит, почти кричит.) Опять!
Сергей. Я хотел сказать…
Клава. Я ещё с детского сада знаю всё, что ты можешь мне сказать. Всё! Всё! Всё!
Сергей. Не знаешь.
Клава. (Кричит.)Знаю!
Сергей. Я хотел сказать… (Задыхаясь, взволнованно) Если ты сейчас уйдёшь… ты меня больше никогда не увидишь.
Лавр. Нам пора.(Тане)Кажется, мы здесь абсолютно лишние.
Сергей. Нет, потому что и вы меня тоже не увидите. Никто никогда меня больше не увидит.
Клава.(Усмехнулась.) Серёженька, мальчик, если бы ты был способен на такой поступок, я пошла бы за тобой на край света. Но завтра утром ты придёшь в школу точно по звонку.
Сергей. «Завтра» для меня не будет.
Лавр. Замолчите вы, идиоты!
Клава. Посмотрим, что будет. Танька, вы с Лавриком свидетели. А я предупрежу остальных, так сказать, друзей и близких. До встречи в эфире!
Клава гордо ушла.
Сергей.Ребята, уйдите, отстаньте. Так мне и надо, потому что я ничтожество.
Лавр. Ты незаурядная личность.Сумей отнестись к Клаве как к несчастному случаю в твоей, в общем-то, счастливой судьбе.
Сергей.Не могу.
Лавр. И напрасно.Человек должен быть выше случая.
Таня. Серёжа, скажи нам откровенно, о чём ты сейчас думаешь? Не уходи в себя.
Сергей.(Ерничая, поет громко, с вызовом, как бы пытаясь шутить.) «Я люблю тебя, жизнь, и надеюсь, что это взаимно». (Нарочито спокойным ледяным голосом) Мне уже стало легче, Таня! Так что отстаньте, ребятки…
Лавр. Вот что, Серёжа, с бедой надо переспать ночь. Обещаю, завтра никто тебе не будет мешать.
Сергей. А что изменится завтра? Не ходите за мной!(За сценой кричит.) Не ходите!..
Таня.(Кричит вслед уходящему Сергею) Сережа, не надо! Ну, пожалуйста, не надо! (Хочет броситься вдогонку. Лавр не пускает ее).
Картина вторая.
Таня и Лаврик остались без Сергея. Таня сидит на лавке, сжав голову руками, упершись руками о колени, повторяет тихо, с напряжением: «Что же делать? Что теперь делать?». Лаврик ходит около лавки взад-вперед, говорит сам себе, как будто не слыша Таню: «Теперь остается только ждать. Только бы он понял, что это бессмысленно, что это ничего не доказывает!» Подходит мужчина в шляпе, присаживается на лавку. В руке у него книга.
Мужчина в шляпе. Простите, молодые люди, не помешаю? Извините за любопытство, мне послышалось или я понял правильно, что тема разговора – любовь?
Лаврик. А вы в чужие разговоры не вмешивайтесь, пожалуйста.
Таня.(Как будто выходя из оцепенения) Между прочим, это некультурно.
Мужчина в шляпе. Я просто хотел заметить, что сейчас молодежь не очень-то понимает, что стоит за этим словом…
Таня. Скажете тоже, не понимает! Тут человек от несчастной любви готов с обрыва вниз головой броситься!..
Мужчина в шляпе. Как можно?! С обрыва! А вот что я вам скажу, молодые люди. Как написал один неплохой поэт,
Не бывает любви несчастной.
Может быть она горькой, трудной,
Безответной и безрассудной,
Может быть смертельно опасной.
Но несчастной любовь не бывает,
Даже если она убивает.
Тот, кто этого не усвоит,
Тот счастливой любви не стоит.
Впрочем, мне пора. Извините еще раз, если помешал.
Мужчина в шляпе уходит и оставляет на лавке книгу.Таня в задумчивости повторяет отрывки поэтических строк. Потом замечает забытую книгу и берет ее в руки, задумчиво листает.
Таня. Смотри: книгу забыл. (Листает, открыв на середине. Потом смотрит на обложку и то ли с удивлением, то ли с усмешкой произносит) «И жизнь, и слезы, и любовь… Сборник произведений о любви».
Лавр.(Берет книгу у Тани.) Да, и смех, и слезы и любовь… И что же в умных книгах о любви пишут?
Таня. Вот, например, «Отцы и дети» Тургенева. Читал?
«Читают». Занавес.
Картина третья.
Одинцова.Как же это вы ехать собираетесь, а обещание ваше?
Базаров.Какое-с?
Одинцова.Вы забыли? Вы хотели дать мне несколько уроков химии.
Базаров.Что делать-с! Отец меня ждет; нельзя мне больше мешкать. Впрочем, вы можете самипрочитать.
Одинцова.А помните: вы меня уверяли, что книга не может заменить… я забыла, как вы выразились, но вы знаете, что я хочу сказать… помните?
Базаров.Что делать-с!
Одинцова (понизив голос). Зачем ехать?
Базаров.А зачем оставаться?
Одинцова.Как зачем? разве вам у меня не весело. Или вы думаете, что об вас здесь жалеть не будут?
Базаров.Я в этом убежден.
Одинцова (помолчав).Напрасно вы это думаете. Впрочем, я вам не верю. Вы не могли сказать это серьезно.
Базаров продолжал сидеть неподвижно.
Одинцова.Евгений Васильевич, что же вы молчите?
Базаров.Да что мне сказать вам? О людях вообще жалеть не стоит, а обо мне подавно.
Одинцова.Это почему?
Базаров.Я человек положительный, неинтересный. Говорить не умею.
Одинцова.Вы напрашиваетесь на любезность, Евгений Васильевич.
Базаров.Это не в моих привычках. Разве вы не знаете сами, что изящная сторона жизни мне недоступна, та сторона, которою вы так дорожите?
Одинцова (покусала угол носового платка).Думайте что хотите, но мне будет скучно, когда вы уедете.
Базаров. Аркадий останется.
Одинцова (слегка пожала плечом).Мне будет скучно.
Базаров.В самом деле? Во всяком случае, долго вы скучать не будете.
Одинцова. Отчего вы так полагаете?
Базаров.Оттого, что вы сами мне сказали, что скучаете только тогда, когда ваш порядок нарушается. Вы так непогрешительно правильно устроили вашу жизнь, что в ней не может быть места ни скуке, ни тоске… никаким тяжелым чувствам.
Одинцова.Сядьте, мне хочется поболтать с вами перед вашим отъездом. Расскажите мне что-нибудь о самом себе; вы никогда о себе не говорите.
Базаров.Я стараюсь беседовать с вами о предметах полезных, Анна Сергеевна.
Одинцова. Вы очень скромны… Но мне хотелось бы узнать что-нибудь о вас, о вашем семействе, о вашем отце, для которого вы нас покидаете.
Базаров (в сторону). Зачем она говорит такие слова?
(Вслух)Все это нисколько не занимательно, особенно для вас; мы люди темные…
Одинцова. А я, по-вашему, аристократка?
Базаров(преувеличенно резко).Да.
Одинцова.Я вижу, вы меня знаете мало, хотя вы и уверяете, что все люди друг на друга похожи и что их изучать не стоит. …
Итак, вы считаете меня спокойным, изнеженным, избалованным существом. А я так знаю о себе, что я очень несчастлива. Кажется, если б я могла сильно привязаться к чему-нибудь…
Базаров(преувеличенно резко).Вам хочется полюбить, а полюбить вы не можете: вот в чем ваше несчастье.
Одинцова(принялась рассматривать рукава своей мантильи).Разве я не могу полюбить?
Базаров.Едва ли! Только я напрасно назвал это несчастьем. Напротив, тот скорее достоин сожаления, с кем эта штука случается.
Одинцова.Случается что?
Базаров.Полюбить.
Одинцова.А вы почем это знаете?
Базаров(сердито).Понаслышке.
(В сторону) Ты кокетничаешь, ты скучаешь и дразнишь меня от нечего делать, а мне…
(Вслух)Притом, вы, может быть, слишком требовательны…
Одинцова. Может быть. По-моему, или все, или ничего. Жизнь за жизнь. Взял мою, отдай свою, и тогда уже без сожаления и без возврата. А то лучше и не надо.
Базаров.Что ж. Это условие справедливое, и я удивляюсь, как вы до сих пор… не нашли, чего желали.
Одинцова.А вы думаете, легко отдаться вполне чему бы то ни было?
Базаров.Не легко, если станешь размышлять, да выжидать, да самому себе придавать цену, дорожить собою то есть; а не размышляя, отдаться очень легко.
Одинцова.Как же собою не дорожить? Если я не имею никакой цены, кому же нужна моя преданность?..
Звуки фортепьяно. Занавес. Базаров резко выходит и уходит со сцены.
Картина четвертая.
Выходят две девочки. Почти сталкиваются с Базаровым. Переглядываются, смеются над ним. Одна из них произносит «Сумасшедший какой-то!». Садятся на лавку, обсуждают героев любовного сериала.
Вторая девочка.Как из того сериала, помнишь?... Интересно, что будет в новой серии?
Первая девочка. Если любит, обязан жениться!
Вторая девочка. Он-то обязан, а может, она замуж за него и не собиралась вовсе.
Первая девочка.Не собиралась – значит, не любит.
Вторая девочка.(Замечает книгу, берет в руки, начинает листать) Да надоели эти сериалы. Любовь в них какая-то ненастоящая!
Первая девочка. А какая она, настоящая-то?
Вторая девочка.Настоящая – это как в книжках пишут. (Девочка открывает страницу наугад и читает с выражением) «Любовь! Я не понимаю любовь... я никогда и не знала, что за любовь... Я хочу знать, что такое мне суждено: жизнь или смерть.»
Первая девочка.(Замечает книгу в руках подружки). Что это?
Вторая девочка. Вот, кажется, кто-то книгу оставил. «И жизнь, и слезы, и любовь…»
Первая девочка.Не трогай чужое. Мало ли зачем ее оставили.
Вторая девочка. Да подожди ты! Здесь про любовь написано. (Повторят торжественно.) «И жизнь, и слезы и любовь. Сборник произведений о любви»
Первая девочка. (Иронично и даже ядовито) Да, все как в жизни: «И смех, и слезы, и любовь»!
Уходят.
Картина пятая.
Звучит песня. Под нее появляетсяМарья Антоновна. Сзади походит Хлестаков закрывает глаза. Она уворачивается.
Марья Антоновна. Ах!
Хлестаков. Отчего вы так испугались, сударыня?
Марья Антоновна. Нет, я не испугалась.
Хлестаков (рисуется). Помилуйте, сударыня, мне очень приятно, что вы меня приняли за такого человека, который... Осмелюсь ли спросить вас: куда вы намерены были идти?
Марья Антоновна. Право, я никуда не шла.
Хлестаков. Отчего же, например, вы никуда не шли?
Марья Антоновна. Я думала, не здесь ли маменька...
Хлестаков. Нет, мне хотелось бы знать, отчего вы никуда не шли?
Марья Антоновна. Я вам помешала. Вы занимались важными делами.
Хлестаков (рисуется). А ваши глаза лучше, нежели важные дела... Вы никак не можете мне помешать, никаким образом не можете; напротив того, вы можете принесть удовольствие.
Марья Антоновна. Вы говорите по-столичному.
Хлестаков. Для такой прекрасной особы, как вы. Осмелюсь ли быть так счастлив, чтобы предложить вам стул? Но нет, вам должно не стул, а трон.
Марья Антоновна. Право, я не знаю... мне так нужно было идти. (Села.)
Хлестаков. Какой у вас прекрасный платочек!
Марья Антоновна. Вы насмешники, лишь бы только посмеяться над провинциальными.
Хлестаков. Как бы я желал, сударыня, быть вашим платочком, чтобы обнимать вашу лилейную шейку.
Проход статистки 12+
Марья Антоновна.Я совсем не понимаю, о чем вы говорите: какой-то платочек... Сегодня какая странная погода!
Хлестаков. А ваши губки, сударыня, лучше, нежели всякая погода.
Марья Антоновна. Вы всё эдакое говорите... Я бы вас попросила, чтобы вы мне написали лучше на память какие-нибудь стишки в альбом. Вы, верно, их знаете много.
Хлестаков. Для вас, сударыня, все что хотите. Требуйте, какие стихи вам?
Марья Антоновна. Какие-нибудь эдакие — хорошие, новые.
Хлестаков. Да что стихи! я много их знаю.
Марья Антоновна. Ну, скажите же, какие же вы мне напишете?
Хлестаков. Да к чему же говорить? я и без того их знаю.
Марья Антоновна. Я очень люблю их...
Хлестаков. Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: «О ты, что в горести напрасно на Бога ропщешь, человек!..» Ну и другие... теперь не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая от вашего взгляда... (Придвигая стул.)
Марья Антоновна. Любовь! Я не понимаю любовь... я никогда и не знала, что за любовь... (Отдвигает стул.)
Хлестаков(придвигая стул). Отчего ж вы отдвигаете свой стул? Нам лучше будет сидеть близко друг к другу.
Марья Антоновна (отдвигаясъ). Для чего ж близко? все равно и далеко.
Хлестаков (придвигаясь). Отчего ж далеко? все равно и близко.
Марья Антоновна (отдвигается). Да к чему ж это?
Хлестаков (придвигаясь). Да ведь это вам кажется только, что близко; а вы вообразите себе, что далеко. Как бы я был счастлив, сударыня, если б мог прижать вас в свои объятия.
Марья Антоновна (смотрит в окно). Что это там как будто бы полетело? Сорока или какая другая птица?
Проход статистки 16+
Хлестаков (целует ее в плечо и смотрит в окно). Это сорока.
Марья Антоновна (встает в негодовании). Нет, это уж слишком... Наглость такая!..
Хлестаков(удерживая ее). Простите, сударыня: я это сделал от любви, точно от любви.
Марья Антоновна. Вы почитаете меня за такую провинциалку... (Силится уйти.)
Хлестаков (продолжая удерживать ее). Из любви, право, из любви. Я так только, пошутил, Марья Антоновна, не сердитесь! Я готов на коленках у вас просить прощения. (Падает на колени.) Простите же, простите! Вы видите, я на коленях.
Явление XIII
Те же и Анна Андреевна.
Анна Андреевна (увидев Хлестакова на коленях). Ах, какой пассаж!
Хлестаков (вставая). А, черт возьми!
Анна Андреевна (дочери). Это что значит, сударыня? Это что за поступки такие?
Марья Антоновна. Я, маменька...
Анна Андреевна. Поди прочь отсюда! слышишь: прочь, прочь! И не смей показываться на глаза. Марья Антоновна уходит в слезах. Извините, я, признаюсь, приведена в такое изумление... (выбегает)
Хлестаков(в сторону). А она тоже очень аппетитна, очень недурна. (Бросается на колени.) Сударыня, вы видите, я сгораю от любви.
Проход статистки 18+
Анна Андреевна. Как, вы на коленях? Ах, встаньте, встаньте! здесь пол совсем нечист.
Хлестаков. Нет, на коленях, непременно на коленях! Я хочу знать, что такое мне суждено: жизнь или смерть.
Анна Андреевна. Но позвольте, я еще не понимаю вполне значения слов. Если не ошибаюсь, вы делаете декларацию насчет моей дочери?
Хлестаков. Нет, я влюблен в вас. Жизнь моя на волоске. Если вы не увенчаете постоянную любовь мою, то я недостоин земного существования. С пламенем в груди прошу руки вашей.
Анна Андреевна. Но позвольте заметить: я в некотором роде... я замужем.
Хлестаков. Это ничего! Для любви нет различия; и Карамзин сказал: «Законы осуждают». Мы удалимся под сень струй... Руки вашей, руки прошу!
Явление XIV
Те же и Марья Антоновна, вдруг вбегает.
Марья Антоновна. Маменька, папенька сказал, чтобы вы... (Увидя Хлестакова на коленях, вскрикивает.) Ах, какой пассаж!
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Марья Антоновна (сквозь слезы). Я, право, маменька, не знала...
Анна Андреевна. У тебя вечно какой-то сквозной ветер разгуливает в голове; ты берешь пример с дочерей Ляпкина-Тяпкина. Что тебе глядеть на них? не нужно тебе глядеть на них. Тебе есть примеры другие — перед тобою мать твоя. Вот каким примером ты должна следовать.
Хлестаков (схватывая за руку дочь). Анна Андреевна, не противьтесь нашему благополучию, благословите постоянную любовь!
Анна Андреевна (с изумлением). Так вы в нее?..
Хлестаков. Решите: жизнь или смерть?
Анна Андреевна. Ну вот видишь, дура, ну вот видишь: из-за тебя, этакой дряни, гость изволил стоять на коленях; а ты вдруг вбежала как сумасшедшая. Ну вот, право, стоит, чтобы я нарочно отказала: ты недостойна такого счастия.
Марья Антоновна. Не буду, маменька. Право, вперед не буду.
Явление XV
Те же и городничий впопыхах.
Городничий. Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! Не погубите!
Хлестаков. Что с вами?
Городничий. Там купцы жаловались вашему превосходительству. Честью уверяю, и наполовину нет того, что они говорят. Унтер-офицерша налгала вам, будто бы я ее высек; она врет, ей-Богу врет. Она сама себя высекла.
Хлестаков. Провались унтер-офицерша — мне не до нее!
Городничий. Не верьте, не верьте! Это такие лгуны... им вот эдакой ребенок не поверит.
Анна Андреевна. Знаешь ли ты, какой чести удостоивает нас Иван Александрович? Он просит руки нашей дочери.
Городничий. Куда! куда!.. Рехнулась, матушка! Не извольте гневаться, ваше превосходительство: она немного с придурью, такова же была и мать ее.
Хлестаков. Да, я точно прошу руки. Я влюблен.
Городничий. Не могу верить, ваше превосходительство!
Анна Андреевна. Да когда говорят тебе?
Хлестаков.Я не шутя вам говорю... Я могу от любви свихнуть с ума.
Городничий. Не смею верить, недостоин такой чести.
Хлестаков. Да, если вы не согласитесь отдать руки Марьи Антоновны, то я черт знает что готов...
Городничий. Не могу верить: изволите шутить, ваше превосходительство!
Анна Андреевна. Ах, какой чурбан в самом деле! Ну, когда тебе толкуют?
Хлестаков. Отдайте, отдайте! Я отчаянный человек, я решусь на все: когда застрелюсь, вас под суд отдадут.
Городничий. Ах, Боже мой! Я, ей-ей, не виноват ни душою, ни телом. Не извольте гневаться! Извольте поступать так, как вашей милости угодно! У меня, право, в голове теперь... Такой дурак теперь сделался, каким еще никогда не бывал.
Анна Андреевна. Ну, благословляй!
Хлестаков подходит с Марьей Антоновной.
Городничий. Да благословит вас Бог, а я не виноват.
Хлестаков, взявшись за руки с Марьей Антоновной, скачут, как дети. Анна Андреевна хлопает в ладоши в такт прыжкам. Городничий смотрит на них.
Картина шестая.
Ребята идут домой из школы. Жуют, слушают плеер, останавливаются, присаживаются на лавочке.
Мальчик №1. Наша со своей литературой достала! То конспект пиши, то наизусть учи!
Девочка №1. Представляешь: письмо Татьяны наизусть!
Мальчик №2..А нам чем легче живется?
Мальчик № 3. Во-во! Нам, вообще, письмо Онегина учить. Целиком!
Девочка № 2. Радуйтесь еще, что не всего «Евгения Онегина» - целиком!
Мальчик № 1. А что?! Все еще впереди!
Девочка № 3. Зря вы так, ребят! Татьяна и Онегин не виноваты, что влюбились, а Пушкин не виноват, что он гений.
Девочка № 4. А вот если ты влюбишься, будешь письма писать? (Обращается к одному из одноклассников).
Мальчик № 2. Да кто сейчас письма пишет?!
Девочка № 4. А жаль! Если бы мне любовные письма писали, я бы их хранила, перечитывала… Только правда, сейчас не пишет никто… А раньше….
Картина седьмая.
Диана торжественно сидит на стуле, Теодоро почтительно стоит перед ней.
Теодоро.Я целый час читал, сеньора,
Письмо, составленное вами,
И, заглянув в себя глубоко,
Нашел, что лишь благоговенье
Виной тому, что я так робок.
Но я виновен в том, конечно,
Что, как дурак, взирал безмолвно
На знаки вашего вниманья.
Да, я давно сознаться должен,
Что я люблю вас, – о, поверьте, —
Благоговейною любовью.
И этот трепет мой понятен.
Диана. Что ж, я вам верю, Теодоро.
Вам странно было б не любить
Свою хозяйку, от которой
Вы столько видели добра,
Которая вас ценит больше,
Чем всех других домашних слуг.
Теодоро. Я вас не понимаю вовсе.
Диана. Понять меня необходимо,
Чтоб вы не смели ни на йоту
Переступать своих границ.
Смирите чувства, Теодоро.
Со стороны столь знатной дамы, —
Особенно, когда так скромны
Заслуги собственные ваши, —
Малейшей милости довольно,
Чтобы наполнить вашу жизнь
До гроба счастьем и почетом.
Теодоро. Увы, приходится сказать,
Что в рассужденьях ваших больше
Бывает светлых промежутков,
Чем в вашем разуме, сеньора
(Простите, если я невежлив).
Вам было некогда угодно
Внушить мне страстные надежды,
Взманившие меня настолько,
Что я не вынес груза счастья
И был, как вам известно, болен,
Лежал в постели целый месяц.
К чему все эти разговоры?
Чуть я немножечко остыну,
Вы загораетесь соломой,
А чуть я снова загораюсь,
Вы льдом становитесь холодным.
Ну, отдали бы мне Марселу!
Так нет: вы, точно в поговорке,
Собака, что лежит на сене.
То вы ревнуете, вам больно,
Чтоб я женился на Марселе;
А чуть ее для вас я брошу,
Вы снова мучите меня.
Иль дайте есть, иль ешьте caми.
Я прокормиться не способен
Такой томительной надеждой.
Диана. Нет, Теодоро. Знайте твердо:
Марселы больше быть не может.
Бросайте взор, куда угодно,
Но только не сюда. Марсела
К вам не вернется.
Теодоро. Не вернется?
Иль ваша милость пожелает
Остановить своею волей
Любовь Марселы и мою?
Или я должен, вам в угоду,
Пленяться тем, что мне противно,
И подчинять мой вкус чужому?
Нет, я Марселу обожаю,
Она – меня, и нет позора
В такой любви.
Диана. Мошенник, дрянь!
Я бы должна убить такого!
(Бьет его)
Теодоро. Но что вы делаете? Что вы?
Диана. Я негодяю и пройдохе
Даю пощечины! Без счета!
Диана бьет Теодоро. Теодоро пытается увернуться.
Уходит.
Теодоро наедине.
Теодоро.Нет, если это не любовь, то как
Назвать такой поступок своенравный?
Пошел от фурий род Бельфлоров славный,
Когда их дамы любят нас вот так.
Но если ты, прелестная рука,
Бьешь только для того, чтоб тронуть щеку, —
Тебе одной твоя любовь сладка.
Тристан, Теодоро.
Тристан. Я норовлю всегда прийти,
Когда разгар событий кончен.
Теодоро. Увы, Тристан!
Тристан. Сеньор! Ой, боже!
У вас платок в крови!
Теодоро. Любовь
Всегда вколачивает с кровью
Науку ревности.
Тристан. Наука,
Вам скажу, не из веселых.
Теодоро. Дивиться нечему. Графиня
Безумна от тоски любовной!
Разбила мне лицо…
Разбила зеркало, в котором
Ее влюбленная гордыня
Отражена во всем уродстве!
Тристан. Когда Лусия иль Хуана
Со мной из ревности повздорят
И, скажем, издерут когтями
Подаренный когда-то ворот,
Иль, скажем, вырвут клок волос,
Иль исцарапают мне рожу,
Виня в каком-нибудь обмане, —
Я понимаю; что с них спросишь.
Но знатной даме уваженье
К себе самой забыть настолько,
Чтоб драться, – извините, нет.
Теодоро. Я сам не знаю. Сил нет больше!
Она меня то обожает,
То вдруг возненавидит злобно.
Не отдает меня Марселе
И не берет сама. Как только
Я отвернусь, она сейчас же
Бежит ко мне и в сети ловит.
Вот уж, поистине, собака
На сене. Просто невозможно!
Сама не ест и есть мешает.
Диана, Теодоро.
Диана. Вы здесь?
Теодоро. Сеньора?…
Диана. Да, я только
Узнать, в каком вы состоянье.
Теодоро. Вы сами видите.
Диана. Вам плохо?
Теодоро. Мне хорошо!..
Диана. Вы не сказали:
«К услугам вашим».
Теодоро. Вряд ли долго
Могу я быть к услугам вашим,
Когда со мною так жестоки.
Диана. Вы мало знаете.
Теодоро. Так мало,
Что смысл речей – и тот мне темен;
Я ваших слов не понимаю,
Но понимаю звук пощечин.
Когда я вас люблю, вы злитесь,
А не люблю – вы злитесь тоже.
Убейте или дайте жить!
Я так страдать не в силах больше.
Диана. Я вас разбила в кровь?
Теодоро. Еще бы!
Диана. А где платок ваш?
Теодоро. Здесь, сеньора.
Диана. Отдайте.
Теодоро. Для чего?
Диана. Мне нужно.
Он будет мой, вот с этой кровью.
Сходите от меня к Отавьо.
Ему приказано вам тотчас
Вручить две тысячи эскудо.
Теодоро. Зачем?
Диана. Нашить платков побольше.
(Уходит.)
Картина восьмая.
Девочка с мобильным телефоном.
Девочка. А он ей что? Да!!! А она! Да ладно! Нет, ну я не верю, она не могла! А он? Прямо как в кино! Что? Не можешь больше говорить? Куда опаздываешь? В театральную студию на репетицию? А что репетируешь? «За двумя зайцами»? Даже не слышала никогда! Это про охотников что ли? Нет?! про любовь, которая не любовь? Как это?
Ой, связь прервалась! Ну вот, за какими-то зайцами и почему-то про любовь! Новая версия «Ну, погоди!» прямо. И говорит мне: «Ты, конечно, не читала!» Подруга, да?! Нет, я, допустим, и не читала, но как можно было бы этим меня не попрекать. Учительница литературы, тоже мне!!! Я, может, прочту! Только где же такой текст взять? (садится на книжку)
Вот это да! Подумала про чтение – и книжка тебе пожалуйста. А вдруг тут есть эта пьеса про зайцев? (открывает книгу и начинает читать)
Картина девятая.
Прокоп Свиридович (входит потягиваясь). Чего-то мне не по себе... не то недоспал, не то переспал... Словно бы хочется чего-то - не то меду, не то соленых огурцов. (Садится возле Явдокии Пилиповны.) Ну, что Проня?
Явдокия Пилиповна. Что Проня? Гуляет где-то.
Прокоп Свиридович. Уже давно бы пора замуж ее отдать!
Явдокия Пилиповна.Чего ж давно? Они еще молодые. Проне первый попавшийся не годится: они барышни и всяким деликатностям обучены.
Прокоп Свиридович.Обучены-то обучены; да вот с этими деликатностями и сидят, и никто не берет!
Явдокия Пилиповна. Мало ли у нее было женихов?
Прокоп Свиридович. Так почему ж не шла?
Явдокия Пилиповна. Потому - простота, а нашей дочке нужно дворянина либо хоть купца.
Прокоп Свиридович.Захотелось черт его знает чего, а по-моему, - наш бы брат лучше.
Явдокия Пилиповна. По тебе, так хоть бы и за чумазого.
Прокоп Свиридович. Не за чумазого, а трудящегося человека. По-моему, эти панские науки да причуды только испортили нам дочку. Какой дворянин ее возьмет? Дворянин или офицер ищет жену красивую, а наша Проня, не сглазить бы, в тебя пошла. (Машет рукой.)
Явдокия Пилиповна. Что ж это такое, опять ты меня колоть? Вот напасть!
Те же и Проня.
Явдокия Пилиповна. Куда это вы, доченька, ходили?
Проня. На Крещатике была; вот для вас покупку принесла (разрывает бумагу и вынимает чепец с красными лентами). Вот что я вам, мама, купила. (Хочет надеть матери на голову, та уклоняется.)
Явдокия Пилиповна. Что вы это, дочка? Опомнитесь! Пристало ли мне к старости наряжаться в чепчик, да еще с красными лентами?
Проня. Так это самая мода.
Явдокия Пилиповна. Поздно уж мне, дочка, к этим модам привыкать!
Проня.Ну уж как хотите, а этот мещанский платок с рожками скиньте!
Явдокия Пилиповна. И мать, и бабка моя так ходили...
Проня. Да что ж вы со мною делаете! Говорить не умеете, ходить, как люди, не умеете, в доме кругом простота, - так кто ж из благородных к нам зайдет?
Прокоп Свиридович. Простота, Проня, не грех.
Проня. Так на что ж было меня по-благородному учить?(Обращается к отцу.)
Проня. Да и вы, папа, не ходИте расстегнутым!
Прокоп Свиридович. Так жара ведь.
Проня. Ну что ж, а все равно нельзя. Вот сегодня будет у меня благородный кавалер, сватает меня и придет просить руки.
Прокоп Свиридович и Явдокия Пилиповна. О! Кто? Кто?
Проня. Голохвастов!!!
Прокоп Свиридович. Не цирюльник ли?
Проня. Не цирюльник, а паликмахтер: образованный, красавчик, богатый.
Явдокия Пилиповна. Да богатый ли? Расспросить бы его хорошенько!
Проня. Глядите же, чтоб все было прилично. Все ж таки можете хоть по-человечески себя держать; он придет сейчас такой образованный, ученый...
Прокоп Свиридович. Вот бы мне и послушать умные речи, страх как люблю умных людей!
Проня.Так из кухни слушайте. Я вас позову, когда надо будет. (Хлопочет, поправляет вещи)
Проня. Не знаю, что и надеть? (Примеряет) Мантилю или шалю? (Взглянув на отца и мать.) Мама, наденьте, христа ради, чепчик!
Явдокия Пилиповна. Да уж надену, что с тобой поделаешь? (Уходит.)
Проня (к отцу). Ай-ай! Вы без сапогов?! И душегрейка мужицкая на вас!
Прокоп Свиридович. Что ж, душегрейка! она свою службу сослужила
Проня. И такой малости не хотите для дочки сделать?
Прокоп Свиридович. Да иду уже, иду... (Уходят в суете, поправляя на ходу одежду)
Проня, одна.
Проня (отчаянным голосом). Господи, все ли у меня на своем месте? По-модному ли? Ой, мама моя, браслеты забыла надеть! (Бежит к ящику и надевает.) Шалю или мантилю? Не знаю, что мне больше до лица?.. Или, может, и то и другое? Да! Пущай видит! А книжки и нету! Когда надо, так как назло! И, верно, опять унесла эта каторжная Химка на кухню, чтоб пироги на листках сажать! Вот, слава богу, нашла какой-то кусок... Все одно! Ух, господи, как у меня сердце колотится. (Задумывается, глядя в зеркало.) Как бы его принять: прохаживаясь, или стоя, или сидя? Нет, лучше лежа, как наша мадама в пенционе принимала своего любезного. (Берет книжку,полулежа в кресле.)
Голохвостый и Проня.
Голохвостый (входит томно; в шляпе, перчатках и с тростью). Честь имею, за великое счастье, отрекомендоваться в собственном вашем дому!
(Проня молчит.)
Никого нету! Нет, Проня Прокоповна тут! (Откашливается.) Мой нижайший поклон тому, кто в сем дому, а вперед всего вам, Проня Прокоповна! (Про себя.) Что она, не спит ли часом? (Откашливается, громче.) Горю, пылаю от счастья и такого всякого, милая мамзеля, что вижу вас...
Проня (подняв глаза). Ах, это вы? Банджур! А я зачиталася. Мерси, что пришли... Мамонька, папонька, господин Голохвастов пришел, пожалуйте встречать!
Голохвостый. Вы ж меня отрекомендуйте, пожалуйста!
Проня. Как же.
Старуха в нелепом чепчике и платке, Серко в длинном сюртуке и с большим платком на шее, выходят и низко кланяются.
Проня. Рекомендую вам моего хорошего знакомого.
Голохвостый. (кланяется с пристуком). Свирид Петрович Голохвастов с собственною персоной. Позвольте к ручке? (Целует.)
ЯвдокияПилиповна. Очень рады! Вас уже так хвалили дочка наша, ПроняПрокоповна... Очень рады, просю, просю!
Голохвостый. ПроняПрокоповна по ангельской доброте, так и понимаем, мерси! (Прокопу Свиридовичу.) Честь имею рекомендовать себя: Свирид Петрович Голохвастов!
Прокоп Свиридович. Очень, очень рад, что вижу умного человека; умного человека послушать - великое утешение. (Трижды целует.) Очень рады! Просю, просю, садитеся сюды.
Проня (томно). Вот кресло, прошу, мусью.
Все садятся: Голохвостый в кресло рядом с Проней справа; налево на табуретках старики Серко. Химка выглядывает из кухни; некоторое время молчание.
Прокоп Свиридович. Позвольте спросить: вы сынок покойного Петра Голохвостого, что цирюльню держал?
Проня. Вы, папонька, неизвестно что говорите: ихняя фамилия Голохвастов, а вы какой-то хвост приплели!
Прокоп Свиридович. Извиняйте, господин, мы люди простые, как слышали. Так вы, значит, не его, не цирюльника сынок?
Голохвостый (смешавшись). То есть по натуре, значит, по телу, как водится, но по душе, по образованности так мы уже не та хворма...
Минуту длится молчание.
Прокоп Свиридович. Гм-гм, так вы уже цирюльни не держите?
Проня. Я уже вам раз говорила: паликмахтерская, а вы все - цирюльня, цирюльня!
Голохвостый. Ничего, это случается, по простоте, значит. Я, видите ли, занимаюсь коммерцией разною. У меня этого дорогого деликатного товару - горы: пудра, лямбра, дикалоны, брильянтины!
ЯвдокияПилиповна. Господи!
Голохвостый. Насчет денег, доложу вам, так их на этот деликатный товар идет страх! Ну, так, слава богу, у меня этой деньги не переводится: целый город мне должен.
ЯвдокияПилиповна. (Прокопу Свиридовичу) Ишь, богатый!
Прокоп Свиридович(ей в ответ). Правда.
Проня. Разумеется, умный и обходительный человек совсем что особенное! Вот и мне теперь все особенное кажется, потому я недаром в пенционе училась!
Голохвостый. О да, вы, Проня Прокоповна, имеете скус! Позволите папироску? (Прокопу Свиридовичу). Не угодно ли?
Статистка первый проход «Курение вредит вашему здоровью»
Прокоп Свиридович. Спасибо, не употребляю.
Проня. (Голохвостому.) Позвольте и мне папироску.