 |
|
София и Альберто вернулись в дом и опять сели у окна. София принялась рассматривать картину, но не успела ничего разглядеть, потому что Альберто властной рукой забрал у нее лист.
– Сначала нужно уделить внимание более важным вещам.
– Хорошо, рассказывай.
– Я забыл упомянуть, что последние тридцать четыре года своей жизни Маркс провел в Лондоне. Он переехал туда в 1849 году, а умер в 1883-м. Все это время неподалеку от Лондона жил и Чарлз Дарвин. Он скончался в 1882 году и был торжественно похоронен в Вестминстерском аббатстве, среди выдающихся сынов Англии. Впрочем, пути Маркса и Дарвина пересекаются не только в пространстве и времени. Маркс даже пытался посвятить Дарвину английское издание своего главного труда под названием «Капитал», но Дарвин отклонил эту честь. Когда через год после Дарвина умер Маркс, его друг Фридрих Энгельс сказал: «Подобно тому, как Дарвин открыл закон развития органического мира, Маркс открыл закон развития человеческой истории».
– Ясно.
– Еще одним видным мыслителем, который связывал свою деятельность с Дарвином, был психолог Зигмунд Фрейд. Он также провел последний год своей жизни в Лондоне [49]. Фрейд указывал на то, что и дарвиновское учение об эволюции, и его собственный психоанализ нанесли удар по «инфантильному нарциссизму» человека.
– Как много сразу имен. Мы сейчас говорим о Марксе, Дарвине и Фрейде, верно?
– В более широком смысле можно говорить о натуралистическом течении, получившем распространение с середины XIX века и захватившем значительную часть нашего столетия. Под «натурализмом» понимается восприятие действительности, не признающее иной реальности, кроме природы и чувственного мира, почему сторонник натурализма видит и человека лишь как составную часть природы. Исследователь натуралистического толка основывается в первую очередь на природных факторах, а не на рационалистических спекуляциях или божественном откровении.
– Это относится ко всем троим – Марксу, Дарвину и Фрейду?
– Несомненно. С середины века особую популярность приобрели слова «природа», «среда», «история», «развитие» и «рост». Маркс подчеркивал, что идеология – это продукт материальной базы общества. Дарвин показал, что человек появился в результате длительного биологического развития, а учение Фрейда о бессознательном вскрыло, что человеческие поступки зачастую объясняются «животными» побуждениями, или инстинктами.
– Я примерно понимаю, что ты имеешь в виду под натурализмом, но не лучше ли обсудить каждого из его представителей в отдельности?
– Тогда поговорим о Дарвине, София. Возможно, ты помнишь, что досократики искали естественные объяснения природных процессов. Если они вынуждены были сначала освободиться от мифологических объяснений мира, то Дарвин должен был освободиться от религиозного взгляда на сотворение людей и животных.
– А он разве был философом?
– Дарвин был биологом и естествоиспытателем, но он занимался наукой в Новое время, а оно крайне недоверчиво восприняло библейский взгляд на место человека среди других творений.
– Тогда тебе придется остановиться на дарвиновском учении об эволюции.
– Начнем с самого Дарвина. Родился он в 1809 году в небольшом городке Шрусбери. Его отец (доктор Роберт Дарвин, у которого была репутация прекрасного врача) весьма строго подходил к воспитанию сына. Когда Чарлз учился в старших классах общеобразовательной школы в Шрусбери, ее директор отзывался о нем как о мальчике, который носится вокруг и проводит время в болтовне и бахвальстве – вместо того чтобы заняться чем-нибудь более полезным. Под «чем-нибудь более полезным» директор понимал зубрежку латинских и греческих глаголов, а под «носится вокруг» – в частности, собирание Чарлзом жуков.
– Он наверняка потом жалел о своих словах.
– Позднее, уже изучая богословие, Дарвин также уделял внимание не столько учебе, сколько своей коллекции насекомых и наблюдениям за птицами, поэтому теологию он сдал отнюдь не блестяще. Зато – параллельно с занятиями богословием – он сумел завоевать определенную известность как естествоиспытатель. Помимо других наук его интересовала бурно развивавшаяся в этот период геология. В апреле 1831 года, сразу после окончания теологического курса в Кембридже, Дарвин отправился в путешествие по Северному Уэльсу – изучать залегание горных пород и разыскивать ископаемые останки растений и животных. А в августе того же года двадцатидвухлетний Дарвин получил письмо, которому суждено было перевернуть всю его жизнь…
– И что там говорилось?
– Письмо было от его друга и учителя, Джона Стивена Хензлоу. Тот писал: к нему обратились с просьбой «порекомендовать натуралиста для сопровождения капитана Фицроя, которого правительство направляет обследовать южную оконечность Америки. Я заявил, что считаю Вас во всех отношениях наиболее подходящим человеком из тех, кто согласился бы участвовать в подобном предприятии… Такие подробности, как жалованье и прочее, мне неведомы. Путешествие продлится два года…».
– Надо же, столько запомнить наизусть!
– Пустяки, София.
– И Дарвин согласился?
– Ему безумно хотелось ухватиться за этот шанс, но в его время молодые люди не могли ничего предпринять без разрешения родителей. После долгих уговоров отец все-таки дал его… и вынужден был сам снабдить сына деньгами для путешествия: ничего похожего на жалованье тому так и не выплатили.
– Ой…
– 27 декабря 1831 года британский военный корвет «Бигл» вышел из Плимута и взял курс на Южную Америку. В Англию он вернулся лишь в октябре 1836 года, иными словами, два года растянулись на целых пять лет. Зато и плавание в Южную Америку превратилось в кругосветное путешествие, о котором мы теперь говорим как о самой важной научно-исследовательской экспедиции Нового времени.
– Они что, в буквальном смысле объехали вокруг света?
– Да, в самом буквальном смысле. Из Южной Америки путь их лежал через Тихий океан к берегам Новой Зеландии, Австралии и Южной Африки. Оттуда они снова пошли в Южную Америку и лишь потом наконец повернули в Англию. Сам Дарвин писал: «Путешествие на „Бигле״ было самым значительным событием моей жизни».
– Ему, наверное, нелегко было изучать природу на море?
– В первые годы «Бигл» ходил туда-сюда вдоль берегов Южной Америки, что позволило Дарвину узнать этот континент не только с моря, но и с суши. Кроме того, решающую роль сыграли многочисленные высадки на тихоокеанских островах Галапагос, расположенных к западу от Южной Америки. Таким образом Чарлзу Дарвину удалось собрать обширный материал, который он со временем отослал в Англию. А массу своих размышлений над природой и над историей органического мира он оставил при себе. На родину он, двадцатисемилетний, вернулся знаменитым естествоиспытателем. К этому времени у него уже сложилось четкое представление о том, что впоследствии стало основой его теории эволюции. Но опубликовал Дарвин главный труд своей жизни более чем через двадцать лет после возвращения в Англию. Дарвин был осторожным человеком, София, каким и положено быть естествоиспытателю.
– А что это был за главный труд?
– Собственно говоря, их было несколько. Но я имел в виду книгу, вызвавшую в Англии бурные споры: она вышла в 1859 году и называлась «О происхождении видов». Ее полное название звучит: «On the Origin of Species by Means of Natural Selection or the Preservation of Favoured Races in the Struggle for Life». В длинном заглавии фактически выражена суть дарвиновской теории.
– Тогда я бы не отказалась от перевода.
– «О происхождении видов путем естественного отбора, или Сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь».
– Да, название вполне содержательное.
– Но давай разберем его по частям. В «Происхождении видов» Дарвин выдвинул две теории, или два основных тезиса. Прежде всего, он объявил, что все ныне существующие растения и животные происходят от древних, более примитивных видов, то есть он настаивал на существовании биологического развития. Второй высказанный Дарвином тезис состоял в том, что такая эволюция происходит за счет «естественного отбора».
– Потому что выживают сильнейшие?
– Да, но сначала мы ограничимся идеей эволюционного развития, которая сама по себе не была чем-то необычным. В некоторых кругах вера в биологическую эволюцию была распространена еще с начала XIX века. Наиболее выдающимся ее приверженцем был французский зоолог Ламарк. До него мысль о том, что растения и животные развились из более примитивных их видов, высказывал еще дедушка Дарвина, Эразм Дарвин. Однако ни тот ни другой не предлагали сколько-нибудь приемлемого объяснения того, как именно происходит эволюция, и потому не представляли собой серьезной угрозы церковникам.
– А Дарвин представлял?
– Да, на то были свои причины. И деятели церкви, и многие ученые придерживались библейского учения о неизменности различных видов животных и растений. Считалось, что каждый конкретный вид животных был раз и навсегда создан в миг творения. Эта христианская доктрина совпадала с учениями Платона и Аристотеля.
– Каким образом?
– Платонова теория идей основывалась на том, что все виды животных оставались неизменными, поскольку были созданы по образцу вечных идей, или форм. Мысль о неизменности видов животных являлась краеугольным камнем и в философии Аристотеля. Но современники Дарвина сделали ряд наблюдений и находок, которые заставляли в очередной раз усомниться в традиционных представлениях.
– Что это были за наблюдения и находки?
– Во-первых, обнаруживалось все больше и больше ископаемых останков. Кроме того, были найдены хорошо сохранившиеся кости вымерших животных. Сам Дарвин удивлялся останкам морских животных, которые находили в глубине суши. В Южной Америке такие находки ждали его высоко в Андах. Но что делали морские животные высоко в горах? Ты можешь мне сказать, София?
– Нет.
– Кое-кто утверждал, что их занесли туда люди или звери. Другие считали, что окаменелости и ископаемые останки морских животных сотворены Господом, дабы сбивать с толку разных бездельников.
– А что говорили ученые?
– Геологи чаще всего отстаивали «теорию катаклизмов», согласно которой Земля многократно подвергалась глобальным наводнениям, землетрясениям и прочим катастрофам, уничтожавшим все живое. О подобной катастрофе мы, в частности, узнаём из Библии – я имею в виду историю о всемирном потопе и Ноевом ковчеге. После каждой катастрофы Бог якобы творил новые – более совершенные – виды растений и животных.
– Получается, что ископаемые останки отражали прежние виды живых организмов, которые вроде бы уничтожались чудовищными катастрофами?
– Именно так. Например, говорилось, что в окаменелостях отражаются те виды животных, которым не хватило места в Ноевом ковчеге. Но, отправляясь в плавание на «Бигл», Дарвин взял с собой первый том труда английского геолога Чарлза Лайелла «Принципы геологии». Этот естествоиспытатель утверждал, что современная география Земли – с высокими горами и глубокими долинами – складывалась очень долго и постепенно. Суть его теории состояла в том, что мелкие изменения могут приводить к грандиозным сдвигам в физической географии – если только учитывать огромные временное периоды, за которые они происходят.
– О каких изменениях шла речь?
– Речь шла о тех же самых силах, которые действуют и поныне: о дожде и ветре, о таянии снегов, о землетрясениях и поднятии земной поверхности. Про такое обычно говорят: «капля камень точит» – именно своим непрестанным капаньем. Лайелл считал, что крохотные, постепенные изменения на протяжении долгого времени могут полностью изменять природу. К сожалению, эта теория не объясняла, почему сам Дарвин находил окаменелые останки морских животных высоко в Андах, однако он не упускал из виду мысль о крохотных, постепенных изменениях, которые, по прошествии достаточно долгого времени, могут приводить к грандиозным переменам.
– Он считал, что подобное объяснение применимо и к эволюции животных?
– Да, он задавал себе такой вопрос. Но, как я уже говорил, Дарвин был осторожным человеком. Он задавался каким-то вопросом гораздо раньше, чем осмеливался ответить на него. Иными словами, он опирался на тот же принцип, что и все истинные философы: важно поставить вопрос, а торопиться с ответом не стоит.
– Ясно.
– Решающим фактором в теории Лайелла был возраст Земли. Во времена Дарвина считалось общепризнанным, что с момента сотворения Земли Господом миновало около шести тысяч лет. Эту цифру получили, подсчитав все поколения от Адама и Евы до сегодняшнего дня.
– Какая наивность!
– Задним умом всякий крепок. Дарвин же пришел к выводу, что возраст Земли должен приближаться к тремстам миллионам лет. Ведь было очевидно, что и теория Лайелла о постепенном геологическом развитии, и собственно дарвиновская теория эволюции теряют всякий смысл, если не исходить из бесконечно долгого периода времени.
– И сколько же лет Земле?
– Сегодня ее возраст оценивается в 4,6 миллиарда лет.
– Ничего себе…
– Пока что мы с тобой занимались одним из доводов, которые приводил Дарвин в защиту тезиса о биологической эволюции: послойным залеганием ископаемых останков в горных породах. Другим доказательством стало географическое распределение видов живой природы. Здесь Дарвин привлек в качестве аргумента новый – богатейший – материал, собранный им во время исследовательской экспедиции. Он своими глазами убедился, что разные виды животных в одном регионе могут очень незначительно отличаться друг от друга. Интересные наблюдения он, в частности, сделал к западу от Эквадора, на Галапагосских островах.
– Расскажи!
– Поскольку речь идет о группе прилегающих друг к другу вулканических островов, больших различий в животном и растительном мире там не оказалось. Но Дарвина интересовали как раз небольшие различия. На всем архипелаге он сталкивался с огромными слоновыми черепахами[50], которые, однако, на разных островах чуточку отличались друг от друга. Неужели Бог сотворил отдельную породу черепах для каждого острова?
– Вряд ли.
– Еще более важное значение имели наблюдения Дарвина над галапагосскими птицами. От острова к острову бросалась в глаза вариативность видов вьюрковых – в частности, по форме клюва. Дарвин доказал, что эти вариации тесно связаны с тем, чем питаются птицы на разных островах. Остроклювый земляной вьюрок питался семенами шишек, миниатюрный славковый вьюрок – насекомыми, а древесный вьюрок добывал насекомых из стволов и веток… У каждого из видов клюв был как нельзя лучше приспособлен для его способа питания. Не могли ли все эти вьюрковые произойти от одного и того же вида вьюрков? Не могли ли они на протяжении времени приспособиться к условиям обитания на разных островах и образовать новые виды?
– И Дарвин пришел к выводу, что могли?
– Да. Вероятно, именно на Галапагосских островах Дарвин и стал «дарвинистом». Он также обратил внимание на то, что по разнообразию видов животных небольшой архипелаг вполне мог соперничать с близлежащим материком, Южной Америкой. Неужели Бог в самом деле создал всех этих животных слегка отличными друг от друга? А может, это результат эволюции? Дарвин все больше сомневался в неизменности видов. Но у него по-прежнему не было убедительного объяснения того, как могло происходить гипотетическое развитие или приспособление к окружающей среде. Впрочем, существовал еще один аргумент в пользу родства всех животных на Земле.
– Какой?
– Развитие зародыша у млекопитающих. Если ты сравнишь эмбрион собаки, летучей мыши, кролика и человека на ранней стадии развития, они окажутся настолько похожими, что ты почти не заметишь разницы. Отличить человеческий эмбрион от зародыша кролика можно будет лишь гораздо позже. Не служит ли это показателем того, что все мы – дальние родственники?
– Но Дарвин все еще не нашел объяснения самому процессу эволюции?
– Он неотступно размышлял над теорией Лайелла по поводу крошечных изменений, которые на протяжении длительного времени приводят к весьма ощутимым последствиям, однако по-прежнему не находил им универсального объяснения. Дарвин был знаком с теорией французского зоолога Ламарка. Тот утверждал, что разные виды животных самостоятельно развивали необходимые им особенности и признаки. Жирафы, например, отрастили такую длинную шею, потому что из поколения в поколение тянулись к деревьям за листьями. Согласно Ламарку, свойства, которые отдельная особь вырабатывает у себя путем собственных усилий, наследуются ее потомками. Но это учение о наследуемости «приобретенных признаков» Дарвин отринул от себя просто-напросто потому, что у Ламарка не было доказательств для столь смелых выводов. Дарвина занимало другое соображение, которое, можно сказать, лежало на поверхности. Ведь механизм развития вида фактически был у него под носом.
– Ну ладно, не томи.
– Я хочу, чтоб ты сама догадалась, что это за механизм, а потому спрашиваю: если у тебя есть три коровы, но прокормить ты можешь только двух, что ты сделаешь в этом случае?
– Наверное, забью одну из них?
– Хорошо… И какую же ты забьешь корову?
– Конечно, ту, которая дает меньше всех молока.
– Ты уверена?
– Да, это было бы логично.
– Так и поступали люди на протяжении тысячелетий. Но не будем оставлять своим вниманием двух других коров. Предположим, ты хочешь, чтобы одна из них принесла теленка. Какую корову ты выберешь для этого?
– Естественно, ту, которая лучше доится. Тогда из телки тоже вырастет хорошая дойная корова.
– Значит, ты отдаешь предпочтение высокоудойным коровам перед остальными? Тогда вот тебе новое задание. Ты ходишь на охоту, и у тебя есть две легавые. Если тебе придется расстаться с одной из них, какую ты захочешь сохранить?
– Разумеется, я захочу сохранить ту, у которой тоньше чутье и которая лучше выискивает нужную мне дичь.
– Следовательно, ты бы отдала преимущество лучшей из двух легавых. Точно так, София, и поступали свыше десяти тысяч лет люди при разведении животных. Куры не всегда несли по пять яиц в неделю, у овец не всегда было столько шерсти, сколько теперь, а лошади не всегда были такими сильными и резвыми. Человек занимался искусственным отбором, причем не только животных, но и растений. Никто не станет сажать плохой картофель, если можно найти семенные клубни лучшего качества. Никто не станет жать пшеницу, если колос уродился пустой. Дарвин как раз подчеркивал, что на свете не бывает двух одинаковых коров, двух одинаковых колосьев, двух одинаковых собак или двух одинаковых вьюрков. Природа предлагает огромный набор вариаций. Даже внутри одного вида не бывает совершенно одинаковых особей. Возможно, ты заметила это, когда отпила из пузырька синей жидкости.
– Еще бы не заметить.
– Тогда Дарвин спросил себя: не действует ли подобный механизм и в природе? Не резонно ли предположить, что природа осуществляет «естественный отбор» особей, которым позволено жить дальше? И еще: не могло ли действие такого механизма в течение длительного времени привести к созданию новых видов растений и животных?
– Готова поклясться, что ответ будет утвердительный.
– Дарвин пока не представлял себе, каким образом мог осуществляться «естественный отбор», но в октябре 1838 года – ровно через два года после возвращения «Бигла» – ему в руки попалась небольшая книжка специалиста по проблемам населения Томаса Роберта Мальтуса. Книжка называлась «Опыт о законе народонаселения». Идею своего сочинения Мальтус позаимствовал у американца Бенджамина Франклина, который среди прочего изобрел громоотвод. Франклин отмечал, что, если бы в природе не существовали ограничивающие факторы, один-единственный вид растений или животных мог бы заполонить всю Землю. Но, поскольку таких видов множество, они сдерживают развитие друг друга.
– Ясно.
– Развив эту мысль далее, Мальтус применил ее к положению с жителями Земли. Согласно Мальтусу, способность человека размножаться настолько высока, что постоянно рождается намного больше детей, чем может выжить.
Поскольку производство продуктов питания никогда не поспевает за ростом народонаселения, утверждал Мальтус, огромное число людей обречено в борьбе за существование на гибель. Выживут – и, соответственно, продолжат род – те, которые докажут свое превосходство в этой борьбе.
– Звучит логично.
– Но это и было универсальным механизмом, который искал Дарвин. Он вмиг обрел объяснение того, как происходит эволюция. Она связана с естественным отбором в борьбе за существование: наиболее приспособленный к обстоятельствам остается жить и продолжает род. Это было второе положение, выдвинутое им в труде о происхождении видов, где он писал: «Считается, что из всех известных животных наименьшая воспроизводительная способность у слона», но если бы все слонята выживали, «то по истечении 740-750 лет от одной пары получилось бы около 19 миллионов живых слонов».
– Не говоря уже о тысячах икринок, которые откладывает одна треска.
– Дарвин также подчеркивал, что наиболее ожесточенно борются за выживание самые близкие друг к другу виды, поскольку им приходится соперничать в борьбе за одинаковый корм. Вот когда по-настоящему пригождаются маленькие преимущества – небольшие положительные отклонения от среднего уровня. Чем напряженнее идет борьба за существование, тем быстрее происходит развитие новых видов: тут выживают лишь самые приспособленные, все остальные вымирают.
– Значит, чем меньше корма и чем крупнее выводки, тем быстрее происходит развитие?
– Речь идет не только о наличии еды. Не менее важно избежать участи быть съеденным другими животными. Тут может пригодиться, например, защитная окраска или умение быстро бегать, издалека замечать врагов… в крайнем случае даже неприятный вкус. Хорошее средство и яд, умерщвляющий хищников. Неслучайно многие кактусы ядовиты, София. В пустыне не растет почти ничего, кроме кактусов, поэтому им приходится опасаться травоядных животных.
– У большинства кактусов есть еще колючки.
– Не менее важную роль играет и способность размножаться. Дарвин подробно изучал хитроумные системы опыления у растений. Их яркие цвета и сладкие запахи предназначены для привлечения насекомых, участвующих в опылении. С той же целью (имея в виду размножение) выводят свои красивые трели птицы. Слишком спокойный или печальный бык, которого не интересуют коровы, и сам не представляет интереса для истории рода. Такие отклоняющиеся признаки почти сразу обречены на исчезновение. Ведь единственное предназначение особи – достичь половозрелого возраста и оставить потомство. Это напоминает долгую-предолгую эстафету. Особи, которые по той или иной причине не сумели передать свою наследственность далее, отбраковываются, так что порода улучшается. Помимо всего прочего, в выживающих вариациях накапливается такое качество, как хорошая сопротивляемость болезням.
– Значит, происходит улучшение всего?
– Постоянная отбраковка ведет к тому, что особи, лучше приспособленные к определенной среде – или к определенной экологической нише, – в конечном счете и получают возможность продолжения рода в данной среде. Однако преимущество в одной среде вовсе не обязательно остается преимуществом в другой. Для некоторых вьюрков на Галапагосских островах большое значение имела способность хорошо летать. Но она отнюдь не так существенна в другой обстановке, где пища добывается копошением в земле, да еще при отсутствии хищников. Именно благодаря наличию в природе большого количества разных ниш с течением времени и образовалось много разных видов животных.
– Но людей всего один вид.
– Да, потому что люди умеют замечательно приспосабливаться к различным условиям жизни. Дарвин пришел в восхищение, когда увидел, как выживают индейцы в холодном климате Огненной Земли. Однако это не значит, что все люди одинаковы. Если у жителей экватора более темная кожа, чем у тех, кто живет в северных краях, это объясняется ее лучшей защитой от солнца. Белые люди, много бывающие на солнце, больше подвержены раку кожи.
– А иметь белую кожу, если ты живешь в северных широтах, – тоже преимущество?
– Да, в противном случае все жители Земли были бы чернокожими. Но белый тип кожи легче образует так называемые «солнечные» витамины, а это небезразлично там, где мало солнца, хотя сегодня имеет меньшее значение, поскольку мы можем обеспечить себя необходимым количеством таких витаминов с едой. И все же в природе нет ничего случайного: виной всему – крохотные изменения, которые происходили в течение бесконечного множества поколений.
– Просто дух захватывает при одной мысли об этом.
– Здорово, а? В таком случае давай хотя бы предварительно сформулируем суть эволюционной теории Дарвина.
– Давай.
– Мы можем сказать, что «сырьем», или материалом, для развития жизни на Земле служат постоянные вариации между особями внутри одного и того же вида, а также крупные выводки, из которых выживает лишь очень небольшая часть экземпляров. «Механизм», или движущая сила, такой эволюции – естественный отбор в борьбе за существование.