Главная | Обратная связь

СПИСОК ИМЕН И НАЗВАНИЙ.. 871 11 страница

– Кольцо?! – ахнул Фродо, вконец потрясенный.

– Вот именно что Кольцо, – кивнул Мерри. – Слушай, старина, ты зря думаешь, что у нас ни глаз, ни ушей нету. Лично я уже много лет как проведал о Кольце – еще Бильбо не ушел, а я уже был в курсе дела. Но старик держал Кольцо в тайне, так что я о своем открытии болтать не стал – молчал как рыба, пока не присоединился к заговору. Я, конечно, знал Бильбо далеко не так хорошо, как тебя, я был тогда еще юнец, а он вел себя куда осмотрительней, чем ты, но промашки случались и у него. Если хочешь, могу рассказать, как я в первый раз узнал про Кольцо.

– Валяй, рассказывай, – упавшим голосом проговорил Фродо.

– Дядю Бильбо погубил не кто иной, как Саквилль-Бэггинсы, чему я лично не удивляюсь, – начал Мерри. – Как-то раз, примерно за год до Праздника, иду я себе по дороге и вижу – впереди Бильбо вышагивает. Ладно, думаю. И вдруг в отдалении неожиданно вырастают Саквилль-Бэггинсы и шествуют прямо ему навстречу! Бильбо этак приостановился и вдруг – хлоп! – нету его. Как сквозь землю ухнул. Я так удивился, что сам еле-еле успел спрятаться. Конечно, я избрал более скромный способ – пролез через дыру в изгороди и залег. Лежу, значит, а сам скосил глаз и вижу: Саквилль-Бэггинсы чинно удаляются, а передо мной внезапно прямо из воздуха возникает Бильбо. Смотрю – он что-то блестящее кладет в карман. Ничего себе, думаю! Золотое кольцо! После этого случая я держал ухо востро. Как ни стыдно в этом признаться, я повел за Бильбо настоящую слежку. Ты ведь не будешь спорить, что это страх как весело, а мне ведь еще и двадцати тогда не стукнуло. Во всем Заселье только я один, наверное, ну и ты, Фродо, видели тайные записки старика.

– Не может быть! – вскричал Фродо. – Спасите и помилуйте! Ты читал его книгу?! Неужели в этом мире ничего нельзя удержать в секрете?

– В разумных пределах – отчего же, – рассмеялся Мерри. – Да я и не читал эту книгу – так, заглянул разочек, и то едва не попался. Он ее прятал, как мог. Интересно, что с ней стало? Я бы не отказался еще разочек ее полистать. Она у тебя, Фродо?

– Нет. После ухода Бильбо я больше не видел его записок. Наверное, он забрал их с собой.

– Так вот, продолжим, – вернулся к своему рассказу Мерри. – Я держал язык за зубами до нынешней весны. Но весной дела приняли опасный оборот. Тогда-то мы и составили наш заговор. Мы тоже шутить не собирались. Нам важно было добиться своего, а потому мы не особенно церемонились в выборе средств. Ты – крепкий орешек, а Гэндальф и того крепче, вас мы не трогали. Но если хочешь, чтобы мы представили тебе нашего главного осведомителя, – изволь!

– Где же он? – Фродо привстал, оглядываясь, будто и впрямь ожидал, что из буфета вывалится зловещая фигура в маске.

– Шаг вперед, Сэм! – скомандовал Мерри, и Сэм встал, красный как помидор.

– Вот он – наш разведчик! Скажу не тая – он немало успел разведать, пока его не сцапали. Зато когда сцапали – шабаш, брат! Решил, видно, что его отпустили под честное слово, и наш источник сведений о тебе накрылся.

– Сэм! – ахнул Фродо, чувствуя, что больше его уже ничто не удивит. Он не мог понять – сердиться ему или смеяться. А он сам? В дураках он остался – или в выигрыше?

– Да, хозяин, все так и было! – потупился Сэм. – Вы уж простите, хозяин! Я вам зла не хотел, господин Фродо, ни вам, ни господину Гэндальфу. А господин Гэндальф? Он-то уж наверняка что-то смыслит в этом деле, правда? Так вот, когда вы сказали, что пойдете один, он ответил: „Нет! Возьми с собой кого-нибудь, кто пошел бы добровольно и кому ты доверяешь“.

– Так-то оно так, да кому теперь доверять? – сказал Фродо.

Сэм посмотрел на него с несчастным видом.

– Это зависит от того, чего ты хочешь, – вмешался Мерри. – Если тебе нужны друзья, которые тебя ни в воде, ни в огне не бросят, – можешь смело на нас положиться. И тайну ты нам можешь смело доверить – уж мы-то не проговоримся, даже если ты сам однажды не выдержишь и сломаешься. Но если ты ищешь таких, что предоставят тебе одному выпутываться, когда случится беда, а сами потихонечку смоются, – мы тебе не подходим. Понимаешь, мы твои друзья, Фродо. От этого никуда не денешься. Мы знаем почти все из того, что говорил тебе Гэндальф. О Кольце, например. Как подумаешь – душа уходит в пятки. Но мы все равно пойдем с тобой, а запретишь – побежим по следу, как гончие собаки.

– Вообще-то, хозяин, – подал голос Сэм, – надо бы вам, наверное, послушаться эльфов. Гилдор сказал, что вы должны взять с собой кого-нибудь из друзей, я сам слышал. Не будете же вы отпираться!

– Я и не отпираюсь, – сказал Фродо, с укором глядя на Сэма, расплывшегося в хитрой улыбке. – Только теперь сколько ни храпи, никогда не поверю, что ты спишь. Сперва дам хорошего пинка, чтобы убедиться! – Он обернулся к остальным: – Злодеи вы и обманщики, вот вы кто! Ну, да что там! – Он встал, махнул рукой и рассмеялся. – Сдаюсь! Последую совету Гилдора. Если бы меня ждал другой путь, хоть чуточку полегче, я бы, наверное, заплясал от радости. Но я все равно рад, и ничего не могу с собой поделать. Давно уже мне не было так легко на душе. А я-то боялся этого вечера!

– Отлично! В таком случае трижды ура командиру Фродо и всей честной компании! – закричали хоббиты и пустились в пляс вокруг Фродо, а Мерри и Пиппин затянули песню, явно для этого случая сочиненную.

Слова были положены на мотив старой гномьей песенки, которая когда-то, в былые времена, вдохновила Бильбо пуститься в дорогу:

 

Прощай, камин, прощай, ковер,

Клубится тьма в ущельях гор,

А нам с утра идти пора

За ближний холм, за дальний бор.

 

Вдаль, в Ривенделл, где Дивный Род

В долине потайной живет, –

Тропа, спеши в лесной глуши

За десять речек и болот!

 

По следу мрак, в засаде враг,

Скатерка – лист, постель – овраг.

Спешим, покуда не свершим,

Что не свершить нельзя никак!

 

Проверь мешок, поправь седло –

И в путь, пока не рассвело!

 

– Прекрасно! – одобрил Фродо. – Но в таком случае нам надо управиться еще со множеством дел, прежде чем лечь. Подумать только, последняя ночь под крышей!

– Ты, кажется, слишком буквально понял песенку, – запротестовал Пиппин. – Не думаешь ли ты и впрямь выйти из дому, „пока не рассвело“?

– Не знаю, – пожал плечами Фродо. – Я боюсь этих Черных Всадников, и мне ясно как день, что сиднем сидеть нельзя, особенно когда враги знают, где меня искать. Гилдор тоже советовал не задерживаться. Эх! Гэндальфа бы дождаться! Я заметил, что даже Гилдор расстроился, услышав, что его до сих пор нет. Но тут уж ничего не поделаешь, а стало быть, нам осталось решить только два вопроса. Первый: когда Всадники смогут оказаться в Бэкбери? Второй: сколько нам надо времени на сборы? А то пока еще управимся!

– На второй вопрос отвечаю незамедлительно, – сказал Мерри. – Времени потребуется ровно час. У меня уже почти все готово. За полем – стойло, там шесть пони. Барахлишко и снедь мы уже упаковали. Осталось только положить кой-какую одежду и еду из ледника.

– Вижу, заговорщики даром времени не теряли! – поразился Фродо. – А что вы думаете о Всадниках? Подождем Гэндальфа еще денек или уже не стоит?

– Смотря что эти Всадники с тобой учинят, если нагрянут, – ответил Мерри. – Они, конечно, запросто могли бы и сейчас объявиться, но похоже, они все-таки застряли у Северных Ворот, ну, там, где Заслон подходит к реке, по эту сторону моста. Стражники ночью их не пропустят. Правда, этим Всадникам, наверное, ничего не стоит прорваться. Днем, думаю, их тоже постараются остановить, по крайней мере прежде доложат о них Хозяину Палат – очень уж у них вид подозрительный, по вашим словам. Стражники, наверное, до смерти перепугаются. Но если Всадники решат брать Ворота силой, то Бэкланд, ясное дело, долго сопротивляться не сможет. Кроме того, если Черный Всадник подъедет к воротам не ночью, а в обычное время, и спросит господина Бэггинса, почему бы его и не пустить, даром что он страшный? Тут уже почти все знают, что ты решил обосноваться в Крикковой Лощинке.

Фродо ненадолго задумался и наконец объявил:

– Решено! Выходим завтра, как только рассветет. Но трактом я не поеду – здесь дожидаться и то безопаснее. Если я выеду завтра через Северные Ворота, тамошние жители тут же раззвонят, что меня в Бэкланде больше нет, а нам надо, чтобы о нас несколько дней вообще никто ничего не знал! Если даже Всадники решат не соваться в Бэкланд, за Мостом и Восточным Трактом они обязательно будут наблюдать, а мы даже не знаем, сколько их. Два точно есть, а вдруг больше? Остается одно: пойти в совершенно неожиданную сторону, туда, где нас никто не будет искать.

– В Старый Лес, что ли? – ужаснулся Фредегар. – Ты с ума сошел! О Лесе даже и не думай! Чем он лучше Черных Всадников?

– Ты, брат, преувеличиваешь, – возразил Мерри. – Это, конечно, шаг отчаянный, но, мне кажется, Фродо прав. Иным способом погони не отвадить. Если удача нам улыбнется, мы их здорово обскачем. Хотя, скорее всего, ненадолго...

– В Старом Лесу удачи вам не будет, – мрачно предрек Фредегар.– Там еще никому и никогда не было удачи. Заблудитесь вы, вот и весь сказ. Туда никто не ходит.

– Еще как ходят, – заверил Мерри. – Очень даже ходят. Брендибэки, например. Как взбрендит им – идут себе, и никто не остановит! У нас даже есть свой, отдельный вход. Фродо там тоже как-то побывал. Лет сто назад, правда. И я туда захаживаю – днем, конечно, когда деревья спят и все более-менее спокойно.

– Ваше дело, – махнул рукой Фредегар. – Я Старого Леса боюсь больше всего на свете. О нем такое рассказывают, что ночей спать не будешь. Но мой голос не в счет, я ведь с вами не еду! И не очень-то об этом жалею – надо же кому-то остаться, чтобы рассказать Гэндальфу, куда вы подевались. А за ним дело не станет, в этом я твердо уверен.

Пончик Булджер любил Фродо, но не испытывал ни малейшего желания покидать Заселье. Ему не было любопытно посмотреть, что находится за пределами родного края, – ну вот ни капельки. Его семья переехала в Бэкланд из Восточного Предела, а если быть точным, то из Баджфорда[111], что в Замостье, но сам он дальше Брендивинского Моста никогда и носу не казал. Согласно планам заговорщиков, он должен был оставаться дома и отвечать на вопросы любопытных, а заодно создавать у соседей впечатление, будто господин Фродо из Крикковой Лощинки никуда не уезжал. Пончик нарочно припас кое-какую старую одежду Фродо, чтобы лучше войти в роль. Никто и не подумал, каким опасным может оказаться этот маскарад.

– Блестяще! – одобрил Фродо, уразумев план заговорщиков. – Иначе Гэндальфу не узнать, куда мы поехали. Мне неизвестно, умеют ли эти Всадники читать, но я в любом случае не стал бы оставлять никаких записок – а вдруг они сюда заявятся и обыщут дом? Впрочем, если Пончик согласен держать оборону и я могу быть спокоен за Гэндальфа, то и рассуждать больше нечего. Завтра на рассвете встаем, одеваемся – и в Старый Лес!

– Завтра так завтра, – покладисто согласился Пиппин. – Но если подумать, то я, конечно, с Пончиком не поменялся бы. Сидеть тут и дожидаться Черных Всадников? Слуга покорный!

– Завтра ты чего получше дождешься. Вот забредешь в самую чащу – увидишь что почем, – пообещал Фредегар. – Завтра к этому времени ты сто раз пожалеешь, что не остался дома, со мной.

– Хватит препираться, – остановил их Мерри. – Во-первых, нам еще прибрать на кухне надо, во-вторых – завязать котомки. Пока всего не сделаем, ложиться нельзя. А завтра я вас разбужу с петухами.

 

Когда Фродо наконец добрался до кровати, уснул он не сразу. Ноги он за день оттоптал как следует и был рад, что дальше можно будет ехать верхом. Под конец он все-таки задремал, и ему приснился сон: будто бы он смотрит из окна высокой башни на темное море сплетшихся ветвями деревьев[112], а внизу, у корней, копошатся и фыркают неведомые твари. Фродо знал, что рано или поздно эти твари нападут на след и отыщут его.

Потом он услышал вдали глухой шум. Сначала ему показалось, что это ветер колышет кроны бескрайнего леса, но вскоре он понял, что шумит не листва, а море. Наяву Фродо ни разу не слышал прибоя, но во сне эти звуки тревожили его часто...

И вдруг он оказался на вересковой пустоши. Деревья исчезли. Он стоял по колено в темном вереске, и воздух пах солью. Подняв глаза, он увидел высокую белую башню, одиноко вознесенную на гребне скалы. Его охватило неодолимое желание взобраться туда и увидеть Море. Он начал было с великим трудом карабкаться наверх – но небо внезапно озарилось, и послышался раскат грома.

 

Глава шестая.

СТАРЫЙ ЛЕС[113]

 

Фродо очнулся внезапно. В комнате было еще темно. У кровати стоял Мерри со свечой в руке; другой рукой он барабанил по двери.

– Тише, тише! Что стряслось? – Фродо ошарашенно сел, все еще под впечатлением сна.

– Он еще спрашивает! – возмутился Мерри. – Вставать пора, вот что! Уже полпятого, и туман такой, что ни зги не видно. Протирай глаза, да поскорее! Сэм уже стряпает завтрак. Пиппин, на что засоня, и то уже на ногах! Вставай, а я пошел седлать пони. Пятерых оставлю там, вьючного приведу сюда. Буди Пончика, соню этакого! Хочет он или не хочет, придется ему нас проводить, так что пусть встает!

К шести часам хоббиты были готовы. Пончик Булджер зевал вовсю. Бесшумно и незаметно выскользнули они за калитку. Мерри шел впереди с тяжело нагруженным пони в поводу. Тропинка нырнула в рощицу за домом, потом пошла полями. Листья на деревьях лоснились от влаги, на каждом сучке висело по капле. Трава поседела от холодной росы. Все застыло в неподвижности. Дальние звуки долетали на диво ясно и отчетливо: над самым ухом хлопала соседская дверь, в двух шагах кудахтали куры на чьем-то птичьем дворе...

Добравшись до стойла, хоббиты вывели оттуда оседланных пони. Это были крепкие, выносливые лошадки, каких ценят хоббиты: для скачек они не годятся, зато для долгой работы от зари до зари – лучше не найдешь. Хоббиты взобрались в седла и вскоре уже ехали дальше, в туман. Белая стена неохотно расступилась и сразу же плотно сомкнулась за ними, словно преграждая путь назад. С час езды, медленной, в полном молчании, – и наконец впереди вырос Заслон, высокий, сплошь затканный серебряными паутинками.

– И как же вы через него переберетесь? – поинтересовался Фредегар.

– За мной! – скомандовал Мерри. – Сейчас увидишь!

Он повернул налево и поехал вдоль Заслона. Наконец путь пересекла широкая лощина. Заслон повернул и отступил вглубь, огибая ее. В лощине начинался пологий желоб, по бокам обложенный кирпичом. Кладка постепенно становилась выше и наконец смыкалась над головой: желоб уходил под Заслон и выныривал с противоположной стороны.

Пончик Булджер остановил свою лошадку.

– До свидания, Фродо, – сказал он. – Ей-же-ей, лучше бы ты в Лес не совался. Как бы не пришлось вас оттуда вызволять еще до вечера! Но желаю вам удачи – и сегодня, и завтра, и на каждый день!

– Если Старый Лес – самое худшее из всего, что я встречу, то я и правда буду считать, что в рубашке родился, – усмехнулся Фродо. – Передай Гэндальфу, чтобы догонял нас на Тракте: мы скоро туда вернемся и поспешим что будет сил.

В последний раз крикнув Пончику „До свидания!“, они спустились в туннель и скрылись от взгляда Фредегара. Под сводом было темно и сыро. На дальнем конце путь преграждала частая железная решетка. Мерри спешился и отворил ворота своим ключом. Дав пройти последнему пони, он налег на створки и толкнул их обратно. Ворота с лязгом захлопнулись; звук получился зловещий.

– Ну вот, вы уже не в Заселье, – объявил Мерри. – Вы – на опушке Старого Леса!

– А все эти истории про Старый Лес – они как, выдуманные или нет? – поинтересовался Пиппин.

– Смотря какие истории, – пожал плечами Мерри. – Если ты имеешь в виду страшилки, которыми Пончика в детстве пугали нянюшки – ну, про гоблинов, волков и все такое прочее, – то, скорее всего, выдуманные. По крайней мере, я в них не верю. Но в Лесу и правда нечисто. Здесь все какое-то чересчур живое, понимаешь? Как будто здешние деревья, и не только деревья, немножко больше обычных чувствуют, что делается вокруг. Причем чужаков они не жалуют. Ты идешь, а они за тобой наблюдают. Как правило, делать они ничего особо не делают, только наблюдают, и все. Ну разве что какое-нибудь, самое неприветливое, ветку на тебя сбросит, или подножку поставит, или зацепит тебя побегом плюща. Зато ночью, говорят, бывает гораздо хуже. В темноте я тут был всего раз или два, и то возле самой изгороди – так вот, полное было впечатление, что они шепчутся между собой и о чем-то уговариваются, только язык незнакомый. Ветки качаются, тянутся друг к другу, а ветра-то нет! Говорят, эти деревья и правда двигаются: окружают тебя, если зайдешь слишком далеко в Лес, а могут и защемить. Когда-то давным-давно они по-настоящему напали на Заслон: подошли, вросли рядом с ним, перегнулись и вытянули ветви. Но хоббиты не растерялись: срубили сотню-другую стволов, устроили в лесу огромный костер и выжгли широкую полосу земли к востоку от Заслона. Деревья сдались, но относиться к нам после этого стали до крайности неприязненно. А там, где горел костер, до сих пор осталась прогалина – это здесь, рядом, только немножко вглубь пройти.

– А кроме деревьев, тут больше ничего нет опасного? – спросил Пиппин

– Почему же? В чаще Леса, особенно на том конце, много водится разных странных тварей – по крайней мере мне так говорили. Сам-то я их никогда не видел. Понимаете, тут кто-то прокладывает тропы, вот в чем штука. Когда ни придешь, обязательно наткнешься на тропку. Только тропки эти почему-то каждый раз на новом месте и идут совсем не туда, куда прежде, вот что странно. В последний раз недалеко от этого туннеля начиналась довольно утоптанная тропа, которая вела прямо к Выжженной Поляне. Нам с ней более-менее по пути – на восток и чуточку к северу. Вот я и хочу ее отыскать.

 

Оставив ворота позади, хоббиты поехали вверх по склону расширившейся лощины. На противоположном склоне начиналась еле видная тропинка; шагах в ста от Заслона она подбегала к стене деревьев и обрывалась.

Войдя под полог леса и оглянувшись, хоббиты увидели за стволами, сразу как-то тесно сдвинувшимися, темную линию Заслона. Впереди не было видно ничего, кроме деревьев, бесконечно разных, непохожих друг на друга: одни стояли прямо, другие согнувшись в дугу, третьи прихотливо изгибались, четвертые клонились одно к другому – кряжистые, тонкоствольные, гладкие, складчатые, морщинистые, одни с высокой кроной, другие сплошь суковатые. Похожи они были в одном – все до единого обросли серыми бородами лишайника и зеленым, скользким, ворсистым мхом.

Из всей четверки один Мерри выглядел бодрым и беспечным.

– Ты бы, чем радоваться, лучше шел впереди и разыскивал тропу,– посоветовал ему Фродо и обратился к остальным: – Главное – не потеряться и не позабыть, в какой стороне Заслон!

Пони осторожно шли вперед, избегая ступать на извилистые, причудливо переплетенные корни. Кстати, кроме деревьев, здесь ничего больше не росло. Дорога, казалось, поднимается в гору, и чем дальше, тем выше и темнее становились деревья, тем теснее сдвигались мшистые стволы. Не было слышно ни звука – разве что упадет иногда капля воды с неподвижных листьев, и снова тишина. Ветви не перешептывались и не шевелились, но постепенно у хоббитов возникло малоприятное чувство, будто за ними следят – причем следят с неодобрением и даже враждебно. Чувство это становилось все острее, и вскоре хоббиты поймали себя на том, что беспрестанно поглядывают наверх и косятся через плечо, словно ожидая внезапного нападения.

Никаких признаков тропы не было по-прежнему, скорее наоборот,– казалось, деревья сдвигаются все теснее, стараясь загородить путь чужакам. Вдруг Пиппин не выдержал и закричал:

– Ой-ой-ой! Я ничего плохого не замышляю! Только пропустите меня, слышите, вы?

Остальные застыли как вкопанные. Но крик оборвался, будто заглушенный тяжелой плотной занавесью. Ни эха, ни отклика. Только следящих за ними невидимых глаз сразу как будто сделалось больше, а взгляд их стал пристальнее.

– На твоем месте я бы не кричал, – сказал Мерри. – Только хуже будет.

Фродо начинал задаваться вопросом: а выйдут ли они отсюда вообще? И какое он имел право тащить друзей в этот чудовищный лес? Мерри растерянно вертел головой: похоже, он уже не был уверен, что правильно выбрал дорогу. Это не укрылось от Пиппина.

– Быстро же ты сумел заблудиться! – съехидничал он.

Но Мерри внезапно с облегчением присвистнул и показал вперед:

– Наконец-то! Получается, деревья и впрямь ходят! Вон она – Выжженная Поляна! По крайней мере, я надеюсь, что это она! А тропы нет и в помине!

Впереди становилось все светлее. Внезапно деревья кончились, и хоббиты оказались на большой круглой поляне. Над головой, к их удивлению, ярко засинело небо: под пологом Леса, в низине, они проморгали утро и не заметили, как поднялся туман. Правда, солнце взошло еще не так высоко, чтобы показаться в просвете над головой, но верхушки деревьев уже золотились в его лучах. По краям прогалины листва была гуще и зеленее, чем в Лесу, и казалось, что Выжженная Поляна обнесена плотной зеленой стеной. На самой поляне деревьев не росло – только жесткая трава и высокие остистые сорняки: вялый гирчовник, жесткие стебли болиголова, буйные заросли кипрея, рассыпающего вокруг пепел созревших семян, густая крапива и бодяк. Тоскливое место! Но после душного леса оно показалось хоббитам цветущим садом.

Воспрянув духом, друзья с надеждой поглядели на все ярче разгоравшееся от солнечных лучей небо, которое обещало погожий день. На другом конце поляны в стене деревьев виднелся проход, за которым – никаких сомнений – начиналась обыкновенная тропа. Она просматривалась достаточно далеко – тропа как тропа, где ýже, где шире, и зеленого потолка над ней не было, хотя иное дерево нет-нет да перекидывало на другую сторону темную ветку. По тропе хоббиты и направились. Ехать опять пришлось слегка в гору, но теперь можно было пустить пони быстрым шагом, и друзья повеселели – казалось, Лес сменил гнев на милость и теперь-то уж точно даст пройти беспрепятственно.

Но вскоре сделалось жарче, и путники стали задыхаться. Деревья столпились еще теснее, чем раньше, тропа сузилась, обзор опять исчез. Острее, чем прежде, хоббиты ощутили, как давит на них злая воля Леса. Вокруг сгустилась такая тишина, что шорох листьев под копытами пони да изредка легкий стук подковы о скрытый под слоем прошлогодней прели корень отдавались в ушах тяжело и гулко.

Фродо попробовал запеть, чтобы подбодрить остальных, но вместо пения получился хриплый шепот:

 

Идущий по лесу во тьме,

Не унывай – держи в уме,

Что край имеет лес любой, –

И встанет солнце над тобой!

Восток иль запад выбирай –

Леса всегда имеют край!

Не вечно тянутся леса...

 

Последнее слово – „леса“ – растворилось в тишине. Воздух казался тяжелым, говорить было трудно. Позади, в полушаге от них, с треском обрушился большой сук. Деревья сомкнулись теснее.

– Не нравится им слышать, что лес имеет край. Я бы на твоем месте пока воздержался от пения. Вот выберемся на опушку, а потом повернемся к ним и покажем, что такое настоящий хор! – сказал Мерри весело.

Если его что и беспокоило, виду он не подал. Остальные промолчали – они чувствовали себя не в своей тарелке. На сердце Фродо все ощутимее наваливалась тяжесть, и с каждым шагом он все больше жалел, что ему пришла мысль бросить вызов этим грозным деревьям. Он уже вознамерился было остановиться и объявить о своем решении идти назад (если путь еще не отрезан), как вдруг события приняли иной оборот. Подъем почти прекратился, темная стена деревьев расступилась, и тропа пошла прямо. Впереди, невдалеке, но и не слишком близко, круглилась верхушка зеленого холма, выступавшая из окружающего ее леса, словно огромная лысая макушка из венчика волос. Тропа как будто вела именно туда.

 

Хоббиты снова прибавили шагу, обрадовавшись, что впереди замаячила возможность хоть ненадолго подняться над покровом Леса. Тропа нырнула вниз – и сразу снова пошла вверх, пока не привела их к подножию крутого холма. Здесь она вышла за круг деревьев и растворилась в дерне. Деревья окружали лысый холм со всех сторон – точь-в-точь нечесаная шевелюра вокруг бритой макушки.

Хоббиты повели своих пони наверх, обходя холм пологими кругами, пока не достигли вершины. Там они остановились и осмотрелись вокруг. Воздух был пронизан солнцем, но даль скрывалась в дымке, и хоббиты не смогли разглядеть ничего определенного. Вблизи туман почти исчез, задержавшись только в низинах, да на юге дымилась белая глубокая прорезь, пластающая лес на две половины.

– Ивий Вьюн, – показал Мерри. – Эта река течет от Курганов[114] прямо на юго-запад, через самую чащу, и впадает в Брендивин неподалеку от Осеки. Туда нам не надо. Говорят, долина Вьюна – самое странное место во всем лесу. Точнее даже сказать, оттуда-то вся странность и расходится!

Хоббиты посмотрели туда, куда показывал палец Мерри, но ничего не увидели, кроме тумана над глубокой сырой долиной Вьюна, а за туманом уже и вовсе ничего было не разглядеть. На вершине начинало припекать. Время, должно быть, близилось к одиннадцати, но осенняя дымка по-прежнему застилала дали. На западе не было видно ни Заслона, ни долины Брендивина, а на севере друзья, как ни всматривались, не заметили ничего, что хоть отдаленно напоминало бы полосу Большого Западного Тракта, куда они хотели попасть. С юго-востока холм круто обрывался, и казалось, что за чертой деревьев он уходит в непредставимую глубину, точно склон подводной горы, лишь малой своей частью выступающей из пучины. Хоббиты сели на зеленую травку и, поглядывая на лесные просторы вокруг, пообедали. Когда солнце миновало полдень, на востоке за лесом проступили серо-зеленые волны Курганов. Это весьма обрадовало друзей – приятно увидеть, что Старый Лес все-таки имеет край! Но идти в ту сторону они, если, конечно, получится, не собирались – Курганы в хоббичьих сказаниях окружала такая же зловещая слава, как и сам Лес.

 

Наконец друзья решились двинуться дальше. Тропа, которая привела их на холм, продолжалась и с другой стороны, но хоббиты очень скоро поняли, что она чересчур забирает вправо. К тому же сразу от подножия тропа пошла под уклон. Она явно уклонялась к долине Вьюна – то есть совсем в ином направлении, нежели было нужно. Хоббиты немного посовещались и решили, сойдя с тропы, двинуться прямиком на север: все-таки Тракт лежал именно в той стороне, и не так уж далеко, хотя с холма они его увидеть не смогли. На глаз казалось, что слева от тропы суше, стволы стоят не так часто, и не дубы да ясени вперемежку с другими деревьями, странными и безымянными, которых справа было порядком, а в основном сосны да тощие ели.

Поначалу все складывалось удачно, хотя, когда сквозь кроны хоббитам удавалось увидеть солнце, становилось ясно, что они все-таки чрезмерно уклоняются к востоку. Вскоре, однако, стволы снова начали понемногу смыкаться, причем именно в тех местах, где лес издали казался чище и светлее. Земля вдруг пошла волнами, словно в давние времена ее взрыли великанские колеса каких-то чудовищных повозок, а теперь колеи расползлись, осели и заросли колючей куманикой. Тянулись эти колеи, как нарочно, наперерез, так что приходилось каждый раз спускаться и снова подниматься наверх, а это было весьма затруднительно, особенно для пони. Спускаясь в очередной овраг, путники неизменно попадали в густой колючий кустарник, откуда можно было выбраться, лишь взяв правее и пройдя некоторое время по дну; взобравшись же наверх, они неизменно обнаруживали, что деревья сомкнулись еще гуще, вокруг стало еще темнее и влево, наверх, идти почти невозможно. Хоббиты вынуждены были сворачивать вправо и снова терять высоту.

 

Через пару часов хоббиты утратили всякое представление о том, куда идут. Одно только было понятно: отнюдь не на север. Шаги их как бы направляла чья-то воля, желавшая, чтобы они следовали на юго-восток и только на юго-восток – не прочь из Леса, а в самое его сердце.

Уже давно перевалило за полдень, когда они спустились, цепляясь за траву, в очередной овраг, оказавшийся шире и глубже всех предыдущих. Отвесные склоны так заросли колючками, что выбраться наверх, не бросив на дне всех пони вместе с поклажей, не представлялось никакой возможности. Оставалось только идти направо, по дну. Под ногами вскоре зачавкало, на склонах стали пробиваться родники – и вот уже по дну, журча и булькая среди зарослей, побежал ручей. Начался довольно крутой спуск. Ручей набрал силу и с шумом понесся вниз. Ветви над головами хоббитов сомкнулись, и они очутились в сумрачном туннеле.

Проспотыкавшись еще немного в полумраке, путники внезапно вышли из тени на свет, лившийся как бы из распахнутых впереди ворот. Проведя пони под ветвистой аркой, хоббиты оказались на берегу реки, оставив позади высокий скалистый обрыв с узкой расселиной, из которой они только что появились. Вдоль воды тянулась широкая полоса трав и камышей; другой берег тоже был крутым и обрывистым. Золотой свет послеполуденного солнца окутывал потаенную речную долину теплом и дремой. Посреди лениво вилась бурая полоска воды, окаймленная ивами; ивы перекидывали ветви через поток, упавшие стволы ив преграждали течение, и тысячи облетевших ивовых листьев скапливались в затоках. Воздух был весь запорошен этими желтоватыми узкими листьями, слетающими с ветвей, – в долине дул теплый легкий ветерок, камыши на реке шуршали, ветви ив тихонько поскрипывали.