 |
|
II. Василий Никитич Татищев
С.М. СОЛОВЬЕВ. ПИСАТЕЛИ РУССКОЙ ИСТОРИИ XVIII ВЕКА (1900)
I. Манкиев
Обратив внимание на средства автора «Ядра российской истории», и сравнив это сочинение с предшествовавшим ему опытом, Синопсисом Гизеля, мы не усомнимся дать ему почетное место в нашей исторической литературе, исключая древнейший период, события переданы в нем беззатейно, обстоятельно, почти безошибочно; не забудем, что и после, когда начали появляться более обширные сочинения по части русской истории, то они касались обыкновенно древнейших периодов, и «Ядро» оставалось относительно самым полным руководством к изучению русской истории: этим и объясняется то, что оно достигло четырех изданий (1770, 1784, 1791, 1799) (с. 1328).
II. Василий Никитич Татищев
Целью Татищева как человека умного, понимавшего свои средства и способности, вовсе не было написание прагматической русской истории: он хотел только собрать материалы и разобраться в них…
Как же Татищев рассуждает о пользе истории? Разумеется, согласно с понятиями века, он рассуждает о ее полезности, выставляет ее значение, как науки опыта только, а не как науки народного и человеческого самопознания: по его мнению, богослов, юрист, медик, администратор, дипломат, вождь не могут с успехом исполнять своих должностей без знания истории. Не могши возвыситься до понятия об истории, как науки народного и человеческого самопознания, Татищев и его современники не могли определить точно значения и пользы отечественной истории ( с. 1330 – 1331).
Важное значение его состоит именно в том, что он первый начал обрабатывание русской истории, как следовало начать; первый дал понятие о том, как приняться за дело; первый показал, что такое русская история, какие существуют средства для ее изучения; Татищев собрал материалы и оставил их неприкосновенными, не исказил их своим крайним разумением, но предложил это свое крайнее поодаль, в примечаниях, не тронув текста.
Сперва Татищев начал было сочинять историю «историческим порядком, сводя из разных мест к одному делу, и наречением таким как ныне наиболее в книгах употребляем». Но ясный смысл, к счастию, заставил Татищева переменить свое намерение: он нашел в списках летописи разногласия, причем, сочиняя историю, разумеется, должен был выбирать; кроме того, списки находились в разных руках, отчего затемриваются, ссылаться на них нельзя, «и естьлиб», по словам Татищева, «наречие и порядок их переменить, то опасно, чтоб и вероятности не погубить». Это заставило Татищева свести все списки «тем порядком и наречением, каковы в древних находятся»…
Потом думая, что такой свод будет невразумителен для большинства читателей, и особенно неудобен для перевода на иностранные языки, Татищев перевел его на употребительный в его время язык, подлинник же сдал в Академию Наук (с. 1333 – 1334).
Введение свое Татищев заключает указанием причин всех приключений и деяний: эта причина, по его мнению, есть ум, или отсутствие его, глупость; расчету ума, след. Татищев подчиняет все: отсюда сухость, жесткость в приговорах о некоторых явлениях, непонимание, неумение оценить нежного нравственного чувства, которое иногда заставляет человека действовать вопреки расчетам ума. …Ум просвещенный называет Татищев разумом; в истории он замечает три способа всемирного умопросвещения: изобретение букв, пришествие Иисуса Христа на землю, изобретение книгопечатания (с. 1335).