Главная | Обратная связь

МЕЖЪЯЗЫКОВАЯ АСИММЕТРИЯ. «ЛОЖНЫЕ ДРУЗЬЯ ПЕРЕВОДЧИКА»

Наличие языковых универсалий, особенно в лексическом со­ставе языков, порождает еще одно интересное явление в перево­де, которое также может быть рассмотрено в рамках переводческой интерференции. Это явление заключается в том, что переводчики в ряде случаев ошибочно принимают за универсалии и использу­ют в качестве эквивалентов знаки переводящего языка, имеющие сходные внешние оболочки (чаще всего фонетические) со знака­ми исходного языка, но отличающиеся семантикой или особен­ностями функционирования в речи.

Сопоставление лексических систем европейских языков, ока­зывающихся в соприкосновении в процессе перевода, позволяет

.

обнаруж^ить немалое количество сходных по фонетической либо графической форме лексем. Чтобы убедиться в этом, достаточно провести беглый анализ любого двуязычного словаря.

§ 1. Межъязыковые лексика-семантические обмены

Сходно звучащие лексемы сопоставляемых языков, напри­мер, агрессия (руск.), aggression (англ.), agression (фр.), Aggression (нем.), agresion (исп.), aggressione (иг.), agresiune (рум.) и т.д. или амфибия (русск.), amphibian (англ.), АтрШЫе (нем.) amphibie (фр.), anfibio (исп.), amfibiu (рум.) и т.п. генетически восходят к латин­ской (aggressio) и греческой (amphibios) основам. Такие интерна­циональные лексические ряды весьма многочисленны.

Кроме того, сходные по форме лексемы возникают в резуль­тате межъязыковых контактов внутри определенной пары языков или же могут заимствоваться данной парой языков из какого-либо третьего языка. Таким образом в русском языке появились слова абажур, абордаж, авангард, авиация и многие другие, заим­ствованные из французского; аврал, автокар, акваланг и др. — из английского, абзац, автобус, аксельбант, альпеншток, — из немец­кого, автострада, адажио, акварель — из итальянского, адмирал — из голландского, автор — из польского, алыча — из турецкого и т.п.

Немало слов заимствовано и европейскими языками из рус­ского. Например, из русского языка во французский пришли слова: казак (cosaque}, аппаратчик (apparatchiks), космос, космо­дром, космонавт (cosmos, cosmodrome, cosmonaute), ура (hourra), хулиган (houligan), икона (icone), интеллигенция (intelligentsia), ма­монт (mammouth), мазут (mazout), лиман (liman) и др.

Процессы взаимного обогащения словаря сложны и многооб­разны. Так, слово cosmos греческого происхождения (kosmos), было зарегистрировано во французском языке еще в первой поло­вине Х(Х в., но только в значении Вселенной, рассматриваемой как хорошо организованная система. Во второй половине XX в. Под влиянием русского слова космос, у которого философское значение совмещено с пространственным (космическое простран­ство), во французском языке слово cosmos стало употребляться, Правда, довольно редко, для обозначения внеземного простран­ства. Вместе со словом космос пришли слова космонавт и космо­дром. Однако очень быстро, как только США начали запускать в Космос свои пилотируемые корабли, у слова cosmonaute (космо-навт) появился дублет astronaute (астронавт), который, по дан-^Ньш словарей, был известен во французском языке еще с 20-х гг. •^Х в., но вошел в регулярное употребление под влиянием англо-^ериканского astronaut. Слово же cosmonaute стало употребляться

главным образом для обозначения советских космонавтов. Позд­нее, когда в космос полетели жители других стран, прежде всего Франции, появилось слово spationaute, которое, правда, считается малоупотребительным.

Первую француженку, отправившуюся в космическое про­странство — Клоди Энере, — во Франции называют астронавтом: Seule femme astronauts des pays membres de TAgence Spatiale Euro-peenne... il s'agit bien sur, de Claudie Haignere. Но когда она появи­лась на экране Центра управления полетами вместе с другими членами экипажа российского космического корабля, то в том же тексте ее уже называют космонавтом: Voir apparaitre et evoluer les cosmonautes en apesanteur arracha aux spectateurs un ah! d'admiration.

Слово cosaque, заимствованное французским языком из рус­ского еше в XVI в., оказывается словом тюркского происхожде­ния, как и многие другие слова русского языка. Но пришло оно именно из русского и обозначает определенную социально-исто­рическую реалию.

В XVI в. слово казак в русском языке означало сравнительно новую социальную категорию вольных людей из числа освобож­денных от податей крестьян, расселенных на окраинах Русского государства и несших сторожевую службу по охране границ. Быв­шие крестьяне становились воинами, защищавшими свои земли, а соответственно и границы от набегов завоевателей. Казаками становились также те, кто порывал устоявшиеся отношения с об­ществом и уходил на свободные окраинные земли, где жизнь хотя и сопряжена с постоянным риском, но была независимой. Для удержания этой независимости от каждого члена казачьего сообщества требовались мужество, решительность, строгое под­чинение законам клана, что нередко предполагало жестокость и даже грубость. В сознании современного человека, мыслящего и говорящего на русском языке, слово казак ассоциируется в ос­новном именно с этими качествами, а также с лихостью, некото­рой бесшабашностью. Существуют и внешние атрибуты образа, подкрепляемые литературой и фольклором. Казак — это обяза­тельно конный воин («казак без лошади — что без крыльев пти­ца»), непременно с шашкой в руке («только шашка казаку во степи подруга») и с папахой на голове. Наши «новые казаки», проживаю­щие, правда, в Москве и в других городах центра России (ср. словарное определение), стараются как можно более точно соот­ветствовать сложившемуся стереотипу внешнего облика казака. Сложность только с лошадьми в условиях современного города.

Французское слово cosaque обозначает «всадник, конный воин русской армии» (cavalier de Гагтёе russe).

Однако некоторые из качеств, приписываемых в русской куль­туре категории людей, именующих себя казаками, входят и в зна­чение французского слова cosaque. Это развитие семантики заим­ствованного слова от конкретного значения к абстрактному, обоб­щающему проявляется в устойчивом словосочетании a la cosaque, что означает «грубо», «жестоко».

Слова apparatchiks и intelligentsia (вариант: intelligentzia), со­хранив во французском языке непривычные для него русские суффиксальные формы, обозначает не только реалии русской культуры — влиятельных членов КПСС (аппаратчик) и опреде­ленную социальную прослойку главным образом дореволюцион­ной России (русская интеллигенция), но и предметы современной французской и общей культуры. Слово apparatchiks обозначает функционеров любой партии, в том числе и французских поли­тических партий, а слово intelligentsia нередко употребляется по отношению к французским интеллектуалам, причем иногда с от­рицательной коннотацией.

Приведенные примеры показывают, что слова, переходя из одного языка в другой, могут развивать и изменять свои значе­ния. Они не только фиксируют в новой культурно-языковой сре­де реалии чужой культуры, но и служат основой для образных выражений, выбирая из семантической системы заимствованного слова такие значения, которые находятся на самой периферии (казак —> a la cosaque = [грубо, жестоко]). Они переносятся на новые денотаты, часто более конкретные, и тогда их значение сужается (космонавт [любой страны] > cosmonaute [советский, российский]). Иногда они получают и более широкое, обобщающее значение (аппаратчик [номенклатурный работник КПСС] < apparatchiks [влиятельные функционеры любой партии любой страны]).

Эти сходные по внешней форме лексемы двух языков В.В. Аку-ленко называет диалексемами¹. Такое определение представляется весьма удачным для теории перевода в связи с тем, что перевод­чик в процессе работы над конкретным текстом всегда сталкива­ется с конкретной парой языков, т.е. с лексическими единицами именно двух, а не более языков.

Однако обычно сознание переводчика «отягощено» не од­ним, а несколькими иностранными языками. Поэтому в некото­рых ситуациях влияние на выбор эквивалента может быть оказано не только анализом форм языков, непосредственно соприкасаю­щихся в переводе, но и какого-либо третьего языка. Но и в этом случае переводчик проводит сравнительный анализ языковых Форм попарно.

¹ Акуленка В.В. Вопросы интернационализации словарного состава языка. Харьков,1972. С. 135.

§ 2. Межъязыковая асимметрия плана содержания и аналогия формы

Среди диалексем языков, оказывающихся в соприкосновении в переводе, особую и довольно большую группу составляют лек­семы, значения которых не эквивалентны. А.А. Реформатский приводя пример сходных по внешней форме слов близкород­ственных языков, имеющих разные значения (болгарское слово стол, означающее стул, чешское cerstvy chleb, означающее све­жий х,ъеб), предупреждал: «При сопоставлении языков не надо искать сходства. Оно, как правило, провокационно!»¹ В самом деле, межъязыковая асимметрия плана содержания подобных диа­лексем, заключающаяся в несовпадении объема значений, сти­листических, эмоционально-оценочных коннотаций, в различной денотативной соотнесенности и т.п., доставляет немало трудно­стей переводчикам. Именно поэтому данная категория языковых явлений хорошо известна в теории перевода также под именем «ложных друзей переводчика». Так назвали эту группу сходных по внешней форме слов разных языков еще в 20-е гг. XX столетия французские исследователи и переводчики М. Кеслер и Ж. Деро-киньи².

Подобие внешней оболочки диалексем, сталкивающихся в переводе, может быть фонетическим, когда в контакте оказыва­ются языки, имеющие различное письмо, как, например, англий­ский, французский, немецкий и другие западные языки, с одной стороны, и русский — с другой, или графическое для языков с одинаковой письменностью, как, например, английский и фран­цузский, русский и сербский и т.п. Однако в большинстве случа­ев речь идет не о полном подобии формы, т.е. тождестве, а об аналогии, близости форм, которая может иметь различную сте-1 пень. Это дает основания некоторым исследователям утверждать, что перенесение термина «омонимия» в межъязыковой план не-1 правомерно. Они предлагают определять явление межъязыковой асимметрии плана содержания диалексем как «межъязьтчную ана­логию», а слова с аналогичным звуковым оформлением при раз­личном значении — «межъязычными аналогизмами»³.

Однако термины «аналогия» и «аналогизм» не раскрывают сути данного языкового явления, более того, затушевывают ее,

¹ Реформатский А.А. О сопоставительном методе // Реформатский А.А.
Лингвистика и поэтика. М., 1987. С. 47.

² Koesler M., Deroquigny J. Les faux amis ou les trahisons du vocabulaire
anglais. Conseils au traducteur. Paris, 1928.

> См., напр.: Готлиб К.Г.М. Мсжъязычные аналогизмы французского про~ нахождения в немецком и русском языках. Кемерово, 1966. С. 5.

 

так рия

так к^{ак на} первый план выдвигается аналогия форм, а асиммет-содержания, представляющая собой главную трудность для переводчика, остается скрытой. Что касается термина «межъязы­ковая омонимия», то при всей его условности, возникающей в результате неполного совпадения форм, он представляется нам предпочтительным, так как в нем делается акцент и на сходство форм, и на различие содержания. Ведь даже внутри одного языка омонимы могут быть полными и неполными, совпадая лишь в отдельных формах, например омоформы английского языка saw — существительное пила и saw — форма глагола to see — видеть, ан­глийские омографы lead [led"| свинец и lead [li:d] вести, омофоны, такие как русские лук — луг и т.п.

В межъязыковом плане различия на формальном уровне еще более существенны. Если обратиться к английскому и француз­скому языкам, контакты которых имеют давнюю историю и осу­ществляются весьма регулярно, то и в этой паре языков, пользую­щихся одним и тем же западным алфавитом, аналогия форм не всегда абсолютна. Наряду с такими, полностью совпадающими графическими формами, как administration (фр. и англ.), не совпа­дающими фонетически, много и других слов, аналогия форм ко­торых частична, например: affaire (фр.) и affair (англ.), actuel (фр.) и actual (англ.), agressif (фр.) и aggressive (англ.), allee (фр.) и alley (англ.) и т.п.

При сравнении русских слов со словами близкородственных славянских языков, также использующих кириллицу, как, напри­мер, сербский, также отмечаются различия форм, ср.: в вечернем чистом небе — на чистом вечерпем небу, сияла — cujao и т.п. Через все различия форм отчетливо проступает тем не менее их анало­гия, обусловленная прежде всего этимологической общностью.

Межъязыковая асимметрия плана содержания множества диа­лексем также не абсолютна и может иметь несколько степеней, за которыми стоят различные типы отношений семантического, стилистического и даже, как это ни парадоксально на первый взгляд, структурного несоответствия.

Однако говорить о межъязыковой омонимии правомерно только тогда, когда сравниваемые слова двух языков с подобными внешними оболочками не имеют общих сем (элементов смысла) и не связаны ассоциативно, т.е. отвечают определению омонима.

Учитывая все эти противоречия, можно выделить из класса Диалексем асимметричные диалексемы,подобие внешней формы Которых сочетается с самыми различными типами несоответствий Плана содержания. Эти асимметричные диалексемы и составляют Категорию «ложных друзей переводчика».

Возникает вопрос: насколько проблема «ложных друзей пере­водчика» действительно актуальна в теории перевода? Ведь пере­водчик, если он сомневается в выборе той или иной формы в ка­честве эквивалента, может обратиться к словарю, где асимметрич­ные явления показаны полно и подробно, да и контекст может подсказать иногда правильное решение.

Но на самом деле проблема существует, и проблема довольно сложная. Она становится тем сложней, чем тоньше нюансы раз­личий значений сталкивающихся слов. Более того, не всегда сло­вари помогают различить эти нюансы, особенно когда речь идет о многозначных словах. И, наконец, сходство формы психологи­чески «давит» на переводчика, притупляет его бдительность, сло­вом, не стимулирует его обращение к словарю.

Приведу один пример: английское словосочетание с интерна­циональным словом secretary — Secretary of State и аналогичное французское словосочетание le secretaire d'Etat нередко перево­дятся на русский язык одинаково с помощью кальки — государ­ственный секретарь. Особенно часто такие переводы возникают в текстах средств массовой коммуникации, авторы которых посто­янно работают в условиях ограниченного времени. Но американ­ский Secretary of State — это министр иностранных дел, Secretary of State for Defence — министр Обороны, a Secretary of State for Education — министр образования. Это, так сказать, главные мини­стры, министры «высшей категории», заправляющие государ­ственной политикой. Французский же le secretaire d'Etat — это только еще заместитель министра и не более того. Но близость внешней формы словосочетаний подкупает и расхолаживает. Пе­реводчик не всегда вдумывается в различия и употребляет одну И ту же кальку для обозначения функционально различных денота­тов. В условиях устного перевода, когда переводчик помещен в очень жесткие временные рамки и не имеет никакой возможнос­ти обратиться к словарям и иной справочной литературе, вероят­ность ошибки еще больше.

Р.А. Будагов в работе «Ложные друзья переводчика» наметил восемь основных типов несоответствий, выделяемых в сфере слов, относимой им к данной категории, внутри родственных и прежде всего близкородственных языков. Эти типы отношений, которые могут рассматриваться как проявления частной межъязыковой омонимии, сформулированы следующим образом: 1) в одном языке слово имеет более общее (менее специальное) значение, чем в другом языке; 2) родовое значение в одном языке, видовое — в другом; 3) однозначность в одном языке, многозначность — в другом; 4) межъязыковая стилистическая неэквивалентность слов и словосочетаний; 5) живое, неархаическое значение в одном

языке, архаическое (в большей или меньшей степени) — в дру­гом; 6) лексически свободное значение в одном языке, лексичес­ки несвободное значение — в другом языке; 7) термин в одном языке, нетермин — в другом языке; 8) слово в одном языке, сло­восочетание — в другом¹.

Данная классификация, охватывающая практически все типы отношений, существующих в сфере асимметричных диалексем, лишена, однако, единого основания, необходимого для построе­ния любой типологии. Семантические принципы (асимметрия частного и общего значений, видового и родового, многозначности и однозначности) перемежаются со стилистическими (асиммет­рия живого и устаревшего, общего и специального, отнесенность слов к разным стилистическим регистрам) и структурными (про­тивопоставление слов словосочетаниям).

Для теории перевода и переводческой практики нужна иная классификация межъязыковых расхождений, построенная на тех же основаниях, что и типология переводческих преобразований текста. В самом деле, если четко представлять себе сущность того или иного асимметричного явления, можно избрать и наиболее приемлемый путь для перевода соответствующей единицы исход­ного текста.

§ 3. Типология явлений межъязыковой асимметрии. Реальные диалексемы и потенциально возможные (псевдоаналогизмы}

Все типы «ловушек», обусловленных межъязыковой асиммет­рией в области сходных по внешней форме лексических единиц, могут быть разделены прежде всего на две большие группы: ре­ально существующие диалексемы и потенциально возможные. На

первый взгляд такое деление представляется довольно странным: какую трудность для переводчика может составить то, что реаль­но не существует? Но на самом деле не существующие реально лексемы довольно часто оказываются «ложным другом перевод­чика». Обратимся к тому типу отношений несоответствия, кото­рый Будагов сформулировал так: «Слово в одном языке вступает во взаимодействие со словосочетанием в другом»². Этот тип несо­ответствия проиллюстрирован им следующими бинарными оппо­зициями: Автопортрет (в тексте: Пикассо. Автопортрет) = Picasso par lui-meme; Рояль = piano a queue. «Французы не знают суще­ствительного автопортрет, — пишет Будагов. — Перевести, на­пример, "Пикассо. Автопортрет" следует так: Picasso parlui-meme.

1976.

¹ Будагов Р.А. Ложные друзья переводчика // Человек и его язык. М.
С. 268-272.

² Там же. С. 272.

 

буквально «Пикассо им самим» («подразумевается» нарисован­ный, написанный, изображенный). В этом же языке слово рояль передается образным словосочетанием piano a queue, буквально "пианино с хвостом". Слово в одном языке вступает во взаимодей­ствие со словосочетанием в другом языке»¹.

Этими примерами Будагов привлек внимание к чрезвычайно интересному явлению, связанному с «ложными друзьями пере­водчика», существенно отличающему данный тип отношений не­соответствия от других. Отличие заключается в том, что в данных типах оппозиций не наблюдается реальноймежъязыковой анало­гии форм, с которой мы привыкли сталкиваться, рассматривая примеры «ложных друзей переводчика»: слово автопортрет не омонимично словосочетанию par lui-meme, так же как и слово ро­яль не омонимично словосочетанию piano a queue, так как они имеют различные внешние формы.

И все же и в слове автопортрет, и в слове рояль чувствуется какая-то «ловушка», позволяющая отнести их к разряду «ложных друзей переводчика». Дело, видимо, здесь не в том, что слову в одном языке соответствует словосочетание в другом. Эта доволь­но поверхностная характеристика данного типа несоответствия не позволяет нам понять сущность межъязыковой асимметрии и предупредить переводчика о поджидающей его опасности. В са­мом деле, сравнение любой пары языков показывает массу случа­ев, когда слову в одном языке соответствует словосочетание в другом. Чтобы убедиться в этом, достаточно проанализировать незначительную часть любого двуязычного словаря.

Мы рассмотрим пример слова рояль, который иллюстрирует тип полного семантического несоответствия, несколько позднее, когда будем анализировать реально существующие межъязыковые омонимы, так как во французском языке есть и прилагательное royal -e, и существительное royale. Пример со словом автопорт­рет более интересен, так как иллюстрирует особое явление в сфере «ложных друзей переводчика», а именно не асимметрию значений, а асимметрию форм при наличии потенциальной воз­можности иметь сходные формы в обоих сравниваемых языках для называния аналогичных денотатов. Пример, приведенный Будаговым, в этом отношении весьма красноречив, хотя и содер­жит фактическую ошибку. Дело в том, что в начале XX в. слова auloportra.it действительно не было во французском языке. Поэтому под автопортретами художников прошлого вполне можно было прочитать: «...par lui-meme». Однако сегодня слово autoportrait фи­гурирует в любом современном словаре французского языка.

Словарь Le Petit Robert, который определяет его как «portrait d'un dessinateur, d'un peintre execute par lui-meme» («портрет художника, написанный им самим»), относит его образование (от auto- + portrait) к 1928 г.¹

Autoportraits de Rembrandt, de Goya, de Van Gogh. Таким обра­зом, русское слово автопортрет находит в настоящее время свой точный эквивалент в созвучном ему сравнительно недавно по­явившемся французском слове autoportrait, и рассматриваемая пара слов никак не попадает в разряд межъязыковых омонимов.

Но при этом она прекрасно иллюстрирует данный тип межъя­зыковой асимметрии. Европейские языки в словообразовании широко используют греко-латинские основы, либо комбинируя их между собой, либо присоединяя их к уже существующим в языке словам. Так, к слову портрет, заимствованному из фран­цузского языка еще в петровскую эпоху, была некогда присоеди­нена морфема греческого происхождения авто... (cdiioq), соответ­ствующая форме само... и весьма продуктивная в современном русском словообразовании. Только в 70-е гг. XX в. в русском языке появилось пять слов, созданных по этой модели: автобио­графизм, автоирония, автокомментарий, автохарактеристика, ав­тошарж.

Французский язык, издавна имеющий форму portrait и весьма продуктивно использующий словообразовательную модель auto... + имя, по отношению к данному денотату почему-то вплоть до на­чала XX в. предпочитал форму par lui-meme.

Данный тип межъязыковой асимметрии можно представить следующим образом:

 

Русский язык	Французский язык до начала XX в.	Французский язык до начала XX в.	Современный фран­цузский язык
Реальная форма	Возможная форма	Реальная форма	Реальная форма
автопортрет	auto- + portrait	pur lui-meme	ciutoportrail

Интересно проследить, как разные языки используют анало­гичные словообразовательные потенции, называя одни и те же денотаты. Для этого удобно обратиться к специальной, техничес­кой терминологии, обозначающей конкретные денотаты. Можно использовать ту же морфему авто, но уже как усеченную форму слова автомобиль. Возьмем в качестве примера термины авто­страда и автоцистерна и посмотрим, каким образом используют интернациональную морфему русский, английский, французский, Немецкий, испанский и румынский языки.

 

Будагов Р.А. Указ. соч. С. 272.

Le Petit Robert eleclronique. Paris, 1999.

 

Немецкий

Испанский

Английский

Французский

Русский

autotanque

Румынский

автоцис­терна

auto route

Autobahn

Сравнение показывает, что в первом случае морфему авто... (auto...} как сокращение слова автомобиль и соответствующую модель (авто/auto + имя) используют только три языка из шести, а во втором — все языки, кроме английского. Эти примеры, ко­торых можно приводить еще очень много и с иными морфема­ми греко-латинского происхождения, убедительно показывают межъязыковую асимметрию в использовании аналогичных слово­образовательных моделей и аналогичных словообразовательных элементов.

Отсутствие реального эквивалента сходной формы в языке перевода при потенциальной возможности образования и создает иногда ловушку для переводчика. Так, русское слово автобаза не может быть переведено на французский язык как autobase, хотя во французском языке есть и морфема auto-, и слово base. Русское автоколонна переводится на немецкий сходным по внешней фор­ме словом Autokolonne, а для перевода слова автобаза использо­вать интернациональную морфему auto- уже не удастся: автобаза ~ Kmftwagendepot. В немецком языке есть и слово Portrnt (портрет), используемое, может быть, менее часто, чем Bild, Bildnis, но как эквивалент слова автопортрет данная словообразовательная мо­дель не используется — Selbstbiidnis, хотя она потенциально воз­можна, что подтверждает пример слова Autobiographic (автобио­графия}.

Ошибка может возникнуть главным образом при переводе с русского языка, когда внимание переводчика ослабляется нали­чием в языке перевода аналогичных по форме морфем, слов и словообразовательных моделей.

Но не только греко-латинские основы в силу своей интерна­циональности могут создать трудности. В европейских языках не­мало и общих корней, и обших суффиксов. Но не всегда их соче­тание в разных языках аналогично. Так, в русском языке немало слов с суффиксом -ада, заимствованных из самых разных языков: олимпиада, мириада, триада и др. — из греческого; бравада, эста­када, аркада и др. — из французского; блокада — из английского; цикада — из латинского; армада — из испанского; тампонада -из немецкого; автострада, серенада и др. — из итальянского.

 

Русский язык и сам создал немало подобных слов из заим­ствованных слов путем прибавления к ним этого суффикса. По додели слова греческого происхождения олимпиада (O&iumdSog) были созданы: спартакиада, альпиниада, универсиада, эксцентриа­да, робинзонада и др. У переводчика, сознающего, что в языке пе­ревода есть и соответствующие корневые морфемы, и аналогичная модель суффиксального словообразования, может создаться впе­чатление, что перевод возможен словами сходной формы. Однако это не так.

Рассмотрим несколько примеров из французского и русского языков. Слова подобной формы в русском языке чаще всего за­имствованы именно из французского. Французский язык доволь­но легко создает подобные формы от глаголов и сам заимствует из других языков, прежде всего из итальянского и провансальско­го. Создается впечатление, что любое слово, соответствующее в русском языке данной модели, может найти схожий по форме эквивалент во французском языке. Рассмотрим примеры русских слов блокада, буффонада, деплояда, клоунада. Слово блокада при­шло в русский язык из английского (правда, есть мнение, что оно было заимствовано из немецкого (blokade) или из польского (blokada], а буффонада — из итальянского. Но французский язык не стал заимствовать слова ни из английского, ни из немецкого, а предпочел дли обозначения данного денотата заимствование из голландского — blokhuis, превратив его в blocus, а потом создал собственное слово на совсем иной основе — siege. He стал он за­имствовать и итальянское слово buffonata для обозначения шутов­ства, паясничества, т.е. буффонады, а создал собственное слово с основой bouffon (шут), но по иной суффиксальной модели -bouffonnerie. Французский язык пошел в данном случае иным пу­тем, нежели русский, что и обусловило межъязыковую асимметрию.

Французский язык не стал использовать и словообразова­тельную модель с суффиксом -ode, представляющим собой, по мнению ряда исследователей, натурализацию, «офранцуживание» провансальского суффикса -ada, -ado, испанского -ada, -ado и итальянского -am, считающуюся весьма продуктивной, несмотря на наличие слов bloc и bouffon, семантически вполне подходящих. Слово bloc в одном из значений, совпадающих со значением гла­гола bloquer — блокировать, проявляющимся, например, в адвер­биальной конструкции a bloc — наглухо (например: Ferme, visse a bloc — закрыть, завинтить наглухо; serrer les freins a bloc — за­блокировать тормоза), могло составить основу для образования формы blokade, аналогичной английской, немецкой, польской и русской.

Несколько иначе представляется межъязыковая асимметрия при отыскании эквивалента слову клоунада. Слово клоунада обра­зовано в русском языке по описанной модели. Французский же язык, в лексической системе которого есть слово clown, предпо­чел использовать иную суффиксальную модель, создав в XIX в. слово downerie как синоним заимствованного еще в XVI в. из итальянского слова pantalonnade, образованного в итальянском от имени популярного персонажа итальянской комедии — Pantalone.

Не менее интересной представляется связь с французским языком слова русского языка деплояда. Ныне устаревшее слово деплояда было образовано от фр. deployer, deployment в эпоху Пет­ра и обозначало «развертывание». Анализ словарей европейских языков, из которых с наибольшей вероятностью можно было ожидать заимствования (латинский, испанский, итальянский, ан­глийский, немецкий, польский), показывает отсутствие в них со­звучного слова. Но главное, что нет такого слова и во француз­ском языке. Это позволяет предположить, что слово деплояда было создано в русском языке путем прибавления к иноязычной гла­гольной основе суффикса -ад (а). Это образование по своей форме напоминает заимствованные французские имена существительные с суффиксом -ade: канонада — cammnade, помада — pommade, ко­лоннада — colonnade, шарада — charade, эстакада — estacade и пр. Но, образовывая процессуальное существительное от глагольной основы deploi, французский язык развивался иначе, избрав суф­фикс не -ade, a -ement, который на протяжении всей истории французского языка предстает как один из наиболее продуктив­ных. Совпадающие словообразовательные потенции французского и русского языков были в этих языках реализованы по-разному, что и послужило причиной возникновения межъязыковой асим­метрии.

Не существующие в языке перевода слова, которые возникают иногда в речи переводчиков, могут быть названы межъязыковыми псевдоаналогизмами. Псевдоаналогизмы — это слова, существую­щие только в одном из сопоставляемых языков, но по своей фо­нетической форме и словообразовательной модели кажущиеся возможными в языке перевода.

Изобретение псевдоаналогизмов — довольно часто встречаю­щаяся переводческая операция. Так, в словаре «ложных друзей переводчика» для пары английского и французского языков при­водится целый список глаголов, не существующих во француз­ском языке, но создаваемых торопливыми переводчиками на основе английских глаголов по словообразовательным моделям

французского языка: bilanter вместо faire an bilan (подводить итог), dimensionner вместо determiner les dimensions (определять размеры), ftexibiliser вместо rendre souple (делать более гибким) и т.п.¹

§ 4. Случайные межъязыковые омонимы

Как бы ни были каверзны псевдоаналогизмы, чаше доставля­ют неприятности переводчикам реально существующие в языках, сталкивающихся в переводе, сходные по форме слова, которые различаются значениями или употреблением. Полное несовпаде­ние плана содержания, т.е. отсутствие общих элементов смысла, наиболее часто встречается в случайных межъязыковых омонимах, не имеющих этимологических связей. Так, английское слово crane, соответствующее по значению русскому кран, заимствован­ному из немецкого и обозначающему подъемное устройство, не соответствует французскому crane, означающему череп\ англий­ское слово crab обозначает не краба, а лобковую вошь и созвездие Рака в отличие от французского слова crabe, совпадающего по основному значению с русским словом краб. Русское слово крик случайно совпадает по форме с французским словом eric, обозна­чающим домкрат,

Однако случайные межъязыковые совпадения форм не пред­ставляют большой сложности для переводчика, так как в боль­шинстве случаев данные слова не имеют никаких общих сем и соответственно появляются в различных контекстах.

Сложнее дело обстоит тогда, когда у случайно совпадающих по форме слов оказываются общие семы. Так, русское слово ар­буз, восходящее к персидскому харбуза — дыня, буквально осли­ный огурец, совпадает по форме со словом французского языка arbouse, произошедшим от провансальского arbomso, которое в свою очередь развилось из латинского arbuteus и означает плод земляничного дерева. Этот плод, напоминающий землянику, крас­ного цвета и съедобный. Теперь представим себе фразу: A Noel Us ont goute des grander arbouses ecarlates — На Рождество они лако­мились крупными ярко-красными ягодами земляничника. Если в тек­сте описания плода нигде далее нет, то переводчик, даже пре­красно знающий, что слову арбуз во французском языке соответ­ствует слово pasteque, может прийти в замешательство, особенно в условиях устного перевода, ведь язык — это живая материя и ожидать от него можно чего угодно. Причина же замешательства будет в том, что русское слово и французское имеют общие семы, а именно сему красного цвета и сему съедобности. Его даже может

Altinne E Les faux amis de I'anglais. Paris, 1999. P. 361—362.

 

не смутить то, что французский язык определяет цвет съедобной части арбуза не как ярко-красный, а как розовый, ведь в нашей культуре розовый арбуз означает неспелый, невкусный.

Еще сложнее дело обстоит с теми словами, которые при раз­личии их значений, т.е. при отсутствии общих сем, оказываются этимологически связанными. В таких диалексемах отношения межъязыковой асимметрии затрагивают как область значений т.е. семантику, так и область употребления сходных по форме слов, т.е. стилистику, хотя, разумеется, граница между этими об­ластями весьма прозрачна.

§ 5. Логические основания типологии межъязыковой асимметрии

Отношения межъязыковой асимметрии, устанавливаемые в процессе взаимодействия и развития языков между лексемами, имеющими сходную внешнюю форму, имеют ту же основу, что и всякие семантические трансформации, т.е. изменения наимено­вания, которые имеют универсальный характер. Поэтому, вернув­шись к типологии межъязыковых асимметрических явлений в се­мантике, попытаемся построить на тех же основаниях типологию несходств и для «ложных друзей переводчика». Положив в основу типологии отношения между понятиями, точнее, между объемами понятий, выделим прежде всего основные четыре типа отношений между сходными по форме лексемами разных языков:

— внеположенность;

- равнообьемность (или равнозначность);

— подчинение;

- перекрещивание.

⇐ Предыдущая34353637383940414243Следующая ⇒

©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.