 |
|
Глава 1. Истоки «нечаевщины» и процесса нечаевцев
Прежде чем приступить непосредственно к рассмотрению судебного процесса над нечаевцами, необходимо выяснить, кем же был сам С.Г. Нечаев, проанализировать его происхождение, среду, из которой он возник, выяснить, что повлияло на формирование его личности, его отношение к политике, обществу и народу.
Сергей Геннадьевич Нечаев родился 20 сентября 1847 года в селе Иваново-Вознесенское Владимирской губернии. Внебрачный сын помещика Петра Епишева, а не «священника»[7], как докладывал о нем министр юстиций, являвшийся крепостным по рождению, позже Нечаев был усыновлен маляром Г.П. Павловым.
Все детство и небольшой отрезок юношества будущего революционера прошло в селе Иваново в условиях постоянного труда и крайнего обострения классовых противоречий в обществе. В это же время у Нечаева начинает формироваться ненависть к окружающему его буржуазно-капиталистическому обществу, уничижительно относящемуся к другим, более низким социальным классам.
В то время в Иванове очень сложно было получить даже начальное образование, особенно выходцу из крепостных. Однако в 1858 г. в Иванове открыли нечто вроде домашней школы .
Затем Нечаев продолжил заниматься самостоятельно, с целью освоить гимназический курс и поступить в университет. По мнению А.В. Гамбарова, именно тогда, на пути к намеченной цели, Нечаев воспитывает в себе огромную работоспособность, силу воли и настойчивость: « Чем тяжелее обрушивались на него всякого рода лишения, тем крепче закалялась его воля. Умение оказывать влияние на окружающих заставляло прислушиваться к нему людей, по возрасту значительно старше его»[8].
В августе 1866 г. в Петербурге Нечаев все-таки смог сдать экзамен и устроиться преподавать Закон Божий в Сергиевском приходском училище.
4 апреля 1866г. в Петербурге происходит событие исключительной важности, а именно - покушение Д.В. Каракозова, участника революционной «Организации» Н..А. Ишутина, на императора Александра II. С точки зрения А. Гамбарова, именно выстрел Каракозова сильнейшим образом повлиял на Нечаева: « Отныне все симпатии молодого Нечаева начинают концентрироваться исключительно вокруг вопросов политического характера»[9]. Как раз в этот момент он начинает серьезно задумываться о том, чтобы привнести какие-либо радикальные изменения в политический и общественный строй Российской империи, начать борьбу против представителей государственных верхов, в том числе и против самого императора, а затем, подняв народное восстание, устроить революцию и свергнуть царскую власть.
Собственно революционная деятельность Нечаева началась с участия в студенческих волнениях, проходивших в Петербурге с зимы 1868 г. по весну 1869 г.
О них В. И. Засулич, современница Нечаева, говорит так: «В декабре начались студенческие сходки. Собирались эти сходки на частных квартирах, всегда на разных, а на сходки ходило также человек 10–15 женщин» [10]. Судя по этим сведениям можно сделать вывод, что атмосфера в студенческой среде того времени была накалена до такой степени, что возникла действительная необходимость в сходках для обсуждении злободневных вопросов.
Нечаев, пристально наблюдавший за движением студенческих масс, прекрасно осознавал, что на почве возникших волнений легко могло произойти «полевение» студенческой массы. Он старался отвлечь внимание студентов от чисто академических вопросов в сторону вопросов политического характера и сформировать у них революционный настрой.
После нескольких громких выступлений Нечаева в студенческой среде произошло резкое расслоение на две взаимно враждебные группы. Одна из них, так называемая «радикальная партия» во главе с С.Г.Нечаевым, была за необходимость выступления на демонстрациях, которые «нужны для возбуждения духа протеста среди молодежи»[11].
В это же время Нечаев сошелся с дворянином П.Г. Ткачевым. В 1867 г. в Россию из-за границы проник №1 журнала «Народное дело» М.А. Бакунина. Судя по всему, из-за большого количества расхождений с «Программой» Бакунина, Нечаев в соавторстве с Ткачевым создает «Программу революционных действий», свой дебютный труд, посвященный революции. «Программа» следующим образом планировала подготовку и проведение революции: до мая 1869 г. основная работа должна концентрироваться в Петербурге, в Москве и других университетских центрах. С октября объединенные силы столичных и периферийной организации должны были начать действовать в «самой массе народа»[12].
Однако с декабря по январь Нечаев дважды был вызван в полицию. В. И. Засулич свидетельствует о том, 29 декабря 1869 г. Е. Аметистов, сожитель Нечаева и участник студенческих сходок, объявил: ««Идя сегодня по Васильевскому острову, я встретил карету, в которых возят арестантов, из ее окна высунулась рука и выбросила записочку. В записку была вложена другая на сером клочке бумаги; карандашом было написано рукою Нечаева: «Меня везут в крепость, какую — не знаю. Сообщите об этом товарищам. Надеюсь увидаться с ними, пусть продолжают наше дело»»[13]. Исходя из того, какой резонанс в студенческом обществе вызвала эта новость, можно смело заявить о том, что арест являлся не более чем провокацией. Слух о нем был пущен Нечаевым для того, чтобы сагитировать студенческую общественность на скорейшее образование революционных кружков и заставить общественность о себе заговорить. И, судя по словам В. Засулич, Нечаев добился своего, так «о нем заговорили повсюду»[14].
В апреле этого же года вдруг разразились беспорядки в университете, одним из инициаторов явился Езерский»[15]. Нечаевцы тут же подняли на них вопрос о студенческих правах, а Ткачев с Дементьевой напечатали воззвание под заглавием «К обществу…» в котором от лица всего студенчества говорилось, что «…протест наш тверд и единодушен, и мы скорее готовы задохнуться в ссылках и казематах, нежели задыхаться и нравственно уродовать себя в наших академиях и университетах…»[16].
Нечаев тем временем отправился 4 марта 1896 г. в Швейцарию. Судя по всему, он решил совершить поездку за границу для того, чтобы установить прочные связи с заграничными политическими эмигрантами и революционерами, а затем, заручившись их поддержкой, создать в России революционное общество, которое вызовет народное восстание внутри страны и приведет к свержению царской власти.
В Женеве Нечаев смог войти в доверие к М.Бакунину и Н.Огареву. Он выдал себя за революционера-мученика, который был схвачен жандармами, подвергся пыткам и в итоге смог убежать из Петропавловской крепости[17].
С помощью Бакунина Нечаев получил значительную сумму денег из Бахметьевского фонда Огарева, предназначавшегося для поддержки революционеров в России и мандат представителя фиктивного Комитета «Народной расправы» с подписью Бакунина. Судя по всему, эти деньги нужны были Нечаеву для того, чтобы летом 1869 года в Женеве издать первый номер журнала «Народная расправа».
Помимо прочего, по словам студента З. Ралли,«Нечаев имел лист, который озаглавлен был: подпись студентов, протестующих против всех условий, в которых они находятся»[18].
От Нечаева лист попал в полицию, после чего начались массовые аресты. Также, будучи в эмиграции, Нечаев рассылал из-за границы по адресам петербургских студентов антиправительственные прокламации и письма конспиративного содержания с той же целью. Судя по всему, он сделал это, прибегая к точке зрения, что чем больше арестуют непричастных людей, тем сильнее общество возбудиться против правительства. Именно тогда и начались аресты первых «нечаевцев»; под опалу попали Томилова, Антонова, Волховский, Н. Успенская, Е. Аметистов и многие другие, а именно те, кто составили позже вторую группу подсудимых по делу нечаевцев.
Затем, летом 1869 г. в типографии Чернецкого из-под пера С.Г. Нечаева выходит так называемый «Катехизис революционера» («катехизис» — наставление, поучение (греч.)). В нем раскрывается вся суть «нечаевщины», отношение автора к народу и обществу в целом, то, какие принципы руководили им в его действиях, и то, каким, по мнению Нечаева, должен быть настоящий революционер.
Снабженный подписанным Бакуниным мандатом, 3 сентября 1869г. Нечаев решил вернуться в Москву с целью восстановления здесь своих связей и образования первого кружка тайного революционного общества «Народная расправа». Это было необходимо Нечаеву для того, чтобы достичь своей цели – разрушительной народной революции.
В Москве первым делом Нечаев обратился к Петру Гавриловичу Успенскому, с которым он, по словам В.Засулич, «познакомился под вымышленной фамилией Павлова еще зимой»[19].
Успенский служил приказчиком в книжном магазине Черкезова и вместе с Ф.В. Волховским возглавлял кружок самообразования. По воспоминаниям А.И. Успенской (сестры В.И. Засулич), Нечаев показал ей и мужу печатный лист, «в котором было сказано, что он, Нечаев, является доверенным лицом от женевского революционного Комитета, имелась подпись — Михаил Бакунин, и была приложена печать с какой-то надписью»[20]. К бумаге была приложена печать с подписью: «Alliance revolutionnaire europeenne. Comite generale». Нечаев объяснил, что «Alliance» принадлежит к Интернационалу, и что он прислан в Москву дабы « организовать ветвь Великорусского отдела общества «Народной Расправы»»[21].
Судя по всему, Успенский даже не усомнился подлинности предъявленного ему мандата и в искренности намерений Нечаева. Он поселил гостя у своего товарища Н.С. Долгова в Петровскую земледельческую академии.
Через одного из студентов Петровско-Разумовской академии, Долгова, Нечаев познакомился с другими студентами: А.К.Кузнецовым, Ф.Ф.Рипманом и И.И.Ивановым»[22], которые в итоге образовали первый кружок «Народной расправы».
После этого Нечаев ознакомил их с «Общими правилами организации», которые были составлены им ещё в Женеве. В них говорилось, что каждый член организации должен после согласия с остальными членами, составить второй, второстепенный кружок из 5-6 членов, для того, чтобы деятельность организации постепенно расширялась[23]. Также основной принцип организации состоял в том, чтобы «не убеждать, а сплачивать те силы, которые уже есть налицо. Это исключает всякие прения, не имеющие отношения к реальной цели»[24]. Помимо этого, «устраняются всякие вопросы членов организатору, не имеющие целью дело кружков подчиненных»[25]. Последние два пункта правил очень хорошо демонстрируют властолюбие Нечаева и смутность его политической программы.
Нечаев сильно опасался неподчинения и несогласия со стороны остальных участников «Народной расправы», поэтому зачастую старался уклончиво говорить об истинных целях организации.
Итак, обязанностью каждого члена организации было ведение революционной агитации среди городского и сельского населения. С этой целью одна часть членов предназначена была для ведения агитации среди студенчества, другая – среди рабочих и третья – среди крестьян.
Помимо этого, кружок должен собираться два раза в неделю, где каждый составлял протокол всего, о чем говорилось на собрании, и передавал его Нечаеву[26]. Также каждому члену кружка необходимо было постепенно создать вокруг себя второй, второстепенный кружок[27]. Таким образом, можно сделать вывод, что основными занятиями тех, кто входил в революционную организацию, являлись вербовка, которая способствовала очень быстрому пополнению организации новыми членами.
По словам А. Кузнецова, тех, кто не поддавался уловкам Нечаева, он «обставлял таким образом: окружал их незаметно для них самих такими людьми, которые все старались уговорит не желавшего, давали понимать, что это нужно ради их же самих, ибо иначе народ, когда поднимется, истребит всех, кто не стоит в наших рядах»[28].
Кроме вербовки членов и писания протоколов, организация занималась распространением прокламаций, и первою была роздана прокламация «Народной Расправы».
Позже, в октябре было создано «Отделение», куда были переведены Иванов и Кузнецов как самые деятельные члены организации. Там, по свидетельствам В.И. Засулич, они познакомились с Прыжовым и Николаевым: «Николаев был существом особого рода. Крестьянский мальчик кончивший свое образование в сельской школе, он находился под сильным влиянием учителя этой школы, Орлова»[29]. Заявленной функцией Николаева стала деятельность в народе.
В тот же самый момент произошло то, чего Нечаев вряд ли мог ожидать: И.И. Иванов, переведенный в «Отделение», потребовал, чтобы вместе с ним и Кузнецовым туда же был переведен и Долгов[30], « начал кричать против самого Комитета, высказывал сомнение в самом его существовании и не стеснялся выражать свое недовольство за пределами Отделения, сеять сомнение и раздражение в членах кружков академии» [31]. К тому же, на суде И. Прыжов свидетельствовал о том, «Иванов, отказываясь слушаться Нечаева, отвечал смехом на предложение представить деньги, которые он собрал, дразнил этим Нечаева, доводя его до бешенства…» [32].
Основное столкновение между Нечаевым и Ивановым произошло, когда глава организации предложил расклеить написанное им воззвание «От сплотившихся к разрозненным» в кухмистерской и библиотеке Академии, так как ему не терпелось возбудить беспорядки. Иванов же возразил Нечаеву, сказав, что «люди останутся без еды и книг, возникнет недовольство, которое может перерасти в беспорядки», и что он «воспротивится расклейке воззвания»[33] ,
Таким образом, Иванов превратился в противника Нечаева, сделался неуправляемым и представлял собой реальную угрозу, способную разрушить все планы революционера, развалить организацию и выдать всех ее членов, включая самого Нечаева, правительству.
Тогда революционер собрал у себя Успенского, Кузнецова, Прыжова и заявил им о необходимости ликвидации Иванова как того, кто «вредит делу».
Естественно, что все трое отреагировали негативно на предложение Нечаева, так как для них это была чересчур радикальная мера борьбы с «препятствием, являющемся на пути организации»[34].
Однако вместо увещеваний Нечаев решил припугнуть собравшихся тем, что Иванов, образовав самостоятельную организацию, « примется все разбалтывать, вот-вот бросится доносить в III отделение…»[35].
Неудивительно, что после этого заявления Успенский, как главный приверженец Нечаева, более всех остальных увлеченный деятельностью «Народной расправы», перешел на сторону Нечаева.. «Прыжов в то время, когда условились совершить убийство, — писал в показаниях Николаев, — просил Нечаева и всех нас избавить его от присутствия при убийстве Иванова, говоря, что он стар и слаб; Нечаев же говорил, что это было необходимо для того, чтобы Прыжов нас не выдал»[36].
После того, как Нечаев переманил на свою сторону собравшихся, ему оставалось только придумать план по устранению Иванова.
«По Москве бродили слухи о типографском станке, куда-то спрятанном ишутинцами в 1866 году…»[37]- Судя по всему, Нечаев решил под предлогом поиска старой типографии заманить Иванова в глухой и безлюдный грот в парке Петровско-Разумовского, который, по словам В.И. Засулич, «находился в самом дальнем конце парка, в нескольких шагах от пруда и отделялся земляным валом от огибающей парк дороги»[38].
Дальнейшие события детальнейшим образом изложены в протоколе допроса П.Г. Успенского. Судя по его показаниям, около двух часов дня Николаев и Прыжов отправился за Ивановым к его знакомому, студенту Лау, а сам Успенский, Нечаев и Кузнецов - в Академию, в сторону намеченного ими грота, где остались ждать остальных 3-х членов организации.
« Наконец послышались шаги. Я задрожал и прислонился к стене Грота. Иванов и другие вошли. Начался какой-то шум. Кто-то закричал: "Не меня, не меня!!.." Оказалось после, что это кричал Николаев, на которого бросился Нечаев…» [39] Судя по всему, Нечаев в темноте грота спутал Николаева с Ивановым, который в то время уже со всех ног бросился бежать. Однако революционер нагнал его и опрокинул на землю. «Подошел Николаев и они что-то стали возиться с ним; кажется, душили его. Я и Прыжов стояли в стороне. Раздался выстрел… Нечаев говорил, что вынул револьвер Николаев…а выстрелил он…в голову. Иванов был убит, и я хотел привязать веревку с камнями к ногам, но не в силах был этого сделать. Кто-то выхватил их у меня и привязал»[40]. Далее, по словам В.И. Засулич, «тело убитого обвязали веревками с кирпичами по концам и бросили в озеро. На следующий же день Нечаев с Кузнецовым уехали в Петербург»[41].
Из всего вышеизложенного можно сделать вывод, чтобы убийство не было четко спланировано Нечаевым и его сообщниками. Здесь нельзя не согласиться с мнением Ф.М. Лурье, что « всё делалось наспех, непродуманно, без подготовки». Иначе бы в гроте Нечаев не спутал Николаева с Ивановым, и не было бы такой суеты, которая уже тогда могла привлечь внимание случайных прохожих. По показаниям Успенского видно, что убийство совершили Нечаев и его верный подручный Николаев, который подчинялся любому приказу революционера. Остальные же просто находились в сговоре с Нечаевым.
Это событие как нельзя лучше продемонстрировало всю суть Нечаева и «нечаевщины», заключающуюся в готовности пойти на всё, что угодно, даже на убийство невинного человека, ради собственных убеждений и целей.
Нельзя не согласиться с мнением В.В.Витюка о том, что «убийство товарища являлось фактически единственным реальным действием Нечаевской организации» за весь период ее существования. Именно это действие, во-первых, всколыхнуло общественность не только в России, но и по всей Европе, во-вторых, обернулось крахом для существования «Народной расправы» и революционных планов Нечаева, в-третьих, дало толчок для подготовки правительством и III отделением процесса нечаевцев, крупнейшего судебного разбирательства в России XIX века.