Главная | Обратная связь

Кто определяет курс?

В кресле самолёта я закрыл глаза. Курс самолёта определён чётко. Он направлялся в Москву. Курс своей дальнейшей жизни мне ещё предстояло определить. А думалось больше о предпринимателях.

Сейчас многие всё ещё продолжают считать предпринимателей людьми, непременно торгующими, скопившими первоначаль­ный капитал каким-то нечестным путём и преумножающими его за счёт окружающих.

Конечно, как и среди разных слоёв нашего общества, есть разные люди и среди предпринимателей.

Однако, находясь в гуще событий предпринимательской жизни с самого начала перестройки, смею утверждать, что предприниматели первой волны в своём большинстве делали первоначальный капитал за счёт поиска нестандартных решений в выпуске новых или дефицитных товаров, услуг, бо­лее рациональной организации производ­ствен­­ных процессов.

Способности большинства советских и российских предпринимателей — делать деньги с нуля и даже без кредитов.

Ведь заводов приватизированных, как у последующей волны, у первых предпринимателей не было. Вот и вынуждены были первые предприниматели головой думать да на везение надеяться. И делались деньги с нуля. В качестве доказательства приведу примеры из собственной практики.

Деньги с нуля

Ещё до перестройки я руководил небольшой бригадой фотомастеров. В неё входили лаборанты фотоателье, разъездные фотографы. Зарплата и приработок были у всех и позволяли иметь средний по тем временам достаток. Все получали процент от выручки. Хотелось большего.

Но для этого необходимо резко поднять выручку, увеличить количество клиентов. Мне удалось найти решение. Им и сейчас желающие могут воспользоваться. Однажды на загородной трассе спустилось колесо моего горбатого «Запорожца».

Пока камера вулканизировалась, я смотрел на проходящие одну за другой машины и думал: «Какая была бы колоссальная выручка, пожелай владельцы этих машин сфотографироваться!» Через несколько минут в голове созрел план, который впоследствии был осуществлён и увеличил выручку коллектива в четыре раза.

Происходило это так — у трассы вставал фотограф с фотоаппаратом. У него были два помощника с зелёными повязками на рукавах и с эмблемой на них — «СБ» (служба быта). В руках жезл Госавтоинспекции. Водители останавливались, думая, что это «зелёный» или ещё какой-либо патруль.

Узнав, что им всего лишь предлагается бытовая услуга и никто не собирается придираться, наказывать, проверять, с удовольствием вставали у передних номеров своих машин фотографироваться. Сообщали адреса, куда фотографии высылать наложенным платежом. Нужно было вставать у номеров, чтобы адрес потом не спутать.

Такой услугой были перекрыты все крупные трассы, ведущие к Ново­сибирску, в течение полугода. Потом ­машины стали часто попадаться, уже получившие такую услугу. Но за эти полгода бригада успела заработать довольно приличную сумму денег.

Потом я придумал операцию фотосъёмки частных домов с текстом, как на открытках: «Мой дом родной», «Отчий дом» и т. п.

Бригада перефотографировала огромное количество домов. Спрос был очень большой. Поэтому фотограф не спрашивал желания; приехав в населённый пункт, просто шёл по улице и фотографировал все дома.

Потом почтальоны разносили фотографии и собирали деньги. Люди отправляли эти фотографии своим детям. Многие говорили, что они вызывают желание у детей приехать погостить.

У объединения «Новосибоблфото» возникали проблемы с выплатой зарплаты бригаде, так как она, по мнению администрации того времени, превышала все разумные пределы, но поделать ничего не могли, так как процент от выручки был у всех одинаков.

С первых дней перестройки наша бригада отделилась от объединения. Из неё и образовался самостоятельный кооператив. Меня избрали председателем.

Теперь можно было работать более свободно, сформировать первоначальный капитал и заняться более масштабным делом. Я стал думать, чтобы ещё такого предпринять для увеличения дохода фирмы?

Однажды разговорился со своим знакомым из Института теоретической и прикладной механики. Он жалуется:

— Зарплату задерживают, лабораторию хотят расформировать. Куда идти, что делать? Никому мы теперь не нужны.

— А что твоя лаборатория делала раньше? — спросил я.

— Плёнку термоиндикаторную, теперь и она никому не нужна.

— Для чего эта плёнка?

— Для разного, — отвечает. И достаёт из кармана кусочек чёрной плёнки. — На, — говорит.

Я взял кусочек этой плёнки, а он, кусочек, вдруг весь позеленел под моим пальцем. Я его даже отбросил.

— Что за гадость такая? Зеленеет. Надо руки помыть, — говорю я ему. А он мне и отвечает:

— Не беспокойся, она просто под воздействием температуры твоей руки цвет поменяла. Она так реагирует на изменение температуры. Если бы температура была выше нормы, плёнка бы покраснела. При нормальной температуре тела плёнка имеет вот такой зеленоватый окрас.

Идея созрела быстро. Фирма стала выпускать плоские термометры и стресс­индикаторы. На красиво разрисованной картонке с квадратиками разных цветов, напротив которых стояли цифры градусов, соответствующие цвету, наклеивали кусочек плёнки, и получалось изделие.

Реализовывали мы свою продукцию через систему государственной торгпосредконторы по многим регионам тогда ещё не развалившегося Советского Союза.

Коллектив кооператива расширился. Зарплата у всех получалась очень приличная. Начал скапливаться тот ­самый первоначальный капитал в кооперативе. Лаборатория институтская тоже в накладе не осталась, так как деньги стала приносить институту.

Мы две машины для кооператива приобрели, аппаратуру. А тут случай помог сделать неимоверный рывок.

Как-то прихожу днём в контору кооператива и вижу: на одном телефоне секретарша моя слушает и что-то записывает, на другом — уборщица. В конторе всего два телефона и было. Они только трубку на рычаг, как снова звонок. Потом секретарша говорит:

— Третий час звонки не прекращаются! Один за другим, без перерыва. Все просят наши термометры и стресс-индикаторы. А один ругался, говорил, что мы жлобы доперестроечные. Если хотим цену повысить, он готов по повышенным ценам партию закупить. Все просят большими партиями. Готовы даже предоплату нашему кооперативу делать.

В начале перестройки в нашей стране, как вы помните, был рассвет китчевой продукции. Спросом пользовались раз­ные пластмассовые клипсы, плакаты, календарики с полуобнажёнными де­вушками. Все хватали это как полоумные.

Наша продукция на таком фоне, конечно, выглядела суперновинкой. Но ведь выпускали мы её уже полгода, а тут вдруг такое резкое увеличение спроса, прямо ажиотаж. Что-то произошло, но что?

Оказалось, накануне этого дня, вечером, по Центральному телевидению комментатор-международник Цветов, рассказывая о Японии, сказал: «Японцы — народ изобретательный», а потом в качестве примера показал японский стресс-индикатор. Он был похож на наш. Так я впервые на практике узнал о значении рекламы, и понял что такое — везение!

Цех нашего кооператива работал в три смены. Упаковку, обрезку, доработку продукции делали на квартирах наёмные работники. Доход неуклонно возрастал. Приобрели прогулочный теплоходик.

Я решил выпускать ещё и сеялки для фермерского хозяйства. Зафрахтовали большой пассажирский теплоход для организации бизнес-туров, торговых экспе­диций в районы Крайнего Севера.

Разрушающая сила

Возглавляя свой первый кооператив, я смог убедиться на практике, какой разрушительной силой, сокрушающей любое материальное благосостояние, может стать нарушение человеческих взаимоотношений, нетерпимость друг к другу.

Потом узнал, что именно по этой причине распадаются многие коллективы. А начаться всё может из-за пустяка.

Так это и произошло в моём первом кооперативе. Раскололо его, заодно разрушив и несколько семей. До сих пор не могу понять, как противостоять этой силе, возникающей спонтанно и не поддающейся здравому смыслу!

Началось всё с того, что я решил приобрести загородный дом с усадьбой. Поручил сделать это исполняющему обязанности завхоза и снабженца кооператива Алексею Мишунину. Он офор­мил все необходимые документы купли-продажи. Я поехал, посмотрел.

Большой дом, двадцать соток земли, баня, гараж, теплица. Лишними, правда, были овцы и корова, но Мишунин сказал, что хозяевам нужно было уезжать и они хотели продать всё сразу. Корм для коровы есть, с женщиной из посёлка, которая будет приходить доить, он уже договорился.

Через день я собрал собрание членов кооператива. Сообщил о приобретении. Пояснил цель приобретения. Этот дом предназначался для приёма гостей, отдыха членов кооператива, проведения праздников. Необходимо было всем вместе всё благоустроить в хозяйстве, сделать ремонт в доме, модернизировать кухню.

Мужская половина кооператива поддержала идею с большим воодушевлением. Но женщины стали о чём-то шушукаться между собой. Неизвестно, кто из них зародил крамолу. Их шушуканье подытожила, взяв слово от имени женщин, моя жена, сказав, что я и мужчины кооператива переступили все мыслимые границы приличия по отношению к женщинам.

— Мы, наравне с вами в кооперативе работаем, — выступала она, — потом: по дому уборка, на кухне у плиты каждый день, с детьми. Вам этого мало? И теперь вы хотите, чтобы мы ещё и в этом загородном хозяйстве ишачили, ремонт делали, а потом приёмы ваши, попойки обслуживали?

И понеслось... Женщины выплес­кивали на мужчин кооператива свои личные семейные и иные неудовлетворённости. Это я понял, когда одна из них выкрикнула:

— Вам только в домино стучать да в телевизор пялиться.

А в кооперативе нашем никто из мужчин вообще в домино не играл. Это её муж, пожарник, играл. У нас он не работал. Но особенно «понесло» жён работников кооператива. Одна вообще с дуру прямо при всех выпалила своему супругу:

— От тебя потом да дешёвыми сигаретами всегда воняет (он «Приму» любил курить), так теперь ещё и навозом будет вонять!

Наступила пауза. Муж сдавленно воздух глотает, покраснел и произнёс:

— Я специально навозом пропахну. Специально, чтоб ты, похотливая, не лезла ко мне.

Она в слёзы. Женщины — утешать тут же, обиженную. И ещё сильнее их «понесло». Разные обидные слова стали выкрикивать. Женя Колпаков у нас работал. Изобретал разные приспособления, увеличивающие производительность, ремонтировал всё что угодно. А они ему:

— Изобретатели тут у нас есть, да после таких изобретателей — уборки на год!

Они и до политики добрались:

— Горбачёв выступает, а Раиса Максимовна за него всё решает.

Я объявил перерыв. Думал, что все как-то образумятся. После перерыва все расселись, внешне сдержанные, но внутренне чувствовалось напряжение. Моя жена от имени женщин с напускным спокойствием, с ехидцей сделала заявление-ультиматум.

— Конечно, если вам хочется загородную резиденцию, пожалуйста, но ни одна женщина туда и ногой не ступит. Значит, она будет только ваша. А так как деньги общие и без нас вы не имеете права их тратить, в компенсацию отдайте нам одну из легковых машин с водителем, специально для домашнего хозяйства. Мы по очереди ею будем пользоваться.

— Отлично, — раздалось со стороны мужчин,— подавитесь! Да что угодно отдадим, лишь бы вы там не появлялись!

— Они Мань колхозных найдут в деревне.

— Да пусть ищут. Маньки быстро разбегутся. Кому они нужны!

Никто из мужчин, чьи жёны работали в кооперативе, домой в этот раз не поехал. Была пятница, и мы отправились на нашу «фазенду».

Всё там осматривали, строили планы по благоустройству. В субботу баньку затопили. Женщина местная по просьбе Мишунина пришла корову подоить. Мы смотрели, как она это делает. Приятно было.

Корова спокойная, не вертлявая. Наша теперь. Женщина предупредила, что приходить доить сможет не всегда. Надо ещё кого-то подыскать.

К вечеру в баньке мы помылись, сами себе ужин приготовили. Стол получился отличный! Мишунин рыбу пожарил. Выставили пиво, водку. Сели ужинать. И вдруг слышим: «Му-у-у». Это корова.

Встали и пошли в сарай. Время доить, а женщины-доярки нет. Стоим мы, восемь мужчин, перед коровой и не знаем, что делать.

Вообще, кто бы объяснить смог, что иногда с людьми происходит при виде животных. Живёшь-живёшь нормально, ни на каких там зверюшек внимания не обращаешь.

И вдруг попадаешь в ситуацию, когда появляется в доме зверюшка, кошка, собака или ещё кто-то, и вдруг возникают к ней чувства у человека, словно к ребёнку. Беспокоишься, переживаешь. Откуда это?

Может, действительно первый человек Адам, когда Бог поручил ему определить предназначение всех тварей, смотрел на них, когда определял, с любовью, и осталась эта любовь в наследство, сидит где-то глубоко и проявляется время от времени.

Так или нет, неизвестно. Только у всех у нас возникло к этой корове какое-то чувство, да и она к нам тоже что-то почувствовала. А от этого вот что получилось. Серёжа Ходоков говорит:

— Ей, наверное, молоко вымя разрывает. Надо что-то делать.

На Мишунина набросились. Зачем, мол, корову приобрёл! И в то же время продавать её жалко: за день как-то привыкли к ней, как к родной.

Корова смотрит на нас грустными глазами, молчит. Потом голову в мою сторону вытянула и промычала: «Му-у-у». Как-то просяще промычала, и я сказал Мишунину:

— Приступай к доению немедленно, раз приобрёл!

Мишунин быстро принёс подойник, платком повязался, женщиной-дояркой оставленным, и полез через загородку к корове. Нас попросил не уходить. А то мало ли что. Она его подпустила, позволила доить. Мы корове попить принесли, сена подкладываем, хлеба даём. Мишунин доит.

Сначала плохо у него это получалось, струйки слабые были, мимо ведра иногда попадали, потом получше стало получаться. Минут пятнадцать прошло, а струйки всё не кончаются. Мишунин почему-то шёпотом сообщает:

— Пот. Пот мешает.

Собрали мы носовые платки у кого были, и Серёжа Ходоков полез за загородку, пот у Мишунина со лба вытирать. На корточки рядом с ним присел, смотрит, как доение идёт и вытирает время от времени пот со лба Алексея. И вдруг, слышим возмущённый шёпот Сергея:

— Ты что же это делаешь? Ты же корову портишь! С правой руки у тебя хорошая струя, а от левой в три раза меньше. Ты же ей вымя так можешь ско­со­бочить.

— Пальцы, — шепчет Мишунин,— пальцы на левой руке немеют. Ты бы помог лучше.

Серёжа Ходоков подобрался к корове с другой стороны, и они стали выдаивать корову вместе. Примерно через полчаса, может больше, они надоили целый подойник.

Мы пили за ужином парное молоко, и оно казалось нам лучшим мо­локом, которое мы пробовали за всю нашу жизнь.

Рано утром нас разбудила женщина-доярка и удивлённо сообщила, что пыталась подоить утром корову, но та её непонятно почему не подпускает. Мы опять пошли все в сарай. Сделали всё, как вечером, и корова стала доиться.

— Надо же, — говорит женщина, — раз уж вы понравились корове, теперь сами и доите её. Такое бывает. Одних коровы подпускают, других — нет.

А наша корова оказалась очень привередливой. Мало того что она не подпускала никого из нанимаемых нами доярок, так она ещё всё время требовала во время дойки, чтобы кто-либо из нас у её морды стоял и подкармливал, разговаривал с ней, а доить должны были сразу двое.

Следовательно, на каждую дойку мы по трое должны ходить. Так и распределились — по трое. Думали, пока не продадим. Но по посёлку быстро разнеслась молва, что корова наша привередливая.

Покупатели придут, подоить попробуют — не ­получается. И отказываются брать её, даже за бесценок. Правда, я ещё условие ставил, чтобы не убивали её на мясо. Мы пригласили ветеринара, а он говорит:

— Такое, мужики, бывает. Животное к кому-то привыкнет, другого долго может не подпускать. И что вас угораздило приручить её к такому?

Ничего он нам толкового не посоветовал, да ещё сообщил, что наша корова стельная, беременная значит. Надо, когда время подойдёт, приготовиться к приёму родов. Время ветеринар указал примерное. Признаком его приближения будет отсутствие молока.

Так как мужчины вынуждены были дежурить по трое, мы много времени проводили на «фазенде». И ночевать там приходилось.

Убедиться в существовании проблем с коровой наши жёны не могли, так как дали слово, что на «фазенду» ни ногой, и считали рассказы про корову отговоркой.

Женщины и жёны, работавшие в кооперативе, совсем потеряли над собой контроль. Стали отпускать шуточки непристойные. Та, что говорила о плохом запахе своего мужа, сказала:

— Только таким извращенцам могла попасться такая извращённая корова.

Он ей ответил:

— Лучше буду всю жизнь доить молчаливую корову, чем слушать твои дурные речи.

А потом совсем переехал жить на «фазенду», позже развёлся. Женился на деревенской молодой женщине с ребёнком, стал неплохим фермером.

Корова перестала давать молоко. Мы, по совету ветеринара, всё приготовили к родам. Но корова родила самостоятельно и без проблем. Родила бычка. Красивого очень. Когда пригласили ветеринара, он посмотрел и сказал:

— Надо же. Делать ничего не надо. Она сама всё сделала. Теперь чистоту только поддерживайте. Кормите хорошо.

Впоследствии нам удалось отдать в хорошие руки корову и бычка. Мы ходили смотреть, каким красавцем он стал, наш бычок. И с коровой всё определилось. И сейчас о ней вспоминается. Интересно, вспоминает ли она нас. С коровой-то определилось, а вот взаимопонимание в кооперативе восстановить не удалось.

Тогда я разделил кооператив, организовав ещё одну фирму. Сам на зафрахтованном теплоходе стал уходить в длительные коммерческие рейсы по реке Оби на север. В перерывах между рейсами проводил бизнестуры для российских и иностранных предпринимателей.

Для себя отметил, что непременным залогом успеха являются, среди прочего, взаимопонимание в коллективе, вера в способности не только свои, но и каждого. Вера в окружающих умножает любые способности.