 |
|
ВАСИЛИЙ. АНДРЕЕВИЧ ЖУКОВСКИЙ.
ЭСТЕТИКА
КОНСПЕКТ ПО ИСТОРИИ ЛИТЕРАТУРЫ И КРИТИКИ
§ 168. Со времени Аристотеля несчастные развязки почитаются самыми трагическими. Впоследствии узнали, что горестное чувство, ими оставляемое в сердце, не само по себе, не одно составляет совершенство трагического искусства. Надобно, чтобы сие впечатление было смешанное, соединенное с некоторою приятностью, которая бы услаждала горечь его. Говорят, что несчастная развязка оставляет на душе чувство горести, с которым приятно выходить из театра. Согласен, но это бывает только тогда, когда поэт умел сделать рану не столь чувствительною, когда отчасти, залечил ее. Жалость должна наполнять, а не мучить душу. Для нас приятнее жаловаться на одну судьбу; но мы не любим иметь впечатлений, не согласных с справедливостью (justice), которой никогда не должно оскорблять на театре. Когда развязка совершенно противна сему чувству, тогда и горесть, нами ощущаемая, терзает душу и совсем ей неприятна.
§ 169. Очень выгодно соединять драматическую басню с историей? и переносить зрителя в такую эпоху, которая бы возбуждала в нем воспоминания.
§ 170. Великие преступления должны быть возвышены великостью планов и силою характера. Должно услаждать удивлением то, что может быть отвратительно в чрезмерном ужасе.
§ 171. В иных сюжетах невозможно сохранить беспрестанной прогрессии интереса, которая больше почитается совершенством, нежели положительным правилом.
§ 172. Одно из первых правил трагедии состоит в том, чтобы скорее овладеть зрителем и заставить его принимать участие во всем, что должно занимать его в продолжение пиесы. Первые впечатления суть самые важнейшие; надобно производить их в ту самую минуту, когда душа зрителя открывается для приятия всего, что захочешь вложить в нее.
§ 173. Драматический поэт, нашедши настоящую дорогу к сердцу, не должен сбиваться с нее ни на минуту. Зритель не требует рассеяния; поразив его в одно место, продолжай раздражать беспрестанно рану; не давай ему опомниться. И если простые сюжеты всего способнее для сохранения сего единства в производимых впечатлениях, то они больше всех других требуют сил и истинного пламенного трагического слога, которого тогда ничто заменить не может; если они не охлаждаются эпизодами, то могут быть охлаждены слабостью разговора, недостатком действия,- вставочными сценами (detemplipage), что есть совершенно то же или еще хуже.
§ 174. Должно уметь заставить зрителя дожидаться с нетерпением прибытия главного лица трагедии.
§ 175. На театре лицо, которое воображаемо и которого характер угадываем воображением, должно всегда отвечать сему идеалу.
§ 176. Ничто так не противно сцене, как сии нетвердые, неопределенные характеры. Я хочу знать, чего ты хочешь, и надобно, чтобы ты силою своего желания заставил и меня в нем участвовать.
§ 177. Должно, чтобы всякое несчастие интересного лица, представляемое в развязке драмы, было соединено с некоторым услаждением для зрителя.
§ 178. Поэт только в первом акте может приготовлять свои пружины. Они должны начать действовать со второго акта.
§ 179. Чудесное может входить в трагедию только с некоторыми условиями. Его употребляют двояким образом: как средство или в самом действии. И древние и новые употребляли первого рода чудесное; последнее между нами не столь обыкновенно. Гораций требует, чтобы сверхъестественные пружины употреблялись только в самых необходимых случаях и для причин, которых бы важность соответствовала их чудесности. Чудесное, основанное на идеях религии, принятых во всяком народе, не противно их рассудку, ни театральным приличностям, но всякое чудо в трагедии не иначе может быть употреблено, как в таком случае, когда ничто другое не может занять его места и когда зритель может желать небесной помощи, потому что средства человеческие недостаточны.
§ 180. Я не думаю, чтобы тень могла быть представлена перед многочисленным собранием: сия многочисленность уменьшает действие ужаса, потому что его разделяет.
§ 181. Слог, изображение характеров и блеск поэзии может некоторым образом заменить недостаток действия, потому что занимает внимание, но эта замена вообще очень слаба и не дает успеха трагедии.
§ 182. Монолог приличен тогда, когда лицо, занятое критическим положением, может само с собою рассуждать и рассуждать долго. Это в натуре.
§ 183. Дескриптивные эпизоды в трагедии, если они не принадлежат к самому действию, вообще не нужны и производят монотонию.
§ 184. Та страсть, которою хочешь занимать зрителя, должна быть главною или лучше единственною в трагедии. Две страсти могут быть представлены только в сражении. В противном случае одна будет мешать другой и непременно которая-нибудь из двух должна казаться лишнею: внимания разделять не должно.
§ 185. Соединение всех происшествий в трагедии, так что одно производит другое, и неоставление пустоты в действии способствуют утверждению правдоподобия драматической басни и придают всему образ истины.
§ 186. Зрителю не должно ничего рассказывать.
§ 187. Выдумать запутанную интригу не трудно: такого рода искусство всякой иметь может. Сии интриги французы называют imbroglio.
§ 188. В первом акте, который должен заключать в себе экспозицию и основание всех последующих, можно меньше думать об эффекте, нежели о твердом положении нужных оснований; иногда одно обстоятельство экспозиции, вышедшее из памяти зрителя, лишает самые решительные сцены их действия, ибо сему действию обстоятельства сии служили основанием или поводом; следовательно, они не должны быть пренебрегаемыми.
Что такое вкус? Чувство и знание красоты в произведениях искусства, имеющего целию подражание природе нравственной и физической. Научась живее чувствовать красоты подражания, мы необходимо становимся чувствительнее и к красотам образца. Человек с образованным вкусом (который всегда основывается на чувстве и только управляем бывает рассудком) должен быть и в своей нравственности выше необразованного. Критика, распространяя истинные понятия вкуса, образует в то же время и самое моральное чувство; добро, красота моральная в самой натуре, отвечает тому, что называется изящным в подражаниях искусства; следовательно, с усовершенствованием одного соединяется и усовершенствование другого. Из всего, мною сказанного", можете заключить, что звание критика и весьма важное и весьма трудное. Вот идеал, составленный мною о его характере: истинный критик, будучи одарен от природы глубоким и тонким чувством изящного, имеет проницательный и верный ум, которым руководствуется в своих суждениях; чувство показывает ему красоту там, где она есть, во всех ее оттенках и самых нежных и самых нечувствительных; рассудок определяет истинную цену ее и не дает ему ослепляться ложным блеском, иногда заменяющим прямо изящное. Он знает все правила искусства, знаком с превосходнейшими образцами изящного; но в суждениях своих не подчиняется рабски ни образцам, ни правилам;- в душе его существует собственный идеал совершенства, так сказать, составленный из всех красот, замеченных им в произведениях изящного, идеал, с которым он сравнивает всякое новое произведение художника, идеал возможного, служащий ему верным указателем для определения степеней превосходства.
Фридрих Ницше