Главная | Обратная связь

Из бара Гарри к тайнам тантрической сублимации

Люди, обретающие доступ к глубинным корням своей свободы, могут полностью изменяться

Питер Кёстенбаум, Экзистенциальная сексуальность

Бар Гарри – сказал мой сорокалетний друг Кларк – это лучший бар для знакомств в Сан Франциско: негромкий джаз, бармены, похожие на розовощеких бывших игроков в регби, темная мебель, зеленые стены, и слегка потускневшие зеркала, отражающие образы энергичных людей, которые прекрасно проводят время.

Сидя за столиком в углу, мы смотрели в зал и думали: Действительно ли им так весело? Более внимательный взгляд открывал 6е столь однозначный образ. Под готовой улыбкой скрывалось личное одиночество; под цветущей энергичностью – усталость от поисков; в дружеской атмосфере – боязнь инфекции. В то же время, на еще более глубоком уровне таилась явная надежда на что-то, что могло бы действительно получиться; вера во встречу с особым кем-то, где-то – (быть может, сегодня вечером); желание давать и создавать с этим кем-то – страсть, любовь, полноту, жизнь вместе, или, по крайней мере, ночь.

Глядя вокруг, мы вспоминали безрассудную сексуальность шестидесятых, дух Вудстока, и поиск более глубоких ценностей, который вдохновлял те времена. Целью было иметь больше сексуально вознаграждающих отношений, чем, по нашему мнению, имели наши родители. Освободившись от их репрессивных убеждений, мы полагали, что стоим на пороге нового века мира и просвещения; и основой этой утопии был секс. Нашим боевым кличем было «Занимайся любовью, а не войной!».

Эта «новая сексуальная свобода[С1] », зачатая в идеях Фрейда, родившаяся в шестидесятые годы, и борющаяся за выживания в девяностые, здесь, в баре Гарри, казалась нуждающейся в более прочном духовном руководстве. Но руководстве откуда? Кларк спрашивал, дало ли мне какие-либо ключи мое изучение восточной философии. Следует ли мне рассказать ему о тантре? Будет ли он действительно заинтересован? Кларк воспитывался на сексуальных ценностях шестидесятых, и я никогда раньше не слышал, чтобы он собирался от них отказываться.

В своих путешествиях Кларк слышал рассказы об экзотических сексуальных позициях тантрической йоги, вымышленные сообщения о мощных сексуальных стимуляторах и оргазмах, длящихся часами. Но это внешние аспекты тантрической сексуальности. Когда я рассказывая ему о скрытой стороне тантрической сублимации, его задумчивый взгляд заставлял меня задавать себе вопрос – возможно, даже здесь, у Гарри, есть много других людей, которые захотели бы узнать об этих таинственных фактах жизни.

Возможно, недавний интерес к «новому целибату» Гэбриел Браун, призыв Джермины Грир к возврату уважения к девственности, и догадки Джорджа Леонарда относительно конца несерьезного секса и начала «высокой моногамии», отражают движение маятника в противоположную сторону от вседозволенности. А на более возвышенном уровне, есть убедительное разоблачение Мишелем Фуко полнейшей претенциозности движения за сексуальное освобождение, его критика scientia sexualis (нашей биомедицинской науки о сексуальном желании), и его призыв к более эстетическому и духовному ars erotica (искусству телесного наслаждения). Фуко ошеломляет своих читателей, говоря, что «сексуальное желание стало более важным, чем наша душа» (Введение, стр. 156).

Если мы повернем эту карусель на столетие назад, то обнаружим, что именно «истеричные женщины» заставляли Фрейда рекламировать ныне знаменитое сексуальное решение проблемы: «Нам достаточно хорошо известно единственное лекарство от этого недуга» -- пишет Фрейд (Freud, 1977), цитируя знаменитого венского гинеколога Кробака – «R. penis normalis dosim repetatur» (стр. 938) (один нормальный пенис неоднократно).[2]

В достаточных дозах. Весьма вероятно, что при небольшом тантрическом просвещении, люди, собирающиеся в баре Гарри, могли бы открыть это тантрическое измерение глубокой связи друг с другом – связи, отводящей энергетический разряд, но обеспечивающей «несексуальное» удовлетворение потребности в близости, которой, в ином случае, можно было ожидать или надеяться достичь в постели. Как комментирует Гэри:

До того, как я это попробовал, я бы никогда в это не поверил. Когда я держал Бет, мы начинали дышать вместе, и мое сосредоточение становилось поглощенным нашим синхронным дыханием. Мы были как один живой организм, и когда мы разделялись, это чувство становилось более глубоким.

Рассматривая эротический целибат, мы походим к чему-то, что ново для большей части нашей культуры. Некоторые люди, возможно, сочтут его «чудачеством», хотя его практиковали на протяжении тысячелетий; другие могут считать его эмоционально бесплодным, хотя соответствующая литература полна страстными описаниями блаженства. Для любого личного контакта с реалиями брахмачарьи необходима непредвзятая открытость.

От предвзятых суждений трудно отказываться, и, в общем смысле, секс, как правило, будет представляться более привлекательным, чем тантрическая сублимация – не потому, что первый предпочтительнее последней, а потому, что секс имеет дело с эмоциональными градиентами желания. Если рискнуть сравнивать, то можно было бы сказать, что сублимация в большей степени имеет дело с эмоциональными градиентами глубины.

Для некоторых людей, эпизоды этой книги, описывающие эротику сублимации, будут бледнеть по сравнению с желанностью обычного секса, но с точки зрения глубины они будут брать свое. Это не значит, что секс не может быть глубоким, или что в брахмачарье недостает страстных желаний. Страсть сублимации нередко может оказываться не менее горячей и вдохновляющей, чем страсть, вдохновляющая секс. Тим описывает, как сублимация оживляет йогу:

Я удерживал позу лука и ощущал эту дрожь, а потому сдавался и начинал переходить из одной позы в другую в ее собственном ритме, как в сексе, но в этом движении было спокойствие. Я ни о чем не думал, и просто наблюдал, как все это происходит.

Чтобы понимать, что происходит в этих тантрических переживаниях, мы должны чувствовать их слегка иными средствами восприятия, чем те, что обнаруживают сексуальную желанность. Мы должны использовать средства восприятия, которые способны чувствовать, возможно, «менее желанный», но более глубокий эротический опыт полного отсутствия желания, например, пробуждение глубоко дремлющей энергии в позвоночнике, или полные печали сердечные оргазмы, которые могут возникать в медитации с задержкой дыхания.

В такой культуре, как наша, в столь значительной степени основанная на определении, удовлетворении, и даже создании желаний, глубина будет подвергаться еще большей маргинализации. Мы видим рекламу с сексуальным кем-то, уезжающим в блестящем «Мерседесе» к пылающему закату, и с вожделением вспоминаем машину. Мы забываем мистическую глубину заката, и даже подробности внешности водителя. В наших мыслях остаются лишь те черты, которые казались нам желанными. Невыразимые красоты и качества служили просто оформлением для сексуальной красной машины. Мы хотим вещей, которые заставляют нас чувствовать желание – такова природа желания. Быть может, пора так же стремиться к глубокому, как мы стремимся к желанному.

Поскольку мы стараемся узнать что-то новое о теме секса, о которой, как нам, возможно, кажется, мы уже знаем очень много, тут вдвойне важна открытость. Без отношения простодушного начинающего, мы просто продолжаем интерпретировать подлинно новый опыт, приводя его в соответствие с тем, что нам уже известно. Человек может думать: «А, это просто йога!», и при таком подходе, в конечном итоге, не открывать ничего, или почти ничего нового. Каждая страница этой книги будет требовать непредубежденного любопытства.

Вот провоцирующие вопросы, которые вдохновляют наше ars erotica:

Как много близости, наслаждения, и интенсивности мы готовы переживать в качестве все углубляющейся самоцели, не интерпретируя ее как желание секса и оргазма?

Если мы продолжаем оставаться в этом модусе в одиночку или с кем либо очень долго, то чего мы можем ожидать? Что ценное мы могли бы открыть, месяцами или даже годами занимаясь многочисленными физическими и медитативными практиками в качестве общего подхода к эротическим влечениям и чувствам?