Главная | Обратная связь

ПЕРЕМЕНА - НА ПОЛЬЗУ И ВО ВРЕД

Джон.Расскажите подробнее об этих по-настоящему здо­ровых семьях, которые исследуются. Что именно отличает их от прочих семей?

Робин.Разное. Но главное - они прекрасно подготовле­ны к переменам.

Джон.К плохим?

Робин.Нет, ко всяким.

Джон.Ну, а что особенного - ступить за поворот к лучшему?

Робин.Вы, наверное, удивитесь, но ученые обнаружили, лю-I бые перемены ведут к стрессу. Познакомьтесь вот с таблицей.

Событие	Острота стресса Оценка в баллах
Смерть супруга/супруги
Развод
Расставание супругов
Тюремное заключение
Смерть кого-то из близких
Несчастный случай, болезнь
Женитьба (замужество)
Увольнение с работы
Воссоединение супругов
Выход на пенсию
Ухудшение здоровья кого-то из близких
Беременность
Сексуальные затруднения
Пополнение семьи

Скиннер, Д. Клииз. Семья и как в ней уцелеть. М. 1995.

Поступление на работу
Изменение материального положения
Смерть близкого друга/подруги
Переход на другую работу
Семейные ссоры стали чаще/реже
Долг свыше $10000
Возвращение долга/ссуды
Ответственность на службе повысилась/понизилась
Сын или дочь покидают семью
Ссора с родней мужа/жены
Успех
Жена идет работать/оставляет работу
Начало/конец школьных занятий
Изменения условий жизни
Изменение старых привычек
Неприятности с руководством на службе
Изменение продолжительности или условий работы
Перемена места жительства
Перемена школы
Перемена в развлечениях
Изменение в деятельности религиозного
Увеличение/снижение общественной активности
Долг менее $10000
Изменение привычек, связанных со сном
Семейные праздники отмечаются чаще/реже
Изменение режима питания
Каникулы/отпуск
Рождество
Незначительное нарушение закона

Как видите, смерть супруга или супруги является наи­сильнейшим .стрессом, это 100 баллов. Чем больше бал­лов вы наберете за какой-то промежуток времени, тем боль­ше вероятность, что заболеете.

Джон.Хорошо, Вы пророчествуете, что беременность и рождение ребенка обернутся большой радостью, но и силь­ным стрессом. Однако с трудом верится, что соединение суп­ругов после какого-то периода раздельного проживания «обой­дется» каждому в 45 баллов. И я просто потрясен тем, что, сокращая ссоры с женой, подставляю себе же «подножку» в

35 баллов! Наверное, стань моя жизнь вдруг молочной ре­кой в кисельных берегах, я свихнусь. Как же так, доктор?

Робин.Если внешние обстоятельства нашей жизни меня­ются - к лучшему ли, к худшему - мы должны к ним адапти­роваться.

Джон.И что же на самом деле происходит с нами, когда мы «адаптируемся»? Что происходит... у нас в головах?

Робин.Я должен изложить новую идею, чтобы ответить. Джон.Выкладывайте, чего уж там.

Робин.Мы выберемся, между прочим, к ответу... У нас в головах - отпечаток, или картина мира, каким мы его знаем. Мысленная карта, соответствующая внешним координатам. Ну, все равно что карта Великобритании, которая соответству­ет нашему государству. И мы руководствуемся этой картой во всех своих действиях.

Джон.На ней - вся наша жизнь? Жена, дети, родители, Друзья, дом, соседняя улица, служба?..

Робин.Все, касающееся нашей жизни, помещено на этой карте и помогает нам ориентироваться.

Джон.Мы, когда нужно, посмотрим на карту в верхний ле­вый угол, в правый нижний... Она вся - постоянно в нашем распоряжении.

Робин.Верно. Но если ваша жена умерла, вам нужно кар­ту, где жена занимает огромное место, фактически превос­ходя любой другой «объект», менять на карту, где жены нет совсем. Эту замену одной карты на другую я и называю «адап­тацией».

Джон.Своего рода замыкание новых мысленных конту­ров...

Робин.Да. И суть в том, что адаптация, или «переписыва­ние» карты, требует энергии.

Джои.Даже если перемена благоприятная... Ясно. Но ведь мы испытываем перемены постоянно. И в Уэстон-сьюпер-Мэр вам бы сказали: «Перемена стоит ее отсутствия».

Робин.Да, мир постоянно меняется. И на самом деле нам необходимы некоторые'перемены, необходима опреде­ленная стимуляция. Если перемен мало, нам скучно, мы живем вполсилы. Перемена вредит только в том случае, если у нас недостаточно сил, чтобы к ней адаптироваться. Вре-

дит неожиданно большая перемена. Или череда неболь­ших... Тогда у нас недостаточно времени, чтобы восстано­вить равновесие.

Джон.Ну да, дом перевернуть вверх дном можно куда быстрее, чем в нем прибрать. Значит, слишком много пере­мен за какое-то время - и вот вам стресс. Что поможет с ним справиться?

. Робин.Первое - необходимо исключить расходование энергии на некоторые наши привычные нужды, чтобы напра­вить ее на преодоление перемен.

1 Джон.Доктора в таких случаях, кажется, прописывают «покой»?

Робин.Да, и должен заметить, что докторов, которые ни­чего не прописывают, правильнее называть «учеными без­дельниками». «Локой»-это значит, что кто-то берет на себя большинство наших привычных энергетических «трат». Кро­ме того, поскольку обычно перемены вызывают у нас трево­гу, очень желательно, чтобы в нас поддержали уверенность, что с переменами справимся, чтобы подсказали, как спра­виться.

Джон.Энергия, которую растрачиваем на беспокойство, тоже пригодится для того, чтобы справиться с переменами.

Робин. Да. ..

Джон.Но есть еще одна хитрость: иногда просто нужен рядом кто-то, кого любим, кому верим. Ведь «лекарство» -не слабее покоя или поддержки, о какой Вы только что гово­рили!

Робин.Да, Вы правы. Мы не забудем сходить в магазин для человека, которого выбило из колеи какое-то потрясение, принесем продукты, посочувствуем, но наверняка забудем, что ему очень помогает просто наше присутствие. Хотя, вро­де бы, большое дело...

Джои.Хорошо, а что мы делаем?

Робин.Просто находясь рядом? Очень нелегко объяснить, но все мы по опыту знаем... Давайте пока назовем это «эмо­циональной поддержкой».

Джон.Так, суммируем. Для того, чтобы справиться с пе­ременами, необходимо: предоставить кому-то нести наши привычные энергетические «траты» и получить покой-раз,

услышать ободряющие слова и подсказку, как с переменами справиться, - два, обрести «эмоциональную поддержку» - три.

Робин.Совершенно верно.

Джон.Ну, а теперь... как все это связать с «нашей» семь­ей? Мы уже знаем, почему двое «потянулись» друг к другу. Поженились...что обошлось им в 50 «очков», ведь пришлось заново оформлять свои карты, чтобы вписать друг друга на длительное проживание. Пролетел медовый месяц, когда они по-прежнему, как до женитьбы, еще восхищались роскошью «витрин» другудруга. Вот зажили, наконец, бокобок, и «спря­танное за ширмой» начало мозолить глаза.

Робин.Отношения стали «натуральнее». Опять перемена.

Джон.Опять переделка карты - там, здесь...

Робин.Впрочем, облегченная любовью, поддержкой, ко­торую партнеры получают теперь друг от друга, возможно, в большей мере, чем получали порознь.

Джон.Хорошо, когда следующая перемена?

Робин.Когда возникает настоящая семья - когда появ­ляется первый ребенок.

Джон.Еще 39 очков. Ох, бедняги.

Робин.Всего на 11 очков разница по сравнению с женитьбой.

Джон.Понятно, почему рекомендуется одно событие от­делить от другого.

Робин.И не угодить под Рождество.

Джон.Ну-ну, ехали-ехали и куда ж это мы заехали?

Робин.Не пугайтесь, людям надо сделать этот большой рывок, чтобы стать более ответственными и взрослыми. Да, на какое-то время им выпадает порядочное напряжение. Но решившись и одолев барьер, они вознаграждены такой радо­стью, таким счастьем в своем чаде!

Джои.И надолго лишены свободы, не говоря обо всем другом.

Робин.Да, новорожденный требует столько внимания и любви, что друг для друга у них остается меньше чувств, зна­чительно меньше. Отчего оба могут страдать.

Джон.Значит, появление первого ребенка, так сказать, счастье условное.

Робин.Да, трудно отделаться от ощущения, что обще­ство не без злого умысла романтизировало это событие.

Конечно, событие чудесное, переживания удивительные... если не признавать, что сначала это же просто каторга! Осо­бенно для пары, не очень-то знающей, чего теперь ждать. Не забудьте, что завести первого ребенка - перемена и на­грузка для пары куда более значительная, чем выдать на-гора второго ребенка и так далее.

«Чрезвычайное положение»

Джон.Так. Дождались ребенка... родился. Теперь чего родителям ждать?

Робин.Сначала обратите внимание на то, как он выбил семью из равновесия. До рождения ребенка партнеры мог­ли свободно оказывать эмоциональную поддержку друг другу, но родившийся ребенок теперь поглощает ее у мате­ри почти полностью. А это значит, что ей - для восполнения - требуется больше прежнего любви и поддержки мужа. Она отдает ребенку столько, что вернуть мужу и нечего. Значит, муж лишен своей обычной доли эмоциональной поддерж­ки, в то время как матери этой поддержки требуется от него еще больше прежнего.

Робин.И если он не удержит равновесие, обходясь мень­шей, чем привык получать, поддержкой, она почувствует себя покинутой, обделенной.

Джон.Сразу после эйфории по поводу рождения ребен-ка-это страшный удар.

Робин.Да. До родов будущая мать была в центре вни­мания. За ней ухаживали, ее лелеяли, вероятно, как никогда прежде. И вдруг - этот крохотный, невозможно хрупкий мла­денец, за которого мать в ответе двадцать четыре часа в сут­ки!

Джон.Такой беспомощный... Боитесь, погибнет в любой момент,- правда?

Робин.Да, помню, я просто не верил, что наш сможет дышать без посторонней помощи. А ведь сколько времени провел в родильном отделении! Чего удивляться, что мать прямо-таки ужасается этой ответственности! Моя жена, Пру, ведет группу матерей, родивших первого ребенка, и почти все они жалуются: и почему никто их не подготовил к этому потрясению.

Джон.Мать чувствует себя ответственной за жизнь ре­бенка, но она же никогда раньше не отвечала за жизнь!

Робин.И она постоянно вымотана, так что иногда ей ка­жется, она не справится. Она может чувствовать себя вино­ватой, думать, что она плохая мать. И должна прятать от людей чувство своей «непригодности», а это для нее - до­полнительное нервное напряжение. Да, сегодня, когда боль­шие семьи редки, она действительно вынуждена обходить­ся без помощи. Первые полмесяца порою все идет гладко: ее или его мать поживет с ними недельку муж, как правило, берет неделю отпуска. Но потом она начинает чувствовать себя чудовищно неопытной и всеми покинутой.

Джон.Ну, она, конечно, лишена поддержки друзей в этот период, но ведь отец ребенка при ней, он же ей - опора какая-то?

Робин.Вначале - да, но скоро он, чаще всего, уже ду­мает, что он лишний.

Джон.Да, помню... Я чувствовал себя посторонним в собственном доме.

Робин.Это в порядке вещей. Пру иногда немного жале­ет отцов, ведь матери, по крайней мере, получают огромное удовольствие от общения с младенцем. Жуткая усталость, но какие же новые удивительные, глубокие переживания для нее! А отцу достается одна забота о своей половине.

Джон.В семье растет напряжение.

Робин.Да, он приходит с работы уставший, возможно, он иушел на работу уставший - из-за неспокойных ночей. Жена весь день занята только младенцем. А у младенца, наверное, разболелся животик, он встречает вошедшего в дом отца оглушительным ревом. Отец, позабытый, сидит, ждет обеда, мать еле держится на ногах от усталости. «Рас­кол в семье», что называется. Вспомните-ка, это действи­тельно трудный этап - первый ребенок в семье. Но все на­ладится.

Джон.Откуда помощь придет?

Робин.Время поможет. Постепенно отчаяние отступит. Мать станет увереннее в себе, перестанет испытывать страх от неопытности.

Джон.Начнет адаптироваться к переменам.

Робин.Да. И будет больше отдыхать - промежутки меж­ду кормлениями увеличатся. Потом начнет регулярно посе­щать детскую поликлинику и беседовать с другими матеря­ми, что окажется для нее огромной поддержкой. И с каждым днем она станет все увереннее ухаживать за ребенком.

Джои.Но что бы Вы ни говорили, я слушаю Вас и вспоми­наю американского психолога Гаттмэна, который рождение де­тей определил как «чрезвычайное положение» для родителей.

Робин.Да, он считает, что психологические различия меж­ду мужчиной и женщиной объясняются, главным образом, потребностями воспитания ребенка. Считает, что после появ­ления первого ребенка в семье мы принимаем мужские и женские роли почти как солдаты, занимающие позицию на поле сражения. Разумеется, общество готовит нас к этим ро­лям изначально, но пока у нас не родился ребенок, мы слов­но «в резерве» и можем, если хотим, «поиграть» в разные роли...

Джон.А ребенок появился - и нас «призвали».

Робин.И мы уже-греющие, «питающие» мамы-с одной стороны и жесткие, ответственные папы-с противоположной. Так нас «запрограммировали».

Джон.А что показывают исследования - не превраща­ются ли матери и отцы после того, как их дети вырастают и покидают дом, снова в людей?

Робин.Есть любопытные наблюдения: мужчины становят­ся мягче, расслабленнее, больше склонны отдыхать и наслаж­даться жизнью, в то время как женщины часто делаются бо­лее активными, напористыми... неугомонными «заводилами», решившими наверстать упущенное. Фактически только после того, как дети покинут дом, мы начинаем понимать, что за «сражение» отгремело.

Джон.Что Вы скажете о ролях, которые мы играем, пока дети с нами?

Робин.Все больше и больше раздается голосов, утверж­дающих, что любой из родителей способен выполнять мате­ринские обязанности. Конечно, некоторые отцы способны к этому. Иногда - лучше иных матерей. Я убежден, ребенку только на пользу, если родители в какой-то мере «делят» его.

Но, поскольку женский и мужской организмы столь по-раз­ному приспособлены к «созданию» детей, мне кажется, дол­жны существовать некие врожденные психические разли­чия у женщин и мужчин, в силу которых первые «назначе­ны» для удовлетворения определенных потребностей ребен­ка, вторые - для других дел. Это самые общие соображе­ния. Вопрос еще не исследован до конца.

Джон. Как бы то ни было, для родителей новорожденно­го решать вопрос, генетические между ними различия или обусловленные традицией, наверное, пустое занятие. Даже если не обошлось без генетики, традиция возьмет верх.

Робин.Нет, я с Вами не соглашусь. «Материнская» и «от­цовская» роли сейчас значительно «дорабатываются», я уве­рен, время будет и дальше»вносить поправки. И мужчина, и женщина - оба теперь менее «замкнуты» на прежний сте­реотип, они богаче, интереснее, что несет им большую сво­боду и взаимопонимание. Я этому процессу радуюсь и счаст­лив, что живу в такое важное время.

Джон.Вы не знаете китайского изречения: «Да выпадет вам жить в скромные времена»? Иными словами: «Да выпа­дет вам мирная жизнь». Уже сегодня мы достаточно наслы­шаны о проблемах, связанных с «чрезвычайным положени­ем» родителей... Ну, а как ситуация представляется ребенку? В конце концов, родиться - это крайне «переменить свое положение».

Робин.Рождение может стать шоком. До момента рожде­ния много за ребенка делает мать - дышит за него, усваива­ет пищу... Теперь ж он должен все делать сам. В материнском теле он был абсолюта защищен: в безопасности, в тепле, тем­ноте, покое. Теперь он неожиданно уязвим, беззащитен, все вокруг него новое и чужое. А все новое и чужое пугает. Вдо­бавок он растет невероятно быстро...

Джон.Почему-то в таблице стрессов факт появления на свет не обозначен.

Робин.Это событие, наверное, возглавило бы перечень. Если бы величина стресса поддавалась измерению...

Джон.Наверное, равнялось бы шестнадцати супружеским примирениям с автомобильной катастрофой впридачу. Ясно, что ребенку требуется ни с чем не сравнимый уход, то есть

покой, защита от всех дополнительных лишних стрессов, любовь, эмоциональная поддержка и... Так ведь не может он принять ободряющую информацию!

Робин.В том-то и состоит одна из проблем с новорожден­ным. Если ему что-то мешает, он не понимает, что все можно исправить. Откуда его чрезвычайное перенапряжение.

Джон.Значит, до тех пор, пока он не овладеет мыслью, что все неудобства более или менее временны, ему требует­ся тем больше эмоциональной поддержки и покоя.

Робин.Да, родители должны полностью оберегать его от посторонних воздействий, содержать в тепле, следить, чтобы ему было удобно, вовремя кормить, изолировать от излишне­го шума, не допускать, чтобы много плакал. Родители, конеч­но же, понемножечку «подсовывают» ему перемены, но -самые простенькие, в самой мягонькой «упаковке»... чтобы стимулировать ребёнка, но чтобы он с ними запросто спра­вился. Он совершенно несамостоятелен; к счастью, природа нас - и других животных-так запрограммировала, что мать и детеныш инстинктивно тянутся друг к другу, если разлуче­ны, и стремятся быть вместе.

Джон.Это то, что называется «привязанностью»?

Робин.Совершенно верно. И просто означает, что жере­бенок, например, хотя и способен через несколько минут пос­ле рождения встать на ножки, будет инстинктивно держаться своей матери в течение нескольких лет. Помню, у нас на фер­ме, в Уэльсе, я пробовал «втереться» между жеребенком и матерью - как же обоих рассердил! И фактически ничего у меня не вышло. Эта привязанность явно оправдана эволю­цией, ведь в результате молодое поколение находится под защитой в ту пору, когда еще не умеет отбиваться от хищни­ков. Мы по научно-популярным фильмам хорошо знаем, что первой жертвой хищника всегда станет одинокое молодое животное.

Джон.Да, согласен. Но только ли защита кроется за этой «привязанностью»? Может, и любовь?

Робин.Многие специалисты напустились бы на Вас за небрежность выражения мысли, но я не буду доказывать, что «привязанность» и «любовь» такие уж разные вещи. Я гово­рю о том, что достигается привязанностью, если смотреть

на отношения «индивидуальная особь - род» со стороны. Вы говорите о том, как эти отношения переживаются вов­леченными в них.

Джон.То есть изнутри. Давайте остановимся на... «эмо­циональной поддержке», как Вы выразились. Помните, Вы говорили, что мать отдает ребенку свою любовь? Мне хо­чется знать, что же ребенок в действительности получает.

Ребенок и материнская любовь

Джон.Итак, доктор, скажите, что такое материнская лю­бовь глазами ребенка?

Робин.Я сошлюсь на одного психолога по имени Хар-лоу, который провел необычный эксперимент. Он растил обе­зьянье потомство: одних детенышей оставил, как обычно, при матерях, других, отобрав у матерей, посадил в пустые клетки, третью часть поместил в клетки, где в каждой был установлен проволочный «каркас», очертаниями напоминав­ший взрослую обезьянью самку и снабженный сосцами, по­хожими на настоящие у настоящей самки, откуда детены­ши получали пищу, у четвертой части детенышей в клетках находились такие же «фальшивые» обезьяны, но покрытые мехом.

Джон.Одна группа - нормальная, другая - «сиротки», третья - с «проволочной» самкой-мамкой, четвертая - с «тря­пичной».

Робин.Именно. Нормальные детеныши бросались об­следовать «ближний свет», возвращаясь, лепились к мате­ри, опять убегали и опять прибегали. Детеныши второй груп­пы - той, что помещалась без матерей в пустых клетках, -как выяснил Харлоу, оказались вялыми, заторможенными. Они не играли, не обследовали пространство, но сидели, напуганные, забившись в угол. А когда подросли, то оказа­лись не подготовленными к общению с себе подобными, как правило, не спаривались, а даже если рожали детены­шей, совершенно не интересовались ими.

Джон.А те - с «проволочной» мамкой?

Робин.Те в своем поведении очень напоминали группу «сироток». Но вот группа с «тряпичной» самкой-мамкой ока­залась получше - здоровее.

Джон.Значит, «тряпичная» мамка смягчала вред, нано­симый детенышам отсутствием настоящей матери?

Робин.Да, детеныши подолгу жались к «фальшивому боку», как обычно детеныши жмутся к матери, и временами могли пускаться в игры, «на разведку». Став взрослыми, они также успешнее, чем наблюдаемые из второй и третьей групп, вступали в общение с сородичами.

Джон.То есть физический контакт, пускай и с «тряпочной» мамкой, что-то давал детенышам. Что именно?

Робин.Харлоу говорил про «смелость», я бы предпочел слово «уверенность» - за обоими словами та же идея, но второе буквально отсылает к «вере», к действию, исходяще­му из веры, что все пойдет хорошо. Возможно, отдых у «фаль­шивого бочка» помогает разволновавшемуся после экскур­сии в «неведомое» детенышу справиться с непосильным бре­менем новизны.

Джон.Для него это момент устойчивости в оазисе покоя, позволяющий вернуть равновесие.

Робин.Да, наверное. Ученые, скорее всего, заговорили бы о нон-энтропии, об упорядочении хаоса. «Тряпичная» сам­ка-мамка, конечно же, не целится так далеко, но немножко выручает детенышей.

Джон.И Вы считаете, в этом и есть она - материнская любовь?

Робин.Ну, она видна в воздействии на детеныша. «Лю­бить» - значит при необходимости уметь вызвать в другом эту самую уверенность.

Джон.А без любви детеныш окажется слишком напуган­ным, чтобы отважиться на шаг в неведомое?

Робин.Да. Он сможет стать взрослым, то есть стать бо­лее независимым, только обретя уверенность, которая дает­ся этой надежной поддержкой и защитой.

Джон.Детишки на площадке забывают о маме, пока не шлепнутся. А тогда с плачем бегут назад к маме за очеред­ной порцией любви... за уверенностью.

Робин.Если хотите - и так, но на самом деле они полу­чают возможность вернуть устойчивость, утеряв равнове­сие от слишком больших перемен. Речь не о какой-то там «дозаправке»...

Джон,Ясно. И, очевидно, по мере взросления эта наша «привязанность» уменьшается.

Робин.Верно. Становясь все увереннее, учась все ус­пешнее «справляться» с окружающим миром, мы способ­ны одолевать все больше и больше стрессов, прежде чем «побежим назад» за поддержкой. Но необходимость в ней остается при нас всю жизнь. Все мы в ситуации сильнейше­го стресса нуждаемся в уходе, который очень напоминает материнский уход за ребенком.

Джон.Да, после всяких стихийных бедствий, землетря­сений, извержений вулканов, после бомбежек и подобных событий уцелевшие инстинктивно стремятся помочь друг

другу-

Робин.Это непроизвольная реакция, мы «запрограмми­рованы» искать поддержку у других, когда в ней нуждаем­ся, и отвечать поддержкой, когда ее ждут от нас.

Джон.Ну, а что касается «нашего» ребенка - откуда «наша» мать знает, что ему нужно? Как может понять сигна­лы крошечного существа?

Робин.Нормальная мать чувствует потребности ребен­ка, погружаясь в свою собственную детскость, то есть ожив­ляя в себе свое детство.

Джон.Вы хотите сказать - вспоминая?..

Робин.«Вспоминая» без посредства мысли - инстинк­тивно... Она счастлива оживить детскость в себе и таким образом настраивается на вчувствование, на общение с кро­хой, принимает его сигналы и отвечает. А совершая это, вселяет в дитя уверенность, которая и позволит ему шаг­нуть в неизведанный мир.

Ребенок чертит свою первую карту

Джон.Итак, мать сообщает ребенку уверенность, необхо­димую для путешествия в этот яркий, шумный новый мир, возникший перед ним. Но-ребенок практически беспомощен. Что ему делать?

Робин.Ну, главное - взяться за изучение мира.

Джон.Он начинает чертить свою мысленную карту мира?

Робин.Да. А этот мир, разумеется, включает его самого.

Джои.Как же он «нанесет» себя?

Робин.С чего, по-Вашему, начинают чертить карту Ве­ликобритании?

Джон.С контуров.

Робин.Именно. Начинают с контуров- не с деталей. Ребенок тоже должен очертить свои контуры: должен выяс­нить, что в нем и что вне его. Иными словами, что есть он и что не есть он. А «не-он» - это прежде всего его мама.

Джон.Сложно как-то...

Робин.Ну, взгляните на дело глазами младенца. Мозг новорожденного получает импульсы как извне, так и изнут­ри его организма, по вначале ребенок, конечно же, не пони­мает, что вторые исходят от него, а первые - нет. Для него все они представляются принадлежащими ему.

Джон.Вы хотите сказать, он думает, что он - это все. Или что все - это он.

Робин.Да, почему бы ему так не думать! И пока что-то не случится, что переменит его взгляд на вещи, мать долж­на видеться ему продолжением его самого - какой-то нео­быкновенно подвижной его собственной «конечностью».

Джон.Как же он обнаруживает истину?

Робин.Очень медленно он открывает для себя, что вне­шним не так просто управлять, как внутренним.

Джон.Не улавливаю я что-то...

Робин.Ну, давайте на пальцах разъясню: я знаю, что это мои руки, потому что могу двигать пальцами. Следова­тельно, я знаю, что руки - часть меня. Но если я захочу, чтобы двигались Ваши пальцы, они же не задвигаются, от­куда я и узнаю, что они - не я. Они - за моими пределами. Таким образом я определю свои пределы - где «кончаюсь» я и где «начинаются» другие. Эти открытия и совершает младенец.

Джон.Но это значит, что ребенок узнает свои «преде­лы», только когда мать не делает, что ему хочется?

Робин.Верно.

Джон.И будь она совершенной матерью, которая никог­да не подведет, что ни захоти - исполнит, ребенок никогда бы не узнал разницы между собой и ею?

Робин.Именно. Он пребывал бы в растерянности, он бы «запутался» в матери. И ему трудно далось бы взросление и свобода.

Джон.Неужели Вы теперь утверждаете, что огорчаться ребенку полезно?

Робин.И да, и нет. По крайней мере, в течение первого года жизни (дальше - легче) возможности ребенка справить­ся с сильным эмоциональным напряжением, вызываемым переменами... стрессовой ситуацией, практически ограни­чены. Но даже если родители из кожи вон лезут, чтобы убла­жить свое чадо, даже если стараются обеспечить устойчи­вость и защиту, сколько могут, они не могут, даже стараясь, оградить ребенка от неудовольствия - несовершенство че­ловеческой природы тому причина. То ли не сразу проснет­ся, когда ребенок заплачет, то ли «допустит», чтобы телефон зазвонил или кто-то явился в дом, и отвлечется - но мать не всегда тут как тут, когда ребенку нужна. И тогда ребенок постепенно усвоит, что мать - «в отдельности», за «преде­лами», скорее «не-я», чем «я».

Джон.Значит, чтобы ребенок мог чертить свою мыслен­ную карту, он должен «устроиться» достаточно устойчиво меж­ду раздражением, которое связано с познанием неведомого мира, с одной стороны, и эмоциональной поддержкой, позво­ляющей справиться с этим раздражением, - с другой.

Робин.Да, и ему нужна огромная поддержка, потому что велика его горечь, ведь в самом начале жизни, прежде чем его познающий мозг «упрется» в стесняющие «пределы», он может думать, что он - это «все», «везде», словом, он -«всемогущий». И каждый раз, натыкаясь на еще один кусо­чек «не-я», он... «ущемляет» свою всеохватывающую мысль, свое богоподобное «я».

Джон.Ясно, никто же на самом деле не любит критики -наше «я» от нее страдает. Так и ребенку, свалиться с боже­ственной высоты и узнать, что он всего лишь кроха беспо­мощная, очень больно. Такая птица, как Муссолини, вдруг узнает, что он - пустяковенький попугайчик! Ой, страшно подумать!

Робин.Да. Поэтому, хотя ребенку и на пользу, что мать с течением времени обнаруживает несовершенство своей ма-

теринской заботы, предоставляя ему шанс самому позабо­титься о себе, задача матери на этой ранней ступени его развития - свести огорчения ребенка к минимуму. Лишней слезинки в глазу достаточно, чтобы мир исказился.

Джон.Так, но прочувствовать эту ступень что-то трудно...

Робин.Ничего удивительного, любому трудно вообра­зить себя младенцем, почувствовать - а не представить, оперируя отвлеченной логической мыслью. Мне всегда чу­довищно трудно воссоздать для себя эту ступень, сколько бы я ни пробовал, сколько бы ни читал литературы. Навер­ное, это потому, что мир младенца чрезвычайно запутан­ный по причинам, о которых мы уже говорили. И когда мы пытаемся вернуться в этот мир, мы сами запутываемся.

Джон.Да, но обязанность матери, помню, Вы говорили, как раз в том, чтобы почувствовать себя во младенчестве, чтобы настроиться на потребности младенца и оказать ему необходимую для преодоления нагрузок эмоциональную под­держку. Как же мать это делает?

Робин.Здоровая мать, сама в свое время отлично «успе­вавшая» во младенчестве, настроится на «волну» младенца естественным образом, автоматически. Ей не надо задумы­ваться - она почувствует, угодила своему ребенку или нет.

Джон.Значит, он насытится, если голоден, но она не ста­нет кормить сытого. Возьмет на руки, если ему нужна капель­ка встряски или же ласка, но не будет трогать, когда ему хо­чется спать. Ребенку вроде бы и огорчаться не из-за чего.

Робин.Да, но ведь не об одних физических потребностях речь, ведь еще необходимо общение, эмоциональная связь. «Настроенная» мать по-настоящему наслаждается ею. На­верняка припомните, как мать и ребенок не сводят друг с дру­га глаз, как играют глазами. Ребенок смотрит-смотрит и скор­чит рожицу, мать в ответ - тоже, попробовав в точности схва­тить выражение его мордашки и зеркально отразить. Тогда ребенок скорчит новую рожицу, ну, и так далее.

Джон.И эта игра важна для ребенка?

Робин.В каком-то смысле так же важна, как удовлетво­рение его физических нужд. Трудно передать недовольство ребенка, если мать не отвечает на его гримасы. Один пси­холог решил провести эксперимент и попросил группу мате-

реи не реагировать на эти «заигрывания» в течение всего трех минут, но младенцы так разволновались, что экспе­римент пришлось прекратить.

Джои.И что же случится, если мать по какой-то причине не сможет отвечать на «заигрывания» ребенка, если не смо­жет установить эту эмоциональную связь с ним?

Если мать не реагирует

Робин.Если на самом раннем этапе не установится эта тесная эмоциональная связь между матерью и ребенком, иными словами, если они действительно будут далеки от взаимодействия - а я говорю о крайне серьезном случае несоответствия, чего вряд ли стоит опасаться нормальной матери, настраивающейся на ребенка инстинктивно,-, ре­бенок, как я это называю, «выключится». Осложнения могут произойти по вине обеих сторон. Что касается матери, я ду­маю, Вы не забыли: с ее стороны эмпатия - сопереживание - обеспечивается, погружением в собственную детскость, в чувства, ею испытанные. Но предположим, у нее самой было несчастливое детство...

Джон. ...и«погружение» окажется для нее болезненным.

Робин.Именно. Если к ней в первые годы жизни относи­лись плохо, любая попытка «достать» себя той поры будет вызывать боль. А прекратив эти самоистязания, она избе­жит огорчений.

Джон.Но раз она не обращена к собственной детскости, она не сможет «вчувствоваться» в мир своего ребенка, не сможет установить с ним тесную связь.

Робин.И, конечно же, где-то на глубинном уровне ребе­нок ощутит это.

Джон.Он ощутит, что полноценного общения с матерью у него не получается.

Робин.Помните, я говорил про эксперимент, когда мате­ри прекратили общение с детьми на три минуты и какую боль этим причинили им? А теперь вообразите ситуацию: мать во­обще не способна реагировать на ребенка и даже не знает, что должна бы. Ребенок получит такую травму, что он «обо­рвет связь» и прекратит всякие попытки к общению, что еще усугубит ситуацию, ведь мать почувствует себя отвергну-

той, а значит, ей куда труднее будет раскрыться перед ре­бенком, следовать инстинкту и все поправить.

Джон.Наверное, то же самое может произойти, если что-то не в порядке с ребенком, если он не делает попыток «вклю­чить» мать, хотя она инстинктивно готова и ждет «сигна­ла»? Я читал, что нормальные младенцы «запрограммиро­ваны» очень рано улыбаться матерям, еще до того, как на­чинают понимать, кому они расточают улыбки; улыбающее­ся же дитя мать полюбит сильнее.

Робин.Совершенно верно. Ребенок с отклонениями не сможет «включить» мать, и ее материнский инстинкт не полу­чит толчка. И тогда она хочет не хочет, а будет тратить время и «рыться» у себя в голове, «держаться» за руководства.

Джон.Значит, породить проблему способны и курица, и яйцо?

Робин.Да. Некоторые специалисты считают, что причи­на - всегда ребенок, но мой опыт психотерапевта подсказы­вает: существует целый спектр отношений «ребенок-роди­тели», на одном его полюсе - родители, кажется, совершен­но «отключившие» чувства, на другом - у нормальных ро­дителей на удивление «выключенный», ненормальный ре­бенок. Впрочем, по чьей бы вине ни начались осложнения, тут порочный круг: ребенок «не цветет» довольством, зна­чит, у матери чахнут материнские чувства, значит, ребенок получает от нее еще меньше эмоциональной поддержки и так далее, и так далее.

Джон.И если все завертелось в этом порочном кругу, если ребенок меньше и меньше получает поддержки, он скоро ут­ратит равновесие?

Робин.Самым чудовищным образом... Если мать не спо­собна - по любой причине - «включиться», ребенок вынуж­ден «броском» догонять ее, он к ней вынужден приспосабли­ваться, а не наоборот. Он вынужден стремительно взрослеть, чтобы приладиться к взрослым чувствам матери, вместо того, чтобы постепенно «усваивать» взрослость.

Джон.Но ведь ему все это не по силам.

Робин.Конечно, нет. Он просто сдастся, «оборвет связь», повернется спиной к миру и откажет ему в существовании -по крайней мере, той части мира, которая причиняет ему та-

кую сильную боль и огорчение. Он будет вести себя так, будто этой части мира вовсе не существует.

Джон.Какой же выйдет у него мысленная карта мира?

Робин.На ней другим людям нет места. Ребенок пове­дет себя в мире, будто на необитаемом острове.

Джон.Вы хотите сказать, что в отношении других людей мысленная карта этого ребенка останется такой же, как при самом его рождении?

Робин.Да, он один занимает все пространство. Он - все-един. Это безумно трудно выразить.

Джон.Это безумие.

Робин.Одно из его обличий. Крайний случай «выклю­ченное™» в раннем возрасте получил название «аутизма». Каннер, детский психиатр, "впервые описавший этот синд­ром, указывал, что, как правило, родители детей с синдро­мом аутизма - люди чрезвычайно образованные, «сверхра­зумные», живущие головой: в «заоблачье» идей, абстрак­ций... мало подверженные эмоциям. Иными словами, люда, которым сложнее, чем другим, справиться с сумятицей чувств, возникающей при попытке проникнуть в мир ребен­ка. Сегодня, однако, широко распространено мнение, что в самом ребенке может крыться некая аномалия, пре­пятствующая появлению соответствующих реакций на ро­дительскую заботу. Где истина, пока неясно. К счастью, этот случай в практике очень редкий. Впрочем, однажды мы стол­кнулись с целым рядом близких описанному случаев. Речь о детях недавних иммигрантов. Когда и отец, и мать вынуж­дены работать, ребенок оставлен на приходящую няньку, она его покормит, но не «насытит» вниманием.

Джон.И как же дети с синдромом аутизма выглядят? Как ведут себя?

Робин.Больше всего поражает их полная неспособность к общению, к той игре «ты мне - я тебе», которую я упоми­нал. О таких обычно говорят: «отключенные», «в раковине», «живут в своем собственном мире». В их присутствии вы чувствуете, что они вас «не подпускают» или просто «выки­нули» вас из головы - для них вы не существуете.

Джон.Но на самом деле они знают, что вы рядом?

Робин.Да, конечно. Ходят вокруг вас, могут с вашей помощью получить, что хотят, но вы - «мебель» в комнате с ними. И они избегают «контакта глаз». Их легко распознать по тому, как отводят взгляд всякий раз, как только вы реши­те поймать его. Вы чувствуете, что они напряженно воспри­нимают ваше присутствие и одновременно «стирают» вас со своей мысленной карты. Очень странное поведение...

Джон.Они делают вид, что вас не замечают?

Робин.Да, похоже. Но «пережимают».

Джон.И так же - с родителями?

Робин.Да. Не обнаруживают ни малейшей привязанно­сти к ним. Не допускают, чтобы их касались, обнимали, не цепляются за родителей, когда те их оставляют, не льнут к вернувшимся. Родители, конечно же, страшно расстраива­ются.

Джон.А могут получить поддержку из иных источников?

Робин.Часто они страстно привязываются к какому-то предмету, например, к камушку, к чему-то из одежды. Поз­же их столь же неодолимо влекут такого рода «сообщения», как расписание движения поездов, всевозможные карты, схемы автобусных маршрутов. Им требуется однообразие, режим, поэтому они совершенно не выносят перестановку мебели или отклонение от заведенного порядка в своих дей­ствиях.

Джон.Ну, все это понятно. Они не выносят перемен из-за «поломки» автоматической системы связи с матерью. Им требуется свести перемены в окружающем их мире до ми­нимума, чтобы ослабить стресс, а также - позаимствовать хоть а какой-то мере устойчивость у неодушевленных пред­метов, к которым они и привязываются. Как, по-Вашему, доктор, я соображаю?

Робин.Да, и мне тоже все представляется именно так. Многие специалисты склоняются к такому мнению, хотя, дол­жен сказать, что есть немало психиатров, придерживающих­ся иной точки зрения. Они посчитали бы Ваши «соображе­ния» сущей ерундой.

Джон.Не будем на Пустяки отвлекаться!.. Вы говорили, аутизм крайне редок. Насколько же редок?

Робин.Один случай на две тысячи человек.

Джон.Что же Вы так разволновались?

Робин.Этот редкий случай ясно показывает, к чему ве­дет ребенка непомерный стресс и отчаяние. Ребенку прихо­дится «отключаться» и уединяться в своем мирке.

Джон.И, наверное, крайний случай поможет распознать проблему в «повседневном» проявлении?

Робин.Верно. Аутизм, на мой взгляд, - крайнее выра­жение свойств, присущих почти что нормальным людям.

Джон.Почти что?..

Робин.Мы считаем таких людей нормальными, хотя они по характеру очень сдержанны, замкнуты, погружены в себя, страшно неуклюжи в компании, одержимы каким-нибудь хоб­би и вообще «на других плюют, в своем мире живут».

Джон.Так, кажется, и поется в одной грустной песенке... .Но если мать и ребенок поддерживают тесную связь, как в 1999 случаях из 2000, ребенку же незачем «отключаться»?

Робин.Незачем. Обычно мать способна «настроиться» на свою детскость и действует инстинктивно. Она - «на вол­не» младенца и, принимая, реагирует на его «сигналы» - на его чувства, его потребности. Она получает при этом нео­быкновенное удовольствие.

«Границы» проясняются...

Джон.Значит, если мать «включилась», ребенок нахо­дится с ней в тесной эмоциональной связи, так необходи­мой ему. Эта связь помогает ребенку справиться с шоком -с ужасным открытием, что он не всемогущ, благодаря этой связи он способен удержать равновесие, постепенно обна­руживая все больше и больше «вещей» вне его, которые ему «не подчиняются».

Робин.Да, получая необходимую поддержку от матери, он медленно уясняет свои «пределы», свои «границы» и дальше, расширяя для себя мир, способен верно опреде­литься в отношении всяких иных границ.

Джон. Но мне кажется, играя с ребенком, поддерживая ту самую тесную эмоциональную связь с ним, о которой Вы говорите, мать не просто зеркально отражает ребенка, она добавляет что-то новое. Чуточку новое.

Робин.Да, верно. По моему убеждению, в этом восхи­тительно неуправляемом деле, которое у нас зовется «иг­рой», мы импровизируем, изобретаем, всегда выдумываем что-то новенькое. Когда обыкновенная нормальная мать иг­рает с ребенком, гримасничает в ответ на его гримасы, агу­кает с ним, повторяет его во всем, ее действия очень под­держивают его, придают ему «устойчивость», ведь она сле­дует за его действиями. Ничего неожиданного, непривыч­ного не происходит, ребенок постепенно изучает себя, гла­дя на мать, как в зеркало. Впрочем, обыкновенная здоро­вая мать все же играет с ребенком, она понемножечку ме­няет действия и будет не просто копировать ребенка, но добавлять чуточку «отсебятины», будет показывать ему свое - отличное, отдельное - «лицо». И ребенок начнет понимать, что существуют другие, ведь мать не полностью следует за ним, она «не подчиняется» ему, но он усвоит этот опыт, ис­пытывая максимум поддержки, удовольствия... и без вся­кой поспешности.

Джон.У ребенка «в рационе» - привычность, подобие, поддержка, но также - по капельке» неизвестности, инако-вости, раздельности.

Робин.Да. Если мать «включилась», и ребенок поверил ее «ответному чувству», тогда на его мысленных картах очень-очень медленно он сам и его мать начнут разъеди­няться, от почти полного перекрытия первоначального осоз­нания, что мать - отдельное, иное «лицо»

Джон.И этот процесс естествен-при условии, что ребе­нок получает поддержку?

Робин.Нужно еще условие - «сигнал» ребенку, что мать существует «в отдельности».

Джон.Но разве этот «сигнал» до него не дойдет?

Робин.Ну, мать может его не подать, если... не сумеет отделить себя от ребенка.

Джон.Ничего не понимаю!

...или остаются неясными

Робин.Чтобы «настроиться» на ребенка, мать должна, «скинув с себя» взрослое мышление, погрузиться в воспоми­нания, ощущения раннего детства. Некоторые матери легко «погружаются», но не способны «вынырнуть».

Джон.Не способны вернуться в «границы» взрослости, когда необходимо? Но почему?

Робин.Потому что «границы» для матерей неясны. По­тому что для их матерей «границы» были неясными.

Джон.Потому что у их бабушек «границы» не прояснились?

Робин.Да, и так далее, и так далее. Тут, как обычно, никто не виноват - известный заколдованный круг.

Джон.Значит, если дня матери «границы расплываются» и она не способна отделить себя от ребенка, когда необходимо...

Робин....то ребенок чересчур подчинит ее и подчинит слишком надолго. А это означает, что ребенок не получит нужных ему знаний, не «обновит» свой взгляд на мать как существующую «в отдельности». Он, следовательно, не сможет уяснить свои «пределы», и ему будет трудно разли­чать себя и мать. Они оба останутся слитыми, соединенны­ми в какой-то мере.

Джон.Итак, «границы» ребенка будут неясны, как и у ма­тери. Каким образом это отразится на ребенке, точнее, на взрослом индивиде, которым станет этот ребенок? Какие про­блемы возникают из-за непроясненных «границ»?

Робин.Проблем целый спектр - в зависимости от степе­ни непроясненность «границ». Крайняя нечеткость «границ» ведет, по мнению многих психиатров, к серьезнейшим нару­шениям психики, называемым «шизофренией», впрочем, нет оснований сомневаться, что наследственность тут играет очень важную роль. На противоположном полюсе спектра -люди, вполне развившиеся, но «пожизненно» чрезвычайно привязанные к своим родителям.

Джон.Они не обретают нормальной для взрослого чело­века независимости?

Робин.Да, они не способны эмоционально разъединить­ся или же дня этого им надо обосноваться за тридевять зе­мель друг от друга, то есть иногда буквально оказаться по разные стороны государственной границы! Джон.Ну, а посередине спектра?.. Робин.Середину спектра занимают те, которых нет необ­ходимости помещать в психиатрическую клинику, они не страдают явным помешательством, хотя эти люди опреде­ленно со странностями.

Джон.Какое впечатление производят самые... «беспре­дельные»?

Робин.Сразу скажете: «Спятили». Из-за непроясненнос-ти «границ» эти люди совершенно не отличают себя от дру­гих, свой внутренний мир - от окружающего их внешнего мира, поэтому могут быть подвержены галлюцинациям, ведь для них сливаются их фантазии с картиной реального мира, получаемой с помощью чувственного восприятия. Они мо­гут думать, что воздействуют на других своими мыслями и чувствами, а другие - тоже «действуют» на них, причем в действительности абсолютно невероятным образом. Поступки таких людей кажутся, на взгляд обыкновенного человека, очень странными, бессмысленными, пока уж не выяснится, что тут случай с запутанностью «границ».

Джон.Их поступки бессмысленны, потому что никак «не вписываются» в мысленную карту обыкновенного человека.

Робин.Это не просто бессмысленные поступки, но чаще всего несовместимые, ведь люди оказываются в ситуации «пойди - вернись».

Джон. Подождите, в подобной ситуации оказывается ре­бенок, получающий от родителей противоречивые поучения - так? Один из родителей направляет ребенка в одну сторо­ну, другой - в прямо противоположную.

Робин.Грубо говоря, так, но это делается без намерения, совсем не потому, что одна сторона стремится отыграться на другой. Вся семья в ловушке, каждому трудно, каждый мучается.

Джои. Я не понимаю двух вещей. Первая - эти «муки» только от путаницы в отношении «границ» или не только от­сюда? Вторая - почему же люди посылают - и соглашают­ся - «сходить, не трогаясь с места»?

Робин.Вы, наверное, не забыли: у матери ребенка «гра­ницы» непроясненные. Мы с Вами помним и главное из прой­денных «уроков»: она, скорее всего, вступила в брак, найдя себе такого же «безграничного» в пару.

Джон.Ага, оба родителя в каком-то смысле застряли на одной ступеньке с ребенком!

Робин.Верно. Конечно, они возвели солидный фасад, что­бы скрыть свои недостатки, и худо-бедно обманывают дру-

гих, но фундамент их взрослости шаткий, в эмоциональном отношении они во многом ведут себя не лучше ребенка. А ребенок. Вы помните, есть «вес», насколько он знает, он -«всемогущий». Вы также помните, как болезнен для ребенка каждый шажок к «границам», ведь он неизбежно утрачивает это врожденное ощущение богоподобного всемогущества.

Джон.Значит, в каком-то смысле родители не преодо­лели это младенческое ощущение всемогущества?

Робин.Именно. Их «границы» расплывчаты, потому что они не сумели отделиться от своих матерей, от своих се­мей, и они по-прежнему «переполнены» всемогуществом. А в результате в таком доме каждый отстаивает свое «бес­предельное всемогущество», причем не задумываясь, не­вольно.

Джон.И на что же похож такой дом?

Робин. На связку воздушных шариков, помещенную в большую коробку. Коробка - окружающий мир, связка ша­риков - «наша» семейка, и каждый в ней надувается от сво­ей веры в беспредельность. Ну, а если так: ясно, что каж­дый стремится заполнить собой всю коробку, а это невоз­можно, не вытеснив из нее остальных. Значит... вечная вой­на, перемежающаяся напряженными перемириями.

Джон.Понятно, откуда им столько мук. Но почему война не кончается? Почему нет победителя?

Робин.Они все застряли на ранней ступени и чувствуют, что не способны рассчитывать лишь на себя. Каждому отча­янно необходимы другие. Вот им и остался выбор без выбо­ра: желать любви других и одновременно вести с ними чудо­вищную войну.

Джон.Стань один слишком большим, он поймет, что рис­кует уничтожить других, от которых так зависим.

Робин.А стать слишком маленьким - значит лишиться жизненно необходимой веры в свое всемогущество. Так или этак, а им хуже некуда. Они все страшно несчастны, ужасно страдают. Слабый отзвук их стенаний вы услышите в повсед­невной жизни, если прислушаетесь к людям, принимающим облик ребенка. Вспомните лепет влюбленных, вспомните взрослых, говорящих с детьми. «Ой, сладость моя, я тебя съем!» - говорят. Тут любовь, необходимость в человеке,

но, в определенном смысле, и вытеснение человека из при­надлежащего ему пространства, уничтожение человека. Нор­мальные люди говорят это в шутку, добавляют «щепотку» жути к нежностям, делая ласку еще утонченнее. Но грубый быт нездоровой семьи заставляет каждого опасаться эмо­ционально голодных близких, тут каждый —утрать он только бдительность - боится быть «проглоченным».

Джон.Чем психотерапевт может помочь таким - страда­ющим «без границ» - семьям?

Робин.Если случай не самый тяжелый, то - многим. Психотерапевт может вместе со всей семьей заняться про­черчиванием «границ»: он будет предельно четок в отноше­нии каждого, и семья последует его примеру. Решительно «размежевывая» каждого, он, вместе с тем, должен оказы­вать максимальную поддержку.

Джон.«Границы» проясняются - каждое «я» ужимается?

Робин.Да. И вам нужно поддержать человека в этот мо­мент. Удивительный эффект имеет предельно независимая «игра» самого психотерапевта: он говорит: то-то и то-то сде­лает, то-то и то-то - нет, и ни за что не поддастся чужому влиянию, не переменит решений, оставаясь, однако, неиз­менно расположенным и участливым.

Джон.А как с тяжелейшими случаями?

Робин.Здесь радикальное лечение провести трудно. В основном ваша задача - поддержать семью в период стрес­совой ситуации, эта семья в течение довольно-таки долгого времени может просуществовать, избегнув срыва у кого-то из своих, и даже способна справиться с острой стрессовой ситуацией при условии, что получит поддержку со стороны. Наиболее уязвимому члену семьи, то есть тому, у кого «гра­ницы» наиболее размыты, кто, в конце концов, не выдержи­вает, утрачивает психическое равновесие и появляется у нас как «пациент», можно помочь, назначив определенные пре­параты, которые смягчат перегрузку психики по причине сла­бости защитных барьеров, нечеткости этих самых «границ», о которых речь. Если же улучшения не наблюдается, возни­кает необходимость изолировать человека от губительного воздействия семьи - поместить в клинику, в особую среду -

пока возбуждение не уляжется и защитные реакции несколь­ко не окрепнут.

Джон.Но, вернувшись в семью, человек опять может сорваться?

Робин.Если стрессовая ситуация в семье обострится и не будет нужной поддержки со стороны - да, может. Недав­ние наблюдения, впрочем, показали, что просто сокращая время общения этих плохо защищенных индивидов с их семь­ей - периодически устраивая им в течение дня «тайм-аут», можно значительно снизить число срывов. Встречи с семьей, когда вы советуете им всем отвести друг другу больше эмоционального «пространства» - например, отпустить «по­водки», удерживаться от вздорных придирок - тоже дают результат.

Джон.Так, попробую резюмировать. Пользуясь необходи­мой эмоциональной поддержкой, ребенок способен усвоить сведения об окружающем мире и тогда может очертить, в первом приближении, свои «пределы». Но если у матери «пределы» слабо обозначены, если она недостаточно «отдель­на», ребенок тоже не сумеет обрести «отдельность» и - вы­растая, взрослея -застрянет на этой примитивной, не пред­полагающей различий и четких «границ» ступени...

Робин,...пока на более поздней с чьей-нибудь помощью и без излишнего напряжения не усвоит пропущенного и не уяс­нит своих «границ».

Джон.Но в случае, если человек застревает на этой сту­пени младенчества, ему грозит диагноз: шизофрения.

Робин.Да, болезнь может быть результатом наследствен­ной слабости, семейного «беспредела» или обоих факторов вместе. Но не забудьте, я излагаю свои самые общие сооб­ражения по проблеме, которая толкуется крайне противоре­чиво. Впрочем, некоторые основные положения для специа­листов - о чем несведущие вряд ли достаточно информиро­ваны - являются бесспорными, эти положения я и пытаюсь свести воедино и представить; подтверждает их мой лич­ный опыт и практика психотерапевта.

Джон.Хорошо, если с мамиными «границами» порядок, ребенок, вероятнее всего, сможет четче очертить себя са­мого, уточнит свою мысленную карту мира и займется вы-

яснением «границ» с отцом, братьями, сестрами, а потом и «за границей» семьи разберется с «границами». Уф!

Робин.Да, так мне все это представляется. Но... есть еще одно препятствие, которое необходимо преодолеть, упо­рядочивая «границы».

Джон.Кто бы подумал, что Вы его не найдете! Ну, и что за препятствие?

Робин.«Параноидный» способ справляться со стрессом.

Все мы — параноики

Джон.Значит, мы покончили с непроясненными «грани­цами»? Новый этап?

Робии.Не совсем. Этот «параноидный» образ действий невозможен, пока не поставлены какие-то «границы», но он возможен только потому, что «границы» все еще неустойчи­вы. Ребенку отчасти помогают неустоявшиеся «границы». Он может воспользоваться нечеткостью, неопределенностью своих «пределов», чтобы защитить себя от стресса и боли, если они слишком сильны и он не способен справиться с ними. Это что-то вроде предохранительного клапана. Ребенок дает выход болезненным ощущениям, когда переполнен ими. Ме­ханизм важно рассмотреть, потому что он в некоторой степе­ни объясняет отличие взрослого от ребенка, а также характе­ризует поведение, получившее специальное наименование -«параноидного».

Джон.Это когда - «не иду на регби, ведь нападающие там собираются в кучку, чтобы сплетничать обо мне?»

Робин.Да, мотив тот самый. Крайний случай такого пове­дения - клиническая паранойя, а в обиходе - «мания пре­следования». В повседневной жизни этот механизм лежит в основе целого ряда проблем, возникающих оттого, что люди «облегчают» себе жизнь, обвиняя других.

Джон.Почему этот механизм так важен для ребенка на ранней ступени развития?

Робин.Считается, что на этой ранней ступени жизни, ког­да мозг еще не полностью снабжен «проводкой», ребенок обостреннейшим образом переживает эмоции, потому что они пока не связаны с памятью, не соединены в целое, не урав­новешивают одна другую.

Джон.Как не понять, что эмоции младенцу - острый нож. Сил же нет слушать, когда он верещит, бедняжка!

Робин.Да. Жизнь - рай после того, как покормили, и адские муки, если с очередным кормлением запаздывают. Очевидно, когда страдания уже невыносимы, ребенок нахо­дит выход - он может установить подвижные на этой ранней ступени «границы» таким образом, что подавляющие его эмо­ции окажутся будто бы вне, а не внутри них. Будут «не-я» вместо «я».

Джон.Подождите, дайте разжевать. Значит, если я - мла­денец, я могу двигать мои «рубежи» на мысленной карте так, чтобы досаждающие мне эмоции стали бы «не-я» и пе­рестали бы быть частью моего «я»?

Робин.Именно. Представьте: «границы» - подвижные пластиковые конусы, которыми отмечают проезжую часть автострады при ремонтных работах, а вовсе некрепко-накреп­ко закрепленный барьер, разделяющий правую и левую по­лосы. Значит, можно менять «дорогу» на «не-дорогу», а в слу­чае же с «нашим» младенцем - переживаемое как «я» - на «не-я».

Джон.Иными словами, ребенок может «притворяться», что часть его - какие-то чувства - вовсе и не в нем.

Робин.Верно. Если они невыносимы, ребенок может от них оградиться.

Джон.И тогда ему станет лучше?

Робин.И да, и нет. Объясню, что будет дальше. Ребен­ка раздирают ужасные чувства, и вот он притворился, что в нем их уже нет. Конечно, они не исчезли, они где-то побли­зости. Но если они не внутри его...

Джон....значит, снаружи.

Робин.Именно.

Джон.Это, кажется, называется «проекцией»?

Робин.Да, на языке психологов это «проекция». Еще раз, коротко, что это. Это когда ребенок пугается каких-то чувств и притворяется, что они не в нем, притворяется, приоткрывая «границы», чтобы вытолкнуть мучительные чувства наружу. Они не исчезли, конечно, теперь ребенку кажется, что они подступают к нему снаружи.

Джон.Он «спроецировал» их на внешний мир?

Робин.Верно. И теперь мир кажется злее, ужаснее, чем на самом деле. Вы спрашивали, лучше ли почувствовал себя ребенок. Да, ему стало лучше, себя он почувствовал луч­ше, но... ему стало и хуже, ведь мир вокруг сделался куда враждебней. А на этой ступеньке жизни мир, конечно, все еще равнозначен матери. И теперь вместо того, чтобы чув­ствовать, что от голода и ярости готов мать разорвать на части и проглотить, он «спроецирует» эти чувства на мать. Вот вам замедленный повтор...

Робин.Как видите, теперь мать представляется ребенку ужасной ведьмой, которая может его проглотить.

Джон.Он уже не от ярости задыхается, он просто... пе­репуган насмерть?

Робин.Из огня да в полымя, точно. Джон.Наверное, поэтому сказки, захватывающие детей, на редкость «злодейские», из них так и рвутся полчища чу­довищных женщин: коварных мачех, безобразных сестер, ведьм и прочей нечисти. Кажется, ни одной нормальной матери поблизости нет. Отцы, нерешительные, ни на что не годные создания, забились куда-то в угол. Единственные благодетельницы-феи-крестные, они-само совершенство, и всегда тут как тут в нужный момент, чтобы навести порядок (обеспечить очередное кормление, надо думать)

Робин.Не забудьте про неисчерпаемые возможности про­ецировать недовольство папочкой на образы людоедов и великанов. Для того, чтобы наладить дела, существуют ко­роли с принцами и волшебники.

Джон.Значит, эти сказки вечно увлекают ребятишек по­тому, что отвечают пережитым всеми ими не так давно фан­тазиям и проекциям?

Робин.Да, ведь для младенцев - а дети младшего воз­раста от них отошли еще недалеко - существуют, похоже, только «поляризованные» любовь и ненависть. Поставить «границы» в нужном месте между «я» и «не-я», уравнове­сить себя, частично «выпустив» наружу накатившую нена­висть, держа в памяти нежившую нас незадолго до этого любовь - вот уроки, которые заучивают люди с раннего дет­ского возраста и «повторяют» всю жизнь. Всю жизнь, хотя и

в меньшей степени, крайнего накала эмоции заставляют нас пользоваться упомянутым предохранительным клапаном. Джон.И сказки помогают детям усвоить эти уроки? Робин.Да. Сказки в действительности поощряют детей I проецировать не поддающиеся контролю чувства в образы ведьм и людоедов, и если сказку про злодеев ребенку читают любимые мамочка, папочка или еще кто-то из старших, не | меньше любимый, ребенок успокаивается: уж взрослые-то знают всему свое место,

Джон. Если ребенок видит, что родители не пугаются этих чувств, он решит, что ему тоже незачем их так пугаться?

Робин.Верно. А чем «безопаснее» чувства, тем меньше нужды в их проекции.