 |
|
Эрих фон Строхейм, 1978
Эрих фон Строхейм всегда был одним из моих героев. Вдохновленный его ролью немецкого коменданта в фильме Ренуара «Великая иллюзия» и его игрой в пьесе Дюрренматта «Визит старой дамы», я приступил к созданию новой серии фотографий, изображавшей женщин в гипсе, хирургических корсетах и шейных фиксаторах. Это было в 1978 году.
фон Строхеймом в роли немецкого коменданта в фильме "Великая иллюзия"
Серия фотографий, навеянная Эрихом
Сан-Тропе, 1978
Как и в последние пятнадцать лет, мы с Джун проводим начало лета в нашем доме в Рамателле. На этот раз я прямо здесь буду заниматься созданием фоторепортажа о готовой одежде для журнала «Stern». Мне сказали, что вся одежда будет черной и очень роскошной — элегантные вечерние платья и платья для коктейлей. В течение многих лет я наблюдал за толпами отдыхающих на пляжах Сан-Тропе. Для вуайериста вроде меня в мире нет более интересного места. Здесь, на Пляж де ла Воль Руж, в 1969 году девушки впервые публично снимали свои лифчики. Здесь с вертолетов жандармерии на нудистов, загоравших на общественных пляжах, распыляли несмываемую краску, чтобы потом можно было найти и оштрафовать их. У каждого пляжа имелись свои постоянные клиенты: снобы и богачи, бедняки и проститутки, холостяки и семьи с детьми. Это жители Марселя и Парижа, туристы из Лос-Анджелеса или Дюссельдорфа. Я хорошо знаком с местной жизнью и обычаями, поэтому решил снимать здесь фотографии для «Stern». Довольно часто бывает так, что места, которые я знаю лучше всего, более таинственны для меня, чем неизвестные или экзотические территории.
Фотография для журнала "Штерн", Сан-Тропе
И вот изящные модели, с ног до головы одетые в черное — в черных шляпках с вуалями, черных чулках, черных туфлях на высоком каблуке и черных перчатках, — невозмутимо позируют среди полуобнаженных мужчин и женщин, загорающих на пляже.
Париж, 1978
Я стою на мосту Александра III. Сейчас пять часов вечера, но уже совсем темно, очень холодно и моросит дождь. Время для съемок коллекции высокой моды. Вот уже двадцать четыре года я фотографирую тонкие ткани и воздушные платья в совершенно невозможной обстановке.
На мосту Александра III в Париже, 1978 г.
Я знаю, что всегда могу снимать это в студии, но когда я вижу там белый бумажный фон, то захожу в тупик и не знаю, что придумать. На этот раз я решил сделать фотографии для французского «Vogue» на манекенах: у меня не поднимается рука вытаскивать живых моделей на улицу в такую погоду. Тем более я не стал бы заставлять девушку стоять на перилах моста в рискованном положении на пронизывающем ветру. Мы все жмемся друг к другу в съемочном фургоне и ждем, пока ветер немного утихнет.
Мы начинаем одевать манекены. Это работа для специалистов. У меня есть настоящая волшебница из «Аи Printemps», которая умеет придавать манекенам самые замечательные живые позы с помощью картона и скатанных газет. Одна из моих главных задач состоит в том, чтобы манекены выглядели как можно более реальными.
Эта игра с манекенами необыкновенно увлекательна. Каждый из них обладает собственной личностью. Я часто даю им имена. Вот эта очень эротична, с покорным выражением лица. Я называю ее Жоржеттой, и на фотографиях она всегда выходит замечательно. Другую зовут «Le Con», что значит «идиотка». Куда бы я ее ни поворачивал, у нее всегда необыкновенно тупой вид. С ней ничего нельзя поделать, поэтому я решаю избавиться от нее. К счастью, у меня в запасе есть пять других красавиц, а также десять разных пар рук и ног, сложенных в фургоне.
Одну из них наконец одевают. Мы ставим ее на перила моста, привязываем веревками и проволокой, чтобы она не упала в Сену, если ветер снова усилится. Веревки должны быть незаметными. Это цветные фотографии, и ретушировать их будет слишком дорого. Кроме того, во время съемок модной коллекции нет времени для таких трюков: макет журнала должен быть в типографии уже через три дня. Чрезвычайно трудно работать с этими манекенами, и я клянусь больше никогда не делать этого.
Разумеется, полгода спустя я все забыл и поддался новым соблазнам. 
Моя обнаженная модель, прикованная к парижской железной ограде, - на самом деле шестифутовый манекен
На этот раз поступила новая коллекция манекенов, которую я видел в каталоге Адели Рутштейн, лондонского поставщика магазинного реквизита. Куклы были не такими изможденными девицами, какие являются излюбленной продукцией большинства изготовителей, а массивными шестифутовыми бабищами с большой грудью и широкими бедрами. Спустя короткое время я нахожу тему для серии снимков с этими манекенами: обнаженные, они будут прикованы цепями к уличным фонарям и красивым железным оградам с видами Парижа на заднем плане. Съемки будут проводиться ночью, на цветную пленку. Кроме того, у Джун есть замечательная идея: парикмахер наклеит им волосы на лобке и под мышками.
Париж, 1979
Эта идея циркулировала у меня в голове в течение некоторого времени: фотографировать пары, где мужчину будет изображать женщина, наряженная мужчиной.
Женщины, переодетые мужчинами. Париж, 1979 г.
Но иллюзия должна быть совершенной, чтобы вводить зрителя в заблуждение. Такая двусмысленность пленяла меня, поэтому я поделился своей идеей с Каржере, главным художником французского «Vogue», и она ему понравилась.
И вот мы в холле отеля «Георг V». Женщины-мужчины выглядят великолепно, талии их элегантных костюмов затянуты так туго, что они едва могут дышать, короткие волосы напомажены, и единственной истинно женской особенностью, которую можно разглядеть, являются изящные руки. Я, делая фотографии, получаю огромное удовольствие, но его никто не разделяет. На второй день, по мере продолжения съемок, девушки выглядят все более недовольными: им не нравятся роли, которые они играют. В конце концов они говорят: «Сегодня вечером мы наденем свои лучшие платья, как следует накрасимся и отправимся танцевать с парнями!»
Берлин, 1979
Я получил отличное задание: сделать серию модных снимков в моих родных местах для недавно возрожденного немецкого «Vogue». Немецкого издания журнала не было с двадцатых годов, да и тогда оно существовало недолго.
Меня поселили в пансионе «Дориан» на боковой улице, в двух шагах от Курфюрстендамм. Предполагалось, что я остановлюсь либо в «Кемпински», либо в «Шлоссотель Герус» в Грюн-вальде — в роскошных берлинских гостиницах, которые мне так нравятся, — но на этот раз я счел более уместным удовлетвориться настоящим берлинским пансионом наподобие того, который был увековечен Кристофером Ишервудом. Пансион «Дориан» — совершенно особенное место. При нацистах там находился знаменитый бордель, часто посещаемый партийными бонзами: уютный, старомодный, с шелковыми абажурами и большими картинами, написанными масляными красками.
Берлин, 1979 г.
Я снял комнату на первом этаже, справа от входа. Большинство постояльцев работают в разных театрах.
Пока я гостил здесь, выяснились кое-какие интересные подробности. Сейчас пансионом управляет дочь умершего хозяина. Ей примерно шестьдесят пять лет, она мила, эксцентрична и обладает тем особенным берлинским чувством юмора, которое я люблю. Одна из моих берлинских знакомых, которую я время от времени приглашаю отобедать вместе, работает «девушкой по вызову». Она рассказала мне, что некоторые из старых клиентов Китти приходят в ее пансион для встреч с юными девушками.
Магазин нижнего белья на Нюрнбергштрассе
Одна комната зарезервирована специально для таких случаев. По пути в ванную я вижу открытую дверь. Я заглядываю внутрь: комната гораздо просторнее моей, мебель более уютная, и все обтянуто шелком. Точно, это та самая комната. В выходные дни я внимательно наблюдаю за посетителями и действительно вижу, как приходят и уходят хорошо одетые мужчины в возрасте за шестьдесят лет, которые выглядят так, словно вышли из кинофильма о нацистах.
Перед отъездом из Парижа в Берлин я снова предавался мучительным раздумьям о том, как лучше сделать эту серию фотографий. Я спросил редактора, можно ли будет снимать только немецкие фасоны и сделать акцент на нижнем белье. Мне казалось, что не имеет смысла фотографировать французскую одежду в Берлине. Наконец у Джун появилась отличная мысль: почему бы не проводить съемку в тех местах, где я часто бывал мальчишкой, когда жил там? В самолете я составил список, а по прибытии в Берлин взял такси и совершил объезд по памятным местам. К моему удивлению, многие из них совершенно не изменились с два-дцатых—тридцатых годов.
Магазин нижнего белья на Нюрнбергерштрассе сегодня кажется нереальным. Сцены с девушками в нижнем белье на берегах озер напомнили мне о былых днях, когда мы ходили плавать на озере и сбрасывали одежду на берегу. Я как будто заглянул в -свое прошлое. Мне повезло с освещенностью: над городом каждый день нависали большие черные тучи, придававшие сценам особую мрачность и напряженность. Я называю это «черным светом».
«Большие обнаженные фигуры», 1980
В 1980 году я начал снимать две тематические фотосерии. Серия «Большие обнаженные фигуры» началась в 1980 году и была навеяна полицейскими фотографиями захваченных немецких террористов из «Красных бригад». С перерывами я сделал двадцать один снимок из этой серии до 1993 года. Также в 1980 году я начал серию «Одетые и обнаженные», которую забросил в 1990 году, поскольку технически она была слишком сложной для продолжения.
"Большие обнаженные фигуры”
"Большие обнаженные фигуры”
"Большие обнаженные фигуры”
"Большие обнаженные фигуры" и скалолазы
"Большие обнаженные фигуры
"Одетые"
Сомюр, 1980
Я в казарме «Cadre Noir»[ 13 ]. Французский «Vogue» предложил мне сделать серию фотографий одежды от Версаче для сентябрьского выпуска. На одном из сеансов я попросил редактора отдела моды описать мне стиль коллекции. В нем смутно проглядывали армейские мотивы — кожа, бриджи для верховой езды и так далее. Мне показалось, что это будет хорошо смотреться на фоне молодцеватых кавалеристов. Интересно, существует ли еще кавалерия во французской армии? Я обратился с этим вопросом к редактору, у которой есть очень хорошие связи в высших кругах французского общества. Она сообщила, что во французской армии действительно существует корпус элитной кавалерии, но может быть очень трудно получить разрешение на съемку. Несколько дней спустя мне позвонили из редакции и дали зеленый свет.
Мы на день приехали в Сомюр, чтобы осмотреться. Место оказалось очень красивым, с большими зданиями и замечательной старой школой верховой езды. Я видел, как офицеры занимаются выездкой своих лошадей. Антураж был подходящий, но хватит ли этого для успешной съемки? Я равнодушно отношусь к лошадям, но кавалеристы выглядели очень впечатляюще в своих черных мундирах без карманов, так что очертания были идеальными. Мне редко приходилось видеть такую элегантность поз, ходьбы и движений, не говоря уже о том, как они выглядели в седле. Довольно странно, однако, что все они оказались заядлыми курильщиками; некоторые пользовались изящными черными мундштуками. Они курили даже на скаку. Но где, черт возьми, они держат свои сигареты, если у них нет карманов?
Неделю спустя мы приехали на съемки. По плану сеансы должны были продолжаться в течение двух дней, что является идеальным рабочим временем для меня. После второго дня мое внимание начинает рассеиваться, и процесс съемки становится скучной работой. Я отношу это на счет своей поверхностной натуры. Именно поэтому я никогда не смогу снимать кино: работа над одним проектом в течение месяца или даже года кажется мне чем-то невероятным. Красота фотографии заключается в том, что она обходится сравнительно дешево, а съемки можно проводить быстро, с минимумом обслуживающего персонала и оборудования. Если вы «запороли» одну работу, на подходе всегда найдется другая, на которой можно отыграться. Кроме того, немаловажно то, что фотографу обычно не приходится вставать рано утром.
Я решил исключить лошадей из антуража и сосредоточиться на элегантных кавалеристах, но для работы мне требовалось довольно много натурщиков. Это представляло серьезную проблему. Сначала мне пришлось убеждать полковника отдать своих людей в мое распоряжение на два дня. Потом мне пришлось объяснять кавалеристам, что модные фотографии нельзя сделать за две минуты и что съемки потребуют определенного терпения и времени. Я не сказал им, что на самом деле понадобится несколько часов, так как это могло испугать их. Мне и раньше приходилось давать подобные разъяснения; это самая трудная часть моей работы. Я работаю на особый манер: тасую и переставляю людей в кадре, как другие фотографы поступают с элементами натюрмортов. На это уходит, бывает, целый день.
Я приступил к работе. Сначала в моем распоряжении было пять человек — явно недостаточно для съемки. Пока мы шли к месту съемок, я увидел других, разгуливающих по плацу, и попросил редактора привести всех офицеров, которым было нечем заняться. К полудню мои дела пошли в гору: группа увеличилась примерно до пятнадцати человек. Теперь нужно было завладеть их вниманием, пробудить энтузиазм и заставить их позировать без ужимок и флирта с двумя моими фотомоделями. Не обошлось без трений, но кавалеристы выглядели замечательно и прекрасно позировали. Фактически они выглядели более привлекательно, чем фотомодели, — властно, уверенно, абсолютно правдоподобно.
В расположении подразделения кавалерии "Cadre Noir", Сомюр, 1980 г.
Что-то было не так с моими моделями. Или с их одеждой? Так или иначе, мне нужно было пошевелиться, чтобы сделать четыре страницы фотографий за день. Я решил делать снимки на разворот журнала; это означало, что придется сделать лишь четыре фотографии на восемь страниц. На словах все выглядит легко, но мне следовало бы знать, что на деле часто бывает иначе. Я сходил с ума, переставляя кавалеристов и пытаясь уместить композицию в рамки кадра. Кроме того, я с тревогой выискивал в их поведении признаки нетерпения или скуки. Это было ужасно: если я не справлюсь сейчас, то все пропало! К счастью, все обошлось, и примерно к шести вечера, когда дневной свет пошел на убыль, я выполнил свою норму.
На следующее утро обнаружилось несколько дезертиров, решивших, что гораздо интереснее быть строевым кавалерийским офицером, чем дурацкой моделью для съемок. Присутствовало всего лишь шесть человек. Теперь оставалось лишь попросить их оседлать лошадей, которые заполнят кадр, сделать сегодняшние фотографии иными по сравнению со вчерашними и, может быть, внести некоторую оригинальность.
Сомюр, 1980 г.
Но когда все было расставлено по местам — всадники великолепны, девушки прекрасны, — лошади вдруг опустили уши и прикрыли глаза длинными ресницами, словно решив вздремнуть. Впрочем, освещение было отличным, солнце светило сильно и резко, а по небу проплывали легкие облака. Нельзя всегда получить то, что хочешь.
К пяти вечера мы закончили съемки и стали собираться в обратный путь. Вскоре ко мне подошел офицер и попросил отойти в сторонку. Как оказалось, он прониксй нежными чувствами к одной из моих девушек, блондинке ростом примерно пять футов десять дюймов, с очень красивым ртом. Ее волосы были заплетены в толстую косу, уложенную вокруг головы (мне нравится эта прическа, и я время от времени ее фотографирую), и она выглядела великолепно. Офицер попросил меня снять ее обнаженной на лошади в одном из помещений для зимней выездки. Он заверил меня, что мы будем абсолютно одни и нам никто не помешает.
Я обратился к девушке. Неожиданное предложение позабавило ее, и она согласилась. Я, в общем-то, был благодарен этому офицеру за полет его фантазии. Мы выделили один час для дополнительной работы, но, когда все было готово для съемок, внезапно приехал генерал, пожелавший посмотреть, как идет дело. Офицер снова подозвал меня и тихо сказал, что ничего не выйдет. Какая жалость! Мог бы получиться потрясающий снимок.
Ширак, 1981
В 1981 году рекламное агентство, проводившее первую предвыборную кампанию будущего президента Жака Ширака, предложило мне сделать его портрет для агитационных плакатов. В то время Ширак был мэром Парижа. Он очень любезно разговаривал со мной. Я попросил его сменить голубую рубашку на белую, в которой он, по моему мнению, должен был выглядеть элегантнее, но он возражал.
Жак Ширак
Однако я продолжал настаивать, и в конце концов он уступил моим требованиям. На его столе стояла настольная лампа, которая мне тоже не понравилась. Я ухватился за нее и попытался сдвинуть с места; несколько раз я дергал изо всех сил, а Ширак недоуменно взирал на происходящее, пока я не понял, что лампа привинчена к столу. Впоследствии я узнал, что мадам Ширак якобы заявила: «Я не узнаю своего Жака на этой фотографии», и для предвыборной кампании был выбран другой снимок, не такой хороший, как мой.