Главная | Обратная связь

ГЛАВА 11. МОНТЕ-КАРЛО, 1981 —1982

В конце 1981 года мне исполнился шестьдесят один год. Я прожил в Париже больше двадцати лет. Я любил свою работу для французского «Vogue», фотографировать город, его улицы и перекрестки, самые таинственные парки, ближние пригороды, называемые «La Zone», и создавать персонаж, который я называл «женщина из 16-го округа», купающаяся в деньгах, одевающаяся в самые замечательные наряды от Ива Сен-Лорана, Диора и... Но теперь я пришел к выводу, что должен избавиться от вездесущих налоговых инспекторов, изымавших 70 процентов моего заработка, не говоря уже о других, косвенных налогах, которыми мы были обременены во Франции, плюс погода, которая с каждым годом как будто становилась все более пасмурной, дождливой и холодной.

В конце декабря мы упаковали чемоданы для ежегодного отъезда в Лос-Анджелес, но тут мне позвонил юрист и сказал: «Мистер Ньютон, если вы всерьез собираетесь жить в Монте-Карло, не уезжайте сейчас в Лос-Анджелес. Отправьтесь в Монте-Карло и постарайтесь получить необходимые документы». Джун выбросила все вещи из чемоданов и заново собрала их для южной Франции, и мы поехали в Монте-Карло. Мы поселились в гостинице «Эрмитаж» и отправились к месье Куртэну, начальнику полицейского департамента, который решал судьбу людей вроде нас, обращавшихся за видом на жительство. Расспросив нас о наших намерениях и о планах будущей жизни на территории княжества, он строго посмотрел на нас и сказал: «Приходите через восемь дней». Что мы и сделали, благополучно получив вид на жительство.

В январе 1982 года Джун тяжело заболела. Возникла необходимость провести серьезную операцию. Так начался худший год в моей жизни. Мы вернулись в Париж, и Джун договорилась с хирургом о дате проведения операции. Потом она простудилась, и это означало, что ей нельзя было давать обезболивающее, поэтому операцию пришлось отложить. Она очень нервничала, и у меня нет слов, чтобы передать ту тревогу, которую испытывал я. Я не думал о ней — нет, конечно же, я думал о ней и сходил с ума от напряжения, — но я также беспокоился за себя. Я думал: «О господи, что я буду делать без нее, если что-нибудь случится?»

Джун в нашей квартире в Монте-Карло после операции

Мы совершили ряд поездок из Парижа в Монте-Карло и подыскали квартиру, которая нам понравилась. Наш дорогой доктор Дакс сказал Джун: «Пока у вас есть силы до операции, лучше займитесь делом и постарайтесь как можно скорее обустроить свой дом. Больше вы ничего не можете делать, пока не попадете в клинику». Поэтому мы оставались в подвешенном состоянии, тревожась о будущем, курсируя между Парижем и Монте-Карло и стараясь перевезти на новое место наши вещи из Парижа и Рамателле. Это был один из самых странных периодов в моей жизни. Я показал себя совершенно бесполезным в критической ситуации, а Джун демонстрировала огромную выдержку и силу духа.

В апреле 1982 года ее наконец прооперировали, и, разумеется, я делал фотографии. Как я уже говорил, фотокамера образует нечто вроде барьера между мной и реальной жизнью. Когда я сталкиваюсь с чем-то очень неприятным, вроде сердечного приступа и моего медленного выздоровления в нью-йоркской клинике в 1971 году, фотосьемка в постели очень помогает поддерживать бодрость духа. А когда Джун подверглась тяжелейшей операции в 1982 году, я мог бестрепетно смотреть на нее и на то, что делали с ее телом, только если между ней и моими глазами находилась камера. Наверное, это свойственно представителям моей профессии. Мне кажется, что военные фотографы не могли бы вынести сцен боли и кровопролития, если бы между ними и теми ужасами, которые они снимают, не находилась камера.

Камера была прозрачной стеной, воздвигнутой между мной и болью других людей, которую я не мог вынести. Боль Джун была невыносима для меня. Операция прошла успешно. Джун была невероятно слабой, такой слабой, какой я ее не видел раньше. Профессор, проводивший операцию, пригласил меня в свой кабинет и сказал: «Послушайте, мистер Ньютон, ваша жена очень слаба, и ей противопоказано даже малейшее беспокойство. Вы должны как можно больше помогать ей, чтобы она абсолютно ни о чем не волновалась. Будьте добры и ласковы с ней. Любое неприятное известие может усугубить ее послеоперационное состояние и будет крайне опасным для нее».

Что же случилось с эгоистичным, слабовольным маленьким Хельмутом? Разумеется, он не выполнил свое обещание. Он поступил как раз наоборот и позорно «провалил экзамен в Монте-Карло».

Через неделю или около того после операции мы переехали в нашу квартиру в Монте-Карло. Джун все еще была очень слаба и испытывала массу проблем. Мне приходилось помогать ей вставать в постели, мыться под душем и ходить в туалет. Когда я говорю о слабости, то имею в виду физическую немощь, но ее дух оставался сильным, как всегда. Я также помогал ей в плавательном бассейне, который находился рядом с нашим домом. Она медленно плавала взад-вперед, а я поддерживал ее.

Я выходил на улицы Монте-Карло и гулял там в одиночестве. У меня была ужасная депрессия, и мне казалось, что я никогда в жизни не был так угнетен. Все сошлось воедино: болезнь и беспомощность Джун, тоска по парижской жизни и тот факт, что я впервые жил не в большом городе. Я внезапно оказался в незнакомом месте под названием Монте-Карло, которое не было ни городом, ни курортом. Это совершенно особое место, подобного которому нет в мире. В определенном отношении оно напоминало мне Сингапур в дни колониального владычества, но в сильно уменьшенном виде.

Когда Джун отдыхала, я садился в автобус и отправлялся в сад под названием «Маленькая Африка», расположенный возле знаменитого казино. Там я сидел на скамье и плакал.

Свой парижский автомобиль я продал, а в Сан-Тропе остался джип, по-прежнему стоявший возле нашего летнего дома в Рама-телле. Я не хотел садиться за руль, поскольку был убежден, что непременно попаду в аварию; мне совершенно не удавалось сосредоточиться. Мне больше не хотелось брать в руки камеру. Когда я был в квартире, то повсюду ходил за Джун, словно ручной пес. Она была моей крепостью. Вместо того чтобы быть сильным и ограждать ее от проблем, я ничего не делал, и весь груз существования ложился на ее плечи. Не знаю, как она выдержала это, поскольку моя депрессия все усиливалась. Когда ходил по магазинам за покупками, то едва смотрел по сторонам и играл в «русскую рулетку» с огромными грузовиками, возившими цемент, гравий и разные стройматериалы на многочисленные новостройки Монте-Карло. Грузовики на высокой скорости выезжали из круговой транспортной развязки рядом с нашим домом.

Мне приходилось пересекать несколько улиц, чтобы добраться до той, где находился ближайший торговый центр «Сент-Ро-ман». Я называл ее «La Rue Sans Joie», что значит «безрадостная улица». Даже если вы живете в Париже в шикарном или красивом районе, где-нибудь поблизости всегда есть такая «La Rue Sans Joie». Эта безрадостная улица за нашим жилым домом была одной из самых унылых, которые я когда-либо видел. Разумеется, теперь, через двадцать лет, я привык к ней и она больше не угнетает меня. Теперь мне нравится Монте-Карло и моя жизнь здесь.

Но весной 1982 года я впал в такую глубокую депрессию, что в отчаянии позвонил своему другу, доктору Жану Даксу. Жан всегда приходил на помощь, когда я нуждался в этом. Он мог в два счета вылечить простуду, чтобы я побыстрее вернулся к работе. Он незримо присутствовал рядом как ангел-хранитель, у которого всегда находилось что-нибудь особенное, чтобы поставить меня на ноги, все эти годы. Так или иначе, я сообщил ему, что со мной происходит, и он сказал: «Ладно, я пошлю тебе кое-что под названием «улучшитель настроения». Я был заинтригован, потому что раньше никогда не слышал об «улучшителях настроения».

Он сказал: «Ты должен принимать эти таблетки в течение пятнадцати дней. В первую неделю ты можешь впасть в еще более глубокую депрессию, и тебе будет гораздо хуже, чем сейчас.

Но что бы ни случилось, не прекращай лечение, иначе все пойдет насмарку. Обещай мне, что будешь принимать таблетки в течение пятнадцати дней».

Я всегда слушался Жана, и его предсказания обычно сбывались. Действительно, в первую неделю мне стало гораздо хуже, но примерно через десять дней я ощутил постепенное улучшение, а через пятнадцать дней был практически в полном порядке. Я смотрел на мир совершенно иными глазами. Жан снова спас меня.

И снова я говорю только о себе, а не о Джун. Что ж, это в моем стиле. Во время очередного приступа депрессии я сказал ей: «Можешь выбросить все мои камеры; я больше никогда не буду фотографировать». Я говорил совершенно искренне. Я был уверен, что никогда не вернусь к нормальному состоянию и не возьму в руки камеру, не буду водить автомобиль.

Вскоре после курса «улучшителя настроения» мне пришлось отправиться в Милан по одному делу, не связанному с фотографией. Дело было в конце весны, и я сел в поезд, отбывавший из Монте-Карло. Я сидел у окна купе и смотрел в окно, пока поезд отъезжал от перрона и еще около двух часов неторопливо двигался вдоль побережья. Закат над Средиземным морем был прекрасен.

Световой день продолжался очень долго, и золотистый солнечный свет заливал пляжи и маленькие деревушки, через которые мы проезжали. Ровно через полчаса после отъезда из Монте-Карло мы остановились на станции Бордигера, и я сразу влюбился в это место.

Это был старый морской курорт начала века, настоящий бальнеологический санаторий, какие в те дни пользовались большой популярностью. Каким-то образом этот уютный маленький городок запал мне в душу. Когда я вернулся в Монте-Карло из Милана, то стал больше чувствовать себя дома, чем раньше. Вскоре из итальянского отделения «Vogue» поступило предложение сделать модные фотографии для них в любое время, когда мне будет удобно.

Фрагмент снимка, сделанного в Бордигере, 1983 г.

Я взял камеры и поехал со своими фотомоделями в Бордигеру.

С тех пор прошло двадцать лет, а я по-прежнему живу здесь. Моя работа происходит главным образом в Монте-Карло и его окрестностях, окна моего кабинета смотрят на Средиземное море, и я не могу представить свою жизнь где-то еще.

Здесь я заканчиваю свой рассказ, потому что описание чужого успеха, большого или малого, просто не представляет интереса для читателей. В сущности, эта книга и повествует о моем пути к успеху.