Главная | Обратная связь

Глава вторая. Отменяю подписку

За маской смеха – маска слез

За маской пьянства – маска мудрости

За маской преступности – маска недолговечности

За маской революции – маска кинорежиссёра

Тераяма Сюдзи

Покажи свою суть

Побережье Флориды в начале шестидесятых было тихим, милым и не столь многолюдным, как сейчас. Это была субтропическая область кристально чистых ключей, дубильно-черных рек и белых домиков с красными черепичными крышами, видневшимися над королевскими пальмами и мангровыми деревьями которые росли на пляжах. Джимми любил пейзаж северной части Мексиканского Залива, который позднее описывал как «странное, экзотическое, волнительное место». Вернувшись в свой первый дом, который, по сути, и был лишь ему родным, Джимми Моррисон поселился в доме бабушки Кэролин и дедушки Пола. В сентябре 1961 он начал занятия в колледже низшей ступени города Сент-Питерсберг – консервативном учебном заведении, которое обязало его носить блейзер и полосатый школьный галстук каждый день.

Он ненавидел это. Ему было скучно. Он писал в своих записных книжках, что скрашивал утомительную поездку на автобусе между Клируотер и Сент-Питерсбергом натиранием ладонями своего рюкзака, пока не уставал.

Моррисоны жили в маленьком доме недалеко от городской библиотеки. Джим Моррисон и несколько коробок его книг заняли пустующую комнату для гостей. Джимми любил своих бабушку и дедушку и старался относиться к ним c южным почтением. Нет, он предупредил их, что не станет ходить с ними в церковь, проводил в их доме, как можно меньше времени, и старался вести себя с особой осторожностью, чтобы скрывать от них свои пьяные выходки. Когда его бабушка находила в мусорном ведре пустые бутылки из-под пива и вина и спрашивала об этом Джима, он лишь смеялся в ответ. Он дразнил их, обещая, привести в дом «девочку-нигера», чтобы познакомить с ними.

«Мы просто не могли понять его, никто из нас», - позднее скажет Каролин Моррисон, имея в виду весь обширный клан Моррисонов. «Он был таким разным. Невозможно было понять, о чем он думает».

Все его оценки были удовлетворительными. Пятерка по Английскому была получена за сильное эссе об экзистенциональной новелле Альбера Камю «Посторонний», в которой безликий человек в Алжире, совершает бесчувственное убийство, находясь в безвыходной ситуации абсурдов жизни.

Школьные записи показывают, что Джимми воспринимали как импульсивного, непостоянного, отчасти застенчивого, ожесточенного критика социальных институтов – в частности таких, как школа.

В городе Сент-Питерсберг была художественная коммуна, которая расцветала в зимний сезон. И когда осень подошла к концу, Джимми узнал о «Современнике», который находился в районе кафетериев, где обычно собирались битники и местные люди искусства, в Пайнлс-Парк южнее Клируотер. Владелец, Том Ризе, был открытым гомосексуалистом и лично кутил в своем лагере, так что для молодых посетителей был элемент риска и опасности оказаться замеченным там. (Для студентов, проживающих в общежитии колледжа, было официально запрещено посещать «Современник»). Но Джимми нравилось это место. В каком-то смысле можно даже сказать, что его сценическая карьера началась в том ветхом, обшитом тесом доме, затененным старыми пальмами сабаль, которые росли на краю болотистой местности.

Джимми начал ходить в «Современник» по выходным вместе с парнем, который жил по соседству, но затем ходил один. Ризе заметил его сразу и пытался уговорить позировать обнаженным на художественных занятиях, которые проходили в «Современнике». «Джимми хорошо знал, как сильно он притягивает к себе людей, - позднее вспоминал Ризе. – Но он еще был слишком зелен, чтобы воспользоваться этим. Все хотели уложить его в кровать… И не важно были это девочки или мальчики, Джимми притягивал всех».

Но Джимми будет лишь качать головой и вежливо отказываться от предложения модельного бизнеса. Его больше будет интересовать кино-программа «Современника», где будут показываться зарубежные фильмы, заказанные из «Janus Films» в Нью-Йорке. Ризе показывал шведские художественные фильмы такие, как «Дикая земляника», французские фильмы с небольшим количеством обнаженных сцен, как «И создал Бог женщину» Вадима Роже, и ранние фильмы андеграунда, как «Сорви мою маргаритку» Роберта Франка, целый пантеон бит-поэтов, читающих от имени Джека Керуака. Вероятно, именно там Джим впервые узнал вкус не-голливудских фильмов. Одна из его книжек, дата которой не установлена, но предположительно относится к тому периоду, начинается с упоминания о фильме 1961 режиссера Жана-Люка Гадара «Une Femme est une Femme (Женщина есть женщина)».

Более важно, «Современник» устраивал ночи «открытого микрофона» по субботам, когда каждый мог выйти на маленькую сцену и показать себя. Зачастую записывались фолк-певцы, но были и группы бит-поэтов, которые использовали барабаны бонго, и еще Джим Моррисон – этот странный парень из колледжа низшей ступени, который выходил на сцену с укулеле (четырех струнный музыкальный инструмент) и вываливал на головы собравшихся груды поэзии в свободной, несвязной форме, которая, казалось, спонтанно извергается из его головы, и которую мало кто понимал. Это был первый опыт выступлений перед живой аудиторией для Джимми. «Он будет просто бренчать что-то невнятное, как это делал Аллен Гинсберг, - скажет позднее Ризе. – Записывался всегда заранее, но я чувствовал, что он делает это сразу, как только спускается со сцены, основываясь на одной из тех философий, которые он читал, а читал он всю эту фигню постоянно».

После нескольких месяцев выступлений у Джимми даже появились последователи в «Современнике». Том Ризе стал в некоем роде наставником для него и первым человеком, который имел хоть какое-то отношение к искусству и мог убедить Джимми, что у него действительно есть талант. «Ты лучше звучишь, когда гнешь свою линию, - говорил он Джимми. – Возможно, в том, что ты делаешь нет ритма, но это действительно очень поэтично».

Ризе и другие убеждали Джимми подать заявление в Университет Штата Флорида в городе Таллахасси – две сотни миль на север, где его творческие инстинкты смогли бы развиваться в более прогрессивной атмосфере. Ризе так же говорил, что дал Джимми один несвоевременный совет: «Покажи свою суть».

В конце весны 1962 случилось нечто важное, из-за чего Джимми перестал посещать «Современник». Чтобы это ни было, у этой тайны остался оттенок скандала. Один из братьев Стива Моррисона был вызван во Флориду, чтобы вытащить Джимми из неприятностей, которые Моррисоны считают слишком непристойными, чтобы обсуждать их с кем-нибудь вне семьи. Многим позже, во время предварительного судебного заседания 1969 года по обвинению в непристойном поведении, доказывая, что он никогда не был гомосексуалистом, Джимми сказал своему адвокату Максу Финку, что был вовлечен в интимную связь с человеком, когда учился в колледже низшей ступени. Он описывал этого мужчину, как старого друга, владельца ночного клуба, который подбадривал его и выступал в качестве наставника.

Разговаривая об этом тридцать пять лет спустя с момента тех далеких событий, Том Ризе сказал: «Ну… это определенно звучит так, словно речь идет обо мне». На вопрос о том, были ли у него интимные отношения с Джимом Моррисоном, он помолчал, затем сказал: «Ну, пусть будет так. Ведь все этого хотят, верно».

Весной 1962 Джимми и его друзья направлялись на вечеринку в Клируотер. По дороге они остановились в доме братьев Калливокас, чтобы захватить немного пива. Младший из братьев, Крис, не мог пойти на вечеринку, потому что должен был закончить семестровую работу о временах правления Елизаветы Первой, в особенности о восстании лорда Эссекса в 1601 году. Закончив эту работу, Крис мог бы выпуститься из школы. «Граф Эссекса? – оживился Джимми. – Да, я знаю о нем все». Забыв о вечеринке, Джимми за вечер написал семестровую работу Криса, напечатав восьмистраничный черновик, и даже составил по памяти библиографию. Учитель, считавшийся специалистом по Елизаветинской эпохи, поставил этой работе высшую оценку.

От этого результата перепало и Джимми – Крис смог присоединиться к своему брату в Университете Штата Флорида в августе, и в доме, который они снимали, появилась свободная комната, так что Джимми Моррисон мог жить с ними. И был еще один бонус. Летом 1962 Джимми познакомили с подругой девушки Криса – шестнадцати летней ученицей школы Клируотер по имени Мэри Верблов. Мэри была стройной, с золотисто-каштановыми волосами, яркой улыбкой и фигурой танцовщицы, которую бог наградил шикарной грудью.

Она была из порядочной семьи католиков и, к счастью для Джимми, была умной и любопытной. Он познакомил ее с поэзией, которая ему нравилась и с книгами, которые он читал. Друзья, такие, как Брайан Гейтс, которые знали Джимми и в Клируотер, и в Таллахасси, отмечали, что когда он был с Мэри, то сильно отличался от того пьяного бездельника, которым обычно был. Когда Джимми появлялся на танцах один, то вел себя словно дерево – безучастный, странный. На вечеринках он мог выкинуть такой трюк, как, например, забраться на край балкона и балансировать, пугая всех, что может упасть. Он говорил, что ему нравилось, как кричали девушки, когда думали, что он упадет. На одной из вечеринок он порезал себя, пытаясь проделать трюк с ножом. Когда его доставили в неотложку, он был так пьян и так бранился, что врач ушел раньше, чем зашил ему рану.

Но Мэри будила в нем воспитанного южанина, джентльмена, скрытого глубоко внутри Джимми – незнакомая роль для всех кто знал его как маниакального подстрекателя. Он говорил своим друзьям, что Мери была особенной, божественной девушкой, с которой он мог говорить часами. Они делились друг с другом своими мечтами. Он сказал ей, что хочет стать писателем. Она хотела быть танцовщицей в кино, и уже сейчас подрабатывала после школы в местном общественном центре, преподавая танцы.

Степень их отношений не известна, и сама Мери Верблов наотрез отказывается что-либо комментировать по этому поводу. Позже тем летом, когда Джимми приезжал в Калифорнию, чтобы увидеться с семьей, он сказал своему брату, что впервые переспал с женщиной в Клируотер.

За следующие восемнадцать месяцев, проведенные во Флориде, Джимми будет часто путешествовать автостопом, преодолевая по 280 миль между Таллахасси и Клируотер, чтобы увидеться с Мери Верблов. Те путешествия в одиночестве по жарким, пыльным двух полосным дорогам Флориды, с поднятым вверх большим пальцем, прося остановиться проезжающие мимо машины, с воображением, воспаленным страстью и поэзией, и Ницше, и Бог еще знает чем еще – испытывая судьбу с неотесанными водителями грузовиков, вороватыми гомиками, странствующими грабителями – все это оставило несмываемый шрам в сознании Джимми, записные книжки которого пестрели каракулями спешных записей и рисунками одинокого автостопщика, путешественника экзистенциалиста, безликого и опасного, дрейфующего незнакомца c яростными, искаженными фантазиями, таинственного бродягу: убийцу на дороге (the killer on the road – строчка из песни «Riders on the Storm»).