Главная | Обратная связь

Жизнь в клубе «Turkey Joint West»

Первое выступление Джима Моррисона. После, люди будут говорить об этой ночи долгие годы.

К маю 1965 года в мире музыки произошли сейсмические сдвиги – фолк-рок Лос-Анджелеса внезапно прорвался на радио АМ. Сонни Боно и его подруга Шерилин Саркисян, которые работали в подпевке у босса Сонни – Фила Спектора, после частого появления на телевидении с «I got you, Babe», начали сольную карьеру как Сонни и Шер. Основатель «New Christy Ministrel» Барри Макгуир добился первого места со своим гимном страха перед ядерной войной «Eve of Destruction». Нил Янг и Стивен Стилс сформировали группу «Buffalo Sprigfield», беря пример с группы «Byrds». Артур Ли – первый чернокожий модник в Америке и гениальный прототип Джимми Хендрикса и «Sly Stone», сформировал «Love» - первую межрасовую группу на Стрип. Джон и Мишель Филипс прибыли в Лос-Анджелес с идеями сделать такие песни, как «California Dreamin’» и «Monday Monday», которые впоследствии укрепят позиции Лос-Анджелеса в роли нового поколения американской поп-культуры.

«Rolling Stones» тоже был в городе. Фил Спектор убедил новую деликвентную английскую аристократию, что им следует делать их мрачные поп-арт записи в Лос-Анджелесе. Эта идея ратифицировалась к 1964 году выходом таких рок-шедевров, как «The Last Time» и «It’s All Over Now». «Rolling Stones» записывались в «RCA Studio», споря насчет своей новой песни «Satisfaction». Кит Ричардс ненавидел ее, но остальная группа голосовала «за». Песня вышла в июне 1965 года – недовольство, обращенное к девушкам, стиральному порошку и сигаретам. Она сбросила все калифорнийские группы с первых позиций в чартах на все оставшееся лето.

Джимми Моррисон в то время обнаружил в себе нечто подобное одержимости ангелоподобным хипстером Брайаном Джонсом, который основал тремя годами ранее группу «Rolling Stones». Как показывают сохранившиеся записные книжки, Джимми Моррисон был рьяным поклонником. Там содержится множество ссылок для просмотра передач с участием Джонса, особенно передачу 1965 года «Shindig», где Брайан велит зрительному залу заткнуться, чтобы Хаулин Вульф – приглашенный «Rolling Stones» гость и обалденная звезда чикагского блюза, мог провести свои телевизионные дебаты. С золотым шаром светлых волос, отражая теплый свет черно-белых телевизоров середины шестидесятых, Брайан Джонс источал полу-божественность, катодно-лучевую ауру на экранах, скандальную и грубую взрывную волну дионисийской энергии. Смелая агрессия Брайана Джонса в совокупности с его бдительной харизмой произвели глубокое впечатление на Америку, когда он поделился своим лидерством в группе с Миком Джагером.

Самым заметным из «Rolling Stones» в Лос-Анджелесе был Брайан. В то время как Мик и Кит сидели друг напротив друга в отеле «Hollywood Ambassador», записывая их следующий альбом «Aftermath», Брайан Джонс наряжался и устраивал сенсационные визиты на Стрип, где его всегда окружала толпа людей на тротуарах, в магазинах, клубах – множество представителей английской поп-культуры и пикантного очарования «Веселящегося Лондона». И это не были уличные подростки или мексиканские шлюхи, которые тащились от него. Когда Брайан не находился в студии, его расположения искали любители джазовой музыки поколения пост-бит. Денис Хопер – молодой актер и коллекционер произведений в стиле поп-арт, повсюду следовал с камерой за Брайаном. Так же поступил артист и любитель мотоциклов Уоллес Берман, который пригласил Брайана для фотосессии в свой дом в каньоне Топанга.

Интеллигентный, хорошо владеющий литературной речью и приветливый, когда хотел кому-то понравиться, в действительности Джонс с трудом поддавался контролю, но старался вести себя как можно лучше, будучи ослепленным яркостью Голливуда, его лазурными плавательными бассейнами, острыми плавниками на задних крыльях «Кадиллаков» и особняками, которые уходили вверх на холмы, возвышающиеся над Стрип. Брайан передвигался по окрестностям Лос-Анджелеса, словно молодой бог под покровом ночи, затуманенный алкоголем и пилюлями, которые делали его действительно странным, когда он реально нагружался всем этим. Джимми знал некоторых девушек, которые шатаясь выходили на закате из расположенного у бассейна розового бунгало Брайана, разнося жуткие истории о садизме, побоях, оргиях и обычном грубом обращении Брайана Джонса – этого ненасытного маньяка, который играл на гитаре для «Rolling Stones». Вполне вероятно, что Джимми Моррисон, так или иначе, встречался с Брайаном Джонсом в этот период. Четыре года спустя, в 1969 году, одна из главных поэтических работ Джимми будет посвящена Брайану. В ней будут освещаться моменты, лично пережитые Джимом. Так же в эту работу будет включена любительская фотография, сделанная в мае 1965. На ней изображен Брайан в инструментальной лавке «Wallach’s Music City», где «Rolling Stones» приобретали некоторые музыкальные устройства (включая «fuzz box» Гибсона, который использовали при записи «Satisfaction»). На Брайане надет модный шарф и жакет из жатого ситца. Он окружен восхищенными фанатами, один из которых очень сильно похож на Джимми Моррисона. Брайан Джонс был известен тем, что имел обыкновение говорить шепотом, заставляя людей подходить ближе к нему, чтобы понять, о чем он говорит. Начиная с этого лета, Джимми стал говорить на манер Брайана Джонса, вызывая недовольство людей, которые вращались возле него.

Нет сомнений, что Рэй Манзарек открыл Джима Моррисона. Впервые Рэй узнал Джимми через Олено и Дибелу зимой 1965 и воспринял его как некую разновидность потенциального коллаборациониста. Рэй был полупрофессиональным музыкантом, делая по тридцать баксов в неделю в «Rick and the Ravens» - сёрф-группе из Южного Залива, основанной младшими братьями Рэя, Риком и Джимом. (Сёрф-группа – жанр популярной музыки, ассоциирующейся с сёрф-культурой. Сёрф-культура включает в себя людей, жаргон, моду и жизнь, которые окружают сёрфинг как спорт и культуру). «Rick and the Ravens» носили электрически-голубые жакеты, белые рубашки с кружевными рукавами, ботинки для пустыни. Они гремели инструментальные произведения Дика Дэйла, а так же песни «Louie, Louie», «Hoochie Coochie Man» на студенческих вечеринках и, время от времени, в баре «Turkey Joint West» на Второй Стрит и Бродвее в Санта-Монике. Все братья Манзарек имели серьезную музыкальную подготовку и были сведущими в этом. У Рэя была способная и сильная левая рука в результате долгих джазовых тренировок игры на фортепьяно и несложных проигрышей на синтезаторе, что позволяло ему сдабривать сольные номера дополнительными рок частями, позаимствованными у Дебюсси, И. С. Баха, Билла Эванса и Бада Пауэлла. У «Rick and the Ravens» было сделано даже несколько записей на независимой студии грамзаписи «World Pacific Aura», которые, впрочем, не были нигде представлены. Они даже едва не попали на «Shindig», но приглашение отменили. Начиная как «Кричащий Рэй Дэниел, Вопль Бородатого Блюза» (Рэй Дэниел Манзарек щеголял в то время козлиной бородкой на манер битников), микшируя партиты Баха с всплесками пианино Отиса Спэнна, старший из братьев играл чикагское R&B в середине сёрф-шоу, которое растягивалось в джазовые наложения, подобные тем, что делал невероятно классный блюз-бэнд Пола Батерфилда в Чикаго - микширование городского R&B со звуками мистического Востока. «Rick and the Ravens» были забавными, но посредственными. Без собственных оригинальных песен и харизмы, группа была обречена на бесславие. И это угнетало Рэя.

Он был серьезным тупицей, но носил жакеты прямого покроя и галстук, что делало его старше и похожим на члена «Лиги Плюща». Он был так же амбициозным и хотел попасть в ритм музыкальной энергии, расцветающей в Лос-Анджелесе. Рэй был духовным искателем, одним из первых студентов «Центра медитации Махариши Махеш Йоги на Третьей-стрит». Он был фанатом джаза, который тащился от Джона Колтрейна и Телониуса Монка, от модных джазовых квартетов и бразильской боссановы, и, будет вам известно, он мог совмещать софистику с рок-н-роллом так же, как это делали и другие любители фолк-музыки. Рэй видел что-то совершенно рок-н-рольное в неловких бунтарских выходках Джимми и, по непонятным его братьям причинам, продолжал пытаться привлечь Джимми Моррисона в группу.

Но у Джимми совсем не было музыкальных способностей. Никто еще не слышал, как он поет. Джимми давно забросил свои занятия на пианино. Он не владел ни одним музыкальным инструментом и имел плохое чувство ритма. Джимми был замкнутым и патологически стеснительным, когда вел себя нормально, без маниакальных одержимостей. Но Рэю Манзареку казалось, что Моррисон выглядит именно так, как должна выглядеть звезда рок-н-ролла. Он будет навещать Джимми вместе со своей подругой Дороти. Джим жил в неплохой квартире недалеко от госпиталя ветеранов на пересечении Уилшира и Сен-Винсенте. Там было много книг, а на стенах висели плакаты красоток из «Playboy» и картинки лондонской модели Джин Шримптон. На другой стене находился огромный поп-арт коллаж, над которым работал Джим, набирая его из сотен картинок, вырезанных из журналов. В этой работе Джин Шримптон и Брайан Джонс были представлены неоднократно. Поскольку Джимми окружил себя тайной касательно своей семьи, многим в Калифорнийском Университете Лос-Анджелеса было любопытно, откуда он и кто его родственники. Дороти Фуджикава заметила дорогое электрическое одеяло на кровати Джимми и считала, что у его родителей должны быть деньги. Рэй продолжал верить, что в Джимми скрыт некий потенциал, который ждет лишь толчка. Однажды, когда группу «Rick and the Ravens» наняли на ночную школьную вечеринку для поддержки Сонни и Шер и один из гитаристов не смог прийти, Рэй заплатил Джимми двадцать пять долларов только за то, чтобы тот просто стоял там с гитарой в руках. Джимми бренчал на неподключенной электро-гитаре «Фендер Страт» и выглядел злым, мрачным, почти отталкивающим. Затем в конце мая, Рэй пригласил группу сокурсников на выступление «Rick and the Ravens» в баре «Turkey Joint West», и ближе к полуночи, когда все были в изрядном подпитии, Рэй объявил: «Дамы и господа, сегодня мы приготовили вам особенное угощение… Вот он – прямиком с факультета кинематографии – Джим Моррисон!»

Никто не видел прежде, чтобы Джимми пел на сцене. Рэй говорит, что он растерянно оглядывался по сторонам, словно слабоумный. Люди аплодировали. Джимми улыбнулся типа «вот те на» и запрыгнул на небольшую сцену. Рик Манзарек начал играть вступление «Louie Louie». Внезапно, совершенно непредсказуемо, Джимми Моррисон издал жуткий, словно из громкоговорителя бунтарский вопль, который приземлился на танц-пол словно брошенная граната. Заведение буквально взорвалось, когда барабанщик задал ритм, и девушки в их сорочках и сандалиях начали трястись словно язычники. Джимми и Рэй запели вместе «Луи, Лу-и, о, детка, нам пора». Люди будут говорить об этой ночи еще долгие годы. Джимми тоже понравилась эта ночь, и позднее он поблагодарил за это Рэя. Еще Джимми сказал, что собирается в Нью-Йорк. Это повергло Рэя в уныние. Джимми сказал друзьям, что направляется в Нью-Йорк, чтобы попробовать присоединиться к андеграунд-режиссеру Йонасу Мекасу, и попытаться делать альтернативные фильмы, как тот, что был о Ницше и лошади.

Голодуя, галлюцинируя, живя в одиночестве шаманской изоляции, сбрасывая свои змеиные шкуры устаревших менталитетов, Джимми Моррисон умирал в Венеции, в то время как Джим Моррисон – новая разновидность рок-божества – готовился появиться на свет.