LXIII. Осенний сонет
Читаю я в глазах, прозрачных, как хрусталь: «Скажи мне, странный друг, чем я тебя пленила?» – Бесхитростность зверька – последнее, что мило. Когда на страсть и ум нам тратить сердце жаль.
Будь нежной и молчи, проклятую скрижаль Зловещих тайн моих душа похоронила, Чтоб ты не знала их, чтоб все спокойно было, Как песня рук твоих, покоящих печаль.
Пусть Эрос, мрачный бог, и роковая сила Убийственных безумств грозят из-за угла — Попробуем любить, не потревожив зла…
Спи, Маргарита, спи, уж осень наступила, Спи, маргаритки цвет, прохладна и бела… Ты, так же как и я, – осеннее светило.[72]
LXIV. Печали луны
Луна уже плывет медлительно и низко. Она задумалась, – так, прежде чем уснуть, В подушках утонув, мечтает одалиска, Задумчивой рукой свою лаская грудь.
Ей сладко умирать и млеть от наслажденья Средь облачных лавин, на мягкой их спине, И все глядеть, глядеть на белые виденья, Что, как цветы, встают в лазурной глубине.
Когда ж из глаз ее слеза истомы праздной На этот грустный шар падет росой алмазной, Отверженный поэт, бессонный друг ночей,
Тот сгусток лунного мерцающего света Подхватит на ладонь и спрячет в сердце где-то Подальше от чужих, от солнечных лучей.[73]
LXV. Кошки
От книжной мудрости иль нег любви устав, Мы все влюбляемся, поры достигнув зрелой, В изнеженность и мощь их бархатного тела, В их чуткость к холоду и домоседный нрав.
Покоем дорожа и тайными мечтами, Ждут тишины они и сумерек ночных. Эреб в свой экипаж охотно впрег бы их, Когда бы сделаться могли они рабами!
Святошам и толпе они внушают страх. Мечтая, вид они серьезный принимают Тех сфинксов каменных, которые в песках
Неведомых пустынь красиво так мечтают! Их чресла искр полны, и в трепетных зрачках Песчинки золота таинственно блистают.[74]
LXVI. Совы
Где тисы стелют мрак суровый, Как идолы, за рядом ряд, Вперяя в сумрак красный взгляд, Сидят и размышляют совы.
Они недвижно будут так Сидеть и ждать тот час унылый, Когда восстанет с прежней силой И солнце опрокинет мрак.
Их поза – мудрым указанье Презреть движение навек: Всегда потерпит наказанье
Влюбленный в тени человек, Едва, исполненный смятений, Он выступит на миг из тени![75]
LXVII. Трубка
Я – трубка старого поэта; Мой кафрский, абиссинский вид, — Как любит он курить, про это Без слов понятно говорит.
Утешить друга я желаю, Когда тоска в его душе: Как печь в убогом шалаше, Что варит ужин, я пылаю,
Сплетаю голубую сеть, Ртом дым и пламя источаю И нежно дух его качаю;
Мне сладко сердце в нем согреть И дух, измученный тоскою, Вернуть к блаженству и покою.[76]
LХVIII. Музыка
Порою музыка объемлет дух, как море: О бледная звезда, Под черной крышей туч, в эфирных бездн просторе, К тебе я рвусь тогда; И грудь и легкие крепчают в яром споре, И, парус свой вия, По бешеным хребтам померкнувшего моря Взбирается ладья. Трепещет грудь моя, полна безумной страстью, И вихрь меня влечет над гибельною пастью, Но вдруг затихнет все — И вот над пропастью бездонной и зеркальной Опять колеблет дух спокойный и печальный Отчаянье свое![77]
©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.
|