CXXXVI. Путешествие на остров Цитеру
Как птица, радостно порхая вкруг снастей, Мой дух стремился вдаль, надеждой окрыленный, И улетал корабль, как ангел, опьяненный Лазурью ясною и золотом лучей. Вот остров сумрачный и черный… То – Цитера, Превознесенная напевами страна; О, как безрадостна, безжизненна она! В ней – рай холостяков, в ней скучно все и серо.
Цитера, остров тайн и праздников любви, Где всюду реет тень классической Венеры, Будя в сердцах людей любовь и грусть без меры, Как благовония тяжелые струи;
Где лес зеленых мирт своих благоуханья Сливает с запахом священных белых роз, Где дымкой ладана восходят волны грез, Признания любви и вздохи обожанья;
Где несмолкаемо воркуют голубки! – Цитера – груда скал, утес бесплодный, мглистый. Где только слышатся пронзительные свисты, Где ужас узрел я, исполненный тоски!
О нет! То не был храм, окутанный тенями, Где жрица юная, прекрасна и легка, Приоткрывая грудь дыханью ветерка, В цветы влюбленная, сжигала плоть огнями;
Лишь только белые спугнули паруса Птиц возле берега, и мы к нему пристали, Три черные столба нежданно нам предстали, Как кипарисов ряд, взбегая в небеса.
На труп повешенный насев со всех сторон, Добычу вороны безжалостно терзали И клювы грязные, как долота, вонзали Во все места, и был он кровью обагрен.
Зияли дырами два глаза, а кишки Из чрева полого текли волной тлетворной, И палачи, едой пресытившись позорной, Срывали с остова истлевшие куски.
И, морды вверх подняв, под этим трупом вкруг Кишели жадные стада четвероногих, Где самый крупный зверь средь стаи мелких многих Был главным палачом с толпою верных слуг.
А ты, Цитеры сын, дитя небес прекрасных! Все издевательства безмолвно ты сносил, Как искупление по воле высших сил Всех культов мерзостных и всех грехов ужасных.
Твои страдания, потешный труп, – мои! Пока я созерцал разодранные члены, Вдруг поднялись во мне потоки желчной пены, Как рвота горькая, как давних слез ручьи.
Перед тобой, бедняк, не в силах побороть Я был забытый бред среди камней Цитеры; Клюв острый ворона и челюсти пантеры Опять, как некогда, в мою вонзились плоть!
Лазурь была чиста и было гладко море; А мозг окутал мрак, и, гибелью дыша, Себя окутала навек моя душа Тяжелым саваном зловещих аллегорий.
На острове Любви я мог ли не узнать Под перекладиной свое изображенье?.. О, дай мне власть, Господь, без дрожи отвращенья И душу бедную и тело созерцать![135]
CXXVII. Амур и череп
Старинная виньетка Не то шутом, не то царем, В забавно-важной роли, Амур на черепе людском Сидит, как на престоле.
Со смехом мыльных пузырей За роем рой вздувает И света призрачных детей В надзвездный мир пускает.
Непрочный шар в страну небес Летит, блестя, играя… Вдруг – лопнул, брызнул и… исчез, Как сновиденье рая!
И череп, слышу я, с тоской Не устает молиться: «Забаве дикой и смешной Ужели вечно длиться?
Ведь то, что твой жестокий рот Так расточает смело, Есть мозг мой, мозг, о злой урод, Живая кровь и тело!»[136]
МЯТЕЖ
©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.
|