Главная | Обратная связь

САМОСОВЕРШЕННАЯ, ПОДОБНАЯ ДРАГОЦЕННОСТИ ЙОГИНИ КАК ЖЕНЩИНА

Из произведений Сахаджайогиничинты ясно, что она получила прекрасное образование и была сведуща как в вопросах рели­гиозных, так и светских. Будучи женщиной, Сахаджайогини­чинта могла получить свое образование каким угодно спосо­бом. Судя по литературным произведениям того периода, ца­ревны, дочери высших чиновников и придворных, девушки из семей знати (кшатрия: ksatriya), а также куртизанки и танцов­щицы могли обучаться санскриту, композиции, поэзии, музы­ке, танцу и различным наукам (шастра: sastra), в том числе камашастре (kamasastra), или науке любви. Хотя наиболее ве­роятно, что образование получали женщины именно из этих групп, есть свидетельства и о том, что иногда образование было доступно служанкам и женщинам из низких каст.

Вывод об образовании, полученном Сахаджайогиничинтой, можно сделать из сообщений Таранатхи о ее занятиях, ее зна­комстве с жизнью царского двора, а также свидетельств, при­сутствующих в самом тексте ее произведения. В историях ли­ний преемственности, поведанных Таранатхой, говорится, что Сахаджайогиничинта продавала вино, а потом пасла свиней. До этого же, когда она еще звалась Виласьяваджрой, она снаб­жала вином царя, а это положение было гораздо выше, чем быть простой хозяйкой питейного заведения. Хозяйки винных лавок подавали рисовое пиво и местные вина разной и зачас­тую весьма сомнительной публике, но Сахаджайогиничинта занимала придворную должность, и на нее была возложена серьезная обязанность обеспечивать двор лучшим виноградным вином, достойным царских уст. Вина такого качества ввози­лись из Аравии, Персии и Кашмира. Сахаджайогиничинта должна была иметь дело с караванщиками, торгующими дра­гоценными камнями и пряностями для дорогих вин, и, возмож­но, обладала познаниями в таких смежных дисциплинах, как счетное дело, наука о драгоценных камнях и виноградарство. По своей должности она должна была часто бывать во дворце, а возможно, даже жила там. Она была достаточно знакома с царем, чтобы знать о его смертельном страхе перед змеями. Она сообщила о его слабости Домбихеруке, чтобы помочь ему обратить царя на путь. Как повествуется дальше в этой исто­рии, когда Домбихерука напустил змей на его дворец, Сахад­жайогиничинта тут же подсказала его величеству, куда ему обратиться за помощью.

Происхождение из знатной или купеческой семьи или при­дворная должность согласуется с полученным Сахаджайогини­чинтой широким образованием и ее занятием. Точно так же то, что она была вхожа во дворец, была знакома с царской семьей, знала науку эротики, искусство и танец, могло объясняться и тем, что она была дочерью куртизанки или танцовщицы. Что касается ее буддийского образования, то в начале своего текста Сахаджайогиничинта говорит, что провела много лет в предан­ном служении у ног своего гуру. Этот период ученичества позво­лил ей изучить философию абхидхармы, йогачары и Тантры.

Сахаджайогиничинта была образованным и культурным че­ловеком, способным быть духовным наставником во всех вопро­сах, начиная с философских основ и заканчивая высокими мето­дами йогини-тантр. Тем не менее, в конце концов она покинула высшее общество и поселилась в деревне с супругом из низкой касты, у нее была дочь, а на жизнь она зарабатывала пастьбой свиней. В этом она похожа на таких махасиддхов, как Тилопа и Сараха, которые кормились выжиманием масла и изготовлением стрел, переняв эти ремесла от своих спутниц из низких каст, несмотря на то, что были учеными и могли при желании полу­чать жалованье, работая писцами или учителями. Став тантри­ческой йогини, Сахаджайогиничинта предпочла более простой и свободный образ жизни, не скованный социальными рамками, потому что занятия, странствия и общество свинопаса не слиш­ком привлекают чье-либо внимание, за исключением разве что человека, который ищет тантрического гуру.

Хотя Таранатха сообщает, что Сахаджайогиничинта извест­на как знаток «высшего блаженства», до нас дошло мало исто­рий, свидетельствующих, что она была учителем. В этом нет ничего необычного, даже если речь идет о такой известной фи­гуре, поскольку тантрические повествования, к сожалению, очень лаконичны. Сохранившаяся история о Сахаджайогиничинте довольно красноречива. В ней говорится о ее ученике Падмаваджре, одном из «основателей» буддийской Тантры. Пад-маваджра служил жрецом у царя Уддияны и гордился своей образованностью и ораторским искусством. Как-то раз на од­ной из его буддийских проповедей появилась некая собира­тельница хвороста, которая, слыша его слова, то смеялась, то плакала. После проповеди она подошла к нему и объяснила, что смеялась потому, что радовалась его умению так красиво говорить, а плакала потому, что не поняла, о чем шла речь. Эта женщина велела Падмаваджре искать гуру Анангаваджру, свинопаса из убогой деревушки на севере.

Найдя Анангаваджру, Падмаваджра почти не обратил на него внимания, но сразу же был восхищен женщиной, с который жил этот учитель. Все свои действия она совершала с полным вниманием, и в каждом ее жесте светилась глубокая погружен­ность в реальность. Когда Падмаваджра наблюдал, как она вы­полняет свою грязную работу, ее безупречные, изящные, похо­жие на танец движения углубили его духовное понимание. Он понял, что, глядя, как она ходит и движется, он получает более глубокое учение, чем если бы слушал любые рассуждения по буддийской философии. Ученый стал умолять Сахаджайогиничинту принять его в ученики, но она рассвирепела и, осыпав ударами, выгнала, приговаривая: разве может она, женщина из низкой касты, быть учителем. Однако Падмаваджра не ушел, а устроился ночевать в свинарнике. Пока он спал, свиньи добра­лись до его сумы и сжевали все книги. Наутро, обнаружив, что произошло, он стал кричать и топать ногами. На Сахаджайогиничинту такое проявление страсти и гнева произвело большое впечатление, и она согласилась взять его в ученики: «А, так ты не совсем безупречен! Может быть, в конце концов и научишься чему-нибудь от меня!». Падмаваджра получил от Сахаджайоги-ничинты и ее супруга посвящение и наставления. Их дочь из­брала Падмаваджру своим тантрическим спутником, и они вме­сте вернулись во дворец, где Падмаваджра вновь приступил к своим обязанностям, но они вдвоем выполняли тантрическую практику тайно, пока их изобличение не потребовало от них обоих проявить сверхъестественные силы, что способствовало об­ращению многих людей на путь Тантры.

В этом рассказе отразилась разносторонность жизни, обра­зования и практики Самосовершенной, Подобной Драгоценно­сти Йогини из Уддияны. Подобно драгоценному камню, про­славленная йогини столь же многогранна. Она — открывательница учений Тантры, полученных ею в видении во время глу­бокой медитации. Она — искусный оратор, поражающий сво­их слушателей чувственным и кипучим видением тантрической сексуальности. Она — искусная проповедница, приобщающая слушателей к духовной практике, внушая им, что мирские удо­вольствия непостоянны и в конечном счете не приносят удов­летворения. Она — тонкий философ, который рассматривает со всех сторон и распутывает теоретические хитросплетения. Окружавшие ее женщины были вознаграждены за свое присут­ствие на проповедях поразительным и, возможно, уникальным зрелищем того, как будда откликается на страсть, проявляет любовь и желание, участвует в трансцендентальной забаве — эротической игре.

Сочинение Сахаджайогиничинты чрезвычайно важно для оценки интеллектуального уровня тантрических женщин, пото­му что Сахаджайогиничинта искусно, авторитетно и свежо пишет о таком предмете, в котором женщины, как считалось, были невежественны, а именно, о йоге тантрического союза. Кроме того, Самосовершенная, Подобная Драгоценности Йоги­ни не была единственной среди женщин обладательницей этого знания. Она передавала это учение собранию женщин, и, опи­раясь на ее сочинение, мы можем кое-что сказать и о них. Во-первых, это не урок для новичков, потому что здесь мимохо­дом упоминаются многие сложные учения и высшие практики. Таким образом, содержание текста указывает на то, что ее уче­ницы были не новичками. Достижение ими высоких уровней духовного пути находит свое подтверждение в том, что они названы «прославленными йогинями, наделенными величием саморожденной мудрости». Сахаджайогиничинта передавала свое учение и мужчинам: среди ее учеников были Падмавадж­ра и Гхантапа, которые обрели просветление благодаря прак­тике тантрического союза и стали известны как «основатели» буддийской Тантры.

Примечателен и тот факт, что жизненный путь Сахаджайо­гиничинты проходил в Уддияне. В тантрической литературе Уддияна предстает как наилучшее место для изучения и прак­тики Тантры, поскольку там находилась община женщин-тант-ристок. В Уддияну отправлялись и становились там ученика­ми женщин многочисленные знаменитые практики Тантры: Падмасамбхава, Камбала, Анангаваджра, Лилаваджра, Луи-па, Тилопа, Гхантапа, Буддашриджняна, Гамбхираваджра, Падмаваджра, Атиша и Гоцангпа. Обычно имеется боль­ше информации об этих йогинах, чем об их учителях-женщи­нах, однако Сахаджайогиничинта представляет собой такой тип женщины, с которым они могли встречаться в Уддияне. Ее пример дает нам увлекательную возможность получить пред­ставление об окружении, образе жизни и блистательной мудро­сти, которыми могла обладать женщина-гуру из Уддияны.

Существовало мнение, что женщины ничего не знали о тантри­ческой сексуальной йоге и их или эксплуатировали в своих целях мужчины, или они участвовали в ней по своей воле, потому что были «ведьмами» или «распутницами». Это утвер­ждение необходимо пересмотреть в свете доказательств того, что женщины с самого начала учили этой йоге и способствовали ее становлению. Мы даже находим конкретный основополага­ющий текст на эту тему, автором которого была женщина. По­скольку женщины были учителями и знатоками сексуальных йог, справедливо предположить, что женщины не передавали бы учения, которые они сами находили неприемлемыми, ос­корбительными или не совместимыми с их духовными целями. Никакие внешние причины не заставляли их это делать, пото­му что в контексте Тантры нет высшего авторитета, чем гуру, чьи толкования для учеников имеют наибольшую весомость и ценность. В роли гуру как живого авторитета в области тант­рического союза женщины были вольны излагать учения в со­ответствии со своими собственными переживаниями и убежде­ниями. Таким образом, вероятно, женщины учили и распрост­раняли учения о тантрическом союзе в таком виде, который был для них приемлем. Некоторые из мужчин, ныне признава­емых традицией авторитетными создателями практик, получи­ли эти учения от женщин. То, что эти учения передавались по мужской линии, не исключает их происхождения от женщин.

Эксплуатация несовместима с изначальным замыслом и за­дачами тантрического союза, как он описывается в классичес­ких текстах-первоисточниках и в этом важном учении, пере­данном женщиной. Знание задуманной формы и содержания практик может помочь выявить отступления от них, а также установить, какова была общественная и культурная среда, благоприятствовавшая их возникновению. Если же в какой-то момент истории этой традиции в нее вторглись отношения, ос­нованные на эксплуатации, как предполагают некоторые, важ­но исследовать, какие особенности общественного устройства, обычаев и учений повлекли за собой унижение женщин посред­ством практики, появлению которой они изначально способ­ствовали. Любое вырождение, которое может быть отмечено документально, следует признать изменой первоначальному духу этих практик, как они были задуманы женщинами. Так или иначе, эти учения сохранились в своей классической форме, а практики — как живая традиция.

Есть буддийские учения и практики, которые зародились в тепличных условиях монастырей, но сексуальные йоги не мо­гут претендовать на такое происхождение. Сексуальная садхана предоставляла естественное поле для выражения интересов и устремлений женщин. Поскольку среди первых учителей и со­зидателей этой разновидности практик были женщины, разум­но предположить, что они не стали бы создавать такие практи­ки, в которых ими бы манипулировали или их бы эксплуати­ровали, или не стали бы истолковывать эти практики в таком ключе. Поскольку женщины способствовали их созданию, они вели к просветлению женщин. Ученые женщины, такие как Лакшминкара и Сахаджайогиничинта, ремесленницы, как Йогини Изготовительница Стрел, танцовщицы, как Домбийогини, куртизанки, как партнерша Гхантапы, и женщины-гуру, как Гангадхара, — все они практиковали йогу союза в русле своего собственного пути к просветлению.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ-

Заключение

Первоначально Будда проповедовал, что для следования по пути к просветлению лучше всего в своей жизни держаться отречения и безбрачия, однако в тантрическом движении в Ин­дии мы обнаруживаем, что были люди, придерживающиеся иной системы. Сараха отказался от своих монашеских обетов, чтобы связать жизнь с женщиной, изготовлявшей стрелы. Тилопа, другой великий ученый, снял с себя монашеский сан и женился на дробильщице кунжута. Лакшминкара отвергла брак с царевичем и взяла в тантрические спутники мужчину из низ­кой касты. Другие никогда не были монахами, а многие в конце концов отказывались от монашеских обетов, чтобы найти партнера по практике противоположного пола, жили простой деревенской жизнью, совершали паломничества и предавались своим практикам йоги и созерцания в самой гуще жизни и кипения страстей. Эти духовные искатели следовали конкрет­ному религиозному пути, который находит свое самое харак­терное и тонкое выражение в близких и сексуальных взаимоот­ношениях. Участие женщин наравне с мужчинами — это не то, что приписано задним числом, и не нечто необязательное, но неотъемлемая составная часть тантрической парадигмы, цени­мая в этом движении как его идеальная модель. Эта модель предполагает высокий идеализм, веру в то, что мужчины и женщины вместе могут строить отношения, которые будут не угнетать, не принуждать, а способствовать взаимному просвет­лению.

Буддийская Тантра имеет общие с буддийской Махаяной этические и философские принципы, но отличается от нее в области символов и ритуалов, и, самое главное, тем, что вклю­чает в себя как часть пути к просветлению интимные отноше­ния и сексуальность, пол и воплощение. В конце концов Тант­ра вошла в свод наук, изучаемых монашеством в Индии, и в монастырскую систему Тибета, но ее не так просто было бы перенести в контекст целибата и отшельничества без значитель­ной сублимации образного ряда и практик. Тантрические убеж­дения и практики, описанные в данной книге, сохранились в классической литературе, в умах великих учителей и в процве­тающей йогической и затворнической субкультуре.

ВОПРОСЫ ИСТОРИОГРАФИИ

Отрицание положительной роли, статуса и достижений жен­щин в этом движении отталкивается от нескольких отправных пунктов. Все они, как представляется, могут быть объединены в направление, которое Вина Дас обнаружила во многих облас­тях исторических исследований: «Изучение других культур продолжают предпринимать с точки зрения добывания доку­ментов о всеобщем характере подавления женщин». Постулат о повсеместном мужском доминировании помогает узаконить нынешнее общественное устройство, поскольку подразумевает его неизбежность и универсальность. Эта бессознательная цель составляет главное препятствие, мешающее созданию объектив­ной истории женщин. Связанный с этим фактор — нежелание допустить потенциальное различие истолкований пола, отно­шения полов и сексуальности в разных культурах. Налицо укоренившееся психологическое сопротивление признанию того, что существуют взгляды, отличные от собственных, — наивность касательно социальной запрограммированности сексуальности. Возможно, этим объясняется тот факт, что утверждения запад­ных ученых постоянно расходятся с мнением индийских иссле­дователей, индийских практиков и тех западных ученых, кото­рые сами практикуют восточные учения. Тантрические взгляды на пол и сексуальность заметно выделяются на фоне мировых традиций, однако, вместо того чтобы вникнуть в эту необыч­ную систему, ученые предпочли представить ее как некую эк­зотическую восточную разновидность своих собственных уста­новок — именно это произошло, когда они «обнаружили» в средневековой индийской Тантре зеркальное отражение собствен­ного уничижительного отношения к женщинам и своей эксплуа­таторской модели сексуальности. В старании не услышать внят­ный голос этой традиции, возвещающий о ее самых ценных идеалах, дает о себе знать наследие колониального неуважения к культурным ценностям других народов.

Данное исследование привело к выводам, которые отличают­ся от результатов других исследований, поскольку оно исходит из иных посылок и историографических принципов. Одна из главных посылок заключается в том, что женщины, независимо от того, как их расценивали мужчины, жили собственной жиз­нью и относились к себе как к независимым субъектам собствен­ной жизни. Для истории женщин не столь важно, каков был взгляд на них со стороны мужчин, хотя мужчины иногда стоят в центре внимания книг, которые претендуют называться история­ми женщин. История женщин должна стараться выяснить, как сами женщины толковали свою жизнь, в каких областях они пользовались авторитетом и властью, разделяли ли они мужс­кие взгляды на женщин, сопротивлялись ли они мужскому авто­ритету или боролись за власть, не разыгрывалось ли чувство мужского доминирования большей частью в воображении и в литературных произведениях, а также, как общественное уст­ройство и экономические факторы пересекались с вопросами пола с точки зрения определения статуса и места в обществе.

Эта историографическая ориентация заставила меня искать свидетельства того, что практиковали женщины, во что они верили и что переживали. Такое исследование в какой-то сте­пени зависит от количества имеющихся фактов касательно жен­щин и отношения полов, но его итог в равной степени опреде­ляется и теоретическими установками историка. Невозможно просто читать тексты с целью получения так называемых «сы­рых данных», поскольку исходные предпосылки, которые есть у читателя, предопределят, что будет принято им как удовлет­воряющее нужному смыслу, а что останется без внимания как нечто аномальное или непонятное. Непонятное же, то, что нельзя принять умом из-за неадекватной системы понятий, не входит в охватываемую нами область смысла или спектр наблюдений.

Именно неадекватная система понятий современных иссле­дователей Тантры делала тантрических женщин невидимыми и замалчивала те места текстов, где описывались их пережива­ния. Если в каком-то тантрическом тексте женщина описывает­ся глазами ее партнера, то это естественным образом принима­ется многими учеными как свидетельство того, что мужчина подает себя в качестве субъекта, независимого, доминирующего деятеля, стоящего выше противопоставляемого объекта — жен­щины, которой он манипулирует. Те же места, где описывается, что должна визуализировать, произносить или делать жен­щина, просто не замечаются и пропускаются, потому что в стра­тегии толкования не находится ничего, что могло бы допустить существование в текстах таких мест. До тех пор пока все подоб­ные отрывки из текстов не принимаются во внимание, много­численные примеры никогда не «накопятся» в голове читателя в достаточной степени, чтобы предложить иную интерпрета­цию, изменить господствующее мнение или выявить потреб­ность в новом толковании.

Таким образом, благодаря иным теоретическим исходным посылкам, в моем исследовании «открыта» другая схема отно­шений полов. Мой подход отличается тем, что я исхожу из точки зрения самих женщин на свою жизнь и их собственные побуждения к своим действиям. Например, в некоторых случа­ях я работала с данными — биографиями, историями линий преемственности и священными текстами, — которые уже пере­водили и комментировали другие ученые. Особенность моего подхода в том, что я отношусь к упоминаниям женщин как к информации об их жизнях, а не как к отметкам о мужском доминировании. Вместо того чтобы оставлять без внимания или считать редким исключением каждый пример деятельности жен­щин или их достижений, относясь к этим случаям как к анома­лии или свидетельству подчиненной роли женщин, я прини­маю эти примеры в качестве документов истории женщин и стараюсь составить из них целостную и последовательную кар­тину. В результате мне удалось подтвердить, что женщины участ­вовали во всех аспектах буддийской Тантры. Они не ютились где-то по краям или на нижних ступеньках духовного прогрес­са, но принимали участие во всем спектре тантрических прак­тик. Ни на каком уровне я не нашла никаких свидетельств о существовании барьеров, не допускавших участия женщин в духовном пути, в том числе тех, которые мешали бы им дости­гать просветления и становиться признанными гуру.

Полнота участия женщин согласуется со свободной структу­рой тантрического сообщества. Там не было никаких клери­кальных учреждений или официальных структур, в которых женщинам или мужчинам нужно было бы подтверждать свою практику и получать удостоверения о своих достижениях. Не­формальная организационная структура строилась вокруг от­дельных учителей и их учеников. Таким образом, женщины занимались тантрической практикой по собственной инициати­ве и могли быть ограничены лишь уровнем собственных усилий и способностей. Такое равноправие не представляет собой ниче­го необычного для йогических и аскетических традиций в Ин­дии, которые отличает крайний индивидуализм и в которых вся власть принимать решения и толкования принадлежит гуру, а духовное продвижение зависит от способностей и прилежа­ния ученика.

Иной подход в толковании, или в историографической пер­спективе, открывает новые области исследований и информа­ции. Мои поиски текстов, написанных женщинами, были под­сказаны пониманием того, что женщины активно практиковали и достигали значительного прогресса в тантрической практике. Бытовавшие ранее предположения об исключении женщин из этого движения не способствовали тому, чтобы кто-то пытался искать произведения женщин; высказывались даже утвержде­ния, что ни один из канонических текстов не был написан жен­щинами.4 Даже тогда, когда существование написанных жен­щинами текстов было признано,5 они не считались настолько важными, чтобы стараться исследовать их содержание или ис­торическое значение. Другие открытия, сделанные в ходе моего исследования, побудили меня более настойчиво искать сочине­ния женщин, учиться разбираться в представленных среди них жанрах и выявлять их историческое влияние.

Данная работа показала, что женщин следует причислить к создателям буддийской Тантры. Открытия, сделанные женщи­нами, стали основой линий передач, которые продолжаются по сей день. Среди них передачи практик Будды Бесконечной Жизни и Владыки, Танцующего на Лотосе, которые идут от Сиддхараджни; целительная мандала Чакрасамвары, введен­ная Нигумой; и практика Обезглавленной Йогини, принадле­жащая Лакшминкаре. Некоторые женские системы легли в ос­нову известных, широко распространенных открытых ритуалов. Если достаточно долго прожить в почти любой тибетской буд­дийской общине, вам обязательно посчастливится стать свиде­телем ритуала долгой жизни, основанного на системе Сиддха­раджни, или связанного с Авалокитешварой ритуала поста, введенного бхикшуни Лакшми. Влияние этих учений женщин было повсеместным и затрагивало каждую школу, регион и религиозные учреждения тибетского буддизма. Были открыты остававшиеся неизвестными женщины-основательницы, и число этих открытий будет расти, но есть и многочисленные женщи­ны, чей безымянный вклад никогда не будет оценен, посколь­ку бесследно слился с океаном традиции Тантры.

Хотя исторические свидетельства о женщинах в буддийской Тантре были частично утрачены и стерты, их осталось еще дос­таточно, чтобы показать, что это было движение, в котором женщины активно учили и свободно вводили новые практики, божеств и откровения, обнаруженные ими в своих практиках медитации. Эта свобода была сильна на заре становления тра­диции, в VII и VIII веках, как мы видим на примере жизнен­ных путей таких женщин, как Лакшминкара и Сахаджайоги-ничинта. Есть свидетельства о том, что участие женщин, их творческая и лидерская роль сохранялись на протяжении XI и XII веков, примером чему служат Сиддхараджни и женщи­ны — учителя Атиши (982-1054 гг.), Кьюнгпо Налчжора (ро­дился в 1086 г.), Падампы Сангье (умер в 1117 г.). Представ­ленные здесь свидетельства предполагают, что участие женщин и их творчество не было результатом краткого всплеска тенден­ций к равенству на заре этой традиции, но, скорее, продолжа­лось с VII по XII век, вплоть до упадка ее в Индии.

Что касается Гневной Красной Тары, введенной Ваджравати, Обезглавленной Ваджрайогини Лакшминкары и учений Сахаджайогиничинты о страсти и великом блаженстве, то здесь мы имеем примеры того, что женщины передавали свои учения другим женщинам и подчас обращались исключительно к жен­ской аудитории. Несомненно, были и другие женщины, у ко­торых было много учениц, а также те, чьи учения влились в другие линии передач и были ими присвоены. Но истории их жизни и их учения не сохранились, потому что последователи не записали эти учения и не основали жизнеспособных инсти­тутов, которые сохранили бы память о них.

Участие женщин в этом движении столетие за столетием под­держивалось несколькими факторами. Один из этих факторов можно найти в учениях Тантры, где содержится явное утвержде­ние женского начала и даются наставления касательно поведе­ния в отношении женщин. Такие термины, как дакини, йогини и героиня, в которых содержится указание на духовные достиже­ния и сверхъестественные силы, способствуют созданию вокруг женщин ореола божественности. Уважение к женщинам неотъемлемая часть тантрической веры, а не нечто такое, что мужчины могли по своему желанию игнорировать или отбрасы­вать. Имеются точные указания о формах выражения этого ува­жения и почитания, а также о наказании за пренебрежение ими и проявление непочтительности. Положительные взгляды на жен­щин делали эту традицию притягательной для них и укрепляли их роль в ее становлении.

В учении буддийской Тантры нет никаких препятствий для полного участия женщин. Нет никаких заявлений об отсут­ствии у женщин нужных качеств, их неспособности или более низком по отношению к мужчинам положении с точки зрения перспектив просветления. Здесь нет места никаким женонена­вистническим обличениям, которые так часто можно встретить во многих религиозных текстах. Поэтому любые случаи дис­криминации, которой могли быть подвергнуты женщины на протяжении длительной и разнообразной истории этой тради­ции, нельзя приписывать учению Тантры, но следует объяс­нять особенностями культурной среды, установившихся обыча­ев и общественного устройства, которые могли повлиять на первоначальную картину. Полное участие женщин в буддийс­кой Тантре в средневековой Индии согласуется с отсутствием в ней в этот период жесткой организации, с ее свободой от соци­альных догм. Хотя это движение завоевало покровительство царя, широкую культурную влиятельность и международное признание, оно не было тесно связано с центрами светской вла­сти и не накопило никаких богатств или владений, чтобы быть втянутым в политическую борьбу, развернувшуюся в Тибете и Гималайских княжествах.

Один из главных символов просветления в буддийской Тан­тре — это чета будд, или союз будд в мужском и женском облике. Этот символ, который называется майтхуна, вопло­щает единство и блаженное согласие между полами, состояние равновесия и взаимной опоры. Этот символ обладает силой про­буждать состояние изначальной целостности и полноты бытия. Вечная притягательность этого мотива заключается не в том, что он знаменует успешное завершение любовной игры или не­кое космическое действо, а в том, что он дает зримый образ подлинной природы человека, в которой женщины и мужчины восстанавливаются в цельности благодаря тонко уравновешен­ному, радостному состоянию гармонии. Я убеждена, что самый влекущий и будящий воображение аспект этого символа — это его обещание слияния воедино тех аспектов жизни, которы» обычно разобщены: тела и духа, эроса и трансцендентности страсти и высшего блаженства.

Если вернуться от этого утонченного эстетического выражения взаимодополняемости и взаимной опоры к осуществлении тантрического союза в мире людей, мы обнаружим, что чувстве взаимности и экстатического восторга переносится в практику которая повторяет союз божеств. Отрывки из текстов, описывающие йогу союза, наполнены настроением радости, игривости и поэтической утонченности. Мы не находим никаких приме ров духа доминирования и манипуляции, приписываемых это! практике, ни в литературных памятниках, ни в повествованиях, описывающих тантрическое партнерство. В этих произведениях женщины обычно предстают прямыми, уверенными и откровенными, а мужчины выказывают восхищение и проявляю' по отношению к своим спутницам уважение и преданность Как мужчины, так и женщины вкладывают свою энергию и общую ткань взаимоотношений, которым свойственны сотрудничество, взаимное доверие и общие устремления.

Хотя обычно утверждают, что серьезными практиками тантрических сексуальных йог были мужчины, а женщины просто привлекались к участию в них, поскольку их присутствие требовалось по техническим причинам, в данной работе доку ментально показано, что классические источники йогини-тантр записанные в тантрических сообществах, представляют женщин как серьезных, подлинных практикующих, способных к духовному совершенствованию. Как партнер, так и партнерше описываются одинаково почтительным языком. Иногда практика получает освящение с точки зрения женщины, а иногда — с точки зрения мужчины. Ни об одном из партнеров не гово­рится, что он стремится доминировать или манипулировать дру­гим, хотя женщины пользуются правом выбора духовного спутника, и это подразумевает, что мужчины добивались и ожидали от них своего одобрения.

Эта сложная система построена на духовной взаимозависи­мости женщин и мужчин и не получила бы своего развития без сотрудничества, участия и мудрости женщин. Среди учителей практики тантрического союза можно найти много женщин. Некоторые из их имен сохранились благодаря достижениям, которые принесли славу их ученикам, признанным «основате­лям» буддийской Тантры. Даже текст по практике сексуально­го соединения как духовной дисциплине был написан женщи­ной. Активная роль женщин в создании этой практики объясняет особое внимание к женской инициативе, а также к взаимности и межличностности, поскольку не мужчины разработали эту практику самостоятельно, имея в виду только свою пользу и интересы. В тантрическом движении женщины обрели некото­рое психологическое преимущество и авторитет, поскольку оно имело шактистскую направленность, но очевидно, что они не использовали свою силу, чтобы подавлять, принижать или из­гонять мужчин. В конечном счете в тантрах царствует дух вза­имодополняемости. Мужчины и женщины вместе вступают в этот мир видения.

ВОПРОСЫ ИКОНОГРАФИИ

Попытка приписать буддийской тантре дух мужского домини­рования становится особенно несостоятельной, когда сталкива­ется с необходимостью истолковать присутствие в тантрической иконографии образов страстных йогинь. Эти неистовые девы радостно танцуют среди бушующего пламени, беспечно топча ногами мертвое тело, или скачут верхом на тигре (рис. 18). Чтобы превратить их в кротких, доверчивых жертв мужского коварства требуется изрядная изворотливость. Эти дамы сла­вятся своей способностью менять облик и превращаться в кого угодно: птиц, шакалов, волков. Однако обратиться в слабых беззащитных жертв, вероятно, было бы слишком даже для их чудотворных способностей.

Когда я впервые увидела женские изображения на тибетс­ких живописных свитках, их бьющая через край энергия и ощущение силы этих йогинь и дакинь произвели на меня такое впечатление, что я провела много лет в поисках исторических женщин, которые могли получить и действительно получили от них вдохновение. Я с удивлением обнаружила, что ученые от­рицают даже потенциальную связь между этими женскими об­разами и реальными женщинами. Вместо этого мы находим сложные, обычно придерживающиеся линий Юнга или Фрей­да, объяснения, что эти изображения символизируют психичес­кие процессы и духовное развитие мужчин. Преобладающее толкование по Юнгу видит в женских фигурах изображен анимы - олицетворения сил внутри мужской психики, к они предстают в его сознании:

Она есть всё, что не включено в сознательный психический склад человека и представляется «иной чем» и «более чем» он сам

Небесная танцовщица, или дакини, - это мощное отраже­ние подавленных женских аспектов мужской психики.

Натан Кац, также представляя юнговское направление, анали­зирует йогини как символы сил, действующих в мужской психике, которые всплывают из лабиринта подсознания, чтобы ис­целять и сплачивать сознательное «я». Фокке Сьерксма, давая фрейдистское объяснение, говорит, что практикующий мужчи­на, «одержимый агрессивной Плохой Матерью, обращает свои материнские символы против собственного эго, чтобы суметь уме­реть и переродиться». Другие утверждают, что женские божествг и дакини олицетворяют внутреннюю мудрость (праджню), внут­ренний жар или трансцендентное сознание тантрического йоги на, либо пробуждают блаженство и желание, которые используются в тантрических практиках. Шашибхушан Дасгупта, один из первых историков, изучавших буддийскую Тантру, недвус мысленно заявляет, что фигуру йогини «не следует путать с женщиной из плоти и крови... она лишь внутренняя сила... пре бывающая на... разных стадиях йогической практики». Дабы еще надежнее устранить всякую возможность связи или отождествления с женщинами, один автор недавно заявил, что эти жене кие фигуры на самом деле даже и не женские.

Ни одна из этих точек зрения не связывает женские божества и образы с реальными женщинами, полагая, что они отражают мужской взгляд на женщин или женский взгляд на самих себя. Согласно таким толкователям, нам предлагаете; верить, что женщины никогда не имели в виду самих себя когда смотрели на эти анатомически верные нагие женские фигуры, а мужчины, глядя на них, никогда не вспоминали ( женщинах. Очевидно, всем этим толкователям было ясно, что такие образы выражают состояние и импульсы мужского под сознания. Однако на основе данного исследования мы может. вернуться к интерпретации этих символов и заявить: какие бы дополнительные значения они ни несли, они имеют самое не посредственное отношение к женщинам буддийской Тантры. утверждаю, что эти мощные образы получили свою достоверность от своих человеческих двойников, в то время как женщины-тантристки находили отображенный в них источник духов ной силы. Эти женские образы согласуются с тем, что был обнаружено в данном исследовании касательно достижений и вклада женщин в буддийскую Тантру. В художественных и исторических памятниках перед нами предстают полные сил страстные, просветленные женщины, не обремененные патриархальными ограничениями, которые могли бы помешать и: переживанию абсолютной реальности и свободы.

БУДДОЛОГИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ

В тантрических практиках и учениях, как и в буддизме в це­лом, мы находим стратегические методы разрушения непро­светленного «я», или эго. Толкование любого буддийского тек­ста как способа укрепить эго сомнительно с самого начала, поскольку это не может быть сознательной целью ни одного буддийского текста или практики. Если кто-то объявляет, что эксплуататорское, эгоистичное «я» находит поддержку в целом направлении буддийских текстов, то необходимо объяснить столь радикальный отход от главных буддийских ценностей. Буд­дизм может сосуществовать с общественными условиями, в ко­торых присутствует угнетение, но связь между буддизмом и общественным устройством следует исследовать в каждом кон­кретном случае. Если речь идет о буддийской Тантре, то йога союза дает женщинам и мужчинам средство совместно уничто­жить свои относительные «я», или, говоря языком, Тантры, пережить пустоту и блаженство, что невозможно для закован­ного в броню, ограниченного или эгоистичного «я». Любое тол­кование буддийской Тантры, которое отрицает эту задачу тант­рического союза, — извлечь тантристов из их монастырей и погрузить в интимные взаимоотношения — отрицает и ради­кальную идею воззрения Тантры, заключающуюся в том, что женщины и мужчины могут обрести освобождение вместе.

Составная часть тантрической методологии разрушения обыч­ного «я» — замещение его божественным «я». В тантрическом союзе «я», подобно божеству, соединяется с партнером, кото­рый одновременно тоже воспринимается как божество. Испы­тать переживание божественности партнера — пробный камень тантрического воззрения. Невозможно обожествить себя, уни­жая, презирая или обезличивая другого человека, потому что партнеры отражают друг друга, как в зеркале. Один из атри­бутов божества — обладание достойным супругом. Супруг по определению должен быть равным, и действительно, божеству не приличествует соединяться с кем-либо ниже божества. Та­ким образом, тантрический практикующий не может стать бо­жеством без соответствующей супруги, которая тоже должна быть божеством. Невозможно успешно воссоздать себя как бла­женное божество, сохраняя, а тем более укрепляя, высокомер­ный, презрительный взгляд. Напротив, взгляд божества полон нежности, ясности и

Утверждение, что тантристы-мужчины были безжалостны­ми совратителями, равносильно обвинению всей буддийской традиции в том, что она служила главным образом орудием эксплуатации и угнетения. С этой точки зрения, буддийская Тантра служила орудием создания и укрепления мужских лич­ностей как хищных, эгоистичных манипуляторов, действую­щих под влиянием своих необузданных корыстных побужде­ний, и представляла собой социальную силу, несущую унижение, презрение и страдание. Столь драматическое утверждение нельзя оставить без внимания, поскольку, будь оно верным, вся эта форма буддизма изменила бы вечным целям, лежащим в серд­це этой традиции, а именно: облегчать страдание, служить ос­вобождению и освобождать людей от уз иллюзорной разобщен­ности и замкнутости своего «я». Даже если принять во внимание прагматические уступки общественным, политическим и эконо­мическим условиям, уровень искажения, вкравшийся в класси­ческое воззрение Тантры, заслуживает не более чем просто упо­минания, а вовсе не непосредственного и повсеместного признания историками буддизма.

Утверждение, что буддийская Тантра была целиком творе­нием мужчин, тоже вызывает сомнения с другой точки зрения. Это утверждение отражает ту модель буддийской историогра­фии, которую можно назвать моделью независимого бытия (свабхава), где буддизм представляется изолированным направле­нием, поддерживаемым лишь избранными мужчинами, обитателями монастырей. В этой преобладающей модели могут признавать существование «популярных практик» и «народ­ных традиций», но не считают их составной частью собственно буддизма. Такой подход трактует буддизм как непроницаемый для влияний институт, отгородившийся от окружающей куль­туры, примесей других религий, популяризации народными практиками и искажения интересами женщин. Более предпоч­тительная модель, которую можно было бы назвать моделью взаимозависимого возникновения (пратитъясамутпада), рас­сматривает буддизм как динамичный поток, который постоян­но обогащается откровениями различных людей. По этой моде­ли, буддизм — это динамично меняющееся движение, которое питали различные истоки и поддерживали разные социальные группы и которое, благодаря такой открытости, нашло сред­ства, позволившие ему не только отвечать потребностям разных людей, но и сохранять жизнеспособность в разнообразном куль­турном окружении.

Присутствие женщин и их учений, а также признание жен­ской энергии и духовных способностей — отличительные чер­ты тантрической системы. Если рассмотреть историческое поло­жение Тантры, то приток женских элементов и откровений согласуется с открытостью этого движения для всех слоев обще­ства и его способностью вбирать в себя символы, практики и откровения из новых областей. Монашеский буддизм способ­ствовал тому, что большое внимание уделялось философской диалектике — элитарной дисциплине, занятиям которой луч­ше всего предаваться в монастырях, а те, кто ее практикует, склонны недооценивать другие аспекты жизни, отводя в деле обретения просветления слишком большую роль интеллекту и упуская из виду другие врожденные способности и потенциа­лы, заложенные в теле, чувствах и эмоциях. Тантра появилась как корректив этого неравновесия и как свидетельство того, что доступ к знанию дает не только ум. Страсть и наслаждение — это тоже первостепенные источники знания и силы. Тантра пред­ставляет собой приток в буддизм именно этих элементов и от­кровений, а духовное сотрудничество между мужчинами и жен­щинами — часть этого созвездия идеалов. Толчком к переменам могла послужить возникшая внутри буддизма необходимость расширить ресурсы его символики и социальную базу, но, воз­можно, перемены проникли в буддизм извне. Так или иначе, ясно, что откровения, полученные из традиций почитания бо­гинь, шиваитских школ, различных социальных групп — танцовщиц, куртизанок, членов местных племен, неприкасае­мых — и женщин, наводнили буддизм того времени и дали толчок для невиданного оживления, положившему начало длив­шемуся несколько веков блестящему периоду процветания и усиления влияния этого учения, его распространения в другие страны.