Слева от кровати стоял диван.
Жажа не спала. Мегрэ нисколько в том не сомневался. Слишком неровно она дышала, а опущенные ресницы нет-нет да подрагивали. О чем думала Жажа в эти минуты? Она знала, что комиссар сидит рядом и смотрит на нее. Знала теперь, что организм ее ослаблен и ей недолго осталось жить. О чем же она думала? Какие картины проносились за этим выпуклым лбом? Внезапно Жажа привстала судорожным движением и, смотря на Мегрэ широко раскрытыми от страха глазами, прокричала: — Не оставляйте меня одну!.. Мне страшно!.. Где он?.. Где этот маленький человек?.. Я не хочу. Мегрэ наклонился к ней и неожиданно для себя успокаивающим тоном произнес: — Лежи спокойно, моя бедная старушка! Конечно, старуха! Толстая несчастная старуха, дышащая перегаром, с распухшими слоновьими ногами. Немудрено, что ей и ходить-то трудно! Но сколько километров прошла она в свое время у ворот Сен-Мартен на одном пятачке тротуара! Жажа послушно откинула голову на подушку. Хмель, похоже, уже почти выветрился. По крайней мере, услышав, как внизу, в задней комнате бара, полицейский, обнаружив бутылку, наливает себя в рюмку вина, она озабоченным трезвым голосом спросила: — КТО ЭТО? Тут же до нее донеслись и другие звуки. Далекие шаги на улице, затем уже совсем отчетливо запыхавшийся женский голос — видимо, бежала — воскликнул: — А почему в баре нет света?.. Неужто… Робкий стук в ставни. Находившийся внизу полицейский отправился открывать дверь. Послышались какие-то звуки из бара, задней комнаты и наконец быстрые шаги по лестнице. Жажа бросила испуганный и тоскливый взгляд на Мегрэ. И едва удержалась от крика, увидев, что тот направился к двери. — Вы оба можете быть свободны! — бросил комиссар и отодвинулся в сторону, пропуская Сильви. Та вошла в комнату и замерла посередине, положив руку на заколотившееся сердце. И даже забыла снять шляпу. Неотрывно смотрела на кровать, но явно ничего не могла понять. — Жажа… Уже успевший выпить полицейский теперь угощал напарника, снизу доносился звон рюмок. Затем входная дверь приоткрылась и вновь закрылась. Шаги стали удаляться по направлению к порту. Мегрэ сидел так тихо и неподвижно, что можно было и вовсе забыть о его присутствии. — Жажа, бедненькая ты моя… Но к кровати Сильви не бросилась, заметив направленный на нее холодный взгляд старухи. А повернулась к Мегрэ и прошептала: — Она?.. — Что — она? — Ничего… Не знаю… Что с ней? Странное дело: несмотря на закрытую дверь и довольно далекое расстояние, снизу доносилось громкое тиканье, такое торопливое и отрывистое, что казалось, у будильника началось головокружение и он сейчас упадет и разобьется. Жажа вновь могла забиться в истерике. Это чувствовалось по тому, как сотрясалось и сжималось ее большое рыхлое тело, как горели ее глаза, как она облизывала высохшие губы. Но старая больная женщина лежала, вытянувшись во весь рост, и усилием воли заставляла себя сдерживаться. Вконец растерявшись, Сильви уже не знала ни что ей делать, ни куда идти, ни как вести себя, и просто стояла посреди комнаты, опустив голову и скрестив руки на груди. Мегрэ курил. Теперь можно не торопиться! Он уже не сомневался, что замкнул круг. Все окончательно прояснилось, и никаких сюрпризов впереди уже не предвиделось. Каждый персонаж этой истории занял свое законное место: мать и дочь Мартини вместе с господином Птифисом описывали вещи на вилле. Гарри Браун в отеле «Провансаль» продолжал заниматься делами, звонил по телефону, рассылал телеграммы и спокойно дожидался результатов расследования… Жозеф сидел в тюрьме… ©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.
|