 |
|
Отношение Церкви к праву собственности
Введение
Содержание права собственности Религиозных организаций
Субъектом прав на церковные имущества в Древней Руси нельзя признать ни церковь, как цельное учреждение, ни духовенство, как сословие: каждыми в отдельности имуществами владели и самостоятельно распоряжались отдельные церковные учреждения, а именно: а) епископии; б) монастыри; в) соборные и приходские церкви, которым, впрочем, отводилась земля лишь по писцовым книгам.
Главнейший способ приобретения имуществ церковью есть пожалование их со стороны государства[1]. К этому основному способу приобретения имуществ церковными учреждениями примыкает и заимка пустых земель, требовавшая непременно также пожалования со стороны государства[2]. Из такого происхождения церковных имуществ возникли, между прочим, впоследствии притязания государства на церковные имущества и вмешательство его в права церкви. Другим обильным источником церковных имуществ были дарение и завещание со стороны частных лиц. Особенно интересно право церкви участвовать в наследовании имущества частных лиц, впоследствии обратившееся в право усвоения всех выморочных имуществ[3]. Когда образовался этот принцип, решить трудно.
В земском периоде мы видим только установившееся обычаем и укрепленное законом право церкви на часть наследства при наличности наследников. Известно также, что сами частные лица, не имея законных наследников, передают по завещанию свое имущество церковным учреждениям. Но при отсутствии завещательных распоряжений, выморочные имущества, по Русской Правде, идут князю.
В московском периоде упомянутое начало мы застаем в полном развитии. Кроме указанных главных способов приобретения имуществ, церковь могла приобретать их и всеми другими гражданскими способами наравне с частными лицами, а именно: куплей, по залогу: несмотря на воспрещение церковным учреждениям брать рост, они пользовались закладной вотчиной за рост и по просрочке получали на нее право собственности[4]. Особый способ приобретения имущества для монастырей – это вклады, т. е., так сказать, обязательное дарение при вступлении лица в монастырь, так что иногда население жаловалось на высокую таксу вкладов в их местных монастырях.
На огромных территориях церковных имуществ возможен был такой же процесс образования условных прав частных лиц, как и на государственных имуществах: церковные учреждения раздавали земли своим служилым людям или на правах жалованных вотчин (без права свободного отчуждения), или на правах поместного владения. Равным образом, так как церкви принадлежали иногда целые волости, то в этих последних сохранялись и развивались права общинного (крестьянского) владения с такими же отношениями к правам церкви, в каких стояли черные волости к государству.
Отношение Церкви к праву собственности
Нередко в церковных кругах высказывается мнение, что христианство и форма собственности - настолько разные предметы, что их соотнесение носит искусственный, не актуальный для Православия характер[5]. Христианство призывает к внутреннему духовному преображению человеческой личности. В этом содержание христианства. Вопрос же собственности есть вопрос формы, причем формы даже не личной, а именно общественной жизни. Поэтому совершенно неверно устанавливать связь между этими сферами, из одного выводить другое и вообще обсуждать в рамках христианства социально-экономическую жизнь. В отношении богатства и вообще обладания содержание христианского учения давно выяснено - дело не в самом имении, а в отношении к нему, а именно: богатство не должно владеть человеком, личность не должна быть рабом своего имения. Форма же реализации этого содержания может быть различной: можно привести примеры и бессеребренников, отдавших все свое имение и пребывавших в добровольной нищете, и богатых владельцев, обладавших, однако, высокой праведностью и верой в Бога. Более того, церковное обсуждение вопросов собственности "неправославно" - это удел протестантов и католиков. Такое обсуждение приводит к обмирщению Церкви, сосредоточению ее на чисто земных проблемах социального устройства, замене содержания формой, к фетишизации материальных феноменов, короче говоря, - к идолопоклонству[6].
Кроме того, зачастую утверждается, что феномен отказа от собственности, т.е. нестяжание, всегда рассматривалось в Православии как подвиг личной аскезы, и переносить его в социальный план неправомерно. Иными словами, раздать все свое имение, стать нищим Христа ради - это хорошо, за это Бог воздаст тебе в будущей жизни, но предлагать нечто обществу или хотя бы оценивать с нравственной точки зрения его социальные институты - это уже не корректно.
Следует отметить, что такая точка зрения базируется на недостаточном понимании соотношения как между формой и содержанием, так и между духом и материей[7]. Ведь содержание Христианской веры - главное. Но именно ради содержания Церковь такое важное значение придает форме, причем форме не только в чисто церковной жизни, но и, в более широком смысле, форме как сосуду, в котором содержится духовность. Форма должна соответствовать содержанию. Это означает следующее.
Во-первых, форма обеспечивает сохранность духовного, его жизнь в нашем падшем мире. Поэтому форма вовсе не может быть любой. Наоборот, чем выше в духовном смысле явление, тем более жесткие требования налагаются на форму.
Во-вторых, если явление представляет собой процесс (а духовная жизнь - всегда такова), то формы, в которых оно проходит, должны не только сохранять явление, но и направлять движение в правильном направлении. Иначе говоря, имеет место эффект обратного влияния формы на содержание. В неверных формах развитие духовности невозможно, это развитие неизбежно примет искаженный, уродливый характер и, в конце концов, перейдет в свою противоположность.
Итак, форма в жизни духа выполняет важную роль и активно влияет на дух. Эффект обратной связи, обратного влияния формы (материи) на содержание (дух) всегда значителен; он присутствует и в начале и в конце пути, и отвергать его было бы неверно[8]. По указанным соображениям Церковь всегда уделяла в своей жизни большое внимание форме: обряду, богослужебным канонам, правилам аскетической жизни, каноническому праву, церковному календарю и пр. Но не только в узко церковном смысле: Церковь никогда не старалась разрушить ту или иную форму социальной жизни, если она имеет положительную нравственную оценку, а наоборот, старалась ее упрочить и облагородить.
О зависимости формы и содержания говорит нам само Евангелие. Имеется в виду притча о молодом вине и ветхих мехах: "И никто не вливает молодого вина в мехи ветхие; а иначе молодое вино прорвет мехи, и само вытечет и мехи пропадут; но молодое вино должно вливать в мехи новые; тогда сбережется и то и другое"[9]. Это притча о форме и содержании: новое содержание требует и новых форм.
Возвращаясь к вопросу собственности, мы видим, что к форме собственности применимо все вышесказанное о форме: форма собственности несет исключительно важную (охранительную и воспитательную) функцию и во многом определяет нравственный уровень общества.
Кроме того, не следует недооценивать влияние на человека материальной сферы. Конечно же, дух первичен, он не является функцией материального. Однако, человек двусоставен, он есть синтез души и тела. Кроме того, человек – существо падшее, и поэтому власть материального над ним иногда настолько сильна, что кажется подавляющей (отсюда и проистекает атеистический тезис о первичности материи и вторичности сознания). Хочешь - не хочешь, а именно эта самая собственность в реальности является той почвой, на которой строится все социальное здание человечества. Поэтому отмахиваться от вопроса отношения к частной собственности христианское сознание не может. Чем точнее и глубже христианство вникнет в нравственное содержание той или иной формы собственности, тем точнее будет анализ, как исторических событий, так и современного состояния общества, тем более точные социальные ориентиры оно сможет предложить человечеству.
Разумеется, этими замечаниями важный для нашего рассмотрения вопрос соответствия формы и содержания не исчерпывается.
Рассмотрим более внимательно формы собственности, уже выработанные человечеством. По сути дела их две: частная собственность и общественная собственность. Возможно, многим такой подход покажется неоправданным упрощением. Однако представляется, что для нравственной оценки такой уровень рассмотрения достаточен. Именно на этом уровне останавливается святоотеческое предание, что, тем не менее, дает возможность ему сделать, как мы увидим, достаточно ясную и однозначную оценку.
Под частной собственностью понимается все, связанное с человеком отношением "владения". В римском праве, однако, понятия "владения" и "права собственности" различались. Владение (possessio) представляло собой именно фактическое обладание, но соединенное с намерением относиться к вещи как своей. Собственность же - более узкое (в смысле объема) понятие. Собственник одновременно является и владельцем, но владелец - не обязательно собственником; он может быть и незаконным владельцем. Для наших целей различие между владением и собственностью несущественно.
Право собственности (dominium) у римлян понималось фактически, как право делать с вещью все то, что прямо не запрещалось. Аналогично понимает право частной собственности и знаменитый русский философ и теоретик права И.А.Ильин: "Говоря о частной собственности, я разумею господство частного лица над вещью - господство полное, исключительное и прочно обеспеченное правом...Это господство должно быть исключительным, т.е. собственник должен иметь право устранять всех других лиц от пользования вещью или от воздействия на нее...Частный собственник должен быть уверен в своем господстве над своими вещами, т.е. законности этого господства, в его признанности, почтенности и жизненной целесообразности; он должен быть спокоен за него, за его бесспорность и длительность"[10].
Отметим, что именно такое понимание права собственности ("господство полное, исключительное и прочно обеспеченное правом") является непреложным для современного западного общества.
Известный правовед, Один из идеологов евразийства Н.Н.Алексеев указывает, что нужно различать частную и личную собственность: "акционерное общество есть частный собственник, однако же не собственник личный, а собственник коллективный"[11].
Однако акционерная собственность не есть собственность общественная, ибо акционер может в любой момент потребовать свою долю и обратить ее в личную собственность. Соответственно под общественной собственностью понимается возможность пользования или даже распоряжения вещью при отсутствии возможности присвоить ее, обратить ее в личную собственность.
Многие авторы считают, что феномен частной собственности столь сложен, что следует подвергнуть анализу различные ее формы, существенно влияющие на ее социальную оценку. Так, Алексеев предлагает различать собственность по объектам. Здесь, прежде всего, следует провести одно разграничение, обычно приводимое в учебниках политэкономии: собственность на потребляемые вещи и собственность на средства производства[12]. По своим нравственным свойствам эти два вида собственности существенно отличны. Ниже эти различия подлежат обсуждению.
Наконец, Алексеев видит различия в степени правовых полномочий, предоставляемых собственнику и предлагает "отличать безусловную (абсолютную) собственность от собственности ограниченной (относительной или функциональной)". Абсолютное право собственности свойственно народам романской культуры и является основой современного западного общества[13]. Понятие об относительной собственности возникло в ареале славянской и германской культур. Для относительной собственности характерна идея воздействия на собственника со стороны других лиц или государства.
Нетрудно видеть, что приведенные выше различения собой ту или иную степень компромисса между двумя основными (и всегда хорошо различающимися) формами - частной и общественной собственности, причем компромисса, в котором выражается борьба обеих тенденций, определяющая конкретную форму общественно-экономического устройства. Иногда этот тезис подвергают критике, говоря, что на путях совершенствования общества возможен не компромисс, а высший синтез, решающий все проблемы. Например, тот же Алексеев уповает на относительную собственность как способ разрешения социальных противоречий. Однако это предположение исторически совершенно не оправдано и является просто игрой ума: даже намека на подобный синтез в истории не наблюдалось. Что же касается будущего, то реализация в этом мире чего-то качественно высшего, по сравнению с формами, явленными в истории после пришествия на землю Христа, для христианского сознания совершенно непредставимо.
Но главное даже не в исторической невозможности, а в том, что второстепенные различения, являясь по сути дела выражением степени обладания, располагаются на той же нравственной оси, проходящей через основные формы. Поэтому нашей задачей является скорее не анализ конкретных точек этой оси, а выяснение ее направления: куда ведет общественная собственность, взятая как принципиальная идея, и куда — частная собственность. Обсуждению проблемы в такой принципиальной постановке и посвящены последующие разделы работы.