Главная | Обратная связь

Париж, июнь 1943 года.

 

Прошел месяц или около того. Невозможно понять, сколько дней минуло, когда ты заперт в темном помещении, где свет включается очень редко. Бесконечные сутки тянутся и тянутся. Иногда забываешься сном, но потом просыпаешься и вспоминаешь, где находишься, вдыхаешь опостылевший запах, который, наверное, въелся под кожу: пот и сперма. Когда охранники приходят поразвлечься, они оставляют приоткрытой дверь, будто бы боятся вынести на свет все, что сами и творят. Сегодня один из эсесовцев трахал мальчика. На таких высоких и тощих, как Том внимания не обращали. Более привлекательны были подростки с пухлыми щеками херувимов и светлой кожей. Наверное, эти представители гордой арийской расы воображали в мечтах, что трахают своих же соотечественников. Такие мальчики особенно ценились, даже больше, чем девушки. С мальчиками и обращались лучше. На самом деле Том благодарил родителей, Бога, мать-природу за свой рост и телосложение, иначе лежать бы ему с раздвинутыми ногами под мощными тушами эсесовцев, отсчитывая скрипы кровати и количество сменяющих друг друга членов. Но все равно было непонятно что он здесь делает. И даже мелькала мысль, что пусть уже хоть что-то произойдет, иначе он сойдет с ума.

Мальчику, которого сейчас трахали, было четырнадцать, симпатичный такой; когда улыбался, на щеках появлялись ямочки. Странно, что такое не замечаешь, когда там, по ту сторону стены. А оказавшись запертым в помещении, с такими же полуослепшими крысами, как ты сам, обращаешь внимание на людей, потому что больше просто не на что. И сейчас этот ребенок постанывал, стараясь доставить удовольствие своему немецкому любовнику, которого он не выбирал. Мальчишке перепадали кое-какие сладости с "царского" стола, одежда почище. Эсесовцы, рьяно вешавшие розовые треугольники[11] другим, с не меньшим рвением любили трахать мальчиков. Том усмехнулся в подушку, какая ирония. Жаль, оценить ее некому.

На самом деле, многие раздвигали ноги, потому что тогда не били, а просто использовали и бросали подачку, которую с жадностью принимали немецкие шлюхи. Здесь гордость теряется, она втаптывается в дерьмо или ты сам ее засовываешь куда подальше, пока не вбили в глотку каблуком солдатского сапога.

Кто-то не хотел подчиняться. Вешались, душились, резали вены кусками керамической плитки, отодранной с пола. Их тела уносили, а остальные провожали взглядами, перешептывались, осуждали. Особо верующие шептали "грех, грех".

А кто-то даже заводил романы, трахался, пока их не видит охрана. Ну, все здесь люди, немного любви получить хотелось даже в таких скотских условиях. Потому что ласка эсесовцев был под стать их речи: резкая, угловатая, отрывистая и холодная, как их чертовы арийские морды.

Это кажется, что месяц малый срок, и нельзя измениться столь быстро. Эсесовцы прекрасно опровергали это правило. Долго здесь никто не задерживался. Иногда девушек уводили и больше они не возвращались. Оставшиеся говорили друг другу, что те вышли на свободу, их отпустили. Приятная ложь, хотя каждый знал правду. Приводили новых людей. Здесь не было стариков, маленьких детей, в основном лишь молодые девушки и парни. Наверное, в этом штабе не было любителей экзотики.

Об Эмми Том предпочитал не вспоминать. Но глядя, как пользуют тут девушек, по несколько человек на одну, он даже смирился с тем, что подруга не хотела повторения. Она бы не вынесла такого. Когда-то давно, они втроем сидели на крыше дома, где жил Антуан. Недавнее происшествие с одной из сокурсниц Эмми ввергло ее в грустное настроение, что вообще случалось довольно редко. Ту девушку изнасиловали. Врачи зашили, конечно, потом, но, наверное, не все, потому что не было больше цельной натуры, лишь тень осталась. И Эмми совершенно серьезно заявила, что если вдруг подобное случится с ней, жить она не захочет, потому что нельзя смириться, когда оскверняют тело и душу. Жаль, что ее слова оказались пророческими. Может, она все же на небесах.

В такие моменты твердишь себе, что ничего страшного, это всего лишь тело, заживет и забудется. Но Том был уверен, такое никогда не забудется. Дальше жить можно, но прежним никогда не станешь. Именно поэтому он сутулился и старался выглядеть как можно более неприметно. Трусость? Возможно. Но хотелось жить, потому что надежда оставалась, хоть и блекла иногда. Но Том конечно понимал, что его держат в этом, скрытом ото всех борделе не просто так, вероятно, кто-то его забронировал, как номер в отеле. И вскоре узнал, зачем он здесь.

Раз в неделю их отводили в общий душ. Всех вместе: мужчин и женщин. Под присмотром они мылись, затем следовал осмотр врача. В этот раз было также, только Том спиной чувствовал чье-то пристальное внимание. Раньше такого не было. Он оглянулся. Душевую отделяла стеклянная стена, они там все как на сцене, никакого уединения. Эсесовцы наблюдали за ними, как за крысами в лаборатории. И там, прислонившись к косяку, стоял тот самый эсесовец, который его допрашивал. Унтерштурмфюрер с пристальным взглядом. Вот и сейчас смотрел так, будто хотел пристрелить всех или разорвать собственными руками. В тот раз он показался нарочито дружественным. Наверное, именно сейчас Том видит его истинное лицо – хмурый эсэсовец, способный лишь выполнять приказы и не имеющий никаких эмоций.

Когда все вымылись, то их вывели в просторное помещение, заставили выстроиться в очередь. Возле окна на стуле сидел врач, рядом с ним стоял помощник с подносом медицинских принадлежностей. Здесь было холодно, полотенец никто не давал, конечно, поэтому люди жались друг другу, пытаясь согреться и скрыть наготу. Солдаты разгоняли их, вновь выстраивали цепочкой. Не все эсесовцы говорили на французском, а из арестованных почти никто не знал немецкий. Но общаться никто из сторон и не стремился. А простые команды все быстро учили понимать, подбодренные пинками или ударами.

Когда очередь дошла до Тома, он постарался отстраниться. На самом деле это было унизительно: стоять голым перед остальными, а врач беззастенчиво и бесстрастно осматривал, ощупывал. Потом он кивнул и принялся за следующего. Том вздохнул и направился к своей одежде, если те полосатые пижамы, что им выдали через несколько дней после ареста, можно вообще считать одеждой. Его перехватил солдат и жестом велел следовать вперед. Том все же потянулся за одеждой, но его толкнули и повели по коридору.

Помещение, куда его привели, наводило на разные мысли, одна другой неприятнее. Мебели здесь не было, окна наглухо закрыты, свет давала одинокая лампочка под потолком. В центре пола сток. Том сглотнул. Он совсем не хотел знать для чего он в этом помещении, которое совсем не похоже на душевую. Возле стены стояли прожекторы, сейчас выключенные, стул рядом. Дверь хлопнула и Том обернулся.

– Здравствуй, – улыбнулся вошедший. – Тебя здесь не обижали?

Эсесовец провел ладонью по лицу Тома, по шее, встал за спиной. Том напрягся. Неуютно чувствовать себя голым перед полностью одетым эсесовцем.

– Меня зовут Крис.

Том едва не рассмеялся. Какая вежливость, и так неуместна. Но он не собирался с ним разговаривать. Он забыл его имя, названное при первой встрече, и предпочел бы так оставить.

– Я вспоминал тебя. Еще когда ты сидел в допросной напротив меня и пытался спрятать ладони со следами своего преступления, больше всего хотелось перегнуть тебя через стол и оттрахать так, чтобы ты кричал. Ты умеешь кричать, Том?

Крис резко дернул его на себя, вжимаясь пахом в ягодицы. Конечно, это было ожидаемо. Всем содержащимся в этом здании предназначалось быть подстилками эсесовцев. И стоя сейчас в этой комнате, где казалось в пол въелась чужая кровь, Том думал о том, что же будет дальше, после того как его перегнут, по выражению унтерштурмфюрера. Убьют? Смоют кровь со светлой плитки, а тело выбросят на помойку? Сейчас те мысли, когда хотелось, чтобы нарушилась монотонность, казались такими глупыми.

– Боишься? – прошептал эсесовец на ухо и прижался губами к шее. – Если будешь хорошей девочкой, то ничего страшного не произойдет.

– Вынужден тебя разочаровать, девочкой я никогда не буду.

Вся отрешенность вмиг ушла, а ведь Том уже сжился с ней. Он даже смирился, что рано или поздно кто-то его трахнет. Но на деле, когда начали лапать, как шлюху, выставленную на продажу, все смирение куда-то подевалось. Он не собирается добровольно раздвигать ноги.

– Я думал, ты язык проглотил, – Крис провел ладонью по груди, спустился к паху и сжал вялый член.

Это было противно, мерзко и неприятно. Дыхание на затылке, рука эсесовца между ног, его французский с легким акцентом. Том резко двинул локтем под ребра, развернулся и, сжав кулак, с силой ударил, ломая нос эсесовцу. Наглая ухмылка тут же сползла с его лица.

– Я тебе не девка, сука! – выкрикнул Том, вновь занося кулак для удара. Эсесовец, который, казалось, очень удивился, что получил отпор, пришел в себя и перехватил руку, заломил за спину. Том дернулся, плевать, что резкая боль пронзила от плеча до запястья, и левой рукой ударил в живот. Крис охнул и чуть ослабил хватку, этого хватило, чтобы Том вырвался и с новой силой бросился на него. Крис не уступал. Том уже чувствовал вкус собственной крови, правая сторона лица болела. Драка не была долгой. Крис упал от удара по колену и подножкой сбил Тома, тут же подмял под себя, заломив левую руку. Правая у того и так двигалась с трудом, боль в вывернутом плече становилась все назойливее.

– Какой горячий, – с восхищением отметил Крис. – Люблю таких. Мне рассказывали, что англичане все как снулые рыбины. Но не ты, да?

Том даже не удивился, что эсесовец знает о его происхождении, наверняка у того имеется полное досье со всеми подробностями. Желания у Криса явно не поубавилось, Том чувствовал его возбуждение, уж слишком сильно тот вжимался. Это тут же подтвердилось, когда Крис принялся возиться со своими галифе и охнул, освобождая член, тут же уткнувшийся Тому между ягодиц.

– Ты такой сухой. Точно не девка, – засмеялся эсесовец, пытаясь пальцем протиснуться в его анус.

– Так возьми себе бабу! – зло выплюнул Том, пытаясь уйти от болезненного вторжения.

– Я возьму тебя, – шепнул эсесовец. Том снова дернулся, по плечу мазнуло влажным, и он порадовался, что хоть нос ему сломал. Хотя этого оказалось недостаточно, да еще и возбуждение усилило, похоже.

– Сейчас, сейчас, – продолжал тот. – Тебя никогда не трахали?

– А тебя? – огрызнулся Том.

– Что, хотел бы? – он завозился сзади. – Так, где-то… А, вот. Я знал, что у нас могут возникнуть трудности.

Крис приподнялся, нажав коленом на заломленную руку. Том вывернул голову, чтобы посмотреть, что там происходит. Крис загреб пальцами вазелин из небольшой баночки и основательно смазал свой член.

– Теперь пойдет как по маслу, – хохотнул он, отбрасывая вазелин. Том снова попытался вырваться, но Крис тут же навалился сверху, направляя себя. – Вот так. Ты лучше девки.

Тому хотелось провалиться сквозь землю. Было больно, конечно, но и невероятно стыдно. Его унизили, а что может быть хуже? Больше он не дергался, хотя хватка на руке не ослабевала. Любое движение простреливало болью в правой руке или пояснице. Он расслабил мышцы. Рано или поздно это закончится. Крис сопел над ухом, вбиваясь мощными толчками, елозил губами по плечу, наверняка размазывая свою кровь. Том сосредоточился на рисунке керамической плитки.

Когда эсесовец наконец кончил и расслабился, Том спихнул его с себя и поднялся. Если здесь есть сток, то, может, и вода найдется. За стулом прямо из стены торчал кран, рядом стояло ведро. Том отвернул кран, ледяная вода хлынула мощным напором. Он быстро вымылся, но ощущение чужой спермы осталось, будто она жгла изнутри.

– Мне тоже воды принеси, – подал голос Крис. – Черт! Ты мне нос сломал.

Том набрал воды в ведро, подошел к эсесовцу и с силой выплеснул прямо на него и добавил ведром по лицу. Жаль по носу снова не попал.

Крис позвал солдата, и Тома тут же увели. А потом, лежа на койке, в темноте, Том даже не думал ни о чем. В голове было абсолютно пусто.

 

 

Париж, 1952 год.

 

Рэйчел, конечно же, вернулась из оперы, но не скучала. В номере сидела Эмма, и они весело обсуждали какую-то свою знакомую.

– Том, что с тобой случилось? – Рэйчел поднялась навстречу.

– Под дождь попал.

– Дорогой, тебе стоило взять такси.

– Не волнуйся, – встряла Эмма, – тому, кто родился в Англии, никакие дожди не страшны. Мы люди закаленные.

Том кивнул сестре, улыбнувшись. Иногда она чем-то неуловимо напоминала Эмми, совсем чуть-чуть, хотя ничего общего у них не было. Два совершенно разных человека. Интересно, смог бы он накинуть жгут на ее шею?

– Ладно, не буду мешать вашему девичнику. Развлекайтесь.

– Нет, – покачала головой Эмма, – мне уже пора.

Она поцеловала его в щеку и упорхнула.

В ванной Том прислонился к двери и некоторое время просто пытался дышать. Казалось, горло перетянуло удавкой и вот-вот просто передавит трахею. Он закашлялся и развязал галстук, отбросил, словно ядовитую змею. От зеркала Том отшатнулся. С серебристой поверхности смотрел другой Том, девятилетней давности. Нельзя похоронить прошлое, оно всегда с тобой.

– Милый, тебе звонят, – проговорила Рэйчел.

– Кто там?

– Он не представился. Приятный голос, но я не знаю, кто это.

– Сейчас, – пробормотал Том и открыл дверь.

– Ох, сколько пара, ты задохнешься.

Рэйчел тут же принялась закрывать краны, а Том подошел к телефону и дрожащей рукой взял трубку. Он знал, кто звонит.

– Я вас слушаю, – вежливо и, он надеялся, спокойно произнес Том. Молчание. Лишь дыхание, чуть сбитое, как после небольшой физической нагрузки.

– У твоей жены приятный голос, – наконец после долгой паузы сказал Крис. – Такой спокойный, уверенный, ровный. Какая она? Холодная или страстная? Вежливая? Наверное, благодарит тебя после того, как ты с нее слезаешь. Молчишь? Она рядом, да? А ты не можешь и слова сказать.

Том буквально слышал улыбку в его словах. Самоуверенную, наглую.

– Знаешь, давай я поднимусь, – продолжил Крис. – Мы выпьем чаю, поболтаем о погоде.

– Нет, – твердо сказал Том. Меньше всего ему хотелось видеть Криса в своем номере, рядом со своей женой.

– Я внизу.

И Крис тут же положил трубку, а Том слушал гудки и никак не мог понять, где он находится, в каком времени, месте.

– Милый? – Рэйчел положила ладонь на его плечо. – С тобой все в порядке?

– Что? – вздрогнул Том. – А, да. Прости, дорогая. Мне… мне нужно спуститься. Незапланированная встреча.

– Ты не можешь не работать, – укоризненно сказала Рэйчел и покачала головой. – Мы ведь отдыхать сюда приехали, а ты никак не расслабишься.

– Прости.

– Иди уже, что с тобой поделаешь.

– Милая, я не заслужил тебя.

Том наконец повесил трубку, развернулся и обнял свою жену. Она тут же обвила его руками за шею, прижалась. Такая теплая и уютная.

– Конечно, заслужил, – тут же уверила его она. – Ты самый лучший муж, о котором только может мечтать женщина.

– Ложись, не жди меня.

А через несколько минут он уже выходил из номера. Сердце стучало так сильно, что, казалось, оно сейчас остановится или разорвется. Он застыл посреди лестницы. Зачем он туда идет? Такой простой вопрос, ответ на который не хочется давать самому себе. Том выдохнул и направился дальше.

Крис ждал его в холле, облокотившись о стойку портье.

– Что тебе нужно? – холодно спросил Том.

– Сигареты тебе принес, – он достал из кармана пачку и протянул. Том уставился на нее. – Составишь мне компанию?

Крис распечатал пачку, достал две сигареты и кивнул на входную дверь отеля. Том молча последовал за ним.

Дождь разогнал любителей ночных прогулок. Такая пустынность не присуща центральным улицам, и казалось, все вымерли, остались лишь двое, стоящие в тени колонны. Небо все еще было затянуто тучами, лишь из-за края облака выглядывала неполная луна.

– Зачем ты пришел? – Том затянулся, дым успокаивал.

– А зачем ты приехал сюда? Тянуло?

– У меня дела здесь.

– Врешь.

– Убирайся, – спокойно сказал Том, выбрасывая окурок.

– Зачем ты сюда приехал? – Крис толкнул Тома к стене в нишу, в еще более густую тень. Том не отвечал, он пытался разглядеть его лицо, но было слишком темно. Крис стоял так близко, что чувствовалось его дыхание – горячее на губах. Запах виски и табака. Том схватил Криса за отворот расстегнутого пальто, дернул, залез во внутренний карман. Как и ожидалось, там обнаружилась небольшая баночка. Даже не видя, что это, Том знал. Дыхание Криса участилось и, как казалось, стало еще ближе – губы буквально в четверти дюйма. Том опустил руку на пах Криса и начал судорожно расстегивать его ширинку. Тот, рвано выдохнув, впился в рот, жадно и глубоко целуя. Руки Криса уже добирались до обнаженной кожи. Через миг Том вжимался лицом и ладонями в стену, а Крис обильно смазывал его, проникая двумя пальцами внутрь.

– Ну же! – громким шепотом требовал Том.

– Как я скучал по тебе, – выдохнул Крис, входя сразу одним толчком, замер, вжавшись. Том нетерпеливо дернулся, услышав смешок. Его член тут же сжала ладонь, жестко двинулась вверх и вниз. Том выгнулся, давя стон. Если их еще никто не заметил, то это просто чудо. Но и намеренно привлекать чье-то внимание тоже не стоило.

Крис закрыл его рот ладонью в чертовой кожаной перчатке и сделал пару движений бедрами, будто приноравливаясь или вспоминая. Том порадовался, что у него заткнут рот, потому что сдерживаться почти не получалось. Крис двигался быстро, трахая, напоминая. Его рука так удачно чуть сползла и Том прихватил зубами пальцы. Крис рыкнул и прижал его член рукой, а так хотелось трения.

Возбуждение было слишком сильным, Том подался назад и еще сильнее стиснул зубы на пальцах. Крис жарко выдохнул ему в шею и ускорил темп, сжимая чувствительную головку, от чего по телу раз за разом проходила дрожь. Кончал Крис всегда тихо, и сейчас только замер, чуть подрагивая.

Том оттолкнул Криса и привел себя в порядок, в голове еще немного шумело, как после алкоголя, руки подрагивали. Он вытащил сигарету. Крис, усмехнувшись, протянул зажигалку, подождал, пока Том затянется, а потом потянулся за поцелуем. Том увернулся и выдохнул ему в лицо дым.

– Ты так просто не сбежишь, – Крис сжал его челюсть, не давая отвернуться. – Я знаю, что сейчас творится в твоей голове.

Он снова попытался поцеловать, но Том с силой прикусил его губу, смакуя кровь, а потом оттолкнул.

– Ты знаешь, где меня найти, – Крис отступил в сторону, пропуская его.

Поднимаясь к себе в номер, Том надеялся, что Рэйчел уже спит, потому что был уверен – внешний вид выдает его с головой. Недаром портье покосился как-то подозрительно. Том тихо открыл дверь, в номере было темно. Он осторожно прошел в спальню, открыл шкаф, нащупал в своей одежде небольшой сверток. Дверь чуть скрипнула, он замер, но Рэйчел так и не проснулась.

Он аккуратно прикрыл дверь спальни и развернул ткань. Том никогда не уезжал без своего вальтера. Он отбросил ткань и проверил магазин – полный. Том вздохнул. Теперь осталось применить его по назначению.