Здавалка
Главная | Обратная связь

Париж, октябрь 1943 года.



 

На выезде из города стоял пост: перегороженная дорога, солдаты с автоматами. Крис протянул документы манну, с любопытством заглянувшему в окно автомобиля. Тот, просмотрев бумаги, тут же вытянулся по стойке смирно и крикнул своим, чтобы открыли дорогу. Теперь Том понял, для чего на нем форма офицера СС: для горожан было ограничено передвижение за пределы Парижа. Пропуска, досмотр, проверка. Собственно, и по городу нельзя было перемещаться ночью, комендантский час действовал беспрерывно. Нарушившего правила могли арестовать или того похуже. Только высшие военные чины могли выехать в любое время при наличии пропуска, который, разумеется, имелся у унтерштурмфюрера. Импровизированный шлагбаум, собранный из подручных средств, открылся, и их пропустили. Том усмехнулся. Часто немецкая офицерская форма СС сама по себе являлась пропуском.

Они ехали около получаса. Сидевший за рулем Крис за всю дорогу не проронил ни слова, только периодически насвистывал что-то. Том не знал, куда они едут, только когда свернули к Шантийи, он догадался. Впереди, на фоне закатного солнца над деревьями виднелась крыша замка Мон Рояль[16]. Подъездная аллея и окружающий ландшафт, казалось, подверглись артобстрелу, здесь явно произошла стычка. На улице достаточно светло, чтобы можно было разглядеть гильзы на земле. Поодаль, между деревьями виднелись тела, сваленные в кучу и оставленные там гнить. Когда-то великолепный парк украсился следами вандализма и войны.

Машина затормозила у входа. Часть окон фасада разбита, возле здания разбросаны обрывки тряпок, разбитые бутылки и прочий мусор. Крис уверенно вошел в широкий проем, в котором когда-то стояла дверь, а теперь лежала в стороне с большой трещиной наискосок. Они шли, пресекая большие залы первого этажа. Здесь было жутковато, словно замок недовольно щерился торчащими осколками стекол в окнах. Свистел ветер, развевая обрывки некогда шикарных занавесей. Ощущение пустоты, неприятное и липкое, витало в этих мрачно-величественных залах дворца. Кое-где попадались обломки сломанной мебели. Отсюда вывезли все, что только можно. Зачем они сюда приехали?

– Это удаленное место и никто здесь не бывает, – проговорил Крис на ходу.

Как будто это объясняет весь смысл поездки сюда.

– Я вижу.

– У нас праздник, – весело сказал Крис. – Повышение. И мы будем пить!

Том пожал плечами, следуя за эсесовцем. Послышалась приглушенная музыка. Крис рванул на себя одну из дверей и они оказались в небольшой комнате с чудом уцелевшими окнами. Освещением служила пара небольших киносъемочных прожекторов, придавая происходящему оттенок ирреальности, будто смотришь кинофильм, только в цвете, а не черно-белый. Несколько эсесовцев расположились неподалеку от пылающего камина. Вполне вероятно, что в камине догорают остатки мебели, которую не увезли ранее. Офицеры тут же обрадованно закричали Крису приветствия и поздравления. В центре, под звуки граммофона, танцевали девушка и парень, пленные эсесовцев, Том их узнал. Сегодня они выглядели совсем как рядовые горожане, которых множество на улицах Парижа. Приличная одежда, даже нарядная. Он так привык и сам ходить в полосатой робе, и других видеть либо в том же, либо в немецкой форме. Было во всем этом что-то неправильное. К тому же, это место… Посреди разграбленного и оскверненного дворца, возле которого валяются трупы, эсесовцы устроили праздник. Том схватил бутылку и тут же приложился к горлышку. Это было виски, не самое лучшее, но и такое вполне сойдет. Он сделал несколько больших глотков.

Том наконец внимательно оглядел присутствующих. И ему тут же захотелось напиться до беспамятства или пристрелить унтерштурмфюрера. Пятеро эсесовцев, именно те, которые… Том сделал еще глоток. Один из них уже усадил к себе на колени девушку, запуская руку ей между ног. Крис собрал на этот странный праздник в неподходящем месте всех, кого Том не хотел бы видеть. Желательно, вообще никогда. Девушка в черном платье, которая только недавно, обнаженная, склонялась над привязанным Томом, старательно работая ртом. Парень, у которого рот работает не хуже. Том послал Крису максимально говорящий взгляд, в надежде, что тот прочтет там "Эсесовский ублюдок!", и снова приложился к бутылке. Но глотка так и не сделал. Застыл, уловив свое отражение в зеркале. Мундир, петлица, руны "зиг", нашивки, орел… Вдруг вспомнилось: "Ты такой же, как я". Том расстегнул мундир и отбросил его в сторону. Будто и дышать стало легче, коричневая рубашка с галстуком отправилась туда же. Галифе, заправленные в высокие сапоги, и подтяжки на голой коже – смотрелось странно, однако пусть лучше так. Том, внимательно глядя в глаза своему отражению, глотнул виски, чувствуя как кровь закипает, как становится горячо.

Эдит[17] допела последнюю песню, пластинка зашипела. И тут послышался перебор гитарных струн и голос Криса, напевающего печальную песню на немецком. Том еще не очень хорошо понимал этот язык, но уловил смысл: о принятом решении и смерти. Странный выбор песни, как и весь сегодняшний вечер, решил Том и оглянулся, поймав пристальный взгляд Криса. Отрывистые слова лились, сплетаясь с мелодией. Эсесовцы оживились и пытались подпевать, но с трудом получалось лишь у одного. Том смотрел прямо на Криса, как его пальцы перебирают струны, и не мог понять, что именно тот хочет выразить своим пристальным взглядом. Песня прекратилась резко, последняя фраза, словно крик души, сорвалась с губ и все еще звенела у Тома в ушах. А потом Крис тряхнул головой и запел "Розамунду"[18]. Один из эсесовцев тут же достал губную гармошку, принимаясь подыгрывать, остальные подпевали и прихлопывали. Девушка, которая сидела с одним из них, подскочила к Тому и вытащила его на середину комнаты. Она кружилась, ступая босыми ногами по полу, вскидывала руки, пытаясь растормошить его. Но он просто стоял, прикладывался к бутылке и наблюдал. Виски прогревал изнутри, посылая волны жара по всему телу. Хотелось… Хотелось что-нибудь сделать, будто толкал кто в спину, приговаривая: "Давай, вперед".

Эсесовцы пьяно рассмеялись, невпопад аплодируя Крису. Том подошел к граммофону, перевернул пластинку, снова полилась музыка и голос певицы, пробирающий до самого нутра. Том знал эту песню. "Нет! Ни о чем. Нет, я не жалею ни о чем…"[19] Он подхватил лежащую рядом фуражку Криса, надел, надвинув на лоб. Тот приподнял брови. Том ответил ему кривой улыбкой и развернулся к девушке. Та потянулась к нему, скользнула в объятия. Бутылка в левой руке уткнулась ей в спину. Шаг, другой, поворот. Он, перехватив ее за талию, заставил выгнуться, нажимал правой ладонью на грудь, чтобы она едва пола не касалась головой. Девушка напряглась, ухватилась за него. Том резко дернул, помогая выпрямиться, и стал медленно покачиваться, поглаживал ее спину.

– Ты странно танцуешь, – проговорила она. Том промолчал. Перехватил другой рукой бутылку и вновь отпил, будто боялся расстаться с виски, помогающим с каждым глотком забыться. Девушка уперлась ладонями в его грудь и потянулась за поцелуем. Том смотрел на ее губы с остатками смазанной помады по контуру. Вспоминал, как они сжимались на его члене. И улыбнувшись, развернул ее к себе спиной. Прижался, чуть потерся о ее ягодицы. Он не знал ее имени. Да вообще ничего не знал, кроме того, что у нее жаркий рот. Но сейчас, разгоряченный виски, разозленный компанией и направленными на него мутными взглядами, чувствовал возбуждение. Сзади прижались. Парень, который тоже видел Тома беспомощным. И его имени Том не знал. И не хотел. Потому что так – они просто тени в памяти, безликие и размытые контуры на запотевшем стекле. По бокам прошлись ладони, спустились на бедра. Том покачивался, зажатый двумя телами, горячими, ласково льнущими к нему. И слова песни, звучащие с легким треском отпечатывались внутри: "Мне все равно. Нет! Ни о чем! Нет, я не жалею ни о чем…"

Шеи коснулись губы. Том выгнулся, подставляясь под поцелуи, и прикрыл глаза. Песня сменилась другой, но он почти не слышал ее, словно расплавляясь в чужих объятиях. Том отпил еще пару глотков и отшвырнул бутылку, прижал девушку к себе плотнее, второй рукой расстегнул верхнюю пуговицу ее блузки, еще одну, и сжал ладонью грудь. Он словно во сне находился. Уже не волновали странные взгляды эсесовцев, хотелось действовать. Он рванул блузку, оголяя грудь и живот. Поверх его ладони легла рука парня, словно направляя. И в этот момент все закончилось. Том едва понял, что произошло, как Крис, пылающий злостью, едва не нависал над ним. Тому захотелось подразнить его красным полотнищем, как быка на корриде. Правда, здесь вряд ли можно найти подходящую ткань, разве что флаг со свастикой. От этой мысли стало смешно, и Том засмеялся. Крис схватил его и поволок прочь.

– Что?! – вырвал свою руку из хватки Том, едва они оказались в другом помещении.

– Что это было? – спросил Крис, сложив руки на груди.

– А что не так? – засмеялся Том.

– Ты вел себя, как…

– Как кто? Как шлюха? Ты! – взвился он и толкнул Криса в грудь. – Именно ты старался сделать из меня шлюху! Радуйся теперь! Что, не нравится?

Том снова толкнул и все смеялся, глядя в сощуренные глаза Криса.

– Зачем ты привез меня сюда? Хочешь, что все твои друзья по очереди…

Том не договорил, как щеку обожгло пощечиной. Не удар – пощечина! Том пошатнулся, голова мотнулась в сторону, фуражка слетела. Он исподлобья глянул на Криса, широко улыбаясь.

– А потом отвезешь меня в Пигаль[20]? – зло бросил Том. И снова пощечина, за ней другая. Во рту почувствовался вкус крови. Том сплюнул и толкнул Криса к стене, положив руку на его горло. – Зачем все это?

Крис резко развернул его, и уже Том прижимался к стене, а в скулы впились пальцы.

– Если хочешь быть шлюхой, – зашептал эсесовец на ухо, – будь. Но ты моя шлюха.

Том засмеялся, но пальцы вжались еще сильнее, поворачивая голову, прекращая смех. По невольно подставленной шее прошелся язык, оставляя влажную дорожку.

– Все это для тебя, – продолжил Крис. – Ты просил пять голов. Они твои.

И отступил в сторону, отпуская. Том застыл.

– Ты их мне отдаешь?

– Да, – просто ответил Крис.

Том подошел вплотную провел ладонью по его груди, животу, спустился на пах, сжал начинающий твердеть член. Крис выдохнул и подался вперед. Том ухмыльнулся ему в губы и расстегнул кобуру, вытаскивая пистолет.

– Уверен? – приподнял бровь Крис.

Том взвесил в ладони вальтер, примериваясь. И не говоря ни слова развернулся, тут же направившись в соседнюю комнату.

Трое эсесовцев лежали, повалившись прямо у камина, то ли спали, то ли пребывали в пьяном угаре. Еще один сидел чуть в стороне, рядом со спящим парнем и гладил его по голове, делал частые глотки из бутылки. Парень лежал на полу как-то странно, и, приглядевшись, Том понял, что тот уже больше никогда не будет двигаться. Что могло случиться? Ведь его не было несколько минут, и этот парень только вот вжимался в него сзади, а теперь…

Второй трахал девушку, устроившись между ее широко расставленных ног. Его голая задница ритмично двигалась, приспущенные штаны болтались в районе колен. Девушка стонала и прижимала его к себе. Тома передернуло от отвращения, и он, не думая, подошел, приставил к голове эсесовца дуло и нажал на спусковой крючок. В установившейся на миг тишине было слышно, как упала на пол гильза, скатившись по спине больше не дергающегося, словно в агонии, немца. Девушка закричала, но, взглянув на Тома, тут же замолчала, расплакалась и попыталась выползти из-под мертвого эсесовца. Выстрел взбудоражил остальных, заставил вскинуться того, что сидел рядом с парнем.

– Почему у твоей шлюхи пистолет? – спросил он, глядя на Криса.

Том не сомневался, словно он всегда так делал. Спусковой крючок вжимался легко. Еще четыре пули. В лоб каждому. Сначала тому, который сидел возле мертвого парня, потом остальным, так и не сообразившим толком, что происходит. Том видел это по их непонимающим рожам. Пьяным немецким рожам. Они были слишком расслаблены и пьяны, они не ожидали, что этот вечер принесет им смерть. Когда плеча Тома коснулись, он тут же развернулся, направляя пистолет на Криса. Эсесовец застыл, медленно поднял руку и опустил зажатый пистолет дулом в пол, а потом быстро отобрал. Сзади всхлипнули.

– А она? – обернулся Том, глядя на выползшую из-под трупа девушку. Она поднялась и с ужасом смотрела на них с Крисом. Наверное, она уже понимала, что не уйдет отсюда.

– Свидетель, – пожал плечами Крис и тут же выстрелил. Пуля вошла между чуть выше правого глаза. Девушка так и упала с застывшим выражением недоумения и страха на лице.

Том развернулся и вышел. Через огромные залы, в которых гулял ветер, на улицу, на свежий воздух. Прочь отсюда. Он побежал и остановился, лишь уткнувшись в капот машины. Холодный металл и пронизывающий ветер немного привели в чувство. Криса не было довольно долго, а когда Том услышал позади шаги, то тут же сел в салон. Крис молча опустился на водительское сиденье, положил ему на колени рубашку и мундир. Том подумал, что нужно бы одеться, потому что холод пробирал до костей, но он провел ладонью по мундиру, очертил контур имперского орла и смял рукав с повязкой.

– Машины, – сказал он, посмотрев в окно. – Что с ними?

– Я это улажу, – сказал Крис, включая зажигание.

Ехали они молча. Том смотрел вперед на высвеченную фарами дорогу, окруженную непроглядной тьмой. Тишина давила и уже начала звенеть в ушах. Перед глазами стояла комната с убитыми эсесовцами. Он сам нажимал курок, его никто не заставлял. И даже испытывал странное удовлетворение, когда спусковой крючок плавно поддавался нажатию пальца. Это было легко. Их рожи, опостылевшие донельзя, мелькавшие едва не каждый день, мертвыми нравились гораздо больше. Том скосил глаза на сидящего рядом Криса. Может, стоило сделать еще один выстрел? Тело еще одного эсесовца разнообразило бы убогий интерьер. Том помнил этот всплеск эмоций внутри, когда направил в широкую арийскую грудь дуло. И не смог выстрелить. Даже не так. Не хотел.

– Останови, – тихо попросил Том.

– Что?

– Останови! – закричал он. И едва машина затормозила, выскочил на пронизывающий холодом воздух. Он согнулся. Казалось, его сейчас вывернет наизнанку. Но ничего. Совершенно ничего. Даже спазмов не было, лишь что-то скручивало внутри, но это не было приступом тошноты. Сзади подошел Крис и накинул на плечи мундир. Том выпрямился. Ведь нужно что-то чувствовать. Хотя бы что-то! Угрызения совести, раскаяние, ужас, в конце концов. Он ведь даже не испытывал сожаления по поводу той девушки, имени которой так и не узнает теперь. И парень, странно похожий на самого Тома. Мертвый неизвестно по какой причине. Что там случилось, Том тоже не узнает, рассказать больше некому. Он поднес к лицу свои ладони, разглядывая, но было слишком темно. Он ожидал увидеть кровь на своих руках, хотя и знал, что ее там нет, лишь основание правой ладони побаливало, помня отдачу вальтера, отсчитывающего пули. "Ты такой же, как я" – сказал как-то Крис. Да, наверное, так и есть.

– Ну что, не чувствуешь ничего? – спросил Крис.

Откуда? Откуда он знает? Будто Том для него открытая книга, в которой черным по белому написаны все его мысли, даже те, что и от себя прячешь.

– Заткнись.

– Том… – усмехнулся он.

– Я сказал, заткнись!

Том развернулся, толкнул его к машине, тут же прижался сам. Притянул Криса за затылок, надавливая пальцами, и впился в рот, сминая губы. Крис застонал, отвечая. Том вжимался всем телом, втирался между расставленных ног. Ему это нужно. Нужно перекрыть черноту огненными красками. Потому что было страшно раствориться, слиться с тьмой. Хотелось чувствовать себя живым, ощущать жесткие губы, со страстью отвечавшие на поцелуй. Жадно, жарко, до боли. До обоюдного возбуждения, неуместного, но такого яркого и сильного. Том словно в горячечном бреду находился. Холодно больше не было, хотя мундир уже валялся на земле. Он потянулся к паху Криса, судорожно расстегивая ширинку, освобождая возбужденный член. Никаких слов, никаких мыслей, только действия, только неимоверное стремление к наслаждению. Крис уже расстегивал его штаны, а через миг ладони сжимали ягодицы Тома.

Том разорвал поцелуй, отстранился и уперся ладонями в капот. Крису не нужно было ничего объяснять. Плевок на ладонь, пальцы между ягодиц и наконец твердый член, втискивающийся внутрь. Том подался назад, насаживаясь, и застонал от резкой боли. Но прекращать не хотелось. И Крис это будто чувствовал, сразу взяв быстрый темп. Он вбивался мощными частыми толчками. Том распрямился, прижимаясь к Крису, чувствуя обнаженной кожей все нашивки и пуговицы мундира. На шею легла ладонь, нажимая, едва давая дышать. Словно сумасшествие, словно дурман, сладко-болезненный и острый. На плече сомкнулись зубы, вторая ладонь сильнее вжалась в бедро. Том вскрикнул, почти захрипел от удушающей хватки на горле, от ярких ощущений. Возбуждение, жар внутри, холод, обжигающий кожу, ощущение шаткого равновесия, когда вот-вот упадешь, потому что не хватит сил удержаться. Он был уже на грани, дышал сбивчиво, часто облизывал губы и подавался назад, упираясь ладонями в крышу машины. В глазах начало темнеть, и острое удовольствие резко накрыло плотной пеленой, словно отсекая окружающий мир. Ноги подкашивались, но Крис его удерживал и продолжал двигаться, словно досылал оргазм. Еще и еще.

– Oh, mein Gott, – тихо прошептал он, вжимаясь в Тома.

Оргазм забрал почти все силы, Том потянулся за лежащим на земле мундиром, натянул его и сел в машину. В данный момент ему было хорошо, и, закрывая глаза, он видел голубое небо, пронзительное, какое бывает лишь ранней весной. И пусть сейчас на Париж опустилась осень, ведь внутри больше нет тьмы, есть лишь ясный небосвод. И он больше ни о чем не жалел.

 

***

 

Улица Эколь была пустынной, впрочем, как всегда в это время. Изредка мог попасться патруль или одинокий гестаповец, возвращающийся из увеселительного квартала. Том, оглядевшись, пошел в сторону набережной. У него были при себе все необходимые документы, поэтому не нужно было опасаться, завидев впереди солдат в немецкой форме. За ним больше не ходил конвой, была полная свобода передвижения, если не считать опоясывающую город демаркационную линию. Каждый раз, покидая квартиру на втором этаже, где теперь он обитал вместе с эсесовцем, Том думал, что больше не вернется. Никто не следил за ним. А Париж – словно огромный кусок швейцарского сыра, изобилует норами, тайными убежищами, разветвленной системой водостока. При желании можно спрятаться так, что тебя не найдут, пока не будет возможности беспрепятственно выбраться из города. Но Том каждый раз возвращался, словно его руки по-прежнему были привязаны к кровати, лишь ленты стали чуть подлиннее.

Приближался рассвет, небо становилось светло-серым. Тому казалось, что он не видел солнца уже давно, и этот день не предвещал ясной погоды, все заволокло тучами, будто приближалась буря. Набережная все еще была пустынной, но уже после семи утра улицы заполнятся парижанами, спешащими по своим делам. Том подошел к самому краю, присел на корточки, глядя на темные воды Сены. Он не знал, зачем пришел сюда. Крис еще спал, когда Том выскользнул из квартиры, решив прогулять по предрассветным улицам.

Том думал об Эмми, в последнее время он стал чаще о ней вспоминать. Он отомстил за нее, в каком-то смысле это все же было прощением, теперь насиловавшие ее ублюдки мертвы. Хотя большее успокоение для Тома, нежели для его подруги. И не только успокоением это было, но и исчезновением свидетелей его положения. Через несколько дней после того вечера, когда пятеро эсесовцев нашли свою смерть в замке Мон Рояль, в штабе произошел взрыв. Под обломками здания погребло всех заключенных и нескольких солдат – Сопротивление предприняло действия. И наверняка они знали о находящихся внизу своих соотечественниках. И тут Том вспомнил остриженную женщину, встреченную в парке, и листовку. "Продалась немцам" – как там было написано. Том хмыкнул. Может, члены Сопротивления решили, что смерть самое лучшее для тех женщин в подвале. Ведь не было секретом, чем там занимаются эсесовцы. В тайне держалось лишь то, что кое-кто трахал мальчиков. Что запрещалось всем, могли позволить себе гестаповцы или эсесовцы. Многие были поклонниками греческой любви, но об этом не говорили, скрывали, потому что узнай об этом комендант, расстрелять могли даже офицера, как позорящего породистую арийскую расу.

Том был уверен, что многие знали пристрастия унтерштурмфюрера, но помалкивали. А уж теперь и подавно никто не заговорит, мертвые замолкают навсегда.

– Эй, ты что здесь делаешь? – окликнули Тома. Он обернулся. Трое гестаповцев, явно после бурной ночи, судя по их виду, приближались к нему.

– Документы! – гаркнул один из них. Том достал из внутреннего кармана пальто разрешение и паспорт.

– Том Хилстон… Хидд… – пытался прочитать пьяный гестаповец.

– Хиддлстон, – подсказал Том.

– Что за фамилия такая?

– Английская, – спокойно ответил Том. Он уже был не рад, что вышел из квартиры, потому что этим троим, разгоряченным обильной выпивкой, явно хотелось придраться. Как он их не заметил?

– А чья это подпись? Кто?.. Кто такой Хемсворт?

– Унтерштурмфюрер СС, – отозвался молчавший до этого солдат. – Из Комендатуры.

Он сделал акцент на последнем слове.

– Да? – скептически сказал тот, что все еще разглядывал документы. – А может подделка? И этот – одна из крыс, пробирающихся в свое логово.

Том стиснул зубы. Гестаповцы членов Сопротивления называли крысами, хотя сами не лучше.

– Что скажешь, Том? – обратился солдат к нему.

– Документы настоящие.

– Правда? А мне кажется, что ты врешь, – осклабился тот.

– Вы можете это проверить, – ответил Том.

– Ты мне не указывай!

– Потише, – остановил разошедшегося тот, который говорил, что знает Криса. – Мы заберем его и наведем справки.

Том представил, что его снова запрут в какой-нибудь норе, где точно станет похож на крысу. Он не собирался добровольно следовать за ними. Исподтишка окинув взглядом улицу, Том посмотрел куда нужно бежать, и едва гестаповцы увлеклись спором, он рванул через дорогу к зданию. Там сквозной проход на бульвар Сен-Жермен. Дверь в подъезд была открытой, Том побежал по темному коридору, перепрыгивая через препятствия в виде каких-то тюков, едва не упал, запнувшись о лежащий на полу велосипед. Сзади слышались крики, его догоняли. Том ускорился, вылетел на бульвар, затем завернул на улицу Монж. Здесь уже было рукой подать, и он поднажал, слыша недалеко стук солдатских сапог по мостовой. Он рванул дверь подъезда углового дома и быстро взбежал на второй этаж, в квартиру, и тут же захлопнул за собой дверь. Прислонился спиной и зажал рот рукой, потому что хотелось смеяться.

– Что за шум? – из комнаты показался сонный Крис.

– Утренний променад, – все еще тяжело дыша и пытаясь подавить смех, ответил Том.

– Да? – скептически приподнял брови тот.

Том пожал плечами и прошел на кухню, потянулся за сигаретами. Сердце все еще колотилось как сумасшедшее, но дыхание выравнивалось. Он коротко затянулся и уселся на стол.

– Мои документы у эсесовцев, – спокойно заметил Том, выпуская дым.

– Что? – резко обернулся Крис. Он уже не выглядел сонным, скорее разозленным.

– Меня остановили на набережной, не поверили, что на пропуске действительно твоя подпись.

– Что ты там делал? – Крис подступил поближе.

– Размышлял о высоких материях, – неопределенно махнул рукой Том. – Заберешь у них мои документы потом.

– Заберу, конечно, – тихо проговорил Крис. – Но ты их больше не получишь.

Он ухватил Тома за предплечье и потащил в ванную.

– Ты хочешь запереть меня здесь как в тюрьме. Конечно, как бы это было замечательно для тебя.

– Раздевайся, – приказал Крис. Том никак не отреагировал и бросил в раковину окурок. Крис стащил с него пальто, пиджак, разорвал рубашку. Отбросил все это кучей в сторону и принялся расстегивать его брюки. Том оттолкнул и продолжил сам выпутываться из одежды.

Крис закрыл слив в ванне и выкрутил на полную мощность кран. Едва Том разделся, как Крис подхватил одежду, открыл окно и выбросил все на улицу.

Том поежился и покосился на ванну. Крис с невозмутимым выражением лица начал расстегивать свою ширинку. Подмигнул Тому и подошел к унитазу, помочился, не стесняясь. Дернул за цепочку, смывая за собой. А потом принялся за утренние процедуры: умылся, тщательно намылил лицо и принялся бриться. Том наблюдал, как лезвие быстрыми резкими движениями проходится по лицу. Он вспомнил, как Крис как-то его брил, и тут же дрожь прошла вдоль позвоночника. Едва Том дернулся, чтобы уйти из комнаты, как лезвие тут же прижалось к его горлу.

– Стой на месте.

Том осторожно кивнул. Крис повернулся и выключил воду – ванна была почти полной. Потом закончил утренний туалет, аккуратно вымыл и вытер бритвенные принадлежности, сложил в футляр.

– Залезай, – обратился он к Тому, кивая на ванну. Тот попробовал воду. Ледяная.

Крис не дал размышлять долго, а тут же опрокинул его. Том задохнулся на миг от обжигающего холода и попытался вырваться. Он барахтался, выплескивая воду, которая и так разлилась по полу. Крис схватил его за горло и прижал к стенке ванны.

– Лежи смирно.

От холода кололо всю кожу, будто его завернули в густо утыканное иголками одеяло. Том хватал ртом воздух, вцепился ладонями в края ванны. Хватка на горле не была сильной, особенно если не дергаться, но едва он пытался чуть приподняться, как пальцы стискивались сильнее. Крис опустился на колени рядом.

– Тише, не дергайся, – ласково произнес он.

Том весь напрягся, пытаясь восстановить дыхание и перестать трястись. Едва он немного успокоился, немного привыкнув, как Крис резко дернул его вниз, окуная с головой. Том широко распахнул глаза, разглядывая сквозь воду склонившегося над ним Криса. Размытое лицо все больше теряло контуры. Том чувствовал, что сейчас задохнется, и дернулся. Крис тут же потащил его наверх, вновь прижимая к бортику. И поцеловал. Ворвался языком, раздвигая губы. Том жадно потянулся к теплу. Крис практически трахал языком, не позволяя Тому даже ответить толком, лишь принимать, шире открывая рот. Крис отстранился и снова резко опустил его под воду. Том сжал его предплечье обеими руками, держась, словно за спасательный круг. Рука Криса, как нечто незыблемое, дарящее уверенность, что можно довериться. В этот раз Том не дергался, он ждал, пока Крис сам его вытащит, и он сделал это, едва не в последний момент, когда легкие уже невыносимо жгло от нехватки воздуха.

А потом Крис помог ему вылезти из ванны. Тело слушалось с трудом, руки и ноги будто одеревенели, словно он долго лежал в одном положении. Сердце билось как бешеное и хотелось дышать, дышать, дышать. Полной грудью, не обращая внимания на покалывание внутри.

– Иди сюда, – позвал Крис, принимаясь вытирать Тома полотенцем. Затем отвел в спальню, растер руки, ноги, грудь спиртом. И уложил, укутав одеялом, а вскоре и сам скользнул рядом, согревая своим пышущим жаром. Том прильнул поближе, вжимаясь ягодицами в пах Криса. Уютно было лежать так. И спокойно.

 

 







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.