Главная | Обратная связь

Париж, лето – осень 1943 года.

 

Пробуждение было тяжелым, словно он выбирался из-под песка, да и во рту было сухо, язык еле ворочался. Все тело ныло, при малейшем движении руки простреливало болью. А по члену будто несколько часов кряду кто-то топтался в сапогах. Но возбуждение все же спало.

– Как прошла ночь? – в помещение вошел Крис. Надраенные сапоги, черный мундир, фуражка с сияющей мертвой головой и ясная улыбка, черт бы ее побрал! Том промолчал, но стона не сдержал, когда чуть дернул руками.

– Вижу, что не очень, – сам же и ответил на вопрос Крис. Подошел и принялся аккуратно снимать наручники. Том был слишком измучен, чтобы ответить хоть что-то. Рука в черной перчатке прошлась в ласке по лицу.

– Знаешь, ты такой красивый, – вдруг произнес Крис, и Том вскинул на него удивленный взгляд. – Острые скулы, эти сжатые губы. И глаза, выражение которых никак нельзя уловить. В один миг в них обещание тысячи удовольствий, в другой – ледяные иглы севера. Серые и смертельные. Ты не готов умирать, но ты вполне готов убить.

Том сглотнул, собираясь возразить. Потому что он не убийца. Но тут же вспомнил, как быстро согласился "помочь" Эмми, как быстро руки накинули жгут, пережимая шею. И глядя на Криса, своего "нежного" палача, он задался вопросом смог бы действительно всадить пулю ему в лоб? И тут же рьяно заверил себя, что смог бы.

– Ты такой же, как я, – улыбнулся Крис, помогая ему подняться.

– Не такой, – прохрипел Том. – Ты – нацист. Ты – зверь в черной форме. На твоем…

Том закашлялся – горло, будто необработанное дерево. Он оттолкнул Криса и прошел к крану. Упал на колени и припал к струе. Ледяная вода чуть помогла, ненадолго снимая боль.

– На твоем пальце – мертвая голова, на фуражке – мертвая голова. Ты словно само воплощение смерти. И руки по локоть в крови.

– Думаешь, ты лучше? Да, я убивал. Хочешь посмотреть, как я это делаю? Или боишься?

Том отрицательно покачал головой. Он не хотел ничего видеть и не боялся. Само воплощение смерти и так ходит за ним тенью, так что, глупо уже бояться. Он не хотел, чтобы Смерть пришла за ним, хотя она ходит кругами совсем рядом. Крис кивнул на дверь, зовя за собой, и пошел, не оглядываясь, следует ли за ним Том. А он пошел, потому что не хотел оставаться в этом помещении.

Потом Крис в своей комнате аккуратно обработал его раны на запястьях и туго перебинтовал.

– Оставайся здесь на ночь или можешь вернуться в подвал.

Том покосился на кровать, наверняка удобную, с мягкой подушкой и чистыми простынями. Соблазнительно. Возвращаться вниз не хотелось, поэтому Том направился к манившей его постели и улегся, закутываясь в одеяло. Крис забрался к нему чуть погодя и прижался к спине, обнимая рукой поперек груди. Том напрягся, понимая, что они оба обнажены, и Крис вполне может… Том сам лег в его кровать, но ему слишком хотелось нормально выспаться, а не подставлять задницу. Но эсесовец никаких действий не предпринимал, поэтому Том вскоре спокойно уснул.

 

По пробуждении оказалось, что Криса в комнате нет. Том с наслаждением потянулся. Раньше он не ценил такие простые вещи, как удобная постель, возможность выспаться или поесть тогда, когда возникает желание. Том раскинулся на постели, словно он дома, и сейчас он выйдет на кухню, где щебечут за завтраком сестры, а мать качает головой, глядя на них и пьет чай. Он был рад, что все они в безопасности, далеко, за океаном.

На краю кровати лежала сложенная одежда. Неизменная полосатая роба, но и это было лучше, чем ходить голым. Первым делом он подошел к окну. Третий этаж, внизу – двое солдат, похоже на приставленную охрану, хотя вполне может быть, что именно так и было. Том задернул темные шторы и продолжил исследование комнаты. В шкафу висело несколько сменных рубашек и мундир. Он тут же захлопнул дверцу. Кроме стола со стульями и кровати изучать было больше нечего. Оружия здесь наверняка нет, даже столового ножа, хотя на прошлом ужине был. Том приподнял крышку на блюде, обнаружив там булочки, масло и мед. Рядом стояла неполная бутылка вина и графин с водой. Том тут же сунул кусок сдобы в рот, и потянулся было к вину, но тут же вспомнил, чем это закончилось в прошлый раз, поэтому довольствовался водой. Она немного горчила и Том подозрительно принюхался.

– Там простая вода, – раздалось от порога. – Но если хочешь…

– Не хочу, – ответил Том, залпом допивая воду из стакана.

– Одевайся, – он бросил на колени Тому легкий плащ, а на пол туфли, которые отобрали по приезде сюда.

– Что, платья не нашлось?

– Могу принести, – улыбнулся Крис. – И если сейчас скажешь еще хоть слово, то именно в платьях и будешь ходить.

Том молча натянул плащ и обулся.

– Пойдем, – кивнул Крис на дверь.

Он вывел Тома из здания, усадил в машину, не забыв сковать руки наручниками. За руль сел он сам и через несколько минут они уже выезжали на Елисейские Поля. За окном мелькали здания, люди, лужи на тротуарах.

– Какой сейчас месяц? – вдруг спросил Том. Как это ни смешно, но он не знал.

– Конец июля.

– Конец июля… – повторил Том за ним, все так же глядя на здания, омытые дождем. Так много... Или это мало? – Куда едем?

– Не узнаешь?

Том моргнул, будто спал с открытыми глазами, и увидел, что вдоль дороги стеной стоят каштаны улицы Фош.

– Булонский лес?

Это было и вправду удивительно, Том повернулся и посмотрел на Криса. Тот не отвлекался, внимательно глядя на дорогу.

– Что? – все же спросил Крис чуть погодя.

– Зачем?

Под ложечкой как-то нехорошо засосало. А Крис не спешил отвечать. Через некоторое время автомобиль затормозил неподалеку от ворот Дофин.

– Не освободишь? – протянул скованные руки Том, когда они вышли из салона.

– Нет.

Том поежился от прохладного влажного воздуха и сунул ладони в рукава плаща, не столько чтобы согреть, сколько спрятать наручники.

– Зачем ты меня сюда привез? – снова спросил Том, следуя за Крисом.

– А зачем люди сюда приезжают?

– Не знаю. Может, чтобы…

Но Том не закончил, отвлекся. Чуть в стороне от пешеходной дорожки, стояла девушка, прислонившись спиной к дереву. Она плакала. Нет, рыдала, всхлипывая, утирала нос, размазывала слезы и все время оглядывалась по сторонам. Заметив их, она застыла, дернулась, готовая сразу же бежать. Но потом увидела Криса и ринулась к ним.

– Пожалуйста, выведите меня отсюда, – девушка прижимала руки к груди. Волосы неаккуратно острижены, местами едва не с кожей срезано, местами – клоки. Будто ее стригли ножом. Вокруг глаз расплылась тушь, придавая ей жутковатый вид. Помада алыми разводами размазана вокруг рта.

– Что случилось? – Крис протянул ей платок. Вместо ответа девушка вытянула руку и разжала ладонь, в которой был зажат смятый листок. Крис развернул и нахмурился. Затем с ухмылкой протянул бумажку Тому.

– Сопротивление, – протянул Крис таким тоном, будто говорил о чем-то мерзком.

Это была листовка, раньше Том таких не видел. "Француженки, которые отдаются немцам, будут пострижены наголо, – значилось на ней. – Мы напишем вам на спине – "продалась немцам"[15].

Том поднял глаза на девушку, а та смотрела на его руки, перебинтованные и скованные наручниками, и вдруг попятилась, а потом развернулась и побежала прочь.

– Надеюсь, она больше не попадет в руки к этим, – Крис указал глазами на листовку. Том вдруг подумал о своей остриженной голове. Нужно ли ему написать на спине "продался немцам"? И он зло отшвырнул бумажку.

– Лучше попасть к вам?

Крис промолчал. Том хмыкнул и отвернулся.

Некоторое время они молча ходили по парку. Том больше не спрашивал, что они здесь делают. Вся эта поездка какая-то странная и непонятная, но не хотелось говорить. Если смотреть в другую сторону, то можно представить, что он здесь один, просто вышел на прогулку. Влажный воздух, легкая изморось, оседающая на кожу – приятные мелочи, ставшие теперь недоступными. Дождь разогнал любителей этого уголка Парижа, они больше никого не встретили, и Том радовался этому. Он не хотел никого видеть.

Вернувшись, Крис отвел Тома вниз, забрал плащ и заставил снять обувь. Втолкнул в "камеру". Заключенные покосились на Тома едва не с суеверием, кое-кто перекрестился. Вероятно, думали что его "отпустили", как и остальных, которые уходили и больше никогда не возвращались. Он прошел к своей койке и завалился, сворачиваясь и поджимая под себя ноги, потому что оставленных тут одеял уже не было. Когда он уже засыпал, то почувствовал, как кто-то его укрывает.

 

***

 

– Ты больше не вернешься в подвал, – заявил Крис.

– Отпустишь? – саркастически спросил Том.

– Нет. Будешь жить здесь.

– Лучше скажи: в твоей постели.

Крис вместо ответа протянул ему флягу:

– Пей.

Том принюхался и сделал глоток. Коньяк обжег горло. Он сделал еще несколько глотков и потянулся за сигаретой, закурил.

Они сидели за столом в комнате унтерштурмфюрера. Том откинулся на спинку стула и пускал дым в потолок. После той прогулки в Булонском лесу прошло дней десять, в течение которых Том сидел в подвале вместе с остальными, вновь слушая скрипы кровати, пьяные хрипы эсесовцев, скулеж тех, кого они трахали. И выносить это больше не было сил. Однажды, когда одну из новеньких девушек попользовали – собственно, лишь один солдат ее трахал – после она всхлипывала и причитала во весь голос. Том не выдержал и рявкнул ей "Заткнись!" И та послушалась, но долго потом еще приглушенно стонала. Но у Тома она не вызывала жалости.

И вот его привели сюда. Эсесовец пребывал в каком-то странном настроении: не то грустном, не то задумчивом. Сидел хмурый и курил одну за другой. А потом вдруг резко поднялся, схватил Тома за предплечье и поволок к кровати, бросил и принялся стягивать с него одежду. Оставшись голым, Том стиснул зубы и перевернулся.

– Нет, – заявил Крис и перевернул его на спину.

Лицом к лицу Том не собирался с ним трахаться. Он отпихнул руку эсесовца и вновь перевернулся. Крис несколько мгновений ничего не предпринимал, затем подошел к стулу, на спинке которого висела шинель и кобура, вытащил вальтер и кинжал. Том ожидал, что сейчас же получит пулю в лоб. Но Крис подошел к окну, полоснул кинжалом штору, отсекая две полосы, вернулся к кровати. Прогремел выстрел. В массивной деревянной спинке появилась дыра, потом еще одна.

– Ложись на спину, – приказал Крис, направив пистолет на Тома.

– Ты не станешь стрелять.

– Уверен? Ведь не обязательно убивать, – отметил он. Том не двинулся. Раздался выстрел, буквально в паре дюймов от ноги Тома, и он лег на спину. Крис сунул пистолет за пояс и подошел, завязал одну из отрезанных полос на запястье, пропустил через дыру в спинке кровати. Том бросился и выхватил пистолет, тут же приставив дуло ко лбу Криса.

– Глупо, – усмехнулся Том, взводя курок. Сердце у него заколотилось, как сумасшедшее. Он сможет, он готов. Это просто – одно движение пальца.

– Стреляй, – оскалился Крис и наклонился ниже, вжимаясь в дуло. Том ни минуты не размышлял и тут же нажал спусковой крючок. Раздался щелчок.

– Там оставалось три пули, – Крис выхватил пистолет и отшвырнул его. – Глупо было с твоей стороны думать, что я позволил бы держать рядом с тобой заряженное оружие.

Том дернулся, но одна рука уже была надежно зафиксирована, а вторую Крис тут же перехватил, привязывая. Затем принялся раздеваться. Вырываться Том не пытался, смысла не было, привязан он прочно. Крис подошел к кровати уже голый – никакого возбуждения.

– А вдруг не встанет? – съязвил Том, наблюдая, как Крис усаживается между его ног, запускает пальцы в вазелин.

– Проверим?

Ануса коснулись, тут же проникая внутрь, преодолевая сопротивление мышц. Том сжал кулаки, отворачиваясь.

– Смотри на меня, – вновь в приказном тоне сказал Крис, проворачивая внутри пальцы. Том повиновался, надеясь, что в его взгляде отражается вся та ярость, что бурлила внутри, заставляя грудь часто вздыматься.

Крис провел свободной рукой по его бедру и сжал член. Некоторое время он пытался возбудить Тома, но ничего не выходило.

– У меня не встанет на тебя, – усмехнулся Том. К его удивлению Крис не разозлился, он отстранился, вытер пальцы о простыню.

– Вот как? Хорошо.

Он натянул брюки, вышел из комнаты и тут же вернулся. Улыбаясь, он сел на стул, развернув его к кровати и закурил. Том понимал, что лежит перед ним как форель на блюде, а вместо овощей – деревянные щепки на белой ткани.

– И что дальше? – не выдержал он.

– Увидишь.

В дверь постучали, и вошла девушка.

– Ты знаешь, что делать, – обратился к ней Крис.

Девушка кивнула, сбросила свою полосатую робу, оставаясь обнаженной, и подошла к кровати, присела, улыбаясь. Том задергался, когда ее рука скользнула к его паху. Она полностью забралась на кровать и склонилась к нему, намереваясь поцеловать в губы, но Том отвернулся. Это ее не смутило. Девушка поцеловала его шею, грудь. Поцелуи были почти целомудренными. Мягкие влажные губы коснулись живота, затем члена. Она обхватила его пальцами и взяла головку в рот, посасывая.

Через некоторое время Том понял, что возбуждается. Девушка работала усердно, помогая себе рукой. Крис все это время смотрел на них.

– Достаточно, – сказал он девушке, когда член Тома уже стал твердым. Она, кивнув, слезла с кровати, оделась и тихо выскользнула за дверь. Крис не стал терять время, сбросил штаны и тут же пристроился между ног Тома. Теперь и сам Крис был возбужден, вероятно, увиденное произвело впечатление.

– Ну вот, – проговорил он, тут же направляя себя.

– Это не твоя заслуга, чертов ублюдок! – выплюнул Том, чувствуя, как член Криса проникает внутрь, а ладонь обхватывает не потерявший твердости член. Это было так несправедливо, что Том застонал.

Крис начал размеренно двигаться, не прекращая движений ладони по члену. Возбуждение не спадало, и Том ощущал лишь небольшой дискомфорт в заднице, но оно перекрывалось яркими вспышками от мастурбации. В какой-то момент он зажмурился и забылся, стремясь к неизбежному оргазму.

– А вот это, – проговорил Крис, валясь рядом, и поднес к глазам Тома ладонь, растирая между пальцами сперму, – моя заслуга.

Том не ответил, отвернулся и прикрыл глаза. Во всем теле ощущалась, хоть и нежеланная, но приятная нега.

 

***

 

Рано или поздно наступает момент, когда остается застыть на месте, спрятавшись в скорлупу, отступить назад или идти вперед. Гордо подняв голову и ступая по собственным мечтам, окропленным кровью и присыпанным пеплом. И неважно, что внутри что-то меняется, почти незаметно, постепенно, а потом вдруг приходит осознание, что это и есть истинное лицо, долго прятавшееся под маской. Самообман это, иллюзия или что-то еще, в конечном счете не имеет значения. Меняются все, это неизбежно, неоспоримо как Абсолют. Степень и глубина изменений зависит лишь от внешних обстоятельств.

Каждый раз, когда происходит некое событие, разбивающее сложившуюся было картину мира, наступает шок. Некоторое время еще держишься за прежние идеалы, догмы, установки. Но раз за разом они покрываются трещинами и опадают шелухой, оголяя, выставляя на обозрение. И сколько ни подбирай эти ошметки, пытаясь прилепить их на место, как прежде не будет никогда.

Том потерялся в дурмане постоянного возбуждения, мучительного, нежеланного, насильственного, но с неизменным пиком наслаждения, от которого не скрыться. Он его звал, чтобы исчез горящий Ад внутри, который в итоге никуда не девался. Оставался, разрастался внутри, выжигал, создавал свой мир, новый, неизведанный. В этом мире не было никого, кроме него самого и черного зверя с голубыми глазами. Он проникал внутрь, вбивался, обволакивал ласковой жестокостью, помогая этому новому миру разрастаться. Он рушил прежнюю вселенную с неумолимостью завоевателя, ворвавшегося в привычный уклад. Все странным образом переплеталось, смешивалось, изменялось.

Долгие дни напролет в полной зависимости от человека, который мыл, кормил с рук, ухаживал, ласкал, навязывал наслаждение. Том снова потерял счет дням, новой системой исчисления стали зигзагообразные руны, высекаемые внутри, невидимые никому, кроме него самого.

После того вечера, когда Крис его распял на кровати, почти каждый из последующих был похож на прежний. Круговорот, непрерывный как сама бесконечность. Крис приводил девушку, иногда ласкал ее на глазах Тома. Хотелось отвернуться, чтобы не видеть всего этого, но закрыть уши не получалось, как и полностью отрешиться. И взгляд помимо воли возвращался к выгнутой шее, которую целовали; к упругой груди, сминаемой крупными ладонями. Слух раздражали доносившиеся стоны и всхлипы. В конечном итоге Крис отсылал ее, возвращая все внимание только Тому. Именно ему доставался весь огонь, не нашедший выхода и вливающийся в вены. А потом девушку сменил парень, чем-то неуловимо напоминавший самого Тома. Наверное, именно в тот момент что-то изменилось, или только тогда понимание окончательно дошло до него.

Вошедший парень не зажимался, не стеснялся, он взглянул на Криса и принялся раздеваться. Это был театр для одного зрителя, который не может покинуть ложу. Теперь допросная с ее жестким холодным полом и наручниками сменилась мягкой кроватью и полосами ткани на запястьях. Пытки стали мучительней и сладострастнее, извращеннее. Тома насиловали, только насилие это каждый раз переплеталось с наслаждением.

Парень со странно горящим взглядом, будто одурманенный, склонился над пахом Тома, заставив дернуться. Вспоминать губы девушки на своем члене уже было невероятно стыдно перед самим собой. От того, как он выгибался, срывался и начинал толкаться в ее горло. Но сейчас… Сейчас Том понимал, что этот рот принесет тот же результат, то же возбуждение, которого он и раньше не хотел и не просил.

– Нет! – выкрикнул Том и зажал ногами шею парня, не давая дотянуться до своего паха. Но того это не смутило, он потянулся к члену рукой, сжал, затем облизал палец и провел им по головке. Том дернулся и ослабил хватку и его ноги тут же прижали к кровати, а член накрыл жаркий рот.

Едва Том понял, что сил терпеть почти не осталось, Крис позвал парня, тот с громким звуком выпустил член изо рта, поднялся и подошел к эсесовцу. Повинуясь, нажимавшей на его плечо ладони, опустился на колени и принял в рот другой член. Крис стоял лицом к Тому, глядя на него в упор. Том словно сам в беспамятстве был, словно его накачали снова той дрянью, заставляющей испытывать бесконечное возбуждение. Стоны парня, горящий взгляд эсесовца, звуки соприкасающейся плоти… Он потерялся. И когда Крис склонился над ним, Том сам закинул ноги на бедра, сам подался вперед. И его долго потряхивало от наслаждения, сменившегося беспамятством.

 

***

 

– Я хочу сделать тебе подарок, – заявил как-то Крис. – Что бы ты хотел? Кроме свободы, – тут же уточнил он.

Том рассмеялся и едва не подавился чаем.

– Голову.

– Мою? – невозмутимо переспросил Крис.

– Твоя, думаю, мне вряд ли светит, – Том вытащил из пальцев Криса сигарету и затянулся. – Вернее, я хочу пять голов. Что скажешь?

– Смотря чьи, – пожал плечами он.

– Не твоего драгоценного фюрера. И не коров с ближайшей фермы, конечно.

– Так кто же удостоится этой чести? – Крис приподнял брови.

– Те, кто трахал мою подругу и убил ее.

Том снова затянулся, докуривая до самого фильтра, и бросил окурок в стакан с недопитым чаем, стоящий у кровати на полу.

– Кто именно?

– Могу показать. Всех ваших имен я не в силах запомнить, а вот в лицо помню.

Да, он каждого из них помнил, хотя казалось, не мог их тогда разглядеть в темноте, но каждый раз встречая кого-либо из той пятерки в коридоре, на осмотре у врача, возле душевой или в полумраке подвала, узнавал. Мысль, что когда-нибудь каждому из них он сможет всадить нож в трахею, начинала преследовать Тома. И вот сейчас он высказал эту идею Крису. Конечно, Том не рассчитывал, что именно так все и будет, никто не принесет ему в жертву пятерых эсесовцев.

– Меня переводят в Комендатуру, – резко сменил тему Крис и затянулся, тут же выдыхая дым. – Повышение.

Том протянул руку и отобрал сигарету.

– Ты много куришь, – заявил Крис.

– Не твое дело.

Том отвернулся к окну. Повышение. Он не знал, чем именно занимается унтерштурмфюрер СС Крис Хемсворт, но если призывают к начальству, значит, его служба ценится. Том никогда не хотел знать подробностей. Достаточно было сказанной когда-то фразы: "Да, я убивал. Хочешь посмотреть, как я это делаю?" До сих пор он помнил пробежавшую по спине дрожь.

– Скажешь что-нибудь? – спросил Крис.

– Что ты хочешь услышать?

– Поздравление.

– Серьезно? – рассмеялся Том.

– Ты переедешь отсюда, я нашел квартиру, – нахмурившись, сказал Крис, поднялся с кровати.

– Не боишься, что сбегу?

Крис отбросил рубашку, которую собрался надеть, и склонился над Томом, прижимая его руки к постели.

– Я тебя привяжу. Снова.

Том выпустил ему в лицо дым.

– Мы завтра вечером едем за город, – Крис наклонился еще ниже, заглядывая Тому в глаза.

– Потащишь меня туда на поводке?

– Знаешь, иногда я хочу тебя придушить, – Крис сжал его шею. – Сжать, чтобы заткнуть твой рот.

– Попробуй, – Том свободной рукой сжал шею эсесовца. А потом повалил его и взобрался сверху. – Если я пережму твое горло, по улицам Парижа потечет меньше крови?

Крис спихнул его с себя и поднялся, начал одеваться.

– Не считай себя лучше других.

– Да уж, куда мне, – саркастически отметил Том, укрываясь.

Через несколько минут дверь тихо стукнула. Том приподнялся и потянулся за новой сигаретой. Он подошел к окну, вглядываясь в осеннюю дымку, влажной пеленой укрывшей землю. Словно сумерки посреди дня. Октябрьские дни становились все короче, а ночи темнее и холоднее.

Крис его больше не привязывал. Тому было позволено передвигаться в пределах здания, хотя охрана следовала за ним по пятам. Последние пару недель эсесовец почти не притрагивался к нему. Он возвращался в странном настроении: дерганым, злым и раздражительным. Долго курил, тянул вино и молчал, а потом ложился рядом и прижимался. Со временем все этим перепады настроения и поведения Том стал воспринимать как должное.

Вечером Крис вернулся в хорошем расположении духа и сунул Тому в руки сверток из коричневой бумаги, перетянутый бечевкой. Внутри оказалась форма офицера СС.

– Завтра наденешь, – сказал Крис.

– Мы едем на маскарад?

– Почти, – хмыкнул эсесовец и повалил Тома на постель.

 

 

Париж, 1952 год.

 

Том стоял на мосту Сюлли и разглядывал высокий шпиль Нотр-Дам, чернеющий на фоне темно-серого ночного неба. Он часто приходил сюда, когда был мальчишкой, и потом, когда учился в Сорбонне. Абрис собора, меняющийся в зависимости от угла зрения, всегда завораживал Тома. Странное сочетание стилей в одном строении. Так бывает, когда влияние оказывают разные веяния. Если сочетание удачное – получается гармоничное произведение, а если нет, тогда это хаос и дисгармония. Хотя и в том и другом есть своя красота. Даже в хаосе – разрушительная, губительная красота.

Днем можно разглядеть хищные оскалы химер, нависающие над посетителями Нотр-Дам. Ночью же они таились во тьме, скрытые ото всех, словно затаившись и изготовившись схватить зазевавшегося прохожего. Сейчас Том чувствовал себя такой же химерой. Не принадлежащий ни одному из миров, порожденный огненной стихией и полузмеей. И стоял он словно на границе межвременья. Прошлое нагло вторглось в его настоящее, которое Том выстраивал долго, словно мозаичное панно собирал, подгоняя кусочки для целостности картины. Но чего это в итоге стоит? Ничего. Жизнь, налаженная и упорядоченная, разлетается на разрозненные детали, собрать которые воедино теперь почти невозможно. Каждый раз, оглядываясь назад, в сорок третий, он понимал, что там жил другой человек. Получалось три разных ипостаси: до ареста, время, проведенное рядом с унтерштурмфюрером, и последние восемь лет. Как химера – существо, состоящее из трех разных зверей. Потому что все это Том, разный, но один человек. Совместить не получается, нужно выбрать что-то одно. И Том уже выбрал, иначе не смог бы жить все эти прошедшие годы. А вот что делать теперь?

Вальтер оттягивал карман пальто, дарил успокоение, хотя и весьма шаткое, потому что Том был на грани. Вдыхая давно позабытый запах Сены, он не знал, пустить себе пулю в лоб или все же исполнить высказанное в запале давным-давно желание – размазать внутренности Криса по ближайшей стене. Или…

Ноги сами привели его на улицу Эколь. Кафе, где он сидел этим вечером, конечно, уже было закрыто. Том прислонился к стене, глубже надвигая шляпу на глаза. Уличный фонарь высвечивал его, но Том и не собирался прятаться. Он хотел, чтобы человек, вновь поселившийся в угловой квартире на втором этаже, его увидел.

Навешенные замки, закрывшие прошлое, со звоном падали и разбивались вдребезги. Ведь на поверку оказались не из кованого металла, как казалось, а из тонкого стекла. Они открывали ту дверь, которой положено быть запертой, чтобы не выпустить чудовище о трех головах.

Том видел силуэт в окне, практически чувствовал взгляд. Они словно два волка, взявших след друг друга и ожидающих когда можно будет вцепиться зубами в загривок противника. Это не раздел территории, это выяснение, кто сильнее. Хотя эта драка всегда заканчивалась одинаково.

Том докурил и щелчком отправил окурок в полет. Он готов. С каждым шагом, приближающим его к белой двери с табличкой "К. Хемсворт" он словно менялся, срывал маску Арлекина, под которой наконец была цельная улыбка.