 |
|
Использованы материалы книги Б.С. Виноградова «Кавказ в русской литературе 30-х годов XIX века». — Грозный, 1996 г., а также работы Л.П. Семенова
Период Кавказской войны был одновременно временем активного развития русской литературы как в поэзии, так и в прозе. Экзотика Кавказа, красота его природы, особый нрав кавказских народностей, война, где могли проявиться самые разные характеры — все это давало богатый материал для литературы, особенно романтической. Кроме того, в это время в России возник острый интерес к исторической теме, к проблемам соотношения настоящего и прошлого, к историческим личностям. В этом смысле кавказская тема тоже была плодотворной, почти все произведения имели своих исторических прототипов. Развивался русский исторический роман (М.Н. Загоскин, Н.А. Полевой, П.Н. Лажечников, разумеется, А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, М.Ю. Лермонтов), развивалась русская повесть. Диапазон изображения исторической действительности существенно раздвигался материалом кавказских войн и жизни на Кавказе в целом.
Романы и повести, изображающие жизнь малых народов России — к ним относятся и кавказские горцы, — возникли на стыке воздействия исторической и нравоописательной литературы. Часто авторами кавказских повестей оказывались весьма сведущие люди. Илья Тимофеевич Радожицкий (1788 — 1861) долгое время жил и служил в этом краю, занимался этнографией и ботаникой. Лев Екельн сам побывал в плену у чеченцев. Первый из них в 1827 году опубликовал «черкесскую повесть», второй в 1841 году напечатал отрывок из своих «записок».
Радожицкий — артиллерии генерал-майор, директор тульского оружейного завода, писатель. Он оставил в рукописи обширный труд «Всемирная флора». В 1835 г. Радожицкий издал «Походные записки артиллериста с 1812 по 1816 г.». Свои «Записки о походе в Азию в 1829 — 1831 годах» он поместил в «Военном Журнале». Его письма с Кавказа к П.П. Свиньину напечатаны в «Чтениях Московского Общества Истории и Древностей». Повесть «Кыз-Брун» И. Радожицкого можно признать заметным литературным явлением того времени. Автор положил в основу произведения народную горскую легенду и сделал главными героями повести горцев (до кавказских поэм Лермонтова).
Основа сюжета — романтическая история красавицы Зюльми и прекрасного Канамата. Муж Зюльми Али-Мирза загорается ревностью и передает жену суду джаамата (совет стариков). Ее казнят, сбросив со скалы, которая получает название Девичьего мыса. Легенда о происхождении мыса Кыз-Брун (Девичий мыс) на реке Баксане передана автором не в стиле кабардинского фольклора, а в стиле поэтики русского романтизма. Следом появились «легенды» и «сказания» на горскую тему в русской литературе, например, «Али-Кара-Мирза» того же писателя, «Измаил-Бей» Лермонтова и др. Повесть Радожицкого не выходит за рамки романтических канонов. Герои резко делятся на положительных, прекрасных (Зюльми и Канамат) и отрицательных, злых (Давлет-Мирза и Али-Мирза). Финал трагический: гибнут невинные положительные герои. Красавица-горянка противопоставлена ее безобразному мужу. Образ юной восточной красавицы идеализирован: она скромна, честна, покорна судьбе, горячо и преданно любит. Безудержные страсти и кровавые поступки отрицательных героев частично объясняются особенностями горских характеров. Однако даже злодей Али-Мирза, обманутый коварным другом Давлет-Мирзой, способен страдать от угрызений совести, а корыстная Фатима, раскаиваясь, кончает жизнь самоубийством. Часть вины, с точки зрения автора, падает и на мрачный суд шариата. Портреты героев представляют собой романтически возвышенные описания, идеализированные и близкие к фольклору. У Зюльми тонкие брови дугой, черные глаза, как звезды весенней ночи, коралловые уста, ряд зубов-перламутров, белизна лица и шеи спорила с белизной тончайшей ткани джечопхи (женское тонкое покрывало. — Т.Ч.). У Канамата — тонкий стан с тонким перехватом, огненные глаза, орлиный нос, красивые усы и кудрявая борода.
Несмотря на некоторую наивность повести, она вызывала интерес, в особенности характерными чертами нравов и идеалов горских народов, а также необычайностью всего, что в ней описывалось.
Через несколько лет появилось произведение Льва Екельна «Из записок русского, бывшего в плену у черкесов». Л. Екельн предложил читателю вариант кавказского пленника, но, по сравнению с героем одноименной поэмы Пушкина, герой записок несколько измельчал — в нем нет силы характера, хотя остается наблюдательность. «Записки» наполнены бурными страстями, кровавыми событиями, многие из которых достоверны, т. к. переданы свидетелем, брошенным судьбою в Чечню. Автор старается передать местный колорит. Подробно, в яркой цветовой гамме описан внешний облик героини Джаннат, в речь вводятся местные слова и целые предложения, передающие особенности горского быта. Правда, не всегда они оправданы необходимостью, но такой прием применяется едва ли не впервые. Переводы были еще не совершенны, допускались ошибки. Например, Радожицкий «чуреки» называл обувью без подошв, тогда как это — хлеб в виде лепешек. Екельн слово «барналлы» переводит как «удальцы», «бодрые», «смелые», а оно означает «спасибо». «Гяур» (неверный) автор путает с «говр» (лошадь) и проч. Тем не менее «Записки» были актуальны и важны для освоения кавказского материала.
Время действия «Записок» — период имамата Шамиля, когда чеченские аулы (автор точно указывает их) находились под властью наиба Хгазия, лезгина, поставленного Шамилем. Автор на стороне «храбрых мичиговцев» (чеченцев, жителей побережья Мичига) и осуждает мюридов — лезгин, пришедших под началом князя, который объедает, обирает и издевается над местным населением. Рассказывая об ауле Доч-Морзей (так у автора), населенном беглыми атагинцами — жителями разоренной войной славной и богатой Атаги, — автор косвенно осуждает военные действия русской власти.
Одним из популярных писателей, чьи произведения во многом являлись подражанием А. Бестужеву-Марлинскому, был П.Б. Каменский (1810 — 1870). Он добровольно уехал на Кавказ и стремился показывать правду. Но ему не доставало писательского таланта, поэтому идейные акценты не всегда расставлены верно, а исторические события бывают заслонены «ужасными» страстями. Штампы и трафареты романтизма, которые уже в целом в русской литературе изживались, у Каменского превращали живую мысль в схему. Так, князья, враждовавшие с Россией, изображены как безнравственные романтические злодеи, а остальные властители, оставшиеся верными России, представлены в «улучшенном» варианте. Белинский так характеризовал массовую романтическую кавказскую повесть, имея в виду, в частности, Каменского: «Тут обыкновенно описывается горский князь, молодой и прекрасный, с дикими страстями и сильною душою, который ужасно мстит врагу или зарезает родного отца, чтобы поскорее прибрать к рукам его владения».
Однако по крупицам в повестях Каменского вырисовываются нравы как горцев, так и русских, их сложные, противоречивые отношения, о которых, действительно, мог написать только очевидец. В повести «Самуил-Готлиб-Гмелин» рассказывается история пленения и гибели русского академика Гмелина. Повесть украшена романтическими вымыслами: в Гмелина влюбляется горянка Пакубехи, дочь его врага Омир-Омзы, владетеля Кара-Кайтагского. После безуспешной попытки освободить Гмелина Пакубехи кончает жизнь самоубийством.
Политическая вражда, разъединяющая семьи, стала основой повести «Келит-Бей». Ее герой, именем которого повесть и названа, владетель Абхазии, становится жертвой дружбы с Россией, в которой видел источник просвещения для своего народа. Он погибает от руки сына, сторонника Турции.
Одним из первых в XIX веке к кавказской теме обратился В.Т. Нарежный. В своем романе «Горный год, или Горские князья» он в иносказательной форме подверг критике кавказскую администрацию.
В роман А.А. Шишкова «Кетевана, или Грузия в 1812 г.», посвященный предыстории восстания крестьян в Кахетии, включены эпизоды из жизни горцев Дагестана.
Особое место в кавказской тематике занимают путевые очерки — очень популярный жанр. Он привлекал возможностью достоверного описания местности, событий, характеров и обычаев. Однако путевые очерки были разные по содержанию. В одних преобладало стремление быть объективными, в других имела место политическая и эстетическая заданность.
Статский советник Гавриил Гераков в 1820 году проделал путь от Петербурга через крупные русские города в Астрахань, а затем Кизляр, Моздок, Владикавказ, Георгиевск и дальше в Крым. Пейзажи Кавказа, особенно «быстротечный» Терек и «вечная» цепь Кавказских гор потрясли путешественника. Но его описания и комментарии выдержаны в стиле сентиментализма: «слезы умиления сердечного текут из очей просвещенного путешественника, и он углубляется в размышления» о творце мироздания. Появляется «высокий» стиль, религиозно-проповеднический тон: «смертные, смиряйтесь: отбросьте гордыню свою, молчите и проливайте слезы, удивляйтесь!» Гераков с восторгом описывает грандиозную кавказскую природу, красоту кавказских женщин, с ужасом — «зверских» горцев.
Автор, скрывшийся за инициалами Х.Ш., опубликовал в журнале «Северный архив» в 1828 году письмо, адресованное известному литератору официозного толка Ф.В. Булгарину, где описывает длительное путешествие через Украину на Кавказ, а затем в Закавказье. Он проезжает Таганрог, Нахичевань, новый Черкесск (Новочеркасск), Ставрополь, Георгиевск, Горячие Воды (Пятигорск), Военно-Грузинскую дорогу и дальше, рассказывает о быте и нравах гребенских казаков, горцев (осетин, чеченцев и др.), подробно излагает процесс приема минеральных ванн, характеризует нравственность горских женщин, называя ее «первобытной». «Естественная», «первобытная простота» нравов автору ближе, чем европейская цивилизация. В «Письме» много бытовых описаний, но глубокого проникновения в жизнь, в духовную сущность горцев все же нет.
Некто Н. Пауль опубликовал в журнале «Телескоп» в 1833 году «Кавказские картины. Из записок очевидца». Автор аттестовал себя не участником войны или других событий, а только свидетелем их, что должно было служить гарантией его беспристрастия. Маршрут его путешествия по Чечне и Дагестану: аул Майортуп, река Гумс (Гудермес), окрестности Белгатоя, укрепления на Аксае Таш-Кичу. Однако объективность Пауля мнимая. Он спокойно взирает на сожжение аула, гибель мирного населения. В ауле, взятом царскими войсками, обнаружен пленный казак, спасенный от голодной смерти местными чеченцами. Казалось бы, этот факт мог бы вызвать мысли о благородстве простых людей, о возможности победы добрых сил. Но Пауль с презрением отзывается о «глупых» чеченцах, и о «тупом» казаке, считает их грязными, недостойными уважения. Автора удивляет мирное общение коренного населения с русскими солдатами, и он провозглашает вечную вражду с горскими народами. Такая направленность опубликованных записок была чрезвычайно вредна, тем более, что автор постоянно подчеркивал «верность» своих наблюдений.
Естественно, что русские писатели, всегда стремившиеся к провозглашению высоких идеалов, создавали произведения с иным содержанием, а иногда прямо вступали в полемику. В журнале «Московский телеграф» в 1830 году были напечатаны «Письма с Кавказа» без указания автора. В них характеры горцев рассматриваются, исходя из их жизненного уклада, и подчеркивается в большей степени их склонность к торговле, нежели к войне. Подобные наблюдения сделал, проезжая в 1837 году по Военно-Грузинской дороге, и декабрист А.Е. Розен в своих «Записках декабриста».
Кавказские повести, путешествия, очерки выполняли важнейшую задачу — знакомили русского читателя с кавказским краем, все еще оставшимся для России «terra incognita». Лучшие из них писали о населении Кавказа как о части всего человечества, наравне со всеми остальными народами. Создавалось общее представление о России, «беспредельной и разнообразной», которая заключает в себе «столько климатов, столько народов и племен, столько вер и обычаев...» (В.Г. Белинский). Литература о Кавказе становилась одной из форм обсуждения современных проблем политики, философии, эстетики. Эту свою традицию она сохраняет и по сегодняшний день [См., например, повесть В. Маканина «Кавказский пленник» («Новый мир», 1995, № 4), где речь идет об обстоятельствах сегодняшней обстановки на Кавказе. — Т.Ч.].
Образ Кавказа, рожденный в русской литературе того времени, имел художественно-идейное значение символа вольнолюбия, прекрасной величественной природы, а также трагедии войны и жестокости, которую необходимо преодолевать, учитывая своеобразие характеров горцев.
Материал главы «Ранняя массовая кавказская проза» должен расширить представления о воплощении кавказской темы в литературе. Это была тема не только художественных произведений. Те литературные произведения, о которых идет речь в главе, не имеют в себе высоких художественных достоинств, подобных достоинствам пушкинских и лермонтовских произведений. Но в них можно увидеть отражение насущных, важных проблем того времени с различных точек зрения. И многое объединяет на этой почве разные времена — начало XIX и конец XX века.
*** *** ***