 |
|
Говорят современники
«Какие ужасные вести из России! Сердце изныло: Лермонтов убит на дуэли каким-то Мартыновым из-за мальчишеской ссоры, ничего более не знаю…».
(А.И. Тургенев в письме из Парижа В.А. Жуковскому в Петербург)
«Сегодня (26 июля) получено известие, что он был убит 15 июля в Пятигорске на водах; он был убит, убит не на войне, не рукою черкеса или чеченца, увы, Лермонтов убит был на дуэли русским!..».
(Л.Я. Булгаков — московский почт-директор)
«Странную имеют судьбу знаменитейшие наши поэты, большая часть из них умирает насильственной смертью. Такой был конец Пушкина, Грибоедова, Марлинского (Бестужева)... Теперь получено известие о смерти Лермонтова, он был прекрасный офицер и отличный поэт, иные сравнивали его даже с самим Пушкиным. Не стало Лермонтова!».
(И. Молчанов — кто он, неизвестно, но его письмо адресовано В. Пассеку, другу Герцена)
«Нашего поэта нет, — Лермонтов 15 числа текущего месяца в 7 часов пополудни убит на дуэли отставным майором Мартыновым. Неисповедимы судьбы твои, господи! И этот возрождающийся гений должен погибнуть от руки подлеца: Мартынов чистейший сколок с Дантеса... Пушкин Лев Сергеевич, родной брат нашего бессмертного поэта, весьма убит смертью Лермонтова, он был лучший его приятель... Пушкин уверяет, что эта дуэль никогда бы не могла состояться, если б секунданты были не мальчишки, она сделана против всех правил и чести...».
(П.Т. Полеводин — петербуржец, лечившийся в это время в Пятигорске)
«По-прежнему печальные новости. Лермонтов, автор «Героя нашего времени», единственный человек в России, способный напомнить Пушкина, умер той же смертью, что и последний. Он убит на дуэли Мартыновым, братом молодой особы, которая фигурировала в его романе под именем княжны Мери (предположение Грановского — Т.Ч.). Он был моего возраста».
(Т.Н. Грановский — историк, профессор Московского университета, в письме к сестрам)
«— Чем кончится судьба Мартынова и двух секундантов? — спросил я одного знакомого.
— Да ведь царь сказал: «туда ему и дорога», узнав о смерти Лермонтова, которого не любил, и, я думаю, эти слова сослужат к облегчению судьбы их, — отвечал он мне.
И в самом деле, в то время, когда дуэли так строго преследовались, с убийцей и секундантами обошлись довольно снисходительно. Секундантам зачли в наказание продолжительное содержание их под арестом и велели обойти чином, а Мартынова послали в Киев на покаяние на 12 лет. Но он там скоро женился на прехорошенькой польке и поселился в своем собственном доме в Москве».
(Н.И. Лорер — декабрист, отбывавший ссылку в Сибири, затем в Тенгинском полку на Кавказе)
«Лермонтов не много написал — бесконечно меньше того, сколько позволял ему его громадный талант. Беспечный характер, пылкая молодость, жадная впечатлений бытия, самый разгар жизни — отвлекали его от мирных кабинетных занятий, от уединенной думы, столь любезной музам; но уже кипучая натура его начала устаиваться, в душе пробуждалась жажда труда и деятельности, а орлиный взор спокойнее стал вглядываться в глубь жизни. Уже затевал он в уме, утомленном суетою жизни, создания зрелые; он сам говорил нам, что замыслил написать романтическую трилогию, три романа из трех эпох жизни русского общества... как вдруг —
Младой певец
Нашел безвременный конец!
Дохнула буря, цвет прекрасный
Увял на утренней заре!
Потух огонь на алтаре!..
Нельзя без печального содрогания сердца читать этих строк, которыми оканчивается в 63 номере «Одесского вестника» статья г. Андреевского «Пятигорск»: «15 июля, около 5-ти часов вечера, разразилась ужасная буря с молнией и громом; в это самое время, между горами Машуком и Бештау скончался — лечившийся в Пятигорске М.Ю. Лермонтов. С сокрушением смотрел я на привезенное сюда бездыханное тело поэта...
Друзья мои, вам жаль поэта:
Во цвете радостных надежд,
Их не свершив еще до света,
Чуть из младенческих одежд,
Увял!..».
(В.Г. Белинский. Рецензия на 2-е изд. «Героя нашего времени» — «Отечественные записки», сентябрь 1841 года)
*** *** ***
Рецензия Белинского была замаскированным некрологом Лермонтова. Писать открыто о смерти на дуэли не разрешалось.
*** *** ***
Роман «Герой нашего времени» выходит далеко за пределы произведения о Кавказе. Глубокое философское содержание, сложнейшие нравственные проблемы, исключительное умение проникнуть в сущность и поведение человеческой личности, трагический конфликт человека и судьбы, классическое мастерство в изображении характеров, «благоуханная проза», — все это и многое другое составляет целую ветвь отечественного литературоведения. И все же, не происходи все это на курортах Пятигорья, на Крестовом перевале, в кавказской крепости, — это был бы другой роман. Место действия не только обусловливает психологию и поведение героев, не только способствует развитию читательского интереса, заманивая авантюрными загадками, которые вдруг оказываются вовсе не авантюрными, а философскими, равнозначными шекспировскому «быть или не быть». Место действия романа создает тот хронотоп, который органичен для вопроса о смысле жизни, бытия в целом и отдельной человеческой личности в этом бытии. Кавказ одновременно и намек на величие и красоту, данные человеку в его земном существовании, и упрек человеку в его слабостях и пороках, в его неумении предугадать свое предназначение. Диалог человека и мира на фоне кавказской природы становился особенно выразительным, отчетливо выявляя, кто есть кто.
*** *** ***
Среди произведений Лермонтова на кавказскую тему особое место занимает очерк «Кавказец», на котором обычно при изучении творчества поэта не заостряют внимания. Видимо, так происходит потому, что это не поэма, не роман, не повесть и в жанровом отношении кажется не характерным для Лермонтова. Однако очерк этот как раз и есть свидетельство мощного эволюционного движения писателя в художественном отношении. Это удивительно точная характеристика типов кавказского человека, которого уже можно назвать не лермонтовским героем, как мы говорим о самых известных персонажах его произведений, а жизненным типом в разных проявлениях, связанных с характером и обстоятельствами. Здесь автор становится на точку зрения персонажа, полностью отделив себя как автора от художественного материала. Получается тот тип повествования, который стал присущим русскому роману второй половины XIX века, произведениям Достоевского и Толстого. Образ кавказца был рожден личными наблюдениями Лермонтова, прототипами образа были русские армейские офицеры, служившие в Дагестане и Чечне. Самым ярким героем такого типа явился у Лермонтова Максим Максимыч в «Герое нашего времени». Но в романе он включен в иную систему человеческих отношений и в иные познавательные стремления автора. В очерке же писательское внимание полностью сосредоточено на типе личности, которая подвергается изучению и анализу. Лермонтов описывает тип настоящего кавказца и не настоящего. Чтобы понять содержание этих типов, необходимо учитывать особенности отношений между русскими людьми, военными и статскими, с горцами, как теми, кто брал сторону русских, так и теми, кто был непримирим и хитер. На протяжении многих лет в этих отношениях складывался особый менталитет, порождающий весьма специфические характеры, что и было замечено Лермонтовым уже в те далекие годы.
Настоящий кавказец — выходец из кадетского корпуса, воспитанный на романтической литературе («потихоньку в классах читал «Кавказского пленника» и воспламенился страстью к Кавказу»), хочет и сам походить на вольнолюбивого горца, поэтому «еще в Петербурге сшил себе ахалук, достал мохнатую шапку и черкесскую плеть», приехав в Ставрополь, дорого заплатил за дрянной кинжал. Влюбляется в казачку и мечтает о пленной черкешенке. «Он думает поймать руками десятка два горцев, ему снятся страшные битвы, реки крови и генеральские эполеты». Такая наивность, встретившись с будничной и суровой реальностью, быстро исчезает, и вырабатывается разумно спокойное мировосприятие, нацеленное на формирование позиции, близкой вообще к отрицанию кавказской войны или, по крайней мере, к созданию как можно более дружественных отношений с местным населением, хотя и с постоянной внутренней настороженностью. Кавказец «становится холодно храбр», мрачен, молчалив, покуривает трубочку. Он ездит в аулы, интересуется семейными историями, обычаями, старается изучить «татарский» язык. Теперь он не купит «дрянной» кинжал. «У него появилась шашка — настоящая гурда, кинжал — старый базалай, пистолет закубанской отделки, отличная крымская винтовка, лошадь — чистый шаллох и весь черкесский костюм». Такой кавказец ценит в жизни горцев все лучшее и наполнен уважением к «настоящему». Жизнь его обычно заканчивается под пулями. Но желания у него другие — он хочет домой. Он «во время перестрелки кладет голову за камень, а ноги выставляет на пенсион; это выражение освящено там обычаем». «Настоящий кавказец, — пишет автор, — человек удивительный, достойный всякого уважения и участия». Это мнение — дань житейской мудрости, «ясности здравого смысла», свойственного русскому человеку, приобретшему нелегкий опыт столкновения с такими трудностями, которые он не в силах изменить и потому вынужден принять как «свои» обстоятельства.
Другой кавказец, не настоящий, появляется здесь в погоне за чинами. Несмотря на видимость активной деятельности («занимается археологическими открытиями, толкует о пользе торговли с горцами, о средствах к их покорению и образованию»), такой кавказец не становится на Кавказе своим. Не настоящий кавказец, переняв внешние повадки горцев, приобретя их костюмы и оружие, всячески выражает свою готовность покорить горцев или уничтожить. Экзальтированные эмоции такого кавказца метко охарактеризованы Лермонтовым в описании поведения Грушницкого: «Это что-то не русская храбрость». Для такого человека свойственны актерство, стремление к светской позе и жажда развлечений. «Послужив там несколько лет, он обыкновенно возвращался в Россию с чином и красным носом».
В целом очерк «Кавказец», как и пушкинское «Путешествие в Арзрум», выражал убежденность в необходимости дружественной адаптации русского человека на кавказских территориях, подчеркивал ценностное начало общения друг с другом.
*** *** ***