 |
|
Немецкое дворянство
Немецкая прослойка в российском дворянстве была значительна. Часть немцев дворян получили этот титул на службе русского государства, а часть принесла его с прежней родины. Они, находясь в большинстве своем на государственной службе, проживали не только в столичных городах Москвы и Петербурге, а по всей стране. Эта группа немецкого населения пополнилась после присоединения в начале XVIII века к России Прибалтики. Для нее были характерны, с одной стороны, сохранение национальных и религиозных черт, а с другой, обособленность от остального немецкого населения страны.
Согласно переписи населения 1879 года, 165600 немцев проживало
в прибалтийский губерниях России; в Самарской и Саратовской - 395800 человек; в Царстве Польском - 407700 человек; в Екатеринославской, Херсонской и Таврической губерниях - 377800 человек; в Волынской губернии - 171300 человек. Много немцев проживало в Финляндии, входившей тогда в состав Российской империи, в Закавказье, Бессарабии, а также в Санкт-Петербургской, Ставропольской губерниях и в белорусско-литовском регионе.
К началу XX века немцы, таким образом, по численности занимали стране девятое место. Немецкое поселение империи насчитывало 1800000 человек.
К началу ХХ века многие российские города имели немецкие диаспоры, но, конечно же, большинство городских немцев в рассматриваемый период времени проживало в двух российских столицах. По переписи 1897 г. в Санкт-Петербурге проживало 46,2 тыс. немцев, в Москве – 17,4 тыс., однако тенденции в изменении численности немецкого населения у этих городов были прямо противоположные. В Петербурге шёл процесс медленного уменьшения абсолютной численности немецкого населения. Накануне первой мировой войны там проживало уже 41,3 тыс. человек. В Москве, наоборот, численность немцев быстро росла и к 1914 г. превысила 20 тыс. человек. Среди немецкого населения столиц были представители практически всех городских профессий.
В Санкт-Петербурге значительную часть немецкой диаспоры составляло чиновничество, в том числе высшее. Уже отмечалось, что конец XIX – начало ХХ вв. в истории России связаны с деятельностью таких видных государственных деятелей немецкого происхождения, как С. Ю. Витте, В. К. фон Плеве, В. Н. Ламздорф, А. Ф. Ридигер. (Приложение №2)
Отличительной чертой немецкой деловой элиты являлся космополитизм, в особенности в тесно связанных с международными контактами внешней торговле и банковском деле, осознание себя как части международной финансовой олигархии. Нередко члены одной деловой семьи имели разное подданство. Вместе с тем, немецкие предприниматели Петербурга поддерживали начинания религиозно-этнической общины города, патронировали, например, созданный в 1842 г. Немецкий благотворительный союз. Во втором-третьем поколении намечалось также культурное сближение с русской языковой средой, постепенная аккультурация немецких предпринимателей – процесс, прерванный событиями Первой мировой войны и революции 1917 г.
В конце XIX - начале ХХ века немцы Санкт-Петербурга имели возможность сохранять и развивать свою национальную культуру и духовность. В городе действовало 8 католических, около 30 лютеранских и свыше 10 реформатских, методистских и других храмов, церквей, молитвенных домов, функционировали национальные школы, в том числе знаменитая Петершуле, основанная ещё в 1710 году. В эту школу отдавали своих детей и многие православные жители города, так как здесь их дети получали прекрасное знание европейских языков, отечественной и европейской истории, литературы, культуры. Известные учёные преподавали математику, физику, химию и биологию. В начале ХХ века в Петершуле училось до 1700 учащихся.[28]
Немцы в Санкт-Петербурге имели свои общественные национально-культурные объединения, выпускали газеты на родном языке. Всего в рассматриваемый период времени в Санкт-Петербурге на немецком языке выходило свыше 10 газет как общеинформационных, так и специальных: религиозных, профессиональных и др. Среди них в первую очередь следует отметить газету “St. Peterburger Zeitung” («Санкт-Петербургская газета»), которая выходила бессменно с 1728 года. Газета была закрыта в 1916 году на волне антинемецкой истерии.
«Немецкий» компонент во всех сферах общественной жизни активно проявлялся и в Москве. Здесь численность чиновничества из немцев была значительно меньше, чем в Санкт-Петербурге. Из наиболее известных государственных деятелей Москвы немецкого происхождения можно назвать Д. Ф. Трепова, являвшегося в 1896 – 1905 гг. московским обер-полицмейстером, активно боровшегося с революционерами. Московским градоначальником в 1906-1907. состоял А. А. Рейнбот.
В рассматриваемый период времени деятельность значительной части московских немцев осуществлялась, также, в сфере науки, образования и культуры. Основная часть немцев-учёных работала в Московском императорском университете. В конце XIX – начале ХХ вв. в университете преподавали медик, основатель Института общей и экспериментальной патологии А. Б. Фохт, математик В. Я. Цингер и его сын, профессор физики А. В. Цингер, зоолог, ректор университета М. А. Мензбир, филолог Ф. Е. Корш, сын Е. Ф. Корша. Профессор университета, историк В. И. Герье в 1872 г. основал Московские высшие женские курсы – одно из первых в России высших заведений для женщин (ныне – Московский Педагогический государственный университет).
Большинство этих деятелей являлись представителями второго или третьего поколения московских немцев, их родным языком наряду с немецким был и русский. Именно это новое поколение российских ученых, немцев по происхождению, обладавших высоким уровнем научных знаний, тесно связанных с развитием мировой науки, знаменовало новый этап в развитии отечественной науки.
Что же касается дворян проживавших в Прибалтике, то они представляли собой три неравные по правовому положению и политическому значению группы. Первую из них составляли русские дворяне, которые находились в Остзейских провинциях на службе. Это офицеры гарнизонов Риги и Ревеля, Дерпта и некоторых более мелких городов. Две другие представляли собой немецкое дворянство подразделявшиеся на имматрикулированное, то есть внесенное в особый список – мартикулу, и неимматрикулированное. Дворяне, не внесенные в матрикулы, вступали на службу на тех же основаниях, что и в остальных частях Российской империи. Имматрикулованные дворяне, или рыцари, обладали некоторыми особыми примуществами.[29]
Инициатива рыцарства была форсирована введением в России «Табели о рангах», восхождение по ступеням которой давало права потомственного дворянства бюргерам, которые теперь могли бы участвовать в покупке имений и в местной администрации. Матрикула была призвана противостоять увеличению количества новых дворян в Прибалтике. В отличие от учрежденных позднее Губернских Дворянских Собраний(1775 г.), которые обязаны были вносить в Родословные книги всех, представлявших необходимые документы.
Для небогатых дворян, которые не имели поместий и не могли найти себе место в учреждениях по управлению Остзейскими провинциями, в начале XIX века не было иного пути кроме отъезда в Россию и поступления на службу. Существовавшая прежде возможность отъезда на службу в другие государства была сведена нет политикой русского правительства, а выбор свободных профессий, занятий промышленным предпринимательством и торговлей еще очень сильно противоречили кодексу чести остзейского рыцаря.
Структура местного дворянского самоуправления Остзейских губерний была выработана веками и представляли собой олигархическую демократию, или некую дворянскую республику. Основным органом был ландтаг, созывавшийся губернатором или генерал-губернатором из представителей рыцарств. В компетенцию ландтага входили: обсуждение предложений имперского правительства, выборы должностных лиц (судей, ландратов и др.), определение размеров налогов решение дел, касающихся управления губернией.
Текущие дела дворянства между ландтагами решала Коллегия ландратов. Должностью, аналогичной, российскому губернскому предводителю были: в Лифляндии – ландмаршал, в Курляндии и Эстляндии –риттершафтсгауптманы.
По данным М. Ю, Катрин-Ярцева, в отличие от российских дворян среди остзейцев не было ни очень богатых, ни очень бедных представителей этого сословия. Карин-Ярцев ранжирует дворянские общества в следующем порядке: самое бедное – Эзельское рыцарство, после него следует Эстляндское (наиболее значительные землевладельцы – бароны Штакельберг и дворяне фон Ден к концу XIX в.), затем идет Лифляндское дворянство (крупнейшие помещики и бар. Вольфы, дворяне фон Вульф, дворяне Штрик), и самое богатое Курляндское царство (крупнейшие имения – у барнов Беров и баронов Остен-Сакенов; отсюда вышли аристократические фамилии князей Ливен, графов Пален, графов Ламздорф, графов Медем)
Политика русификаций Остзейских провинций, пик которой пришелся на период с 1887 по 1894 гг. и ознаменовался роспуском старых судебных полицейских и местных учреждений, способствовала изменению отношения остзейских дворян к “Innere Rubland” .
Служба в России, связанная с выездом из прибалтийских в российские губернии, была для многих представителей балтийских рыцарств продиктована жестокой необходимостью.
С помощью службы они могли а) обеспечить себе постоянный доход; б) достичь высоких чинов и государственных наград и в) таким образом обеспечить себе успешное начало карьеры своим детям, связанное с получением хорошего образования.
Перед вступлением на службу необходимо было обзавестись набором необходимых документов, доказывавших дворянское происхождение, а следовательно, дающих право на определение преимущества.
Можно выделить два варианта подтверждения дворянского достоинства вступавшим в службу или учебу остзейским дворянам:
1. Когда при определении в учебные заведения или на службу представлялись выписка из журнала рыцарского комитета, метрическое свидетельство о рождении и крещении, и конфирмационный вид.
2. Когда полк, куда юноши из балтийско-немецких дворян поступали рядовыми или унтер-офицерами, запрашивал Герольдию через Инспекторский департамент, можно ли считать их «из дворян». Герольдия переправляла запрос в соответствующее учреждение одного из Балтийских рыцарств. Там изготовлялось свидетельство, отсылавшееся в Герольдию.
В период с начала XIX века по 1860-е гг. в армейские и гвардейские полки поступали ежегодно несколько сот молодых остзейских дворян.
В течение XIX века большое количество остзейских выходцев служило в артиллерии, считавшейся, наряду с гвардией, привилегированным местом службы, а также требовавшей более высокого уровня образования. В гвардейских полках вплоть до 1917 г. наряду с личными качествами вновь поступающего офицера разбиралось и его происхождение.[30]
В 1884 г. в связи с изменением системы чинов произошли перемены и чинопроизводстве офицеров. С уничтожением чина прапорщика все прапорщики были произведены в подпоручики, независимо от выслуги и старшинства. С 1885 г. для получения чина поручика полагалась выслуга не менее 4-х лет подпоручиком. С упразднением чина майора, был установлен следующий порядок производства из капитанов в подполковники: производство совершалось 1 раз в год, 50% получали чин подполковника по старшинству, 50% по выбору начальства за отличие.
Система вакансий была невыгодна прежде всего для строевых офицеров, которые могли в «медленном» полку выслуживать чины десятилетиями. В 1900 г. она была устранена, и во все обер-офицерские чины производились по 4-х летней выслуге. Вследствие этого престиж воинской службы упал. В конце XIX- начале XX вв. случаи поступления членов балтийских рыцарств в российскую военную службу встречаются реже.
В 1880-1890 гг. неблагоприятствующая успешной карьере в России обстановка недоверия российского общества к остзейцам совпала с ухудшением экономического положения в самой Прибалтике в результате крестьянской реформы. Балтийско-немецкие дворяне стали искать возможности новых занятий. Они устаиваются нотариусами, врачами, предпринимателями.[31]
С 1860-1870 –х гг. происходит постепенное падение как доли балтийского рыцарства в общем количестве российского генералитета, так и его значение в российской армии в целом. Этот процесс был вызван прежде всего нежеланием балтийско-немецких дворян вступать в российскую службу, чтобы не подвергнуться обрусению.
В когорте боевых генералов начала XX в. лишь несколько можно назвать «настоящими» балтийскими немцами. Это, в частности: П. К, Эдлер фон Ренненкампф, Н. Ф. фон Крузенштерн, Э. К. фон Валь.
Большинство балтийско-немецких дворян с крушением престола в феврале 1917 г. и с развалом Российского государства после Октября посчитали себя не связанными более присягой и начали вступать в Прибалтике в германскую армию. Несмотря на такую перемену ориентаций, многие из них продолжали оставаться монархистами и почитать погибшего мученической смертью императора.
Заслуживают внимания условия пребывания немецких дворян в различных регионах Российской империи. В данном случае существенную роль играли различия между столицами и провинцией. Если в Петербурге при наличии большой немецкой колонии, нескольких лютеранских приходов, школ, клубов и периодических изданий, присутствовали условия для сохранения национальной идентичности. В то же время, жившие в российской провинции немецкие дворяне оказывались в культурном и религиозном вакууме.
В результате национальной политики российского правительства. Направленной на переход инокофессиональных народов в православие, часть немцев подверглась обрусению