Ателье сценического искусства 3 страница
«Эта территория театрального мышления и практики, где Еврипид, Калидаса, Шекспир, Дзэами, «Поэтика» Аристотеля и Натьяшастра становятся базой для создания единого наследия в области универсальных знаний XX в. не только для артистов Азии и Европы, но и для всякого, кто смело вступает в конфликт и бросает вызов, отстаивая интересы, определяя свое место, значение в обществе и в жизни. Следует повторить, что взаимообмен,
34 См.: Гришелева Л. Д. Театр современной Японии. М., 1977. С. 158. 35 См.: Barba Е., Savarese N. L'Energie qui danse, Dictionnaire d'anthropologie Theatrale. P. 262-268.
интеграция, попытка осознания и объединения начались с момента открытия шелкового пути»36. Для того чтобы полнее осмыслить основные тенденции взаимодействия двух принципиально различных методов в жизни, искусстве и театре, очевидно, нужно дать некое представление о понятиях: «Евразия», «Евразийская культура» и «Евразийский театр», «Традиция». Обратимся к русским источникам. «Евразийство — идейное и общественно-политическое течение первой волны русской эмиграции, объединенное концепцией русской культуры как неевропейского феномена, который обладает в ряду культур мира уникальным соединением западных и восточных черт, а потому одновременно принадлежит Западу и Востоку, в то же время не относясь ни к тому, ни к другому», _ читаем мы в «Кратком курсе евразийства», 2002 г. изд. Международное евразийское движение, Москва (http://evrazia.info). Прародителями евразийства можно считать: кн. Н. С. Трубецкого (1890-1938, филолог, лингвист), совместно с Р. О. Якобсоном основавшего Пражский лингвистический кружок; П. Н. Савицкого (1895-1965, географ, экономист); П. П. Сувчинского (1892-1985, музыковед, литературный и музыкальный критик); Г. В. Вернадского (1877-1973, историк, геополитик); В. Н. Ильина (1891-1974, историк культуры, литературовед и богослов). Все они были сторонниками «классического евразийства, уходящего корнями в славянофильство XIX в. (А. С. Хомяков, С. Т. Аксаков, И. В. Киреевский). После затяжной паузы в развитии евразийства, начавшейся с 30-х гг. XX в., сегодня мы наблюдаем возрождение его идей, активно продвигаемых в современном обществе А. Г. Душным и созданной им организацией «Международное евразийское движение». Охватывая почти все области знаний о развитии геополитики, общества, науки, религии, культуры в современном мире, он дает наиболее обобщенные принципы процессов, связанных с антропологией современного человека. Так, А. Г. Дугин выделяет главные геополитические тренды: —атлантизм (монополярный мир), —мондиализм (универсализация под эгидой Запада), —«Богатый Север» против «Бедного Юга», —виртуализация пространства и пр.
36 Barba Е., Savarese N. L'Energie qui danse, Dictionnaire danthropologie Theatrale. P. 268.
А основные культурные тренды таковы: —мондиализация американизма как эрзац-культуры, —феномен постмодерна, —универсализм и дифференциация в постмодерне, —альтернативные культурные проекты, —роль медиакратии. Сравнивая базовые основы двух важнейших эпох: модерна и постмодерна, — А. Г. Дугин в своей лекции «Постчеловек: Антропологическая парадигма постмодерна» (13.05.2005) устанавливает следующие параметры: Постмодерн — вертикаль, вечность, циклы, духовность, иерархия, традиция — А". Модерн — время, параллель, история как прогресс, множественность явлений — А'. Постмодерн (XX-XXI вв.) выступает по отношению к модерну (XIX-XX вв.) как «отрицание отрицания», но без возврата в точку А (традиция), иными словами, постмодерн, отрицая позитивность модерна, стремится вернуться к «традиции», но не в плане ее воскрешения, а в некоем отстранении от нее, хотя с долей пиетета. Здесь уже творят не вечность, не цикл, не реальность, а единый мир, где и вечность, и реальность объединены. Естественно, антропологический взгляд на человека значительно меняется. В Премодерне (в Традиции) человек был не данностью, не автономным существом, а заданием, персоной, маской, личиной — нечто надетое на что-то (божественное). «В эту эпоху не было гуманизма, скорее — антигуманизм, где человек ценен в Едином Божественном мире, но он вторичен, он посредник между небом и землей, он осуществляет процесс восхождения от своего животного состояния к высшему духовному проявлению, он жертва, поэтому, как аскет, живет в „свернутом вовнутрь пространстве"»37. В Модерне, с его провозглашенным гуманизмом, человек обретает самоидентичность, обладает автономией, он — творец истории, но он не имеет амбиций и довольствуется материальными благами, им же созданными. Он считает, что это он создал Бога и цивилизацию. И неважно, будет ли это материализм или идеализм, подход у них один и тот же — гуманистический.
37 См.: Талбот М. Голографическая вселенная. Новая теория реальности. М.: София, 2009. С. 46.
В Постмодерне преобладает релятивистский подход, человек рассматривается как целостная структура в соотношении Человек и Бог. Происходит переход от индивидуализма (модерн) к дивидууму (постмодерн), целостному человеку, но только после совершенного над ним процесса дигитализа-ции (создания виртуального конструкта). Называя его «post-humanitas», евразиец А. Г. Дугин рассматривает два варианта человеческой антропологии нашего времени: — конвергенция человека с машиной (вживленные чипы карточек-пропусков на работу, в метро и т. д.); — биологические опыты (замены живых органов на синтетические и донорские). Такой пессимистичный взгляд на будущее человечества может быть естественно преодолен оптимизмом иного процесса, который уже наметился в постмодернистское время. Именно об этом, а точнее, о роли «традиции» в театральном искусстве говорят практики Театральной Антропологии: П. Брук и Э. Барба.
Театр в контексте Традиции С самого начала необходимо внести важное уточнение: слово «традиция» (от лат. tradere, что значит «восстанавливать», «передавать») несет в себе определенное противоречие. В своем обычном значении слово «традиция» понимается как «способ мыслить и действовать, унаследованный из прошлого»; потому оно ассоциируется со словами «обычай», «привычка». В этом смысле некто может принадлежать к «академической традиции», к традиции «Комеди Франсез» или к «шекспировской традиции». В театре традиция представляет собой попытку мумификации, сохранения внешних форм любой ценой. Но эти формы неизбежно содержат труп внутри себя, поскольку всякая живая связь с настоящим моментом полностью отсутствует. Согласно так понимаемому значению слова «традиция», театральное творчество Брука будет выглядеть антитрадиционным или, точнее, внетрадиционным. Брук говорил: «Несмотря на свою древнюю историю, театр по самой своей природе является всегда искусством современности. Это — феникс, который должен постоянно воскресать к жизни. Потому, что образы, действующие в мире, в котором мы живем, и производящие эффект прямой связи между театральным действием и аудиторией, умирают очень быстро. Через пять лет театральный продукт приходит в негодность.
Поэтому мы должны целиком отказаться от самого понятия театральной традиции»38. Второе значение слова «традиция» — «корпус доктрин и религиозных или духовных практик, передающихся из столетия в столетие посредством преимущественно устного слова или личного примера», или «корпус более или менее легендарной информации, относящейся к прошлому, передающейся от поколения к поколению посредством преимущественно устного слова». Согласно этому определению, «Традиция» включает в себя различные «традиции»: христианство, иудаизм, ислам, буддизм, суфизм и т. д. (Во избежание путаницы между этими двумя различными значениями одного и того же слова, заглавная буква будет указывать именно на это второе значение39). Итак, Традиция обеспечивает передачу корпуса знаний о духовной эволюции человека, о его месте в различных «мирах», о его взаимоотношениях с различными «космосами». Этот корпус знаний неизменен, невзирая на многообразие форм его передачи и вопреки всевозможным искажениям, привносимым историей и движением времени. И хотя передача знаний, как правило, осуществляется устно, тем не менее Традиция может быть передаваема посредством системы символов (кодов), а также через текст, произведения искусства, мифы и ритуалы. Традиционное знание существует с древних времен, но было бы тщетным искать его «исток». По мере углубления в корни Традиции, она обнаруживает свою вненаходимость как по отношению к пространству (географическому), так и по отношению ко времени (историческому). Она вечно пребывает здесь и сейчас, в каждом человеческом существе, как постоянное и живое присутствие. То есть «исток» Традиции может быть только метафизическим. Будучи выражением самой сокровенной сути человечества, Традиция остается живой и в наше время. Работы Р. Генона и М. Элиаде (теоретики евразийства) засвидетельствовали тот факт, что традиционная мысль способна быть в высшей степени актуальной и для нашей эпохи. Кроме того, современные исследования обнаружили точки соприкосновения между некоторыми основополагающими принципами современной науки, с одной стороны, и Традиции — с другой. Несложно заметить и явную точку соприкосновения между Традицией и театром ввиду культивируемого Традицией качества живой непосред-
38 Никопеску Б. Питер Брук и традиционная мысль // http://fourthway.narod.ru/lib/ 39 См.: там же. С. 8.
ственности. Это как раз то качество, которое обеспечивает действенность устной передачи, и это как раз то качество, которое имеет в виду Традиция, постоянно апеллируя к настоящему моменту и к прямому опыту, обретаемому «здесь и теперь». Брук обращается — более или менее явно — как раз к этому качеству, когда пишет следующее: «Театр существует здесь и сейчас. Это то, что происходит в тот самый момент, когда идет представление, в тот момент, когда мир актеров и мир аудитории встречается между собой. Общество в миниатюре: микрокосмы, каждый вечер сводимые вместе в едином пространстве. И роль театра заключается в том, чтобы дать микрокосму прикоснуться к обжигающему и мимолетному проблеску иного мира и таким образом заинтересовать его, трансформировать, интегрировать»40. Рассматривая театр в контексте Традиции, П. Брук, очевидно, имел в виду некоторые базовые основы макро-микрокосма, которые при определенных условиях могут быть восстановлены, а точнее, подняты из глубин человеческой природы, как внезапно «заговоривший» вулкан Этна. Именно об этих основах говорят евразийцы, заглядывая в глубинную азбуку истории. «Согласно Вирту и Генону, изначальной точкой Нового года был день зимнего солнцестояния. Это была самая абсолютная форма великого праздника. Почему? Здесь происходит изменение направления движения солнца от спуска к подъему. В геоцентрической системе координат, особенно в северных широтах, в Антарктиде (где день совпадает с годом), это представляется наиболее наглядным и очевидным. С одной стороны можно уподобить Солнце шару, брошенному из глубины зимы вверх. Он поднимается, потому что изначально за ним стоит инерция броска. Шар достигает высшей точки и начинает опускаться. Что чудесного в том, что шар (как простой предмет, например камень) летит вверх? В принципе, конечно, само по себе это чудесно. Но раз уж все равно летит, какая разница почему? Наверное, бросил кто-то... Но вот шар долетает до верхней точки и меняет свое положение. Свет постепенно поддается тьме и наступает арктическая полярная ночь. И вот в самой середине ночи, при полной победе тьмы, возникает таинственное необъяснимое сакральное явление: каким-то загадочным образом, не из самого света, а из-за пределов света, из-за последней черты бытия (читай смерти) возникает импульс, опять подбрасывающий солнце вверх. Не видно самого этого импульса, еще не появились первые проблески весеннего солнца, тем не менее носители священного огня, предки исто-
Никопеску Б. Питер Брук и традиционная мысль. С. 9.
рических ариев, сохраняющие свет солнца в своих святилищах, уже знают, что этот магический миг произошел, что трансцендентная причина не оставила мир во тьме, и рождение Нового света уже празднуется в его принципиальном аспекте. Итак, в момент Юла в движение вмешивается какая-то особая новая сила, которая размыкает инерциальное движение по кругу и выбрасывает поступательное развитие событий в неожиданную, запредельную сферу. <...> Именно из этого естественного, арктического миросозерцания природы возникает первоматрица всех символов, языков и религий»41.
Из этого длинного высказывания мы заимствуем несколько терминов, которые, собственно, и являются базовыми для понимания театральной традиции: импульс, энергия (священный огонь), переход от тьмы к свету (от умирания к жизни, от тяжести к легкости, отрицание отрицания), язык, символ,праздник. Если сложить все эти составляющие в определенной комбинации и окропить их «живой водой» современности (вспомним человека постмодернизма, «виртуального конструкта»), то мы получим искомое — «евразийский театр», о котором говорят П. Брук и Э. Барба. Брук считал сущностью театрального творчества «высвобождение динамического процесса»42. Именно «высвобождением», а не «фиксацией» или «схватыванием» этого процесса и обусловлена внезапность события. Линейное развертывание — это способ видения событий с позиций механического детерминизма тогда как здесь событие связано со структурой, которая в принципе не является линейной. Здесь событие — следствие каких-то «боковых», вторичных взаимоотношений и взаимосвязей (скажем, метафизических).
41 Дугин А. Г. Философия традиционализма // http://arcto.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=72. 42 Никопеску Б. Питер Брук и традиционная мысль. С. 10.
относительности, открывающую новый тип взаимоотношений пространства и времени. Она сыграла решающую роль в дальнейшей радикальной переоценке взаимоотношения «предмет — энергия». Постепенно идея предмета (вещи, объекта) вытесняется идеей «события», «взаимоотношения» и «взаимосвязи», то есть акцент переносится на энергетическую сторону бытия. Но откуда приходит эта энергия? Каковы законы, управляющие трансформацией недифференцированной энергии в специфические ее формы? Является ли эта недифференцированная энергия фундаментальным субстратом всех форм? В какой мере актеры и аудитория во время театрального представления могут быть вовлечены и интегрированы в грандиозную борьбу энергий, происходящую в природе в каждый момент? Прежде всего отметим, что в театральном поиске П. Брука комплекс «текст — актер — зритель» несет в себе свойство природной системы: когда подлинное театральное «событие» возникает к жизни, оно является чем-то большим, нежели сумма его частей. Взаимодействие между текстом и актерами, текстом и аудиторией, актерами и аудиторией порождает новый элемент, не сводимый ни к какому-либо из исходных элементов, ни к их сумме. И в то же время текст, актеры и аудитория остаются целостными подсистемами, раскрывающимися по отношению одна к другой. В этом смысле стоит порассуждать о жизни текста. Брук, неоднажды касаясь этого предмета, говорил, что пьеса не имеет раз и навсегда фиксированной формы. Она развивается посредством актеров и зрителей, вовлекая в себя и тех и других. Смерть текста связана с процессом закрытия, то есть с прекращением взаимообмена. В «Пустом Пространстве» есть такие слова: «Врач может сразу же определить различие между наличием в теле жизни и уже бесполезным мешком с костями, который оставила жизнь. Но мы менее компетентны в понимании того, как идея, отношение или форма проходят свой путь от жизни к умиранию»43. Итак, не обладает ли система «текст — актер — зритель» неким иным важным свойством природных систем, которое ускользает от определения природной системы как «модуля координации в иерархии природы»? Конечно, речь идет о том случае, когда зритель выходит из театрального события обогащенным новой информацией в сфере энергии: «Я искал движение и энергию. Телесную энергию, соединенную с эмоциональной и высвобожденную вместе с ней таким образом, чтобы вызвать у зрителя особое ощущение
43 Brook P. L'Espace vide. Paris: Actes SUD, 2001.
наполненности жизненностью, которое он не найдет в повседневной жизни» 44. Зритель, как носитель этого «чувства жизненности», сможет сделать и другие открытия, принять участие в других взаимообменах уже в самой жизни. Но что существенно — это распознавание есть на каждом из уровней ив поле действия законов, общих для всех уровней. Можно рассматривать вселенную (как это имеет место в космологии Г. Гурджиева и в научной теории систем) как великое Целое, громадную космическую матрицу, в которой все находится в вечном движении и непрерывном переструктурировании энергий. Это единство не статично, оно предполагает дифференциацию и многообразие, но не самой субстанции, а общей организации: определяющих законов Целого45. Эти законы только тогда в полной мере действенны, когда системы взаимно открыты по отношению одна к другой и пребывают в непрерывном и универсальном обмене энергиями. Проблему взаимообмена энергиями, а также «картографию энергий» подробно разрабатывал в последние годы выдающийся польский деятель театра Е.Гротовский46.
Итак, мы можем только наметить некоторые проблемы, возникавшие в пространстве евразийского театра XX — начала XXI в.: 1. «Имперский и варварский театр» Э. Барбы (черное — белое) в сочетании с трехмерным измерением в подходе к театру П. Брука (между черным и белым). 2. Этапы развития евразийской культуры и театра, начиная с: —великого шелкового пути (обмена гастролерами), —интервенции европейской драматургии XIX-XX вв. в восточную культуру: Г. Ибсена, Б. Шоу, А. П. Чехова, А. Стриндберга и т. д. 3. Евразийский театр с точки зрения практиков Европы (Э. Барба, первый — европейский театр в Санкт-Петербурге эпох Петра I, Анны Иоанновны и Екатерины II: «английские комедианты» («Иудифь» — 1673,
44 Никопеску Б. Питер Брук и традиционная мысль. СП. 45 См.: Гурджиев Г. И. Взгляды из реального мира. Минск, 2000. Ч. 3. С. 477-557. 46 См. Приложение 1 к данному исследованию.
«Баязет и Тамерлан» — 1675); спектакли по переводным французским пьесам П. Кальдерона (напр., «Jodelet prince ou le Geolier de soi-meme»); немецкие труппы Иоганна Карла фон Экенберга (1720) и Иоганна Кристофа Зигмунда (1730-1750); итальянская группа композитора и дирижера Франческо Арайя (1735) ит. д.47, второй — конец XIX — начало XX в. (Мейерхольд, Мей Лан-фань, комедия дель арте), третий — наше время XX в. (мастер-классы актеров японского театра: Тадаши Сузуки, Саеко Несимия; итальянской комедии дель арте — Феручче Солери; мастеров школы индийского танца Катха в Москве, школы тайцзи-чуань и ушу — в «Школе драматического искусства» А. Васильева и т. д.). И это только начало! Согласно евразийской теории театра Р. Шехнера и Э. Барбы, традиционные театры Востока можно разделить по этническому, национальному, коллективному и индивидуальному признаку. Но в контексте Евразийского театра это деление становится более чем приблизительным; для Э. Барбы существенен транскультурный подход к современному театральному процессу, а именно рассмотрение его с точки зрения «традиции традиций». Он подходит к современному процессу в театре как к «антитрадиционному», то есть отрицает эффект чуда и мистерии, а признает очень конкретные формы влияния и воздействия Востока на европейский театр. В свою очередь, начиная с конца XIX в. восточный театр, знакомясь с европейской драматургией Г. Ибсена, Б. Шоу, Ч. Диккенса, А. П. Чехова, приобретает навыки нового взгляда на театральное искусство Европы, связанного с анализом и адаптацией текста к сценическим условиям. Первый вид театра, согласно Э. Барбе, становится живым благодаря «биосу», второй — «логосу». Новый же тип театра «Евразии» должен снять табу с деления актер/танцор, актер/певец, актер/исполнитель, точнее не снять, а расширить границы в рамках единого процесса развития человеческой натуры актера (биоса), преодолевающего этноцентризм и создающего новую систему «традиции традиций». На практике это означает, что, сохраняя традиции собственной театральной культуры, актер вырабатывает способность к восприятию и пере-
47 См.: Всеволодский-Гернгросс В. Н. Театр в России при императрице Анне Иоаннов-не... // Ежегодник императорских театров. 1913. № 6. С. 63-70; Тихонравов Н. С. Русские драматические произведения. 1675-1725. СПб., 1874. Т. 2. С. 105; Старикова Л. М. Театр в России XVIII века: опыт документального исследования. М., 1997. С. 35-45; Пезенти М. К. Комедия дель арте и жанр интермедии в русском любительском театре XVIII века. СПб., 2008.
даче традиций других культур. Э. Барба считает это возможным при определенном условии: если нет деления на актеров и танцоров, нет деления на роли, мужские и женские по половому признаку (см. Анимус и Анима), нет ограниченного понимания представления персонажа в рамках классического театра, а есть тренинговая основа для всех актеров без исключения, есть процесс исследования, есть возможность обогатить рече-голосовые способности актеров без ограничения какими бы то ни было языковыми барьерами. По мнению Э. Барбы, сегодня у актеров есть уникальная возможность соединить два начала: «биос» и «логос», — то есть, взяв за основу текст ("рассказывая историю), начать протанцовывать его в определенном контексте, максимально используя свой собственный «биос». Э. Барба предлагает и конкретные пути: иногда просто отдаться развитию истории, иногда отключиться полностью от комментария, иногда начать парить над текстом, иногда вести бой с ним, иногда отступать, порой следовать новым ассоциациям или вообще впрыгнуть в другую историю, и как исключительный случай, совсем отказаться от текста. Важно, чтобы до зрителя доходил смысл и энергетический посыл актера, который был бы понятен людям любой языковой группы. Э. Барба говорит в связи с этим о новом коде, который будет вырабатываться актерами XX-XXI вв. и который будет восприниматься зрителями как «мысль в действии», как «танец энергии», как «экстра-обыденное», как сценический «биос» актера. Суммируя сказанное о перспективах развития актерской профессии в свете новой теории «евразийского театра», можно наметить следующие векторы: 1.Взаимообмен театральными достижениями в рамках «евразийского пространства» (международные фестивали театров, конкурсные программы театров «Евразии», творческие проекты и обмены, совместные межнациональные проекты и т. д.). 2.Формирование новых подразделений в сфере профессиональной подготовки актеров (мастер-классы с привлечением мастеров классических театров: Но, Кабуки, Кёген, новые отделения в академических театральных заведениях, центры научных и творческих исследований по типу ИСТА/ ISTA, созданному Э. Барбой, или Театрального центра П. Брука — Buffe du Nord, летние школы на базе традиционных школ искусства танца Катхакали, балийского и индийского танцев, а также европейских школ комедии дель арте, школы пантомимы и пр.). 3.Индивидуальная практика актеров (тренинги) в рамках международных семинаров, лабораторий (по принципу Workcenter Е. Гротовского
в Понтедере, Один — Вик Э. Барбы в Холстебро, «Школе драматического искусства» А. Васильева на Страстном и Центре Вс. Мейерхольда под руководством В. Фокина в Москве и др.), студий и школ, занимающихся изучением основ актерской профессии в контексте новых открытий в области психологии творчества, психофизиологии, технологий постмодернизма, а также традиционных искусств Востока (танца, музыки, ритуалов, боевых искусств). 4. Создание сценических произведений, не связанных с обычными формами спектаклей, таких как: перформансы, акции, драматические инсталляции, индивидуальные тренинги, спектакли-ритуалы и пр. Опыт подобных представлений наглядно продемонстрирован в спектаклях П. Брука («Конференция Птиц», «Махабхарата»), А. Мнушкиной («Барабаны в ночи»), Э. Барбы («Ур-Гамлет»), Овлякули Ходжакули («Король Лир») — классический европейский текст в оригинальной интерпретации, классический европейский сюжет, препарированный восточной ментальностью, открытый трагический сюжет в закрытом пространстве восточного ритуала шаманизма.
Школа актерской игры в кадре Евразийского театра
Объектно-субъектные отношения актера — автора — зрителя в системе европейского «театра-логоса» (исторический взгляд) Проследим на примере истории развития европейского театра, как изменялись составляющие предмета театрального искусства и как впоследствии складывались отношения объекта — субъекта в театрально-педагогической практике. Начнем с Древней Греции. Дадим лишь небольшую справку об этом периоде, чтобы избежать повторения информации, уже изложенной в известных историко-театральных источниках России и Европы. Итак, нас интересует «Поэтика» Аристотеля (322 г. до н. э., учитель великого Александра Македонского, основатель Лицея в Афинах, философ, основатель формальной логики, носитель теологических идей, имевших заметное влияние на различные религиозные конфессии). Как известно, Аристотель, как, впрочем, и многие его соотечественники, пытался дистанцироваться от государства и политики в вопросах искус -
ства. Выдвигая на первый план такие виды литературы, как поэзия, эпос и драматургия, он признавал их самостоятельность и независимость. Однако при первом же взгляде на структуру отношений «театр — зритель», приведенную Аристотелем, легко уловить «лукавый умысел» автора. Схема 1
Персонаж: Порок героя — скрытая трагедия (hamartia) — главные составляющие — сталкивается с поведением общества (ethos de la мысль и поступок (dianoia — ethos) Societe) позитивная тенденция Эмпатия (empathia): «пассивное проживание» страх и жалость зрителем того, что происходит у зрителя с персонажем (опосредованно)
Зритель: главные составляющие — логика (мотивировка) и поступок (raison — ethos) Установление отношений: персонаж — зритель 1этап — перипетия (peripetie — радикальное изменение в поведении персонажа) 2этап — агнорисис (agnorisis — узнавание тайны персонажа), для зрителя является идеальным посланием, благодаря которому он логически осознает ошибку персонажа как свою собственную 3этап — катастрофа (catastrophe) персонажа, переживаемая зрителем как момент очищения, катарсиса (catharsis)
Эта схема представляет собой динамическую модель трагедии Аристотеля, характеризующуюся единством времени, места и действия с точки зрения зрительского восприятия истории, ее морального воздействия на смотрящего. Источником размышлений Аристотеля о трагедии стало его понимание мира и общества. Для него все, что происходит в мире вещей (натуры) и людей (общества), стремится к лучшему: тело стремится быть здоровым, хотя может оказаться больным; человек стремится быть в «стаде», обществе, но при этом агрессивен к своим недругам. Так устроен мир. И Аристотель делает из этого вывод о том, что искусство лишь «воссоздает» главный принцип
«создания всех вещей», корректирует природу тогда, когда в ней происходи катастрофы. Аристотель рассуждает так: тело не может сопротивляться дождю и «мокнет». Искусство же создает «крышу» для мокнущей от дождя кожи и тем спа- Таким образом, искусство восстанавливает нарушенное природными катаклизмами равновесие, его целостность. Так, художники используют краски, кисти и полотно, чтобы воссоздать целостную «живописную картину». ©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.
|