Главная | Обратная связь

Совершенно секретно

 

 

Дочитав, Берия спросил:

– Что это за бред?

– Это сообщение о встрече фон Шуленбурга с Деканозовым. Немецкий посол не хочет войны, вот и попытался уговорить нашего железного армянина, будто Гитлер не собирается нападать на СССР.

– А что значит «через неделю всё должно решиться»? Иосиф должен домыслить, что подробный план «Барбаросса», который неизвестно от кого, но помимо наших служб, он получил три месяца назад, это чья‑то шалость? Оберкомандовермахт сочиняло эту бумажку шутки ради? А утвердит или отменит его Гитлер к первому апреля?

– Вы же сами сказали: «Получил неизвестно от кого». И вы правы. Такой документ никакой разведчик добыть не может. Это первое. А второе, товарищу Сталину передали проект документа, а не окончательное и утверждённое решение. Если только сегодня намечено окончательное обсуждение, зная немецкую пунктуальность, можно предположить, что время ещё есть…

– Хитрый ты, Богдан, – сказал Берия. – Но дурак.

Богдан Захарович вновь угнездился в кресле, взглядом спросил разрешения наркома и склонил бутылку над бокалами. Потом, отсалютовав посудой, вдумчиво выпил и только после этого спросил:

– А почему дурак?

– Потому, что на границе уже столько немецких войск, что плюнуть некуда.

– Передислокация. Тренировка к операции «Морской лев» подальше от авиации и разведки англичан.

– Ну да, немцы так и брешут. А то, что переброшенные части соответствуют перечисленным в твоём «проекте», это как?

– А обращать внимание товарища Сталина на такие мелочи не стоит. В конце концов, не все данные войсковой разведки добираются до стола главы партии. Надо просто провести работу с Генштабом, с товарищем Жуковым.

– Ладно, – махнул рукой Лаврентий Павлович. – Проехали мимо. Что у нас по другому направлению?

– Нихтс нойен, – щегольнул Богдан Захарович. – И адмирал, и Гейдрих плачут и стонут, что не успевают. Сейчас у них проходят двадцать четыре эшелона к границе в день. Этого слишком мало. Немцы пересчитывают графики, чтобы пропускать больше, но раньше середины апреля вряд ли сумеют что‑либо изменить.

Берия задумался. От зарубежных партнёров уже месяц назад пошли панические сообщения, мол, опаздываем. Слишком быстро идёт концентрация войск в приграничье. Сталин ударит первым. Надо любой ценой затянуть время, потому что ускорить переброску и разворачивание дивизий вермахта невозможно. Мало того, что ограничена пропускная способность железнодорожных веток. Ещё и генералы никак не могут поверить, будто русские готовятся к наступательным действиям стратегического масштаба, они убеждены, что СССР только прикрывает собственные границы. Чтобы убедить высших чинов вермахта, хитроумный Канарис показал Гальдеру советский фильм «Если завтра война». Там весьма реально показано, как вырываются на европейские дороги лёгкие танки, как дальняя бомбардировочная авиация крушит столицу противника, а орды азиатов в шинелях и обмотках, с непривычно длинными на взгляд европейца винтовками занимают очень аккуратные сёла и городки. Так этот стратег хренов заявил: «В кино красные вступают в бой только после того, как на них напали. Такова природа славянской души».

Раз нельзя поторопить отстающего, приходится ставить подножки лидеру гонки. Человек средних способностей, тот же Павлов, стал бы искать способы затормозить наши перевозки: запутать графики, может, даже осуществить ряд диверсий на железнодорожных магистралях. Но Берия – не какой‑то заурядный интриган. Он придумал снизить темпы разворачивания боевой мощи империи руками самого властителя.

Всё началось с ощущения обиды. Сталин неправильно отнёсся к старому другу, никак не хотел впустить Лаврентия в сонм избранных. Это было несправедливо. Берия служил Кобе, словно верный пёс. Угадывал любое желание. Собственной грудью прикрыл от выстрела. (Правда, пистолет держал в руках свой, надёжный человек. И патроны, на всякий случай, были особые. И всё же…) Начальник тайной и явной полиции имел огромное влияние. Но формально он оставался только кандидатом в члены Политбюро, причем принятым не так давно. А три недели назад даже госбезопасность, пусть формально, но вывел Хозяин из подчинения НКВД.

Берия не имел никаких перспектив добраться до реальной власти, до главного кресла. А случись что с Иосифом (он уже совсем не молодой человек, на седьмом десятке) и?.. Любой преемник тут же вспомнит, что хоть чем‑то, а обижал его нарком внутренних дел. Работа такая, обязательно каждому на мозоль хоть разок да наступишь. И отправят Лаврушу в штаб Духонина, пискнуть не успеешь. Так что стать наследником Сталина – вопрос не честолюбия, а выживания. А как? По «официальной» очереди – положений, политического веса впору кричать: «Кто последний? Я за вами».

Силовой вариант захвата обречён на провал. Армия легко подавит путч внутренних войск и частей НКВД. А пригласи солдафонов в План, они станут главными. Зачем тогда плести интригу? Чтобы ввезти в рай на собственном горбу какое‑нибудь ничтожество, генерала Франко, только ме‑е‑стного? И – смотри выше. Любой из них тебя тут же уконтрапупит.

Сколько рабочих дней и бессонных ночей провел Берия, решая одну, главную проблему: как? И ведь додумался! Что может напугать человека, которому подвластно на этой земле почти всё? Только гнев божий. Тем более, Библию Коба изучал, книгу пророка Даниила знает, с его‑то памятью, почти наизусть. Вот пусть прочитает на стене собственного кабинета, а не Навуходоносорова замка, знаменитые слова: «Мене, текел, уфарсин».

Разработка была изящной: если война начнётся по варианту «Барбаросса», а не по плану операции «Гроза», если Гитлер успеет первым ударить по неподготовленным боевым порядкам, фактически по неорганизованному скоплению бойцов, по танкам без горючего и боеприпасов, по самолётам на приграничных аэродромах… Люфтваффе бомбит Минск, танки Гудериана прорываются на сотни километров в глубь страны. А товарищ Сталин в это время гоняет привидений по Кремлю. Об этом кое‑кто уже знает – не набросишь же платок на каждый роток, как говорят русские. Через очень короткое время о странностях Хозяина начнут шептаться многие. Иосифу Виссарионовичу можно посочувствовать: он много лет тащил неподъёмный груз практически единоличного управления страной. Устал. Надорвался. Но объективно получится: не оправдал вождь высокого доверия партии и народа, не сумел обеспечить неприкосновенность священных рубежей первого в мире социалистического государства? Если вдобавок он ослабеет – реально или хотя бы только в глазах «общества», сплочённая группа коммунистов‑ленинцев, организаторов производства и военных, сумевшая предотвратить полную катастрофу, станет во главе, а её лидер – самым. И кто в таком случае станет командиром, как говорил в кино Чапаев? Товарищи не успеют создать в этой ситуации единый блок противодействия. Они будут остерегаться один другого, каждый станет искать себе преимуществ и гарантий. Потеряют темп. Второе – они, не имея предварительных наработок и договорённостей, не сумеют убедить немцев остановиться до Урала.

Что стального Иосифа при встрече со сверхъестественным хватит Кондратий, в это Лаврентий не верил. Но если даже… Тоже неплохо! В преддверии большой войны ни один из «тонкошеих вождей» (правильно, что расстреляли этого Мандельштама, потому что нельзя быть на свете умным таким) на себя ответственность не взвалит. Опасно, себе дороже может выйти. А при коллегиальном руководстве такому человеку, как он, Берия, выйти в первачи гораздо проще. На всех этих Маланий, Николашек, на каждого из них есть пудовые досье. Только краешек покажи, и станет человечек твоим самым закадычным другом. И не бывает верности прочнее, потому что ты его за кадык надёжно ухватил.

Оставалась техническая трудность: договориться с немцами. Легко решить, что надо направить доверенного человека к высшему руководству Третьего Рейха для налаживания доверительных контактов. Ты придумай, как сделать, чтобы человека до этого самого высшего руководства допустили. Верительную грамоту или рекомендательное письмо Лаврентия Берия фюреру Адольфу Гитлеру, мол, податель сего – мой доверенный человек и имеет полномочия заключать тайные пакты о сотрудничестве, – не дашь. Значит, пробивай канал. И ведь всё самому приходилось обмозговывать, никому довериться нельзя. Кроме, конечно, старшего Кобулова.

Богдан – неглупый человек, думал нарком. Он может разработать и провести операцию. Но сплести настоящую многоходовую интригу ему не дано. Это – искусство, сродни созданию романа или постановке театрального спектакля, только ещё сложнее. Там вымышленные персонажи, они послушно выполняют всё, что задумали автор или режиссёр. Здесь – ты придумываешь как бы сюжет, где действуют живые люди. У каждого свои интересы, умы, характеры. Надо так выстроить обстоятельства, чтобы некто делал то, что нужно тебе, свято веря при этом, будто он торит тропинку к собственной цели.

Лаврентий Павлович чувствовал себя истинным творцом. Маркс сравнил когда‑то историю с кротом. Незримо, во тьме и тайне прокладываются новые пути, создаётся будущее мира. Сегодня роль существа, нет, – божества, роющего туннели, по которым придёт неожиданная и неотвратимая судьба миллионов людей, исполняет он, Берия.

Тем не менее идею подсказал Кобулов, когда пришёл с просьбой устроить на тёпленькое местечко младшего брата, Амаяка. И Берию осенило.

Как распинались в этом кабинете Фитин с Журавлёвым, доказывали, что не справится необразованный дилетант с работой резидента. Правильно говорили, между прочим. Но Лаврентию Павловичу был нужен там человек с фамилией первого заместителя наркома.

Чтобы Амаяку Кобулову поверили, Лаврентий решил «сдать» его руками коллегам из германской госбезопасности группу антифашистов. Все они были классово чуждые – аристократы. Плебея Адольфа с его лавочниками презирали, тяготели к британцам и легко согласились снабжать политической и военной информацией 6‑й отдел СИС. Если бы они узнали, что добытые сведения уходят на Лубянку, сотрудничество было бы прервано в тот же миг. Лаврентия Павловича вчерашние бурши ставили не выше, чем Геринга или Гиммлера.

Нужно было подготовить почву для явления «брата‑армянина» фашистскому руководству. Эту миссию нарком возложил на Ляльку Червонную. Правда, не посвящая в свои истинные планы. По заданию‑прикрытию она должна была передать новые шифротаблицы для руководителей нескольких подпольных групп, которые были завязаны на русскую разведку. Руководил ими Коротков, человек Фитина в Берлине. И связная была направлена к нему. Дурочке дали «случайно» узнать чуть больше, чем положено. Что существуют очень осведомлённые и высокопоставленные люди, которые сливают врагам сведения о самых важных секретах Германии. И ничего более конкретного.

На деваху аккуратно вывели Ликуса, штандартенфюрера СС, начальника управления «4 Д». Фриц активно делал карьеру на разоблачении «предателей фюрера и Рейха». Выпотрошить молодую даму для него даже не работа, а сплошное удовольствие. Червонная по задумке Берии должна была рассказать ровно столько, чтобы информация Амаяка потом, когда он придёт устанавливать контакты, подтверждалась. А что из Червонной немецкая служба безопасности достанет всё, что та когда‑либо слышала хоть краешком уха, нарком внутренних дел не сомневался ни секунды. Его люди и сами в этой области умели многое.

Лаврентий Павлович так и не узнал, то была фамилия или псевдо. Нельзя привлекать внимание к рядовому связнику. Прояви нарком интерес, тут же начнут присматриваться к возможной фаворитке. А девка была красивая! Рыжая, пышная. Как раз такая, каких он и обожал. Эту даже попробовать не успел. Пожертвовал на алтарь Отечества, хоть и жалко было.

Зато одним выстрелом убил двух зайцев. Во‑первых, разрыхлил почву для зёрнышка – Амаяка. Во‑вторых, укоротил Короткова. О, какой каламбур получился! А то явился, не запылился, как бы разворачивать агентурную работу по заданию самого Фитина. На самом деле Берия допускал, что начальник разведуправления поймал «верхним чутьём» запах провала и направил собственного эмиссара присмотреть за «трудами и днями» брата‑армянина – резидента Лаврентия Павловича. Вот и повертись, товарищ контролёр Коротков, под колпаком у хитрого штандартенфюрера.

Как только немцы начали открыто следить за Коротковым, Кобулов‑младшенький отправился к Ликусу. Его информация и сама по себе была достаточно важной для того, чтобы штандартенфюрер взял на себя смелость доложить самому высокому руководству. Начальник управления, пусть даже «4‑Д», редко просится на приём лично к Гейдриху. А тут ринулся, словно в Валгаллу. То есть сделал то, что Берии от него надо было. Умному Рейнгардту Ойгену всё стало понятно. Вот кусочек хорошо придуманной интриги. Каждый вроде бы исполнял свою работу: Фитин, Журавлёв, Червонная, Ликус. Даже Гейдрих. А на самом деле все работали на Лаврентия Павловича.

В этот момент звякнул внутренний телефон. Нарком поморщился. Когда он уединялся с Кобуловым, вымуштрованная Мамиашвили могла позволить себе побеспокоить шефа только в самом крайнем случае. Не обращая внимания на звонок, Богдан Захарович взглядом попросил разрешения начальника и щедро набулькал в свой бокал ещё коньяка, опрокинул напиток в рот, сглотнул, сгрёб из вазы пару конфет, стал зажёвывать. Берия подошёл к рабочему столу, снял трубку. Через минуту он взорвался: «Амтацхэ хцава варнахе хче!» Опомнившись, произнёс по‑русски: «Извини. Зайди».

В кабинет вступила секретарша, высокая, как всегда красивая и элегантная. Сейчас женщина выглядела очень встревоженной.

– Говори, – приказал нарком.

– Лось, новый заместитель Власика, звонил Богдану Захаровичу по поводу плана тайных ходов в Кремле. Он разнюхал, что такая карта имелась в документах репрессированного профессора Киселёва. Трубку взял Эйтингон.

– Где сейчас Наум? – резко спросил Берия.

– Он сразу же созвонился с Поскрёбышевым. Сейчас, думаю, уже на приёме.

– Тацмахе вахце, – снова не выдержал Лаврентий. Ему вдруг показалось, будто Сталин сумел подслушать его мысли. От ужаса прошибло потом. Белая рубашка потемнела, по кабинету разнёсся резкий запах страха.

Краем глаза нарком заметил, как бесформенной коровьей лепёшкой расплылась в кресле туша Богдана Захаровича: «ОН знает всё. Господи, что же будет?» Кобулов‑старший уставился на дверь кабинета, словно ожидал, что прямо сейчас ворвутся умелые мальчики, скрутят, спустят в подвал. А там… Что там, заместитель наркома знал даже слишком хорошо.

Мамиашвили с презрением наблюдала за своими начальниками и подельниками.

– Возьмите себя в руки. Вы же мужчины, – грубо произнесла она по‑грузински.

Голова Берии дёрнулась, как будто секретарша влепила ему пощёчину. Но… подействовало. Нарком поставил себя на место Сталина. Вот Эйтингон докладывает, что глава НКВД ещё год назад получил план тайных лазов. Сопоставить с этим перевод в новый кабинет и появление «тени зверски убиенного фрязина» – задачка для дебила. Что Хозяин делает дальше? Рука тянется к кнопке вызова Поскрёбышева. И что? Кому поручишь арестовать руководителя спецслужб и своего первого зама? Власика нет, и раньше, чем за три‑четыре дня из глухой белорусской вёски его не извлечешь. Заместители без прямого приказа действовать побоятся, станут тянуть время. Лось, судя по донесениям, сам с удовольствием воспользовался бы моментом. Если, конечно, ему правильно разъяснить ситуацию. Кстати, это – козырь. Нужно распорядиться, чтобы ни один волос не упал с головы этого потенциального Лунина. Эйтингону? Наум не дурак, прекрасно понимает, что, если с этим распоряжением сунуться на Лубянку, свернут ему шею, будто рождественскому гусю. Остаётся Марков, бывший зэк, недавно назначенный Кобой на должность командующего Московским военным округом. У этого хватит сил вскрыть здание на площади Дзержинского как банку с крабами и извлечь на стол вождя вкусные тельца Лаврентия и Кобулова. Только захочет ли он, лучший друг Владимира Лося, спасать «суку усатую»? Вполне возможно, что Сергей Петрович с Лосем заодно. Но рисковать нельзя!

– Чего ты дёргаешься, Богдыхан? – издевательски обратился Берия к Кобулову. – То, что она рассказала, значит лишь одно: с этого момента игра идёт в открытую. ОН понял всё. Убрать его мы не можем – вождь всё‑таки, народ не поймёт. Но и у него нет силы тронуть нас. Пат.

И вдруг Лаврентию Павловичу пришла в голову мысль. Аж под ложечкой захолонуло и резко засосало, как от сильного голода. У него под рукой есть собственный Лунин. Тот вызвался зарезать государя‑императора. Зная, что преемники его обязательно казнят. Чтобы, значит, неповадно было. А если наш государь падёт от руки… А тот, кто покарает убийцу… Имена жертвенного вождя и воздавшего отмщение за него свяжутся. Это шанс? Ещё какой!

– Долго такое положение не сохранится, – продолжил нарком вслух. – Дня три у нас есть. И то от силы. Значит, надо использовать время с максимальным эффектом. Первое: убрать Маркова. На всякий случай. В случае чего, удержать Москву мы сможем и без частей округа. Только сделать это нужно чисто. Как и говорили, бандитский налёт с трагическим исходом. Судя по донесениям, он со своей девицей часто по ночной Москве прогуливается. Столица – город неспокойный. Никак не удаётся доблестным органам охраны порядка окончательно очистить улицы от криминальных элементов. Гопники уже есть. Настоящие, заслуженные. По паре ходок за спиной и материалов в угро, как томов в полном собрании Толстого Льва Николаевича. И связей с нашими людьми никаких не прослеживается. Фамилии и адреса ты сам знаешь у кого взять. Кстати, там, возможно, ещё один следок обнаружится. Вопрос в другом: справятся они с боевым командиром? Он Гражданскую прошёл в Первой Конной. Опять же, в СТОНе выжил. Для умелого бойца твои урки могут оказаться гимназистами‑приготовишками. Так что для подстраховки пошлёшь своих человека три‑четыре.

Кобулов протестующе поднял ладони.

– Пошлёшь, – непререкаемым тоном сказал Берия. А следователь потом докажет, что душегубами были именно эти, урки. И размотает все их связи. Есть у тебя такой человек?

– В НКВД всё есть, – ответил Кобулов.

– Отлично, – потёр руки Лаврентий Павлович. – Теперь Лось.

– А что Лось? Взять его под локотки за подготовку заговора против секретаря ЦК ВКП (б) товарища Сталина, – возмущённо заговорил Богдан. Берия иронически усмехнулся. Кобулов осёкся: – Ну да.

– Наоборот. Надо найти возможность объяснить ситуацию Лосю и по возможности расчистить для него поле деятельности. Однако все под нашим строжайшим контролем. Чтобы спустить его с цепи, если понадобится и когда станет необходимо. Понятно?

Заместитель наркома помотал головой, затем кивнул.

– И последнее на сегодня. Ради чего мы и собрались. Надо подготовить две акции. Свяжись с братом, пусть подбросит Рейнгарду идею. Было бы неплохо, если бы их самолёт – бомбардировщик, штурмовик – в общем, серьёзная боевая машина, села на Центральный аэродром. Сумеет Гейдрих убедить маршала люфтваффе? Безопасность маршрута надо подготовить, естественно, не светя наше в этом участие. Это чтобы товарищ Сталин наглядно убедился, насколько страна не готова к войне.

Второе. Поручи подготовить визиты военных представителей Рейха на наши танковые и авиастроительные заводы. Особенно те, что ближе к Уралу и за ним. Показать всё. Мощности предприятий лучше несколько преувеличить, чем приуменьшить. Чтобы было о чём подумать господину Гальдеру и было что доложить фюреру, когда придёт срок останавливаться. Ясно? А остальные аргументы – это моё дело.

 

Глава 12

 

Для Зинаиды Петровны этот день не задался с самого утра. В начале восьмого кто‑то позвонил в дверь. Корлюченко‑старшая слышала, как прошаркала в прихожую Эльза Германовна. Через минуту невнятных переговоров она громко позвала:

– Зинаидочка Петровна, к вам.

Визитёр, молодой парень с большим саквояжем в красных от мороза руках, представился:

– Моссвязь. Вам недавно установили квартирный телефонный аппарат. Жалобы у абонентов на качество связи имеются?

– Да вроде нет, – ответила удивлённая «абонентка».

– Я обязан проверить соединение, – объявил техник.

– Пожалуйста, – пожала плечами Зинаида Петровна.

Парень раскрыл свою сумку, набитую какими‑то проводами, железками и непонятного назначения инструментами, и принялся сосредоточенно в ней копаться.

– Только, если можно, побыстрее, – попросила женщина. – Я отправляюсь на службу. У меня сегодня присутственный день.

– А вы занимайтесь своими делами. Мне нужно минут сорок.

– Только ничего не испортите, а то позвонит товарищ Сталин, а аппарат не работает, – не удержалась, чтобы не похвастаться, хозяйка.

– Ну да, – поддержал шутку монтёр. – Иосиф Виссарионович каждый рабочий день начинает с того, что обзванивает всех телефоновладельцев Москвы.

Корлюченко‑старшая увидела в этой фразе насмешку и обиделась.

– Всех или нет, не знаю. А со мной товарищ Сталин периодически беседует.

Глаза телефониста буквально вылезли на лоб.

– Это вы так шутите? – подозрительно спросил он.

Зинаида Петровна презрительно дёрнула плечом и повернулась, чтобы выразительно удалиться.

– Секундочку, – попросил мастер. – Я должен доложить своему руководству. – Он быстро побросал в потёртое чрево саквояжа провода и инструменты и даже не ушёл, а убежал.

 

– Вы идиот, – тихо шипел Михаил Васильевич Грибов на Пата. – Ставить прослушку на телефон, по которому разговаривает сам… – он ткнул пальцем в потолок. – А если Хозяину станет известно, что мы с вами в курсе его дел и бесед? Так ещё и послали стажёра, сопляка зелёного. Я тебя расстреляю прямо здесь, сволочь. Чтобы сегодня же ты отработал эту кандидатшу, понял. Она, кстати, в каких науках спец?

– Экономист, – тихо сказал длинный.

– Имей в виду: при вербовке никаких грубостей. Объясни, что мамаша защищает свою дочурку. И заодно оказывает содействие органам, и лично товарищ Сталин будет ей благодарен за помощь в проверке лояльности человека, которому он оказал высокое доверие. А Марков всё‑таки сидел, его нутро рентгеном просветить надо. Понял?

– Так точно, – вскинулся Пат.

– Трудись. Вечером доложишь о результатах. Очень надеюсь – осечек не будет.

 

Утром, в семь часов сорок минут, Лось вышел в коридор. В окно он видел, что служебный автомобиль уже ожидает: водитель за рулём, один из охранников у распахнутой дверцы, бдительно озирая окрестности; другой у двери подъезда. Надо думать, проверил лестничную клетку – чисто – и вышел на свежий воздух.

В этот же миг заскрипела дверь соседней квартиры, и Владимира окликнули:

– Товарищ заместитель начальника управления, минуточку.

Фигура в широкополой чёрной шляпе и в длинном чёрном же пальто, из‑под которого виднелись хромовые сапоги, в два шага оказалась рядом.

– Моя фамилия Аш. Я, как сейчас принято выражаться, член внутренних органов.

На лице Лося заиграли желваки, не любил он сотрудников органов ещё с момента ареста. Последующие годы добрых чувств к этим товарищам тоже не прибавили. Но всё же повернулся навстречу окликнувшему.

Под шляпой обнаружилось длинное узкое лицо с большим горбатым носом – типично еврейская внешность. Хотя Владимир и был чистокровным казаком, Гражданская война отучила от многих предрассудков, в том числе и от антисемитизма. Он видел жидов – лихих рубак, яростных пьяниц и отчаянных храбрецов, прямо из популярной песни про конников маршала Будённого: «Мы беззаветные герои все, и вся‑то наша жизнь есть борьба». И всё равно подошедший человек командиру не понравился. Слишком уж он был ненастоящий, как будто специально играл роль иудея.

– Недавно вы пережили небольшое приключение, – тихо сказал Аш, наклонившись к самому лицу Лося. – Хотелось бы поговорить об этом.

– А при чём тут ваша контора? – осведомился заместитель начальника управления личной охраны вождя.

– А если я не по службе, а, как сказал поэт, по душе? – ответил традиционным вопросом на вопрос человек в чёрном. – Не хотите прогуляться немного пешком? Ваши коллеги могут пока выкурить ещё по папироске. Опасаться меня не нужно. Я старый, справиться со мной вы и наедине сможете одной левой. Да и не скроемся мы из поля зрения этих доблестных бойцов.

Владимир кивнул, человек бесцеремонно подхватил его под руку и потащил к выходу.

– Извините, что отнимаю время, но речь о судьбе вашего друга Сергея Маркова. Те же бандиты, с которыми вы столкнулись три дня тому, собираются его убить.

– Это вряд ли, с его‑то охраной.

– Ну, сортир, наверное, Сергей Петрович посещает всё же в гордом одиночестве, – саркастически усмехнулся Аш. – Кстати, меня зовут Зиновий Ефимович, служу я таки в НКВД, но всего лишь хранителем архива. Вам позвонил по телефону некто, назвался Игорем Саввичем, сообщил, что шпана затевает что‑то против Маркова. Назвал адрес главаря. Вы ринулись защитить товарища по оружию. Так?

Лось молчал. О том, откуда собеседнику известно о «приключении», он даже не задумывался. На то и контора, чтобы знать всё.

– К счастью, всё обошлось, – продолжал человек в чёрном. – Однако эти гопники не унимаются…

– Я принял, как казалось, очень надёжные меры по их нейтрализации. А они не унялись? Бандиты прониклись идеями кровной мести?

– Вовсе нет, – живо возразил Зиновий Ефимович. – Дело не в том, что принципы сицилианской вендетты пустили пышные цветы на промёрзлых московских асфальтах. На самом деле один очень влиятельный в уголовном мире человек заинтересовался священником, которого вы спасли от Куцубина. И дал своим «классово близким» задание через Маркова выйти на отца Павла.

– Откуда нам ведать, куда увезли того очкарика? – возмутился Лось.

– Но бандиты не знают, что вы не знаете, – возразил Аш.

– Я прямо сейчас подниму взвод бойцов охраны, отправлюсь с ними на эту хренову Палиху и от этого кубла оставлю одни головёшки, – разъярился Владимир.

– Это было бы замечательно, – сказал собеседник, мечтательно закатив глаза. – Прямо пожар Москвы 1812 года. Увы, или, как говорят у нас, аз ох ен вей. Во всей этой возне под ватным одеялом сильно заинтересованы большие люди. Очень, очень большие. Потому войсковые операции исключаются. Всё нужно сделать тихо и скрытно. Как будто вы снова идёте в тыл к белым, чтобы притащить «языка». Кстати, какие меры вы посчитали для этой публики надёжными?

Лось рассказал про подписку о сотрудничестве, которую заставил дать каждого из трёх уголовников.

– Чтобы мелкая шпана, оказавшись в таком положении, решилась на такие подвиги, кто‑то должен был её крепко, как говаривали мои малообразованные товарищи, настропалить. И снабдить приличным оружием. И наобещать с три короба, – ухмыльнулся Аш. – И этот кто‑то очень близок к Берии, это я вам говорю. Вот поэтому мы вынуждены действовать скрытно. Надеюсь, вы собираетесь совершать какие‑то поступки? Или предпочтёте тихо отсидеться в охраняемом кабинете?

– Не дождутся, – ответил Лось.

– Сергею Петровичу говорить ничего не надо. Он сейчас слишком на виду, – посоветовал визитёр.

Лось резко остановился и повернулся к Ашу. Оказывается, командир‑кубанец и еврей‑архивист были одного роста. Володя глядел в зелёные, недрогнувшие глаза. В самой их глубине таилась вечная ирония, накопленная народом книги за тысячелетия рассеяния.

– Маркова постараются убить. Где, когда и как, мы можем только догадываться.

– Когда я контактировал с этой бандой, пистолетов у них не было – ножи, заточки, – сообщил Владимир.

– Боюсь, сегодня у этих урок может быть всё. Я же говорил: их направляют очень большие люди. Было бы самым лучшим исходом, если бы вы собственноручно уничтожили банду. Как в популярной фильме «Путешествие будет опасным». Видели?

– Не удосужился. У нас в СТОНе с новинками кино было напряжённо.

– Напрасно, очень увлекательный сюжет. И артисты хорошие. Оружием я вас обеспечу любым, какое назовёте. И все надо сделать очень быстро. Дьявол знает, когда они решат напасть.

– Оружие у меня есть.

– Вы сейчас думаете, как генерал, как человек при власти. А мы сговариваемся о незаконном деле, строго говоря, о преступлении. Пользоваться придётся незасвеченными стволами, чтобы, ежели, паче чаяния, следствие всё же будет, никто не сумел выйти на нас с вами.

– На нас? Хотите посоучаствовать?

– Если пригласите, так почему нет, – широко улыбнулся Аш, показав прокуренные зубы и зияющие пустоты впереди.

– Думаю, ещё не забыл, чему научился в Гражданскую. Резцы мне вышибли петлюровцы. Прикладом.

– А вставить за двадцать лет?

– Не поверите, ужасно боюсь дантистов. Забавно?

Лось хмыкнул. Этот человек нравился ему всё больше. Хотя то, что предлагал тихий хранитель архива, не лезло ни в какие ворота.

– Как вы себе представляете операцию? Мы просто явимся на эту чёртову Палиху, отыщем Куцего и Косого, пристрелим их как собак и на трамвае уедем в сторону Рижского вокзала?

– Лучше Белорусского, – хихикнул Зиновий Ефимович. – Он больше, и уйти с него можно в любую сторону центра Москвы.

– Нас будут ловить все милиционеры.

– Предоставьте организовать уход с теракта мне.

– Тифозный бред, а не план. И когда начнём?

– Завтра. Не днём, не ночью – вечером, в час между собакой и волком. Будем надеяться, застанем наших «приятелей» врасплох.

 

Куцый постановил устроить дежурство перед домом Ленки. Павелки, Лёша Репа или кто‑то ещё из кодлы торчали неподалёку, имея единственное задание: увидев, что командир входит в дом, со всех ног рвать на Палиху и звать своих.

Вечер 28 марта выдался по‑зимнему морозный и по‑весеннему промозглый. Тяжёлые облака осыпали Москву мелкой ледяной шрапнелью. Сырой ветер швырял её в лицо, рвал одёжку, пробирался за шиворот. Репа, кликуха, произведённая без изысков от фамилии Репин, задубел. Он думал только об одном: сейчас бы стакан водки и в тёплую постель минут на семьсот двадцать пять. Обиднее всего было то, что и сегодня этот жлоб мог не появиться, как не появлялся уже трое суток.

Но нет, когда из закоулков двора стали выползать сумерки, к подъезду подрулила чёрная «Эмка». Откинув дверцу назад, выбрался из её чрева военный в длинной шинели, приказал водителю возвращаться домой, мол, он доберётся сам. Автомобиль уехал, а командир быстро вошёл в тот, нужный, подъезд.

Лёха побежал за два квартала, к заранее намеченному автомату. Звонить он должен был в дом покойного Трухи. Это придумал Рыцарь, чтобы не тратить чёртову уйму времени на поездку от Авиамоторной до Палихи. А потом, уже всем кагалом, обратно. И Витёк с пацанами ожидал в тепле. Да и деда Трухи всё равно кормить‑поить надо, хоть и почётный чекист, а всё же живое существо.

Выслушав донесение «засланного казачка» Алёхи, Куцый аккуратно положил трубку на рычаги и скомандовал: «Пошли. Только проверьте оружие». Эту фразу он запомнил из какого‑то фильма, и она очень ему нравилась, было в словах что‑то мужественное и даже героичное. Перед опасным делом повертеть в руках тяжёлые, как утюги, пистолеты, пощёлкать предохранителями, передёрнуть затворы, почувствовать себя настоящими мужчинами, презирающими риск.

Для себя и для Лыцаря Куцубин выбрал по нагану – имел кое‑какое представление, как им пользоваться. Два «ТТ» вручил «буцматеньким» – так называли людей крепкого телосложения – новичкам. Эти парни недавно прибились к банде и были готовы на всё, чем очень нравились главарю. Нынешняя операция для них была приёмным экзаменом в «коллектив». Кроме того, в отличие от Репы, братьев Павелков, Журы‑Журавля, они были не свои и, в случае чего, их было не жалко.

Пятый пистолет навязали Цыгану. Боксёр долго отнекивался, говорил, что голым кулаком он сработает надёжнее, чем этой железякой, но Куцый был неумолим. Ванюша брезгливо покрутил «ствол» в руках, соображая, где что нажимать, засунул его в правый карман брюк, которые тут же перекосились. Впрочем, под пальто это было не очень заметно. Ещё пять стволов, к огромному огорчению главаря, решили оставить дома. Груз ощутимый, а толку с них, если не удастся всё сделать «на хапок» – неожиданно и быстро, – не много. От опергруппы, если подоспеет, не отстреляешься.

 

Минут через десять после звонка Репы вся компания под клокочущий лай полуголодных псов вывалилась из калитки дома Свищевых.

Симпатичный толстячок, который назвался Василием Степановичем, Зинаиде Петровне сразу понравился. Он вежливо постучал в дверь и даже дождался позволения войти. Оглядев крохотный кабинетик, который доцент Корлюченко делила с коллегой (благо, сейчас Клавдия Алексеевна болела, одной в семи квадратных метрах было чуть легче), визитёр сочувственно вздохнул: «Так и не научились у нас по достоинству ценить людей. Слыханое ли дело, для двоих учёных выделить такую конуру».

Женщина благосклонно улыбнулась такому понимающему гостю. Ей понравилось даже то, как он предъявил удостоверение с тиснёнными золотом страшными буквами НКВД. Не ткнул им в лицо, а будто даже извиняясь, показал, раскрыл и держал перед глазами, пока Зинаида Петровна не прочитала лаконичный текст и не сверила фото с застенчиво улыбающимся оригиналом.

И разговор Василий Степанович начал издалека: рассказал про старшего сына – балбеса, как тот женился в неполные двадцать. Теперь совмещает обучение на вечернем отделении ВТУЗа с работой. Выматывается, конечно. Но сам же и виноват, теперь пусть обеспечивает семью. Ребёнок перестает быть дитём, когда ощущает свою ответственность за себя, за семью, за страну.

Зинаида Петровна поддакивала, качала головой. Поведанная чекистом история почти точно совпадала с неудачным замужеством Зинки. Её «муж – объелся груш» в конце концов надорвался и тащить семью отказался. Хорошо хоть детей завести не успели.

Нехитрую байку сочинили психологи Информационного комитета, изучив досье и особо выделив неудачные браки мамы и старшей дочери. Руководство поставило задачу: обеспечить доброжелательный контакт объекта с оперсотрудником. И «знатоки человеческих душ» задание выполнили настолько хорошо, что, даже если бы Зинаиде Петровне кто‑либо открыл правду, мама «взрослых девочек» всё равно бы не поверила.

Человеку из органов, да ещё такому душевному, Корлюченко просто не могла не расказать, как она обсуждала вопросы воспитания с самим Сталиным. Теперь Василий Степанович старательно изображал удивление и согласно кивал, слушая тирады собеседницы о том, какой добрый и человечный гений наш дорогой Иосиф Виссарионович. «Какая дура», – думал он про себя, умильно ухмыляясь.

Вывести разговор на нужное русло ничего не стоило. Гость поинтересовался, как получилось, что простая советская девушка познакомилась с вождём, выслушал давно и подробно известную ему из донесений историю и мягко, на кошачьих лапках, перешёл к делу. Он сказал, что муж, конечно, должен быть старше супруги. Но если разница в возрасте критично велика, возникают самые разнообразные проблемы. И психологические, и другие, ну, вы понимаете… Василий Степанович повторял вслух, тактично и раздумчиво, всё, о чём часто размышляла и сама Зинаида Петровна. Женщина находила подтверждение своим опасениям в словах почти не знакомого, но такого мудрого человека. Тут же визитёр начинал противоречить сам себе. Он утверждал, что такой достойный человек – генерал‑полковник, да ещё удостоенный доброго отношения самого Иосифа Виссарионовича, это опора для юной девушки. Мало того, что он обеспечит безбедную жизнь, если мужчина сумеет стать и мужем, и – психологически – отцом для Ленки, за её судьбу можно не беспокоиться. Кто‑кто, а уж командующий Московским округом наверняка сможет выстроить образцовую советскую семью. Нужно только понять, достаточно ли ответственно относится к матримониальным перспективам Сергей Петрович. В этом непростом деле сам он, Василий Степанович, между прочим, доктор психологических наук и сотрудник органов в немалом чине, готов оказывать посильную помощь. Зинаида Петровна с восторгом согласилась и записала номер телефона, по которому сможет в любое время поделиться сомнениями с новым знакомым и получить добрый совет.

Заканчивая беседу, Василий Степанович посетовал, что болеет Клавдия Алексеевна. Вопросы у него на самом деле к соседке Корлюченко по кабинету. Но он совсем не жалеет, что напрасно приехал. Благодаря случаю, удалось познакомиться с такой интересной женщиной. Далеко не со всяким получается такая содержательная и захватывающая беседа, и как знать, какие продолжения этого случайного знакомства могут воспоследовать. От этих слов Зинаида Петровна зарделась.

 

* * *

 

Длинный и тощий хам заявился перед самым концом рабочего дня. Он был похож на покойника, восставшего из гроба и по недоразумению завёрнутого не в белый саван, а в пальто из хорошего драпа.

– Корлюченко Зинаида Петровна? – осведомился, тыча в лицо удостоверение. – Вы обязаны оказывать помощь сотрудникам государственной безопасности.

– Чем я могу помочь органам? – сухо осведомилась женщина.

– Ваша дочь – любовница генерал‑полковника Маркова.

Эта фраза хлестнула мать, как пощёчина.

– Он недавно вышел из места заключения, – продолжил скелет. – Страна, партия и лично товарищ Сталин оказали ему высокое доверие. Вы понимаете, что может случиться с Еленой, да и с вами тоже, если Марков окажется скрытым врагом?

– То есть если окажется, будто страна, партия и лично товарищ Сталин ошиблись? – ядовито спросила Корлюченко‑старшая. – Для такого предположения надо иметь серьёзные основания.

Тощий впился глазами в лицо доцента.

– Вы кому дерзите? Вы НКВД дерзите. Не надо.

– Чего вы от меня хотите? – поинтересовалась хозяйка кабинета.

– Вы должны ежедневно сообщать всё, что расскажет ваша дочь, всё, что будет говорить при вас Марков. Я лично буду задавать вам вопросы, ответы на которые необходимо получить от генерала. На правах будущей тёщи, родного, можно сказать, человека, нужно выяснить истинное отношение подозреваемого к Советской власти…

– Он воевал за неё, – возразила Зинаида Петровна.

– Она его посадила, – отрезал худой. – И он имеет основания для недовольства. Поймите, речь идёт о судьбе всей семьи. Если что, мы не будем иметь права пощадить никого.

– Не будем иметь, – скривила губы женщина. – Вы – русский? Разве можно так коверкать язык?

– А вы мне экзамен по основам языкознания не устраивайте, – прошипел визитёр. – Записывайте номер телефона, по которому будете докладывать о результатах работы.

Зинаида Петровна знала, что может позвонить чуть ли не в любой момент самому вождю. Василий Степанович в случае чего тоже в содействии, можно понадеяться, не откажет. Чего опасаться этого наглеца?

– Я не стану доносить на собственную дочь и на её жениха, – раздельно, чуть ли не по слогам произнесла она. – И стоит вам или кому‑то из ваших коллег попытаться давить на мою семью, я буду жаловаться лично товарищу Сталину. – И злорадно добавила: – По телефону. У меня есть такая возможность. А товарищу Маркову Сергею Петровичу при первом же случае я сообщу, что вы устраиваете за ним слежку. Фамилию вашу я запомнила.

– Пеняйте на себя, – скрипнул зубами худой и вылетел за дверь.

 

Лось и Зиновий Ефимович как раз оказались в памятном дворе, ровно посередине между палисадами квартирок и линией сараев. И увидели метров за пятьдесят от себя группу мужчин, быстро идущих навстречу. Куцубина Владимир опознал даже в полусумраке – по походке вразвалку. Манеру вышагивать с особым блатным шиком бандит сохранял даже в спешке.

– Они, – шепнул разведчик напарнику. – Подпустим ближе, и огонь, – Аш расстегнул пуговицы пальто и потянулся за наганом, висевшим в кобуре на боку.

Когда они собирались «на дело», хранитель архива поинтересовался, какое оружие предпочитает партнёр.

– Револьвер, – не задумываясь, ответил Лось. – Для ближнего боя самое то. Единственный недостаток – долго перезаряжать.

– Тогда вам понравится вот это. Здесь просто барабан выщёлкивается и ставится новый. Пяти сменных хватит?

Владимир повертел воронёную «машинку». Она была прекрасно сбалансирована, удобно лежала в руке.

– То, что надо.

– И ладушки, – проговорил Зяма. – Я и себе прихватил такой же.

Лось тоже расстегнул пальто, тронул пальцами рукоять револьвера.

– Что, вот так, без предупреждения всех перестреляем – и всё?

– А вы их в плен брать собираетесь? – ядовито осведомился Аш. – Крикнете: «Руки вверх, бросай оружие». Предположим, они свои финки побросают. И что, поведёте их в милицию?

Конечно, Зиновий Ефимович был прав. Но открыть пальбу на поражение, пусть по уголовникам, но всё же не ожидающим нападения штатским людям? Натура Лося противилась даже такому предположению.

Пока командир и сотрудник ГБ препирались, бандиты подошли совсем близко. Теперь противников разделяли каких‑нибудь двадцать метров. И тут Рыцарь узнал бывшего соседа по бараку.

– Атас, – заорал он, выдёргивая из кармана наган. Косой вытянул в сторону Владимира руку и лихорадочно нажал спусковой крючок. И ничего не произошло – уркагану достался «солдатский» вариант револьвера. Чтобы выстрелить из «офицерского», достаточно было жать на «собачку», и курок взводился сам. А здесь нужно было сначала взвести курок. Лыцарь изо всех сил давил пальцем на скобу, но оружие безмолвствовало.

Витек и «буцматенькие» тоже выхватили стволы.

Аш открыл огонь первым. Как на учениях, он уложил обоих «буцматеньких», прыгнул с кувырком вперёд – вправо и вскочил на ноги, выцеливая следующего противника.

Оказавшись перед дулом лыцарева нагана, Лось пригнулся и прыгнул влево, выдирая из кобуры свой револьвер. Куцый рванул большим пальцем курок, взвёл его, но потерял долю секунды и не успел среагировать на движение противника. Пули ушли в сумрак. Лось поймал на мушку голову пахана, мягко выбрал холостой ход спуска и бахнул. Тяжёлая пуля разнесла череп и развернула бандита по оси. В агонии Витюля нажал на крючок. Умелый стрелок вряд ли сумел бы достать Аша, так быстро и неожиданно он передвигался. Но судорога уже убитого вора оказалась роковой. Свинец в медной упаковке вошёл в грудь. Архивариус удивлённо ахнул и поднёс руку к груди. Покачнулся. Длинное тело навзничь повалилось на серый городской снег и сразу стало похоже на марионетку с обрезанными нитками.

Лыцарь всё царапал ногтём большого пальца бок своего револьвера, стараясь нащупать предохранитель, которого у нагана не было. Увидев смерть Куцубина, он швырнул бесполезную железяку в Лося и бросился бежать в сторону сараев. Там перемахнул через забор и потерялся в дворах Марьиной Рощи.

Владимир сразу понял, что пытаться помочь напарнику бесполезно. На своём веку он видел столько трупов, что даже на расстоянии мог отличить того, кто ещё дышит, от убиенного. Он метнулся вдогонку Косому, но могучий удар сбоку швырнул его на землю. Падая, кубанец выпустил из пальцев оружие, попытался его нашарить, но получил пинок сапогом в бок и проехался по насту метра полтора. Кажется, на миг он даже потерял сознание, но щека коснулась наледи, и резкий холод подействовал как вдох нашатыря.

Цыган, приняв боксёрскую стойку, мелкими шажками приближался к поверженному врагу. Пытаться встать было нельзя – удар Ванюши просто вышиб бы из Лося дух. Потому он сел, опершись руками, и выбросил вперёд ноги.

Если бы не ватное пальто, сапоги командира, попав тяжеловесу в живот и в пах, вызвали бы болевой шок, и битва титанов закончилась бы, только начавшись. Но плотная ткань смягчила тычок, расплескала его силу по полам одежды. Боксёр остановился, чуть согнулся – видно, по самому чувствительному месту всё же досталось.

– Пришибу суку, – взревел он.

Лось перекатился в сторону, пользуясь заминкой врага, вскочил на ноги и ударил ребром стопы по голени. Цыган осел вниз, опустил руки. Владимир, в полном соответствии с тактическими советами автора пособия по самурайской драке, махнул ногой снаружи внутрь и внутренним краем подошвы врезал по подставленной шее тяжеловеса. Тот рухнул на бок.

Если бы схватка случилась летом и боксёр был в легкой одежде, поединок закончился бы. Но поднятый ворот снова спас Ванюшу.

Боксёр вскочил на ноги, словно на ринге после нокдауна, автоматически поднял руки, прикрывая лицо и солнечное сплетение, и вдруг взорвался серией молниеносных прямых, джебов, апперкотов. Половину Лось сумел блокировать, подставляя предплечья; несколько раз кулаки скользнули по одежде. Но крюк слева всё же достиг цели. Владимиру показалось, что у него оторвалась голова и покатилась по земле, оглядывая снизу вверх бывшее своё тело. Потом он понял, что просто потерял на секунду сознание. Не будь Цыган спортсменом, он бы успел добить противника, с размаху опустив ему на голову каблук сапога. Но Ваня, повинуясь вбитому годами тренировок рефлексу, сделал шаг назад от поверженного, словно уступая место рефери.

Кубанец вскочил на ноги и ринулся вперёд. Оба бойца обхватили друг друга и принялись ломать, забыв о выучке, как два сцепившихся медведя.

Силы оказались примерно равными. Мужики топтались, сопя и выжимая из перенапряжённых мускулов и связок всё, на что те были способны, и ещё больше. Подошвы скользили по насту. Кто рухнет первым, тот и погибнет, бой шёл насмерть, и щадить никто никого не собирался.

Лось вспомнил еще одно из наставлений самоучителя – специально для такой ситуации – и ударил лбом в лицо Цыгана. Тут же отпустил его, сделал шаг назад и, разорвав дистанцию, сделал ногу «копьём» и ткнул в область сердца.

Иван замер на долю секунды и вдруг рухнул навзничь. Голова со страшным костяным стуком врезалась в заледеневший асфальт.

Командир хотел броситься к Ашу, но тут в соседнем переулке залились милицейские свистки, раздался топот многих ног и сиплое дыхание многих прокуренных бронхов. Если слова архивариуса о заинтересованности в сегодняшней «операции» банды Куцего соответствовали действительности, попадать в руки стражей порядка на месте побоища было нежелательно. Лось торопливо двинулся по кривоватой улочке в сторону трамвайной линии, на ходу застёгивая пальто, пытаясь придать себе хоть чуть‑чуть приличный вид и на всякий случай нашаривая в нагрудном кармане гимнастёрки под цивильным пальто служебное удостоверение.

Трамвай, как по заказу, прогремел, притормозил на повороте. Владимир рванул с места, настиг, вскочил на подножку. Уже шлёпнувшись без сил на холодное сиденье, подумал: «Ушёл» и сунул мелочь в руку хромоногого кондуктора, с ужасом глядящего на рослого мужчину в изодранном дорогом пальто и с разбитым в кровь лицом.

Всю ночь Люсечка, плача и ругаясь, прикладывала к синякам на физиономии Лося компрессы из бадяги, а утром, как могла, гримировала оставшиеся следы потасовки вазелином и розовой пудрой. Когда заместитель начальника управления охраны глянул на себя в зеркало, он подумал, что хуже выглядел только в утро после штурма Перекопа. Впрочем, тогда зеркал было не найти километров на сто пятьдесят в округе, и свой внешний вид он мог представить, только ориентируясь на самочувствие, а оно было даже хуже, чем сейчас.

В сводке происшествий минувшей ночи, которую каждое утро укладывал на стол дежурный по управлению, Лось прочёл, что на улице Палихе группа уголовников совершила попытку ограбления. Жертвой оказался технический сотрудник ГУГБ НКВД СССР З. Аш. Он оказал вооружённое сопротивление бандитам, застрелил троих, четвёртого ранил, его, четвёртого из нападавших, в бессознательном состоянии подобрали подоспевшие работники милиции. Не то одному, не то двоим из нападавших удалось скрыться. Чекист в схватке погиб. По факту разбоя возбуждается уголовное дело, начато следствие.

Почему‑то Лось подумал, что завершить это дело легавым не удастся никогда.

 

Из дневника Л. П. Берии:

27/XII‑40

Поступили последние данные от закордонной агентуры Мильштейна. В районе Варшавы немцы строят пять новых аэродромов. Бетонированные дорожки для отвода самолётов с полосы в лес. Горючее хранится в подземных бензобаках на бетонном основании. Ёмкость по 50 000 литров каждый. Основательно делают.

Два новых военных аэродрома в районе литовской границы. На двух станциях число путей расширяется до четырнадцати для создания базы бронепоездов. Это надо взять на контроль. Бронепоездами они воевать могут только с нами. Через Ла‑Манш они не поедут.

На железнодорожной линии Седлец – Плятерово развитие станций. Тоже значит, для быстрого приёма войск.

В Польше ходят слухи, что немцы будут создавать польскую армию с переодетыми немецкими офицерами.

Хреново. С Новым Годом тебя, Лаврентий!

3/I‑41

Время было, почитал, что написал «дружку» за два года. Польза есть. И выговоришься, а время пришло, почитал, вспомнил, увидел, что не так.

Так что буду писать и дальше. Пусть не каждый день, а когда получится или захочется.

С Кобой уже разговоры были, а сейчас будем решать практически. Наркомат надо разделить. Коба спрашивает: «Меркулов справится?»

Я говорю, да. Дело мы наладили, агентуру и резидентов проверили, аппарат Разведки подобрали и проверили. По к‑р (контрреволюционному. – С. К. ) подполью успехи большие, теперь нужны тщательные разработки по имеющимся материалам. Люди работают хорошо, справятся. А у меня и так обязанностей по горло.

Так что наркоматы разделяем.

Это хоршо[16]и крепко мне поможет. Мне интересно больше в Народное Хозяйство влезть.

Война может быть. Только по Белорусскому округу много нарушений воздушной границы и продолжается. Наблюдается явная концентрация войск в погранполосе Германии. Новые части прибывают и прибывают. Посмотрим, как будет весной, но вряд ли что изменится.

Румыны тоже готовятся, провели мобилизацию, есть нарушения воздушной границы их самолётами. Приграничное население призывного возраста из Румынии бежит к нам. Ну, ладно. Пусть бежит.

С границы докладывают, что немцы проявляют показную вежливость. Вежливость это хорошо. А что показная, это плохо.

Работы в этом году будет ещё больше. Только какой? То ли мирной, то ли военной. Точно знаю одно, если к осени войны не будет, попрошусь у Кобы в отпуск хоть на пару недель. Тянет домой, по Тбилиси пройти хочется. На горы посмотреть.

18/I‑41

Вчера представил Кобе и в Политбюро сводную записку по обследованию мобилизационной готовности на железных дорогах. Коба даже посерел. Потом взорвался. Кричал, когда это кончится? Я не могу за каждым смотреть.

Лазарь моргал, оправдывался, Вознесенский сидел как не его касается, а его тоже касается.

Я им уже говорил, сказал, что не готовите сами обследование, у меня Мильштейн обследует, он всё до точки доведёт. И довёл.

22/I‑41

Из Берлина идут поганые сведения. Надо проверять, но похоже на правду. Геринг ведёт зондаж берлинских американцев, чтобы договориться с Америкой и Англией. А за счёт кого?

Сообщают, что Геринг отдал приказ организовать полёты над нашей территорией на большой высоте для фотосъёмок и точных карт. Надо проверять, но уже сейчас надо доложить Кобе и Молотову.

Передали письмо от Астахова. Пишет, что хочет написать товарищу Сталину по германским делам. Пусть пишет. Похоже, с ним напутали. Держится он крепко, но показания на него тоже крепкие. Может, подставили. Пока сказал пусть пишет, а там посмотрим, что с ним делать. Надо поговорить с Кобой.

29/I‑41

Вчера был разговор у Кобы. Поговорили крепко и откровенно, на грузинском. Дела, оказывается, хреновые, а Коба пока разговаривал, даже помолодел. Что значит свой язык. Молодость она и есть молодость. На русском он редко горячится и спорит мало. Или говорит спокойно, или сказал как отрезал. А вчера спорил, доказывал. Как молодой.

30/I‑41

Получил Звание Генерального Комиссара Государственной Безопасности СССР. Коба сказал, что предшественники у тебя подкачали, двух первых Генеральных Комиссаров пришлось шлёпнуть так ты Лаврентий не подкачай.

Сказал, не подкачаю, потому что Государственную Безопасность отдаю Меркулову. Он засмеялся, говорит, ты хитрый.

Проект Указа готов, представляю товарищу Сталину на Политбюро. Кандидатуры по новым Наркомам тоже почти все готовы. Большинство оставим тех, кто и был на НКВД или УНКВД. Но кого‑то я продвинул. Мешик пойдёт на Украину. Спокойный парень, надёжный. Кобулича отдаю Меркуличу в НКГБ, Богдан справится.

3/II‑41

Представил Кобе проект Решения ЦК и Указа о разделении на два наркомата. Сегодня утвердили проект, всё! Особые Отделы тоже выводим к военным.

Теперь я нарком можно сказать с сокращёнными штатами, но дел только прибавилось. Заместитель Предсовнаркома это сильно. Значит, Коба верит в меня и ценит. К тому шло, это понятно. Но всё равно приятно. Ответственность большая, и работать надо будет крепко.

Посмотрим.

25/II‑41

Говорил с Мыкытой. Спрашиваю, как Мешик. Говорит, что работает хорошо. Всем сразу понравилось, что язык знает. Говорю, он там у вас националистом не заделается? Смеётся, говорит: «чого нема того нема» (Укр. «чего нет, того нет». – С. К .). Спрашиваю, по Серову не жалеешь? Жмётся. Видно, что с Иваном было проще. А Павел человек крепкий, он свою линию проведёт и не поддастся.

Говорили у Кобы по аварийности в авиации. У него это сейчас главная головная боль. Как больше самолётов дать и как меньше их гробить. Рычагов валит на Шахурина, Шахурин на Рычагова, но я знаю, что у лётчиков бардак был и остался бардак.

И не вижу я, чтобы оба крепко за дело болели. Шахурин работает много, но для него главное чтобы перед Кобой отчитаться. Товарищ Сталин – это товарищ Сталин. Но ты перед делом отчитайся в первую голову.

А Рычагов похоже без царя в голове. У тебя подчинённые бьются, а ты в Москве задницу отсиживаешь. Ты же лётчик, нынче здесь, а вечером уже там. Сел, полетел, с неба на голову прилетел за 1000 км. Прилетел, разобрался, дальше полетел. А они больше водку уважают, чем дело. Я если бы умел летать, ох как поработал бы. Коба самолётом летать не разрешает, а было бы удобно.

Поговорил с Пономаренко, обещает помочь моим пограничникам. Говорит, дело общее, а время тревожное.

Тоже непонятно. Сам же говорит, что время тревожное, а у Кобы больше успокаивал, что у нас порох сухой, товарищ Сталин.

Мыкыта тоже в ту же дуду дует. А сводки с границы

х… ёвые.

3/III‑41

Смотришь, смотришь, всё равно просмотришь. ВЧ осталось за Всеволодом. Это не дело, надо вернуть ко мне. Это дело надо развивать и нажимать, у Всеволода так не получится. У него своих забот хватит. А ВЧ мне и самому нужна. Мыкыта всё ещё сидит в Москве. Не пойму. У него что, на Украине дела нет? Там надо день и ночь, огромное хозяйство. И подполье там самое сильное, крепко вредят. Я ему так и сказал, мы с ОУН[17]ещё помучаемся. От открытой пятой колонны мы Украину почистили, а подполье сидит. И банды ходят. А он в Москве. И всё у Кобы.

Набивается в гости. Говорю, друг Никита Сергеевич я дом ночью не всегда вижу. Наркомат делим делим, все не доделим. Я сейчас не нарком, а полтора наркома. Два глаза на НКВД, один глаз на НКГБ. А ещё на Совнарком надо. Скоро глаза лопнут.

Он говорит, у тебя ж люди, кадры решают все. Говорю, они решают, если ты кадрами руководишь.

Подколол, говорю: «а ты, товарищ дорогой, от кадров сбежал, в Москве прохлаждаешься». Рукой махнул. Говорит, справятся, мне надо у товарища Сталина важные вопросы решить.

Ну решай. А мне доделить надо. Вроде и дела, выделить ГУГБ. А на самом деле тут получается новая структура. Тут не стулья поделить, тут надо всю работу перестроить. За два года увидели, что хорошо, что надо убрать, что куда передать. Но получается лучше. И мне будет легче.

19/III‑41

В этом году начинаем массово строить тяжёлые танки. Наркомату надо выделить рабочую силу ГУЛАГа для строительства мощностей на Кировском заводе. 3000 человек. Коба поставил задачу до конца года выпустить на Кировском заводе 1 тыс. танков «Клим Ворошилов» (KB). Хороший танк. Я сказал Кобе, «Клим Ворошилов» хороший танк, а если сделать танк «Иосиф Сталин» будет ещё лучше. Он посмотрел, говорит: «Может, ещё и сделаем. Но это уже для наступления».

22/III‑41

Снова занимаюсь авиационными делами. Самолёты и моторы. С моторами получается лучше. У конструкторов самолётов было больше вредительства, а конструкторы моторов почти все надёжны. Может, поэтому с моторами лучше. Но аварийность идёт не просто от плохого качества. Тут глубже.

Весна, скоро день рождения. Домой бы попасть, мать увидеть.

30/III‑41

У Кобы сейчас бываю редко. Вызовет, вопрос задаст, а то просто позвонит. Когда вопросы по наркомату, когда по Промышленным наркоматам, а сейчас много занимаемся авиаторами. Дела там хреновые. По количеству производства самолётов мы идём неплохо, а качество не обеспечивают. И много людей бьётся.

Комиссия от НКО работала в Московском округе. Теперь Коба поручил провести ещё раз проверку Всеволоду и мне. Сказал, срок неделя. Сказал, многое ясно, вы проверьте для контроля.

9/IV‑41

Был крупный разговор по бардаку в авиации. Тимошенко хотел замазать, только тут не замажешь.

Пьянки как были так и есть, а учат плохо. Самолёты бракованные есть, не спорю. Но ты их облетай, проверь. А главное людей научи. Может, война на носу, а у них такой бардак.

Рычагова сняли за дело. А Пумпура вообще расстреливать надо.

 

 

Глава 13

 

– Давайте я познакомлю вас с мамой, – предложила Ленка.

Марков усмехнулся:

– Уже пора?

Девчонка, кажется, смутилась, хотя это было на неё не очень похоже.

– Да я не в этом смысле. Ей звонил товарищ Сталин…

– У вас же нет телефона, – засмеялся Сергей. Когда он разговаривал с Радостью, всё время хотелось улыбаться, хохотать. Так на него действовала эта чёртова смуглянка.

Ленка развела руками и произнесла, чуть пародируя грузинский акцент:

– Провели.

– Диктуй номер, – скомандовал генерал и схватил блокнот и карандаш. Только записав пять цифр, сообразил, что сказала девушка.

– Погоди, погоди. Ты говоришь, Иосиф Виссарионович так вот запросто взял да и приказал установить в вашей квартире аппарат и… И что же они обсуждали с … – Командир запнулся.

– С Зинаидой Петровной, – сообщила Ленка. – Они советовались, как воспитывать подрастающее поколение.

– То есть тебя?

Девчонка с показной скромностью опустила глаза.

– Не только. Ещё Светлану.

– Твою сестру зовут, помнится, Зинаида.

– Речь шла о дочке Сталина. Очень отец пенял на её неразборчивость в друзьях.

Марков обалдел. Сдержанный, даже скрытный Хозяин, который даже с ближайшими соратниками никогда не обсуждал личных, семейных дел, болтает с совершенно незнакомой женщиной. Для чего? Нехорошо царапнула мысль: не решил ли вождь сам молоденькую охмурить? По известной закономерной взаимосвязи седины и беса.

– Между прочим, – продолжала Корлюченко‑младшая, – товарищ Сталин меня хвалил. И о вас отозвался как о серьёзном, честном и порядочном человеке. И пообещал присматривать, чтобы вы меня не обижали.

– Так я вроде бы ничего плохого не делал, – неуверенно проговорил Сергей Петрович. Честно признаться, он сам не мог понять, хорошо или скверно то, что он, почти старый уже мужик (так он себя воспринимал), вступил в связь, выражаясь казённым слогом, с совсем юной девицей. Правда, вспомнив однажды поговорку: «Связался чёрт с младенцем», Марков не сумел определить, кто в данной ситуации он. Порой казалось, будто совсем не Лукавый.

– И впредь даже не берите в голову подобных глупостей, – назидательно произнесла девчонка, уперев в грудь генерала тонкий пальчик. И, расхохотавшись, бросилась на шею любовнику.

 

– Вы идиот. – Михаил Владимирович Грибов не кричал. Он говорил вполголоса, иногда срываясь на хриплый шёпот. Орали его глаза, переполненные ужасом и ненавистью к тупому подчинённому. – Вам было велено собрать материалы и нежно провести вербовку. Лучше всего не мамаши. Старшую сестру ломать надо было. Хоть женись на ней, а информатором сделай. Тем более, есть на чём взять – этой… Зинаиде, красавице, между прочим, мужик попался никакой. А младшей страхолюдине – целый генерал. Думаешь, не царапает?

Пат понял, что его начальник, в отличие от него, не поленился убить ночь, чтобы изучить все досье фигурантов, хотя бы отдалённо причастных к операции «12 апостолов».

– Хуже всего, что эта дурища‑доцентша действительно донесёт номеру первому, что мы берём его под колпак. Одним махом вы сорвали операцию, которую поручил провести лично товарищ Сталин.

Последнюю фразу майор ГБ произнёс по слогам.

Длинный и худой оперативник сгорбился. Теперь он стал даже меньше ростом, чем его совсем не богатырского склада начальник.

– Пошёл вон! – Грибов махнул рукой. – Из расположения не выходить. Ждите, когда позовут.

Пат не помнил, как добрёл до кабинета. Устроившись за канцелярским столом, попытался обдумать ситуацию. Перед глазами возникло злорадное лицо суки‑доцентши, её голос прозвучал как наяву: «Фамилию вашу я запомнила».

Из ящика он достал несколько листков бумаги, обмакнул перо деревянной ручки в чернильницу‑непроливашку и вывел: «Я осознаю, что сорвал выполнение важнейшего задания руководства. Перед судом своей партийной совести я вижу, что мне нет оправдания, нет смягчающих вину обстоятельств. Выношу себе суровый, но справедливый приговор…»

Прочитал написанное и махнул рукой: «Для чего всё это? Родственников нет, за собой он никого не потянет, так чего же комедию ломать?»

Пат смял бумажку, но в корзину для мусора не выбросил, оставил на столе.

Пальцы сами расстегнули кожаную кобуру.

Большой палец привычно ковырнул флажок предохранителя. Пат торопливо ткнул дулом себе в висок и рванул спуск.

 

Зинаида Петровна встретила гостя у входной двери. Бросив первый оценивающий взгляд на дочкиного ухажера, тоскливо подумала: «Господи, какой старый! Разве такой моей Леночке нужен?»

Справедливости ради надо сказать, что выглядел Сергей Петрович весьма неплохо. Придирчиво выбранное девушкой пальто сидело на худощавой, но крепкой фигуре мужчины как влитое. Брюки были идеально отглажены, ботинки сияли. Впечатление портила только улыбка. Такие зубы лучше бы не показывать.

Марков оглядел унылый коридор коммуналки, мельком отметил, что его квартира гораздо удобнее и, если придётся, жить с Ленкой, конечно, он будет там. Покосился на чёрный телефон, словно неведомое насекомое впившийся в стену общей прихожей.

– А я думал, к аппарату постоянно стоит очередь.

– Да нет, – очень по‑русски смешала в ответе противоположные выражения будущая тёща. – Дочкам моим сокурсники звонят. А соседи почему‑то не пользуются. Хотя проводили‑то телефон для всех. – Последние слова женщина произнесла погромче.

Из двери в глубине коридора выглянула тощая старуха в шёлковом халате, покрытом чудовищной величины и яркости маками. Зинаида Петровна, заметив соседку, воскликнула чуть громче, чем это было необходимо:

– Что же мы стоим в коридоре? Прошу, проходите, товарищ генерал.

В центре большей комнаты уже стоял круглый стол, покрытый тёмно‑коричневой скатертью с кистями. Поверх неё постелена белая клеёнка, разрисованная разрезанными арбузами. В центре красовались бутылка водки, бутылка «Кагора», квашеная капуста, хлеб, тарелка с замороженным салом, порезанным просвечивающими ломтиками, большая фаянсовая миска с дымящейся картошкой, огурцы с лучком, селёдка с лучком же. Естественно, уже расставлены были тарелки, разложены вилки с ножами, ждали в полной боевой готовности гранёные стопки на коротких толстых ножках. Видно было, что хозяйки тщательно готовились к визиту.

У двери в комнату Маркова встретила Зинка. Блондинка ростом была чуть ли