Главная | Обратная связь

СПИСОК ИМЕН И НАЗВАНИЙ.. 871 24 страница

Глоин поднялся, отвесил поклон, и Леголас продолжил:

– В хорошую погоду мы водили Голлума в лес. Там было одно высокое дерево, стоящее особняком, и он полюбил на него забираться. Мы часто разрешали ему сидеть на верхних ветках, на вольном ветерке. Стража оставалась внизу. Однажды он отказался спускаться. Но стражи не решились лезть за ним на дерево – Голлум наловчился так крепко цепляться за сучья, что отодрать его было невозможно. В итоге эльфы остались под деревом за полночь. Но в эту самую летнюю ночь, безлунную и беззвездную, на нас неожиданно напали орки. Мы сумели их отбросить; их было много, и дрались они яростно, но, по-видимому, злодеи пришли из-за гор, и видно было, что к лесу у них привычки нет. Когда битва кончилась, мы обнаружили, что Голлум исчез, а стражи убиты или взяты в плен. У нас не осталось сомнений: вылазка орков была предпринята нарочно, чтобы освободить пленника, и он знал об этом наперед. Как его известили, мы понятия не имеем, но Голлум хитер, а у Врага нет недостатка в лазутчиках. Тем более, темные твари, изгнанные из Пущи в год гибели дракона, вернулись, и Чернолесье кишит ими, как и прежде. За пределами нашего королевства Пуща снова стала недобрым местом, хотя мы по-прежнему ограждены от зла...

Мы не сумели поймать Голлума. След его, правда, отыскался: он вел в глубь леса, на юг, вместе с орочьими следами. Но мы так и не смогли узнать, куда Голлум направился: след стал неразличим, а мы подошли чересчур близко к Дол Гулдуру, где все еще гнездится зло, и отступили – эльфы теми дорогами не ходят.

– Что ж, бежал так бежал, – вздохнул Гэндальф. – Искать его нам некогда. Пусть идет куда хочет! Но он может еще сыграть свою роль в этой истории, и никто не знает, какой она будет – ни сам Голлум, ни Саурон. А теперь я отвечу на остальные вопросы Галдора. Что думает Саруман? Что он советует делать? Об этом я должен рассказать подробнее, ибо никто еще, кроме Элронда, не слышал о том, что я вам поведаю, да и Элронд лишь вкратце. Между тем от этого зависит наше окончательное решение. Итак, последняя глава Сказания о Кольце. Пока последняя.

 

В конце июня я посетил Заселье, но в моей душе росла тревога, и я двинулся к южным границам этой небольшой страны, поскольку предчувствовал опасность, которая была скрыта от глаз, но, судя по всему, росла. У границ до меня дошли слухи о том, что гондорцы потерпели поражение, а когда я услышал про Черную Тень, мне показалось, что меня ударили в сердце клинком из холодной стали. Я не встретил по дороге никого, кроме нескольких беглецов с Юга. Мне показалось, что они напуганы чем-то, о чем не хотят говорить. Я повернул на северо-восток и двинулся вдоль Зеленого Тракта. Неподалеку от Бри мне повстречался путник, сидевший на обочине. Рядом паслась лошадь. Это был Радагаст Бурый[215], живший одно время в Росгобеле, неподалеку от Черной Пущи. Он принадлежит к моему Ордену[216], но я много лет не видел его.

– Гэндальф! – воскликнул он. – А я как раз тебя ищу! Но я совершенно не знаю здешних мест! Мне сказали только, что ты обретаешься в каком-то диком краю с довольно неуклюжим названием – Заселье, кажется?

– Твои сведения правильны, – сказал я. – Но если встретишься с обитателями этого края, диким его лучше не называй. Ты уже почти в Заселье! Что тебе нужно от меня? Видимо, дело срочное? Не помню, чтобы у тебя в обычае было срываться с места по пустякам!

– Дело срочное, – кивнул он. – Дурные вести!

Тут он оглянулся, словно у кустов могли быть уши.

– Назгулы, – шепнул он. – Девятеро снова вышли в мир! Они тайно переправились через Реку и движутся на запад. Они приняли облик всадников, одетых в черное!

Я сразу понял: сердце именно об этом и предупреждало меня!

– Или Враг что-то задумал, или его заставила нужда, – продолжал Радагаст. – Но что ему понадобилось в этих далеких, пустынных землях?

– То есть? – не понял я.

– Мне говорили, что Всадники повсюду спрашивают про это самое Заселье.

– Не „это самое“, а просто Заселье, – поправил я, но сердце у меня совсем упало. Ибо даже Мудрые страшатся Девятерых, когда те собираются вместе под предводительством своего страшного вожака. В прошлом он был великим королем и могущественным чародеем, а сейчас обращает против своих врагов оружие нестерпимого страха.

– Кто сказал тебе об этом и кто послал тебя? – спросил я.

– Саруман Белый, – ответил Радагаст. – И еще он просил передать, что, если тебе нужна помощь, он ее окажет. Только поспеши, а то будет поздно.

Это меня обнадежило. Саруман Белый – глава нашего Ордена. Радагаст, конечно, тоже достойный волшебник. Он мастер форм и меняющихся оттенков, он знаток трав и зверей, очень дружен с птицами. Но дело в том, что Саруман долго изучал именно обычаи и хитрости Врага, так что благодаря ему мы часто успевали предвосхитить действия Черной Силы. Именно благодаря прозорливости Сарумана удалось нам изгнать Врага из Дол Гулдура. Может, он нашел оружие против Девятерых?

– Я отправляюсь к Саруману, – сказал я.

– Тогда поспеши, – повторил Радагаст. – Я и так слишком долго тебя искал, а дни убегают быстро. Саруман просил найти тебя до Преполовения, а Преполовение – вот оно. Даже если ты поскачешь прямо сейчас, ты вряд ли успеешь опередить Девятерых – они к тому времени уже доберутся до страны, в которую направляются. А я тороплюсь в обратный путь.

С этими словами он вскочил в седло и тронул поводья.

– Постой! – опомнился я. – Нам нужна твоя помощь, да и не только твоя – любая. Сообщи о нашем деле всем зверям и птицам, которые с тобой дружат. Скажи им – пусть передают Саруману и Гэндальфу обо всем, что случается. Где нас искать, ты знаешь – в Орфанке![217]

– Договорились, – ответил он и помчался так, словно Девятеро уже гнались за ним.

 

За Радагастом я последовать не мог: я понимал, что сейчас для этого не время. К вечеру я был уже далеко от места нашей встречи и устал не меньше своего коня. Надо было остановиться и все обдумать. Ту ночь я провел в Бри и решил, что в Заселье завернуть не успею. Никогда еще я не совершал большей ошибки!

Правда, я написал Фродо записку и поручил своему другу, тамошнему корчмарю, при случае ее доставить. Сам же я на заре отправился дальше – и, долго ли, коротко ли, добрался до Саруманова обиталища. Это далеко отсюда, на юге, в Исенгарде[218], что лежит в конце Туманных Гор, неподалеку от Роханской Щели. Боромир может сказать вам, что такое Роханская Щель: это – обширная долина, разделяющая Туманные Горы и северные отроги Эред Нимраис, Белых Гор его родины. Сам же Исенгард – это стена отвесных скал, окружающих внутреннюю долину, в центре которой стоит каменная башня Орфанк. Эту башню построил не Саруман, а нуменорцы, причем очень и очень давно. Она высока, хранит множество тайн и мало похожа на рукотворную. Вход в долину – только один, через кольцо скал, окружающих Исенгард, и этот единственный вход закрыт воротами.

Я подъехал к этим воротам – к огромной арке посреди каменной стены, охраняемой многочисленной стражей – поздно вечером. Привратники ждали моего появления и сказали, что Саруман готов принять меня. Я въехал в арку. Ворота за мной беззвучно захлопнулись, и я внезапно ощутил страх – хотя и не понял его причины.

И все же я подъехал к Орфанку и поднялся по ступеням. Саруман встретил меня и проводил наверх, в свои покои. На пальце у него поблескивало кольцо.

– Значит, ты все же пришел, Гэндальф, – сказал он без улыбки.

Мне показалось, что глаза его сверкнули белым огнем, словно в душе он холодно насмехался надо мной.

– Да, – ответил я. – Я пришел к тебе за помощью, Саруман Белый.

Этот титул, казалось, рассердил его.

– Право, Гэндальф Серый? – воскликнул он с издевкой. – За помощью? Нечасто Гэндальф Серый просит помощи у других! Гэндальф Серый, столь искусный, столь многомудрый! Он бродит по всему Средьземелью, он вмешивается во все дела, даже если они его не касаются, – и вот пожалуйста: просит помощи!

Я смотрел на него и удивлялся.

– Если я не обманываюсь, – сказал я, когда он кончил, – то, что надвигается, потребует, чтобы мы объединили наши силы.

– Возможно, – согласился Саруман. – Поздно же ты об этом догадался! Сколько лет ты скрывал от меня, главы Совета, некое дело чрезвычайной важности? Вот что я хотел бы знать! И что заставило тебя покинуть свое засельское логово?

– Девятеро вышли в мир, – сказал я. – Они уже переправились через Реку. Так сказал мне Радагаст.

– Радагаст Бурый! – усмехнулся Саруман. Он больше не скрывал презрения. – Радагаст Укротитель Птиц! Радагаст Простец! Радагаст Осел! Хорошо еще, что ему хватило ума сыграть роль, которую я ему назначил. Ты здесь, а больше от него ничего и не требовалось. И ты останешься здесь, Гэндальф Серый. Пора тебе отдохнуть от путешествий! Я – Саруман Мудрый, Саруман Кольцетворец, Саруман Многоцветный!

Я поглядел на него и увидел, что его одежды, показавшиеся мне поначалу белыми, сотканы из нитей всех цветов радуги. Когда он двигался, ткань переливалась и меняла цвет, так что глаз уставал удивляться множеству оттенков.

– Белый мне больше по душе, – сказал я.

– Белый! – фыркнул Саруман. – Белый хорош только в самом начале. Белое полотно можно выкрасить. Белую бумагу можно покрыть письменами. Белый луч преломляется и становится радугой даже в обыкновенной капле воды!

– Но он перестает быть белым, – пожал я плечами. – А кто ломает вещь, чтобы узнать, что она из себя представляет, тот сошел с пути Мудрых.

– Тебе нет нужды изъясняться со мной на языке, которым ты изъясняешься со своими олухами-приятелями, – прервал он меня. – Я призвал тебя не для того, чтобы выслушивать наставления, а для того, чтобы предложить выбор.

Он встал и заговорил нараспев, словно речь была приготовлена заранее:

– Старшая Эпоха миновала, Средняя – на исходе. Занимается заря Младших Дней. Время эльфов кончилось. Близится наше время, точнее, время людей, коими мы призваны править. Но нам нужна власть, дабы устроить все по нашей воле во имя того блага, которое ведомо одним лишь Мудрым. Внемли мне, Гэндальф, мой давний друг и помощник! – Он приблизился ко мне, понизил голос и продолжал: – Я сказал – „нам“, ибо, если ты присоединишься ко мне, мы будем вместе. Новая сила нарождается в мире. Наши прежние союзники, наша прежняя стратегия бессильны перед ней. У эльфов не осталось надежды. Не осталось ее и у вымирающих наследников Нуменора. А это значит, что выбор у нас, точнее, у тебя, только один. Еще не поздно объединиться с этой Силой! Это будет мудрый шаг, Гэндальф. Здесь вся наша надежда. Победа новой Силы не замедлит, и те, кто встанет на ее сторону, будут щедро вознаграждены. По мере того как Сила эта будет возрастать, возрастет и могущество ее клевретов, а Мудрым, таким как ты и я, останется только запастись терпением и научиться со временем направлять эту Силу и руководить ею. Мы не будем спешить. Мы скроем наши замыслы в глубине сердца, оплакивая, быть может, зло, совершаемое попутно, но твердо придерживаясь высших, конечных целей – Знания, Закона, Порядка: всего того, что мы до сей поры тщетно пытались насадить в этом мире, покуда наши слабые и праздные друзья не столько помогали нам, сколько мешали. Цели и планы наши не изменятся. Изменятся только средства[219].

– Саруман, – сказал я, – такие речи я слышал и прежде, но, как правило, из уст посланцев Мордора. Они любят кружить головы невеждам. Неужели ты зазвал меня в такую даль только для того, чтобы зря утомлять мой слух этой чепухой?

Саруман посмотрел на меня искоса и помолчал, обдумывая мои слова.

– Что ж, вижу, я не смог убедить тебя. Истинная мудрость тебе не по плечу, – вздохнул он. – Надеюсь, ты еще передумаешь. Но что, если я предложу тебе нечто лучшее?

Он подошел ко мне вплотную и положил свою длинную ладонь мне на плечо.

– Почему бы и нет, Гэндальф? – зашептал он. – Почему бы и нет? Как насчет Кольца Власти? Если бы мы смогли им завладеть, новая Сила подчинилась бы нам беспрекословно. Вот почему я зазвал тебя сюда! У меня на службе много зорких глаз. От меня не укрылось, что ты знаешь, где Сокровище. Разве я не прав? А если не прав, зачем Девятеро ищут Заселье и почему ты там околачиваешься? – При этих словах в его глазах сверкнула алчность, которой он скрыть не смог.

– Саруман, – сказал я, отступая на шаг, – Кольцо нельзя надеть на две руки сразу, и ты это знаешь не хуже моего, а потому забудь про слово „мы“. Но я не выдам тебе Кольца, не надейся. Я вообще ничего не скажу тебе о нем, потому что теперь я знаю, что у тебя на уме. Ты долго был главой Совета, но теперь сбросил маску. Мне, как я понимаю, предлагается выбрать, кому подчиниться: Саурону или тебе. Я не подчинюсь никому. Что еще ты можешь мне предложить на выбор?

Взгляд Сарумана был теперь холоден и беспощаден.

– Что ж, – молвил он. – Я и не ждал от тебя мудрого ответа. Ты даже о себе не способен позаботиться. Жалея тебя, я все же дал тебе возможность помочь мне по доброй воле: это спасло бы тебя от многих бед и забот. Теперь ты останешься здесь, пока все не кончится. Это и есть твой выбор.

– Что значит – „пока все не кончится“?

– Это значит, что ты останешься здесь, пока не откроешь мне, где Единое. Уж я найду, как тебя убедить! А если Кольцо отыщется без твоей помощи, настанет время, когда Властелин Кольца сможет отвлечься от дел государственной важности и заняться делами помельче. Тогда он подыщет достойную награду упрямству и козням Гэндальфа Серого.

– Это может оказаться задачей не из легких, – сказал я последнее, что мог сказать. Он рассмеялся мне в лицо, ибо знал, что за моими словами ничего не стоит.

Меня взяли под стражу и отвели на крышу Орфанка, откуда Саруман обычно наблюдал за звездами. Спуск оттуда только один – по узкой лесенке во много тысяч ступеней. Долина сверху кажется с воробьиное яйцо. Я присмотрелся и увидел: там, где раньше зеленела трава, теперь зияли шахты и дымились горны. Саруман населил свою крепость волчьими стаями и отрядами орков. Соперничая с Черной Башней, он собрал под свое начало поистине огромное войско! Похоже, он не спешил переходить в подчинение к Саурону... Так вот, из долины поднимался темный дым и окутывал стены Орфанка. Я стоял один среди туч, словно на маленьком островке. Бежать я не мог, и плен мой был горек. Я сильно мерз: площадка на вершине Орфанка крошечная, в несколько шагов, так что даже ходьбой трудно согреться. Так я и шагал взад-вперед по этому тесному пятачку, думая о Всадниках, мчащихся к северу.

Я был уверен, что это те самые Девятеро, но не потому, что поверил Саруману. Еще по дороге в Исенгард я получил известия, в которых никак не мог сомневаться. Сердце мое терзал страх за друзей, оставшихся в Заселье, – и все же я не терял надежды. Может быть, Фродо все-таки поспешил уйти из Хоббитона раньше намеченного срока, как я убеждал его в письме, и достиг Ривенделла прежде, чем началась погоня? Но ни мой страх, ни надежда не оправдались. Надежда зиждилась на забывчивом брийском толстяке, а страх – на предположении, что Саурон хитрее, чем он есть на самом деле. У толстого корчмаря и без моего письма хватало забот, а Саурон пока еще не столь всемогущ, как рисует нам воображение! Но тогда, замкнутый в кольце скал, один, в ловушке, я не мог тешить себя надеждой на то, что охотники, перед которыми бежит и гибнет все живое, потерпят неудачу в крошечном Заселье.

– Я тебя видел! – вдруг закричал Фродо. – Ты шагал туда-сюда, а над тобой светила луна.

Гэндальф смолк и с удивлением посмотрел на Фродо.

– Это был сон, – пояснил тот. – Но я его почему-то вспомнил только сейчас. Он мне приснился, когда я уже выехал из Заселья, но в какую ночь – сказать не могу.

– Тогда твой сон опоздал, – сказал Гэндальф. – Сейчас ты узнаешь, как все было на самом деле. Итак, я попал в скверную переделку. Те, кто меня знает, согласятся, что мне редко доводилось бывать в таком отчаянном положении, а потому я очень тяжело переживал свой плен. Гэндальф Серый – муха в паучьей сети! Подумать только! И все же самый искусный паук допускает слабину в своей паутине.

Сперва я подумал было, что Радагаст – тоже изменник. Саруману на руку было, чтобы я заподозрил Радагаста, я в этом уверен. Но я не заметил ни в голосе Радагаста, ни в его взгляде ровным счетом ничего странного. Почувствуй я, что он лжет, – я ни за что не отправился бы в Исенгард. По крайней мере, вел бы себя осмотрительнее. Саруман хорошо знает меня и потому, скрыв от Радагаста свои истинные замыслы, ввел его в заблуждение. Да он и не смог бы склонить Радагаста к предательству – тот слишком прям и открыт. Радагаст искал меня, будучи убежден, что делает доброе дело, – вот почему я так легко поверил ему.

Это и подвело Сарумана. У Радагаста не было причины не выполнить данное мне обещание. От меня он поскакал прямиком в Черную Пущу, где у него еще со старых времен осталось множество друзей. Во все концы полетели дозором горные орлы, и глазам их предстало многое: они увидели, что на равнинах собираются стаи волков, что отряды орков проходят военный смотр, что по дорогам рыщут Девятеро. Даже побег Голлума не укрылся от взгляда этих зорких птиц. И орлы послали ко мне гонца, чтобы рассказать обо всем этом.

Лето уже кончилось, и вот как-то раз лунной ночью Гвайир Князь Ветра, самый быстрый из всех горных орлов, незамеченным подлетел к Орфанку – и увидел на крыше башни меня. Я поговорил с ним, и он унес меня прочь прежде, нежели Саруман понял, что происходит. Когда волки с орками высыпали из ворот и погнались за нами, я был уже далеко от Исенгарда.

– Далеко ли ты сможешь меня унести? – спросил я Гвайира.

– За много лиг, – отвечал тот, – но не поручусь, что до края света. Я – Орел-Посланник, а не Орел-Носильщик.

– Значит, мне нужен конь, который скачет по земле, – сказал я, – но не обычный, а неслыханно быстрый, ибо никогда еще не приходилось мне так спешить!

– Тогда я отнесу тебя в Эдорас[220], где восседает в своих палатах Повелитель Рохана, – решил орел. – Это не слишком далеко.

Я обрадовался: в Риддермарке, иначе Рохане[221], обитает народ Рохирримов, правящий лошадьми, и нет в Средьземелье коней, подобных тем, что пасутся на бескрайних лугах меж Туманными и Белыми Горами.

– Как ты думаешь, роханцам по-прежнему можно верить? – спросил я у Гвайира: теперь, после предательства Сарумана, я во всем готов был усомниться.

– Поговаривают, что они платят Мордору дань лошадьми, – отвечал орел, – и отсылают их туда ежегодно чуть ли не целыми табунами. И все же роханцы еще не склонили голову под ярмо Саурона. Правда, если Саруман, как ты говоришь, перешел на службу злу, их час близок.

 

Он опустил меня на землю Рохана еще до рассвета... Впрочем, мой рассказ затянулся. Теперь я буду краток. Зло действительно начинает проникать в Рохан: ложь Сарумана дала там свои плоды, и король этой страны не захотел слушать моих предупреждений. Он предложил мне выбрать коня по своему усмотрению и покинуть Рохан, но мой выбор – а я взял себе того коня, какого хотел – пришелся королю не по нраву, так как я выбрал лучшего скакуна степей Марки[222], подобного которому не видывал еще никто.

– Должно быть, это и вправду благородный скакун, – вставил Арагорн. – Но меня печалит, что роханцы вынуждены платить такую дань – и кому?! Когда я покидал Рохан, об этом не было и речи.

– Готов поклясться, что они не платят никакой дани, – вступился за роханцев Боромир. – Это вражьи домыслы. Мне ли не знать людей Рохана? Они правдивы и доблестны, они – наши союзники и живут на наших землях, подаренных им прежними властителями Гондора.

– Тень Мордора уже покрыла дальние страны и движется на запад, – возразил Арагорн. – Вот уже и Саруман в ее власти. А это значит, что Рохан осажден. Кто знает, что увидишь ты в степях Марки, если тебе суждено будет вернуться?

– Все может случиться, но роханцы на службу Злу не перейдут! – запальчиво воскликнул Боромир. – Они не станут покупать себе жизнь ценой табунов. Роханцы считают лошадей чуть ли не за родню. И этому есть своя причина. Дело в том, что лошади Марки ведут свое происхождение от скакунов Севера, из земель, куда Тень не достигала даже в древности, и предки этих коней, как и предки самих роханцев, жили на свободной земле.

– Истинная правда, – подтвердил Гэндальф. – Так вот, среди этих благородных скакунов есть один, который словно перенесся в наш мир из тех благословенных времен или родился на самом утре мира. Кони Девятерых ни в чем не могут с ним состязаться. Он быстр, как буйный ветер, и так же неутомим. Имя его – Скадуфакс[223]. Днем шерсть его блестит, как серебро, а ночью он подобен тени, и увидеть его в сумраке невозможно. Как легки его шаги! Никто до меня не ездил на нем, но я укротил его, и он помчал меня так быстро, что я достиг Заселья не позднее, чем Фродо – Курганов, хотя выехал я из Рохана примерно тогда же, когда он – из Хоббитона.

Страх мой все рос. Чем дальше на север, тем чаще до меня доходили слухи о Всадниках – но, хотя расстояние меж нами сокращалось, я все никак не мог настичь их. Вскоре я понял, что их отряд разделился: часть осталась на восточной границе, неподалеку от Зеленого Тракта, а остальные вторглись в Заселье, объехав его с юга. Я поспешил в Хоббитон и, конечно, Фродо там уже не застал, но зато успел перекинуться словечком со стариком Гэмги. Если быть точным, слов мы потратили много, но узнать я почти ничего не смог. Старик был не в духе и без конца ругал новых хозяев Котомки.

„Перемены не по мне, – повторял он. – В мои годы – увольте! Особенно если эти перемены к худшему. – И приговаривал: – К худшему, да, да, к худшему!“ – „К худшему? – переспросил я. – Нет уж! Надеюсь, на твоем веку это худшее еще не настанет!“

Из разговора я вынес одно: Фродо уехал из Хоббитона всего с неделю назад, но тем же вечером на Холм наведался черный человек на коне. В страхе я поскакал по следу Фродо. В Бэкланде царил переполох. Гора кипела, как муравейник, куда сунули палку. Дом в Крикковой Лощинке был взломан и пуст, на пороге валялся плащ. Я узнал его: это был плащ Фродо. В отчаянии я не стал расспрашивать местных жителей, а сразу помчался по следу Всадников. Держаться его было трудно: следы шли в разных направлениях, и поначалу я растерялся. Но один или двое Всадников, как мне показалось, направились в Бри, и я поскакал туда, чтобы заодно потолковать по душам с растяпой корчмарем.

„Его зовут Подсолнух, – думал я по дороге. – Если Фродо задержался по его вине, пусть готовится: я выжму из него добрую бочку подсолнечного масла, а жмых поджарю на медленном огне!“

Он меньшего и не ждал. Увидев меня, бедолага рухнул наземь и затрясся так, словно я уже разводил под ним огонь.

– Что ты с ним сделал? – встревожился Фродо. – Он был с нами очень добр и так помог нам!

Гэндальф рассмеялся.

– Не бойся! – успокоил он Фродо. – Я его не укусил и даже почти не облаял. Когда он смог пролепетать первые несколько слов, я был так рад тому, что услышал, что тут же расцеловал его в обе щеки. Оказалось, ты ночевал в Бри и утром вышел в путь вместе с Бродягой, хотя я никак не мог взять в толк, как тебе удалось дойти до Бри живым и невредимым.

– Так значит, с Бродягой! – заорал я вне себя от радости.

– Да, господин Гэндальф, боюсь, что так, – промямлил Подсолнух, который понял меня наоборот. – Он к ним так приставал, что у меня прямо руки опустились. Ну, они его и взяли с собой. Они, надо сказать, тоже странно себя вели: что хотели, то и делали, не слушали никого...

– Ах ты осел! Ах ты дурень! Дражайший мой и возлюбленный господин Пивовар! – расхохотался я. – Да это лучшее, что я слышал с самого Преполовения! За такие новости платят золотом! Я заколдую твое пиво на семь лет вперед и оно превзойдет все, что ты когда-либо пробовал! А сам пойду и высплюсь – уж не помню, когда мне в последний-то раз удавалось это сделать!

 

Так я и поступил – остался в корчме на ночь, размышляя, куда подевались Всадники? В Бри побывали только один или два. А остальные?..[224] Ночью, однако, эта загадка разрешилась. Пятеро, а может, и больше Черных Всадников ворвались в Бри с запада, опрокинули ворота и ураганом промчались по улицам. Брийцы до сих пор трясутся и ждут конца света. Ну а я поднялся до зари и бросился в погоню.

Не скажу точно, но мне кажется, события разворачивались так. Предводитель Девятерых скрывался где-то к югу от Бри, в то время как двое Всадников отправились в поселок, а четверо вторглись в Заселье. Когда же в Бри и Крикковой Лощинке и тех и других обвели вокруг пальца, они вернулись к своему предводителю с донесением, а Тракт на какое-то время оказался свободен – мелкие соглядатаи не в счет. Предводитель отправил нескольких Назгулов на восток, по бездорожью, а сам, прихватив остальных, в великом гневе помчался по Тракту.

Помчался и я туда же – к Пасмурной Вершине, и достиг ее перед закатом, на второй день по выходе из Бри. Всадники были уже там. Я заставил их отступить – во мне закипала ярость, и они, чувствуя это, боялись встретиться со мной при свете солнца. Но к ночи они окружили кольцо древней Амон Сул, где я укрылся. Тут мне пришлось крепко потрудиться. Столько огня и света над Пасмурником не видывали, наверное, со времен древних сигнальных костров!

На рассвете я вырвался из осады и поскакал на север. Больше я ничего не мог сделать. Найти Фродо в этой глухомани было невозможно, да я и не пошел бы на такое безумие, когда Девятеро гнались за мной по пятам. Оставалось возложить надежду на Арагорна. Я рассчитывал, что отвлеку на себя хотя бы нескольких Всадников, а сам поскачу в Ривенделл и вышлю помощь. Четверо действительно последовали за мной, но вскоре прекратили погоню и, как мне кажется, отправились к Броду. Так что, как видите, мой маневр помог: на ваш лагерь напало только пятеро Назгулов вместо девяти.

В Ривенделл я добирался долго и непросто: сперва – вверх по течению Шумливой, потом – через Плато Огров, потом – обратно к югу. Это заняло у меня почти четырнадцать дней, так как мой конь не мог идти по каменным нагромождениям страны троллей, и я отпустил его, послав к прежнему хозяину. Но мы успели крепко сдружиться с ним, и он прискачет по первому же моему зову. Вот почему я опередил Кольцо только на три дня. В Ривенделле уже знали, какая опасность грозит Фродо, и поспешили на помощь.

На этом, Фродо, я закончу свой рассказ – да простят мне Элронд и все остальные, что он получился таким долгим! Однако не бывало еще, чтобы Гэндальф нарушил слово и не пришел к назначенному часу. Хранитель Кольца должен был услышать о причинах столь небывалого опоздания.

Теперь вы знаете все, от первого дня до последнего. Мы вместе, и Кольцо у нас. Но к цели мы еще не приблизились ни на шаг. Что мы сделаем с Кольцом? Вот вопрос!

Воцарилось молчание. Наконец заговорил Элронд.

– Все мы скорбим о том, что произошло с Саруманом, – молвил он. – Мы верили ему, и он посвящен в наши дела, как никто другой. Опасно целиком погружаться в изучение хитростей Врага и его деяний, какой бы доброй ни была твоя цель! Но подобные падения и предательства, как это ни печально, случались и прежде. Дивиться меня заставило не это. История Фродо – вот что оказалось новым для моего слуха. Кроме Бильбо, ныне живущего в Ривенделле, я почти не встречал хоббитов. Теперь мне понятно, что Бильбо – не исключение: он отличается от своих соплеменников не так сильно, как мне представлялось. С тех пор как я в последний раз был на Западе, мир во многом изменился.

Навий мы знаем под многими именами, и о Старом Лесе у нас рассказывают немало легенд. Но сегодняшний Лес – всего лишь северный край вчерашнего, куда более могучего и обширного. Было время, когда белка могла, не спускаясь на землю, по деревьям добраться из теперешнего Заселья до самого Тусклоземья, что к западу от Исенгарда... Я бывал там в свое время и повидал много странностей и диковин... Но я совсем забыл о Бомбадиле – если это тот самый Бомбадил, что гулял по лесам и холмам в прежние времена и тогда уже слыл старейшим из старых. Однако звали его тогда по-другому. Иарваином Бен-Адаром величали мы его, древнейшего из всех жителей Средьземелья, никого не зовущего своим отцом. С тех пор прошло много времени, и новые эпохи прозвали его по-своему. Форном именовали его гномы, Оральдом[225] – люди Севера. Были и другие имена. Иарваин – странное создание! И все же я, надо полагать, напрасно не позвал его на Совет.

– Он не пришел бы, – заметил Гэндальф.

– И все же, может, не поздно отправить к нему гонца с просьбой о помощи? – спросил Эрестор. – Как я понял, ему дана некая власть над Кольцом...

– Я бы сказал иначе, – покачал головой Гэндальф. – Скорее, Кольцу не дано овладеть им. Он сам себе хозяин. Но он не может изменить природу Кольца и не может лишить его власти над другими. Сейчас он укрылся в своем краю, в границах, которые сам установил и которые не видны никому, кроме него – и, должно быть, ждет, пока мир переменится, а до тех пор за них не переступит, что бы ни случилось.

– Но в этих границах его, как видно, никто не беспокоит, – снова вступил в беседу Эрестор. – Почему бы ему в таком случае не взять Кольцо и не хранить у себя в Лесу, где оно никому не сможет причинить вреда?

– Нет, – ответил Гэндальф. – По своей воле Иарваин его не взял бы. Он мог бы, конечно, уступить, если бы его попросили об этом все свободные племена, но он даже не поинтересовался бы, зачем нам это нужно. И потом, если дать ему Кольцо, он на второй день запамятует, куда его сунул, а на третий и вовсе потеряет. Такие вещи не кажутся ему важными. Более ненадежного хранителя сыскать трудно. Вот тебе и весь ответ.