 |
|
СПИСОК ИМЕН И НАЗВАНИЙ.. 871 71 страница
– Где мы? – спросил гном.
Элладан ответил:
– Мы спустились вниз от истоков Мортонда, длинной реки с ледяными водами, которая вдали отсюда впадает в море, омывающее скалы Дол Амрота. Думаю, ты не будешь спрашивать, откуда взялось другое имя этой реки, которым люди зовут ее испокон веков, – Черный Корень?
Долина Мортонда широким полукругом раскинулась среди обрывистых скал, глядевших на юг. Сплошь поросшая травой, в этот час она казалась серой – солнце уже зашло, и вдалеке, в окнах домов, мерцали огоньки: долина была богата, плодородна, и здесь обитало много людей.
Не оборачиваясь, Арагорн крикнул – да так, что его услышали все:
– Забудьте об усталости! Вперед! Вперед! Мы должны успеть к Камню Эреха до полуночи, а дорога туда еще неблизкая!
Не оглядываясь, помчались они вниз по горным лугам, пока не выехали на мост, перекинутый через набравший силу поток, и не отыскали дорогу, ведущую в низины.
В сельских домах, мимо которых они проносились, гасли огни, закрывались окна и двери, и люди, оказавшиеся на пути у всадников, разбегались с криками:
– Спасайтесь! Король Мертвых! Король Мертвых!
Где-то внизу ударил колокол. Все и вся бежало прочь при виде Арагорна, но всадники мчались не останавливаясь, как охотники, настигающие зверя, пока кони не начали спотыкаться от усталости. И вот незадолго до полуночи, когда воздух и земля слились в одну сплошную тьму, подобную тьме самых глубоких подземных пещер, – всадники Серой Дружины въехали наконец на гору Эрех.
Ужас перед Мертвыми с давних времен владычествовал над этой горой и пустынными полями вокруг нее. На ее вершине водружен был огромный каменный шар, наполовину врытый в землю; верхняя часть шара выступала над горой на высоту человеческого роста. Круглый черный камень выглядел здесь странно и неуместно. Некоторые верили, что он упал с неба, но старожилы еще помнили сказания Закатного Края, в которых говорилось, что камень этот был некогда вывезен из гибнущего Нуменора и поставить его здесь повелел сам Исилдур. Люди из долины боялись не только подходить к нему, но и жить поблизости; поговаривали, будто у Камня встречаются призраки и в тревожные времена держат здесь совет, толпясь вокруг вершины и перешептываясь.
К этому-то Камню и подъехала глубокой ночью Серая Дружина.
Всадники, натянув поводья, остановили коней. Элрохир подал Арагорну серебряный рог; тот поднял его к губам, протрубил – и всем, кто стоял поблизости, показалось, будто откуда-то послышался отклик, словно из дальних пещер долетело приглушенное эхо. Ничего больше слышно не было, но все чувствовали: вокруг горы собралось огромное войско. С гор дунул ветер, холодный, как дыхание призраков. Арагорн спешился и, стоя у Камня, воззвал громким голосом:
– Клятвопреступники! Зачем вы сюда явились?
Из тьмы послышался голос, донесшийся словно из дальнего далека:
– Дабы исполнить клятву и обрести покой.
Тогда Арагорн воскликнул:
– Ваш час настал! Я иду в Пеларгир, что на Андуине. Вы пойдете со мной. Когда весь этот край будет свободен от прислужников Саурона, я признáю, что ваша клятва исполнена. Тогда вы покинете эти места и обретете вечный покой. Это говорю я, Элессар, наследник Исилдура, Короля Гондора!
С этими словами он велел Халбараду развернуть знамя, которое тот привез из Ривенделла. Но – странно! – полотнище оказалось совершенно черным. Если и были на нем вышиты какие-либо знаки или слова, в темноте их разглядеть было невозможно. Наступила тишина, и с этого момента вздохи и шепоты больше ее не нарушали. Дружина разбила у Камня лагерь, но почти никто глаз так и не сомкнул, ибо страх всю ночь стоял вокруг плотной стеной.
С первым лучом зари, холодной и бледной, Арагорн поднялся и вновь повел Дружину вперед. Это была неслыханная, изнурительная скачка. Мало кто из воинов выдержал бы ее, если бы не воля Арагорна, что по-прежнему вела отряд за собой. Никто из смертных не смог бы совершить такого похода, кроме дунаданов с Севера, а с ними – гнома Гимли и эльфа Леголаса!
Миновав перешеек Тарланг, они понеслись по Ламедону. Войско призраков не отставало от Дружины ни на шаг, а впереди летел страх. Так добрались они до Калембэла[518], города на реке Кирил[519], и солнце цвета крови село за Пиннат Гэлин, оставшийся далеко позади, на западе. Город был пуст, броды свободны – большинство мужчин ушло на войну, остальные жители разбежались и попрятались, заслышав, что грядет Король Мертвых. На следующий день заря не встала. Тьма Мордорской Бури поглотила Серую Дружину, скрыв ее от взора смертных. Но Мертвые следовали за нею неотступно.
Глава третья.
СМОТР РОХАНСКИХ ВОЙСК
Все дороги теперь вели на восток, навстречу войне и Тьме, перешедшей в открытое наступление. Пиппин смотрел на Правителя Дол Амрота, въезжающего под развевающимися знаменами в Большие Ворота Минас Тирита; король Рохана возвращался в Дунхаргскую Крепость, закончив переход через горы.
День уже мерк. В прощальных лучах солнца на тропу перед всадниками падали длинные заострившиеся тени. На крутой горный склон, под ветви шепчущихся между собой темных елей, заползала тьма. Теперь, когда дневной переход был позади, Король ехал не спеша. Дорога огибала большой горный утес и ныряла в полную шорохов лесную мглу. Всадники длинной цепью растянулись вдоль нескончаемого спуска. Когда передовые отряды достигли наконец дна ущелья, в самых глубоких лощинах уже залегли сумерки. Солнце скрылось. На горные водопады спустился вечер.
Весь день всадников сопровождал шум потока, который, сбегая с оставшегося позади перевала, пробивал себе далеко внизу узкую дорогу среди одетых в сосновые леса крутых склонов. Теперь, миновав каменные ворота ущелья, он вырвался на свободу, в долину. Всадники последовали за ним – и в шуме вечерних вод их взглядам внезапно открылась Харгская долина. Принявший в себя множество ручьев Снаубурн[520], кипя и пенясь, правил путь к Эдорасу, к его зеленым холмам и равнинам. Справа, возле устья обширной долины, громоздился могучий Старкхорн[521] с его огромными, укутанными в тучи каменными бастионами; высоко над миром вздымалась его зазубренная вершина, покрытая вечными снегами, с запада огненно-алая, с востока отуманенная голубой тенью.
Мерри глядел на эту новую для него страну, широко раскрыв глаза. Сколько всего ему рассказывали об этих краях за время долгой дороги – и наконец он здесь! Вот он какой, этот мир без неба, где глаз, напрасно силясь проникнуть сквозь дымку, видит только вздымающиеся все выше и выше исполинские каменные стены, за которыми встают новые, еще более высокие пики, а за ними – отвесные обрывы и мрачные, повитые туманом пропасти... Мерри сидел в седле, прикрыв глаза и прислушиваясь сквозь дрему к шуму воды, шелесту темных деревьев, шороху осыпающихся камней и всеобъемлющему безмолвию, стоявшему за каждым звуком. Мерри любил горы, точнее, любил о них думать – как величаво синели они на краю завезенных издалека легенд! Но здесь он чувствовал, будто на плечи ему легла вся непомерная, неподъемная тяжесть мироздания. Ему хотелось запереться от всего этого великолепия в какой-нибудь тихой комнатушке, у камелька...
Он устал и выдохся: войско ехало медленно, но зато и привалы объявлялись редко. Три долгих дня Мерри беспрерывно трясся в седле, пока тропа взбиралась на перевалы, ныряла в глубокие долины, переходила вброд горные реки. Иногда, если дорога становилась чуть шире, он трусил на своем мохнатом сереньком пони рядом с Королем, восседавшим на большом белом коне, и не обращал внимания на улыбки, которыми обменивались всадники, глядя на эту диковинную пару – Короля и хоббита. В такие часы Мерри подолгу беседовал с Теоденом, рассказывая ему про родимые края и хоббичьи обычаи, слушал длинные сказания о Рохане и его древних героях. Но бóльшую часть времени – особенно в последний день – он молча ехал следом за Королем, пытаясь вникнуть в медленный и звучный говор перекликавшихся друг с другом всадников. Хоббиту мерещилось, что многие слова он знает, – только в устах роханцев они, казалось, звучали сочнее и выразительнее, чем на языке его родного Заселья. Но смысл от Мерри ускользал. Иногда кто-нибудь из всадников запевал, звонко и весело; тогда сердце хоббита начинало биться сильнее, хотя он и не понимал, о чем песня.
И все же ощущение одиночества не проходило, а к концу пути стало и вовсе мучительным. Мерри не переставая думал о Пиппине. Где он сейчас? В каком уголке этого странного мира? Куда его могло забросить? И что сталось с Арагорном, Гимли, Леголасом? Однажды будто что-то холодное прикоснулось к его сердцу: в памяти ожили Фродо и Сэм.
„Как я мог позабыть о них! – укорил он себя. – Да они важнее всех нас, вместе взятых! Я зачем ушел из дому? Чтобы им помогать. А теперь они далеко, за сотни верст отсюда, если только живы...“
От этой мысли его пробрал озноб.
– Харгская долина! Наконец-то! – услышал он голос Эомера. – Теперь мы почти у цели!
Они остановились. Тропа круто шла вниз, к выходу из ущелья. Из туманной дымки, словно из высокого окна башни, виден был край огромной долины с одиноким огоньком, мерцающим у реки.
– Сегодня наш путь окончен, – молвил Теоден. – Но дорога еще предстоит дальняя... Вчера было полнолуние – значит, на рассвете я отправлюсь на смотр войск, в Эдорас.
– Послушай моего совета, Король, – понизив голос, проговорил Эомер. – Проведи смотр, а потом возвращайся – и подожди, пока отгремит война, чем бы она ни кончилась!
Теоден усмехнулся:
– Нет, сын мой, ибо так я буду называть тебя отныне! Мои старые уши не желают больше слушать вкрадчивых речей Червеуста. – Король выпрямился в седле и оглядел своих воинов, растянувшихся в длинную цепочку, конец которой скрывался в сумерках. – Кажется, в те дни, что минули с нашего выступления, уместился не один год. Но я уже не обопрусь более о палку. Если война будет проиграна, разве бегство в горы спасет меня? А если мы победим, то велика ли будет утрата, если я паду в бою, отдав последние силы этой победе? Впрочем, не будем пока об этом думать! Эту ночь я проведу в Дунхаргской Крепости. Что бы ни случилось, у нас есть еще целый вечер без войны. Едем!
Сумерки уже сгустились, когда передовой отряд наконец вышел в долину. Снаубурн бежал вдоль западного склона, и вскоре тропа привела всадников к броду, где, широко разлившись, река весело звенела на камнях плеса.
Брод стерегли. Стоило отряду приблизиться, как из-за скал выступили вооруженные воины. Узнав Короля, они приветствовали его радостными криками:
– Король Теоден!.. Король!.. Король вернулся!..
Протрубил рог. По долине прокатилось гулкое эхо. Издали донеслись ответные сигналы, и на другом берегу реки замерцали огни.
Внезапно откуда-то сверху, из невидимой расселины или пещеры, грянули трубы и, слившись в единый хор, многократно отозвались среди каменных громад.
Так возвратился король Марки на запад, в Дунхаргскую Крепость, к подножию Белых Гор, одержав великую победу. Здесь он нашел главные силы оставшихся в Рохане войск полностью готовыми к смотру. Как только стало известно о прибытии Короля, военачальники поспешили ему навстречу с известиями от Гэндальфа. Возглавлял их Дунхир[522], правитель Харгской долины.
– Три дня назад на заре в Эдорас как ветер влетел Скадуфакс, и Гэндальф возвестил нам о твоей победе, Король, – сказал Дунхир. – Мы возрадовались всей душой. Гэндальф передал нам твое повеление – спешно готовить войска к смотру. А потом явилась Крылатая Тень...
– Крылатая Тень? – переспросил Теоден. – Мы тоже повстречали ее. Но это было глубокой ночью, еще до того, как Гэндальф нас покинул.
– Может быть, – ответил Дунхир. – Но эта же Тень – или другая – в то утро посетила и нас. Она была как сгусток тьмы в образе чудовищной птицы. Великая тревога объяла нас с ее появлением. Тень снизилась над Метузельдом, и, когда ее крылья уже почти коснулись крыши, она испустила крик, да такой, что сердца у нас едва не остановились. Гэндальф дал нам совет не показываться в открытой степи и встречать тебя здесь, в долине, под защитой гор. Еще он предупредил нас, чтобы мы не зажигали без надобности огней. Он отдавал приказы так, словно имел на это полное право. Мы поверили, что слова его не расходятся с твоей волей, и сделали все, как он сказал. Ну а здесь, в долине, пока ничего особенного не произошло.
– Вы поступили мудро, – сказал Теоден. – Теперь я отправлюсь в Дунхарг и, прежде чем отдыхать, созову полководцев и военачальников. Пусть они прибудут сколь возможно быстрее!
Дорога свернула в долину, которая в этом месте была более версты шириной. Вокруг простирались луга, поросшие серой в густых сумерках травой. Впереди Мерри различил хмурую стену: то был последний из отрогов Старкхорна, когда-то давно, в минувшие эпохи, рассеченный надвое руслом горной реки.
По равнине тянулись бесконечные ряды палаток, шалашей и навесов. Между ними сновало множество людей. Некоторые, заметив Короля и воинов, выбегали к дороге, чтобы приветствовать королевский кортеж. Меж рядами палаток, как молодой лес, стояли воткнутые в землю пики; здесь же переступали с ноги на ногу привязанные кони. Огромный лагерь постепенно погружался во тьму. С вершины уже веяло ночным холодом, но Мерри не заметил ни фонарей, ни костров. Между палаток, завернувшись в теплые плащи, прохаживались часовые.
Хоббит вертел головой, гадая – сколько же всадников собралось на смотр? Из-за темноты прикинуть было трудно, но, судя по всему, не одна тысяча... Тем временем королевская свита пересекла долину и вплотную подъехала к нависающей над головами скале. Начался крутой подъем. Мерри глянул наверх – и обомлел. Такого он в жизни не видывал! Он сразу догадался, что дорогу проложили очень давно – должно быть, в такие давние времена, о которых и в песнях-то не поется. Дорога взбиралась по отвесной скале круто, как лестница, делая резкие повороты. Здесь могли пройти люди, могли – осторожно переступая – лошади; можно было, очень медленно и с большим трудом, втащить телегу. Но враги – за исключением врагов крылатых – ни за что не поднялись бы по этой дороге: для обороны достаточно было и горстки бойцов. На каждом повороте стояло по большому камню, изображавшему человеческую фигуру, правда с грубыми, едва намеченными чертами. Идолы застыли в неуклюжих позах, скрестив кривые ноги и сложив коротенькие ручки на больших, обвислых животах. У некоторых лица были совершенно стерты временем, и они печально взирали на проезжающих черными дырами пустых глазниц. Роханцы не обращали на них никакого внимания, да и сами изваяния, которые в долине называли шишигами[523], давно потеряли колдовскую силу и никого уже не могли напугать. Мерри разглядывал их с удивлением и чуть ли не с жалостью – так скорбно глядели каменные истуканы в сгустившуюся темноту.
Всадники уже поднялись над долиной сотни на две локтей, когда хоббит, обернувшись, заметил, что с Королем едет лишь небольшой отряд дружинников. Мерри разглядел далеко внизу вьющуюся цепочку всадников, которые еще не закончили переправу; всадники один за другим сворачивали с дороги и направлялись к приготовленным для них палаткам.
Наконец Король и его свита поднялись к острому гребню скальной стены и вскоре очутились в узкой расселине. Преодолев последний короткий подъем, кони выбрались на широкое плато, которое роханцы называли Фириэнфелд[524]. Это был зеленый луг, поросший травой и горным вереском, раскинувшийся на лоне гор высоко над вгрызшимся в глубь скал Снаубурном. С юга белел Старкхорн, с севера высился зубчатый, как пила, гребень Иренсаги[525], а меж ними чернела стена Двиморберга[526] – Заклятой Горы, чьи крутые склоны густо поросли мрачным сосновым лесом. Две гряды бесформенных камней обозначали тропу, разделявшую плато надвое и терявшуюся в сумерках густого ельника. Тот, кто отважился бы последовать за тропой, очутился бы в черном урочище Димхолт[527] у подножия Заклятой Горы. Там встретил бы его зловещий каменный столб и разверстая пасть запретной двери.
Такой была мрачная Дунхаргская Крепость, созданная руками давно забытых людей. О племени их не сохранилось ни песен, ни сказаний. Кануло даже самое имя его, и никто не знал, что было на этом месте в те давние времена – город, тайное святилище или, быть может, усыпальница королей?.. Дунхаргская Крепость была построена в Темные Годы, задолго до прибытия первых кораблей с Запада и задолго до того, как Дунаданы заложили первый камень Гондора, – но древние труженики исчезли, и только старые шишиги остались сидеть, всеми покинутые, на поворотах горной дороги...
Мерри обратил внимание на камни, рядами торчавшие вдоль тропы. Они напоминали зубы голодного зверя, но зубы черные, источенные временем, – один треснул, другой выпал, третий раскрошился от старости. Гадая, что бы могли означать эти камни, Мерри в глубине души надеялся, что Король все-таки не поедет вдоль этого мрачного ряда в темноту, под деревья! Повернув голову, хоббит заметил, что по обе стороны дороги расставлены палатки и шалаши, теснившиеся поближе к краю скалы и подальше от зловещего ельника. Справа от дороги поле было шире, и палаток там белело заметно больше, а слева, напротив, разбит был совсем небольшой лагерь, в центре которого стоял высокий шатер. Оттуда навстречу Королю сразу же выехал всадник, и отряд свернул с дороги в его сторону.
Когда всадник приблизился, по длинным косам, спускавшимся из-под шлема, Мерри понял, что это женщина; но одета она была как воин – в шлеме, панцире и при мече.
– Привет тебе, Повелитель Рохирримов! – воскликнула она. – Сердце мое радо твоему возвращению.
– Привет и тебе, Эовейн, – молвил в ответ Теоден. – Все ли у тебя ладится?
– Все хорошо, Король, – ответила Эовейн, но Мерри показалось, что она кривит душой. Если бы не ее суровое лицо, он подумал бы даже, что Эовейн недавно плакала. – Все хорошо, но людям пришлось проделать трудный путь – их заставили сняться с места слишком неожиданно. Поначалу был и ропот, и недовольство – да и то сказать, давно война не сгоняла нас с наших зеленых полей! – но ослушников не нашлось, и теперь все неурядицы позади. Для тебя, мой Король, приготовлен отдельный шатер. Он ждет тебя, ибо весть о твоем прибытии дошла до нас заранее и час твоего возвращения был мне известен.
– Значит, Арагорн все-таки побывал здесь? – спросил Эомер. – Он еще не уехал?
– Его здесь больше нет, – ответила Эовейн, отворачиваясь и глядя на темные громады гор.
– Куда же он направился? – спросил Эомер, помедлив.
– Откуда мне знать? – не поворачиваясь, проговорила Эовейн. – Он прибыл поздно вечером, а рано утром уже покинул нас, не дожидаясь, пока из-за горы появится солнце. Его здесь нет.
– Я вижу, ты опечалена, дочь моя, – заметил Теоден. – В чем причина этой печали? Скажи, Арагорн говорил с тобой о той дороге? – Он указал на ряды утонувших во мгле камней, ведущих к Двиморбергу, подождал ответа и спросил еще раз: – Он упоминал о Тропе Мертвых?
– Да, государь, – ответила Эовейн. – Он переступил порог Тьмы, из которой еще никто никогда не возвращался. Удержать я его не смогла. Здесь его нет.
– Значит, наши дороги разошлись. – Взор Эомера погас. – Арагорна больше нет в живых. Нам придется выступить без него. А это значит, что надежды у нас стало еще меньше.
Медленно двинулись они вперед через поляну, поросшую низким вереском, и молчали всю дорогу до королевского шатра. Когда всадники спешились, Мерри воочию убедился, что к приему гостей и впрямь все готово. Не забыли даже про него: рядом с королевским шатром примостилась маленькая палаточка. Там хоббита на время оставили в одиночестве, и он уселся у входа, наблюдая за людьми, что сновали туда-сюда с донесениями и приказами. Наступила ночь. Еле видные черные вершины на западе увенчались яркими звездами. Восток оставался темен и пуст. Двойная гряда камней постепенно слилась с темнотой, – и только поодаль, за камнями, неотступно маячила огромная черная тень Заклятой Горы – Двиморберга.
– Тропа Мертвых, Тропа Мертвых, – бормотал хоббит. – Что бы это могло значить? Эх, все-то меня бросили! Все пошли кто куда, каждый навстречу своей судьбе: Пиппин с Гэндальфом – на восток, воевать, Сэм и Фродо – в Мордор, Бродяга с Леголасом и Гимли – на Тропу Мертвых... Похоже, скоро моя очередь. Знать бы только, о чем они совещаются и что Король намерен делать дальше!.. Теперь ведь куда он, туда и я...
Посреди этих мрачных мыслей Мерри вдруг вспомнил, что до смерти проголодался. Он поднялся, решив пойти и поискать в этом чужом лагере кого-нибудь, кто разделил бы его заботу, – но тут заиграл рожок и перед палаткой вырос посланец Короля: он призывал королевского оруженосца исполнить свой долг, прислуживая Королю за трапезой.
Внутри королевского шатра узорный полог отгораживал небольшое пространство, застеленное шкурами. Там за маленьким столом сидели Теоден с Эомером и Эовейн, а с ними – Дунхир, правитель Харгской долины. Мерри встал за креслом Короля, собираясь ему прислуживать, но вскоре тот, очнувшись от глубокой задумчивости, повернулся к нему сам:
– Нет, уважаемый Мериадок, стоять тебе негоже! Пока мы остаемся в пределах Рохана, ты всегда будешь сидеть рядом со мной и радовать мое сердце своими рассказами и песнями.
Хоббиту отвели место по левую руку от Теодена. На этот раз, правда, тому было явно не до рассказов и уж тем более не до песен. За столом говорили мало, и лишь в конце ужина Мерри, собравшись с духом, заикнулся о том, что его мучило:
– Уже дважды, Повелитель, слышал я о Тропе Мертвых. Но кто они такие? И где теперь Бродяга, то есть, простите – я хотел сказать, высокородный Арагорн? Куда он поехал?
Король глубоко вздохнул. С ответом никто не торопился. Наконец Эомер проговорил:
– Мы не знаем этого, и у нас тяжело на сердце. Что же касается Тропы Мертвых, то знай, что ты уже вступил на нее. Только не смотри так испуганно! Тропа Мертвых – это та самая дорога, по которой мы сюда пришли. Она ведет в урочище Димхолт, к порогу Темной Двери. А что за этой Дверью – никто не знает.
– Никто, – подтвердил Теоден. – Но в одном старинном сказании, которое теперь почти забыто, об этом кое-что говорится. Если правду рассказывают легенды, передаваемые в роду Эорла от отца к сыну, в Двиморберге, за порогом Двери, открывается тайный подземный путь. Куда он ведет – неизвестно. Никто не дерзал выпытывать у горы ее тайны с тех пор, как Бальдор, сын Брего[528], переступил порог и больше среди живых не появлялся. На пиру, что Брего устроил по случаю завершения строительства Метузельда, Бальдор, осушив рог с вином, дерзко поклялся, что вступит на Тропу, и выполнил клятву, и сгинул, и не вернулся занять трон отца, принадлежавший ему по праву первородства. Ибо, говорят, чуть ли не с самой Темной Годины Тропу охраняют Мертвые. Они не допускают в свои потайные владения никого, в ком дышит жизнь. Иногда их можно видеть – они выскальзывают из Двери и спускаются вниз по дороге. Тогда обитатели долины крепко закрывают окна и запирают двери на десять замков, а сами прячутся по домам и дрожат от страха. Но Мертвые редко покидают свои пещеры. Они показываются только в дни великих войн и потрясений, когда смерть подбирается к живущим ближе, чем обычно.
– В долине говорят, – вставила Эовейн, понизив голос, – что совсем недавно безлунной ночью мимо селений прошествовало целое войско призраков, странно одетых и странно вооруженных. Откуда оно явилось, никто не знает. Призраки поднялись по каменистой дороге и скрылись в горе, словно спешили на какой-то совет.
– Но Арагорну-то зачем было туда идти? – еще больше обеспокоился Мерри. – Кто-нибудь знает?
– Нет, если только он не открыл своих мыслей тебе, своему другу, – сказал Эомер. – Живых спрашивать об этом бесполезно.
– Он сильно изменился с тех пор, как я видела его в первый раз, во дворце, – добавила Эовейн. – Он потемнел лицом и стал словно бы старше. На обреченного – вот на кого он был похож. Так выглядят люди, которых призывают Мертвые.
– Наверное, ты права, – отозвался Теоден. – Сердце говорит мне, что я его больше не увижу. Но он – великий воин из королевского рода, и я верю, что судьба готовит ему иное предназначение. Помни это, дочь моя, ибо я вижу, что участь его не дает тебе покоя и ты угнетена. Утешься! Легенды повествуют, что, когда потомки Эорла, прибыв с Севера, поднялись по Снаубурну в поисках надежного убежища на случай беды, Брего с Бальдором взошли наверх по старой дороге и не убоялись подойти к порогу Темной Двери. Там сидел дряхлый старец, лет которого уже никто не мог бы исчислить. Когда-то, по всей видимости, он был высок и величествен, но морщины избороздили его лицо так, что оно казалось обломком выветренного камня. За камень и приняли его поначалу Брего с Бальдором, потому что он не двинулся и не произнес ни слова, пока пришельцы не вознамерились переступить порог и проникнуть внутрь. Тогда оттуда, где сидел старик, донесся голос, как бы идущий из-под земли. К собственному удивлению отец и сын поняли речь старика, ибо тот заговорил на Западном Наречии. Но сказал он всего два слова: „Путь закрыт“. Брего и Бальдор остановились, посмотрели туда, откуда исходил голос, и увидели, что перед ними живой человек. Но он в их сторону не смотрел. „Путь закрыт, – повторил голос. – Эту дорогу проложили Те, Что Умерли. И Мертвые будут стеречь ее, пока не пробьет их час. Путь закрыт“.
„А когда пробьет их час?“ – спросил Бальдор. Но ответа он не получил: старик был уже мертв и лежал лицом вниз. Вот и все, что мы знаем о древних обитателях этих гор. Как знать? Может быть, назначенный час пробил именно теперь и Арагорн сможет пройти этой дорогой?
– Есть только один способ проверить это – пойти туда самому, – вздохнул Эомер. – Но я бы не дерзнул этого сделать, даже если бы меня настигала вся мордорская рать и мне некуда было отступать. Увы нам! Как могло случиться, что таким доблестным, благородным мужем овладело подобное безрассудство, да еще в час, когда он нужен нам, как никогда? Разве мало зла на земле, чтобы искать его еще и под землей? Война может начаться в любую минуту...
Тут он смолк: за шатром послышались голоса и шум. Кто-то громко произнес имя Теодена; часовой ответил.
Полог шатра раздвинулся, показался начальник стражи.
– Конный посланник из Гондора, государь! – доложил он почтительно. – Просит принять.
– Впустите, – велел Теоден.
Через порог переступил высокий воин, и Мерри едва не ахнул: в первое мгновение ему померещилось, что это Боромир. Затем он понял, что ошибся, – этого человека хоббит видел впервые, но Боромира он действительно напоминал. Та же гордая осанка, та же стать, те же серые глаза... Одет незнакомец был по-дорожному: поверх кольчуги из мелких колец – темно-зеленый плащ, на шлеме – серебряная звездочка. В руке воин держал стрелу с черным оперением и стальной бородкой. Кончик стрелы окрашен был в алый цвет. Встав на одно колено, посланник протянул ее Теодену.
– Приветствую тебя, о владыка Рохирримов и друг Гондора! – молвил он. – Я – Хиргон[529], посланник Дэнетора. Дэнетор велел вручить тебе сей знак. Гондор нуждается в помощи. Много раз помогали нам роханцы, но ныне Наместник Дэнетор взывает к вам с просьбой собрать все силы и прийти как можно быстрее. Иначе Гондору грозит гибель.
– Красная Стрела! – медленно проговорил Теоден, принимая от гонца стрелу. По всему видно было, что он давно ждал этого знака, и все же руки у Короля задрожали.
– На моем веку Красная Стрела ни разу еще не являлась в страну, – сказал он. – Значит, все-таки дошло до войны! Но на какое войско и на какие сроки рассчитывает Дэнетор?
– Сие тебе лучше ведомо, государь, – с поклоном произнес Хиргон. – Может статься, уже очень скоро Минас Тирит окажется в кольце осады. Хватит ли у тебя сил пробиться сквозь вражеское оцепление? Повелитель Дэнетор велел мне сказать так: весьма желательно, чтобы могучая роханская армия успела войти в стены города прежде, чем враг замкнет кольцо осады. Снаружи будет слишком опасно.
– Ваш Повелитель прекрасно знает, что мы привыкли биться на конях, в открытом поле, – поднял брови Теоден. – Кроме того, народ наш рассеян по степи и нам потребуется немало времени, чтобы собрать войско воедино. Я думаю, Хиргон, что Правитель Минас Тирита знает больше, чем говорит. Ты и сам видишь, что мы уже воюем и твоя весть не застала нас врасплох. Здесь побывал Гэндальф Серый, а потому сегодня мы собрались на войсковой смотр и сразу же после него выступаем.
– Ведомо о том Повелителю или нет, я сказать не могу, – ответствовал Хиргон. – Но положение наше воистину бедственно. Мой господин не приказывает, а лишь просит тебя, ради давней дружбы и клятв, издавна связывающих нас, сделать все, что в твоих силах, ибо это равно важно и для твоего, и для нашего блага. Нам стало известно, что многие восточные владыки послали войска на помощь Мордору, и по всему Северу до самого Дагорлада слышен лязг оружия. На Юге подняли голову Харадримы, прибрежные племена охвачены страхом, и мы не ждем от них помощи. Поспеши, о Король! Ибо под стенами Минас Тирита решается сегодня судьба нашего мира, и, если мы не сдержим волну Зла, она неминуемо захлестнет дивные степи Рохана. Тогда даже твоя горная крепость не защитит тебя.
– Черные вести, – медленно произнес Теоден. – Но не все они для меня неожиданны. Передай Дэнетору, что мы пришли бы на помощь в любом случае – даже если бы Рохан был вне опасности. Но мы понесли большие потери в боях с изменником Саруманом. К тому же мы не можем забывать о наших северных и восточных границах. Дэнетор знает это и без нас. Может случиться так, что Черный Властелин, который, по-видимому, собрал под своим началом огромные силы, даст нам бой на подступах к городу – и одновременно, переправясь через реку, нападет на Рохан с другой стороны, вдали от Королевских Врат... Впрочем, все эти рассуждения благоразумны, но не ко времени. Мы выступаем. На утро назначен смотр. Как только он кончится, я отдаю приказ седлать коней. Еще недавно я мог бы послать в бой, на страх врагам, целых десять тысяч копий, но – увы! – сегодня нас будет куда меньше. Мой народ не может оставаться без защиты. Шесть тысяч всадников вышлю я на подмогу Минас Тириту. Скажи Дэнетору, что в трудный час король Рохана сам идет к нему на помощь, хотя знает, что вряд ли вернется живым из похода. И все же дорога далека, а люди и кони должны сохранить свежие силы для битвы. Не ждите напрасно! Минет не меньше недели, прежде чем боевой клич сынов Эорла прогремит над вашими полями.