 |
|
СПИСОК ИМЕН И НАЗВАНИЙ.. 871 75 страница
– Наша может приносить вести, – готов был ответ у Лесного Человека. – Наша смотрит с вершин. Поднимается и смотрит вниз. Каменный город заперт. Снаружи огонь. А теперь и внутри тоже огонь. Вы хотите туда? Ехать надо быстро. Но дорога занята. На ней Гургун, на ней люди из-за Черных Гор. – Он махнул короткой, узловатой рукой на восток. – Их много, очень много. Больше, чем вас, всадников.
– Откуда тебе это известно? – не поверил Эомер.
Плоское лицо старика и темные глаза остались бесстрастными, но в голосе зазвучало недовольство.
– Лесные Люди – дикие и свободные, да, но они не дети. Я – великий вождь Ган-бури-Ган. Моя умеет считать вещи. Звезды на небе, листья на деревьях, людей в темноте. Вас десять раз и еще пять раз по двадцать двадцаток. Их больше. Большая война. Кто победит? Но под стенами каменного города войска еще больше.
– Увы, этот человек знает, что говорит, – вздохнул Теоден. – По словам разведчиков, противник поставил заграждения и выкопал рвы поперек дороги. Мы не сможем смять их одним внезапным ударом.
– И все же надо торопиться, – настаивал Эомер. – Мундбург в огне!
– Пусть Ган-бури-Ган закончит, – заговорил Лесной Человек. – Он знает много дорог. Он поведет вас туда, где нету рвов, нету Гургун, где ходят только Дикие Люди и звери. Когда Люди из Каменных Домов были сильные, они проложили много путей. Они резали скалы, как охотники свежуют убитого зверя. Дикие Люди думали, они едят эти камни. Люди из Каменных Домов ездили через Друаданский лес на Риммон и возили большие телеги. Сейчас перестали. Забыли дорогу. Но Дикие Люди помнят. Дорога идет по горе, потом под горой, заросла травой, заросла деревьями. Она идет за Риммон и опять вниз, до самого Дина, а потом возвращается на дорогу для всадников. Дикие Люди проведут вас на эту дорогу. Ваша убьет Гургун. Блестящее железо, оно прогонит эту ночь, эту нехорошую ночь, и Дикие Люди пойдут обратно в Дикие Леса, спать.
Эомер и Король обменялись несколькими фразами по-рохански. Теоден повернулся к Дикому Человеку.
– Мы принимаем твою помощь, – сказал он. – Правда, мы оставим у себя в тылу немалые вражеские силы, но это неважно. Если Каменный Город падет, пути назад не будет. А коли он выстоит, орки сами окажутся в окружении. Если ты послужишь мне верой и правдой, Ган-бури-Ган, обещаю тебе богатую награду и вечную дружбу.
– Мертвые не бывают друзьями живых и не дарят им подарков, – усмехнулся Дикий Человек. – Но если ты останешься жив, а Тьма уйдет, оставь Диких Людей в покое и запрети охотиться на них, как на лесного зверя! Ган-бури-Ган не заведет тебя в ловушку. Он сам пойдет с Отцом Всадников, и, если он поведет плохой дорогой, можешь его убить.
– Быть по сему, – решил Теоден.
– Сколько времени потребуется, чтобы обойти врага и вернуться на Тракт? – спросил Эомер. – Ведь если ты поведешь нас, нам придется ехать шагом, да и дорога, должно быть, узкая?
– Дикие Люди ходят быстро, а дорога в Долине Каменных Телег широкая. Там могут идти четыре лошади, – сказал Ган, показывая рукой на юг. – Только в начале и конце дорога узкая, да, очень узкая. Дикие Люди на рассвете уходят, в полдень они уже у Дина.
– Значит, первому эореду ехать не меньше семи часов, – прикинул Эомер, – а всему войску не меньше десяти. Не будем забывать, что возможны и неожиданности... Ну, а в горах войско, скорее всего, растянется в цепочку, и нам потребуется время, чтобы построиться заново. Который теперь час?
– Кто знает? – вздохнул Теоден. – Теперь у нас все время ночь.
– Темно, да, но это не совсем ночь, – возразил Ган. – Когда приходит Солнце, наша ее чует, даже если не видно света. Она уже поднимается там, за горами, на востоке. В небесных полях начинается день.
– Раз так, выступаем сейчас же, – поднялся Эомер. – И все же сегодня на помощь Гондору мы никак не поспеем.
Мерри не стал ждать, скользнул за деревья и поспешил на свое место, чтобы не опоздать, когда протрубят сбор. Стало быть, это последний привал перед боем! „Не похоже, – думал хоббит, – чтобы много кто остался в живых после завтрашнего сражения“. Но тут он вспомнил о Пиппине, о пожаре Минас Тирита и прогнал от себя страх.
Все шло как по маслу. Роханцы не заметили и не услышали ничего подозрительного, не встретили ни одной засады. Ловкие и осторожные Лесные Люди оцепили войско роханцев так, чтобы ни один орк, ни один вражеский соглядатай не прознал о том, что происходит под прикрытием холмов. По мере приближения к осажденному городу вокруг становилось все темнее. Всадники растянулись в несколько длинных цепочек, и в сумерках казалось, что по дороге проплывают тени людей и лошадей. Каждый эоред сопровождало по одному Лесному Человеку. Старый Ган держался близ Короля. Поначалу ехали медленнее, чем надеялись: найти дорогу через густо заросшие лесом гребни, за которыми лежала потаенная Долина Каменных Телег, оказалось непросто, всадникам пришлось спешиться и вести лошадей под уздцы. Было уже далеко за полдень, когда головной эоред вступил в разросшиеся у восточного склона горы Амон Дин серые кустарники, которые скрывали широкий проход между двумя грядами холмов, тянущихся от Нардола до Дина. Здесь и проходила забытая дорога для телег – ответвление главного тракта, соединявшего столицу с Анориэном. Вот уже много людских поколений, как на этой дороге безраздельно властвовали деревья, окончательно изрывшие ее корнями и похоронившие колеи под многолетним покровом старой листвы. Однако всадникам это было только на руку: заросли были надежным укрытием – последней защитой перед тем, как вступить в открытый бой. Впереди ждал главный тракт и равнины Андуина, с юга и востока окруженные голыми складчатыми горами, которые, громоздясь друг на друга, поднимались все выше и выше – а за ними дыбилась громада Миндоллуина с его скалистыми отрогами.
Головной отряд остановился, поджидая, пока войско всадник за всадником выйдет из устья Долины Каменных Телег и соберется под серыми деревьями. Здесь Король созвал военачальников для совета. Эомер хотел было выслать вперед разведчиков, но старый Ган отсоветовал:
– Нет проку! Дикие Люди уже высмотрели все, что можно высмотреть в таком плохом воздухе. Они скоро придут и будут говорить.
Между тем военачальники собрались на совет. Но не успел он начаться, как из кустов выступило еще несколько оживших шишиг, так схожих с Ганом, что Мерри не смог бы отличить их друг от друга. Они тут же обратились к своему вождю на гортанном, ни на что не похожем языке. Выслушав их, Ган повернулся к Королю.
– Дикие Люди говорят много разных вещей, – раздумчиво начал он. – Пусть ваша будет осторожней! За Дином много людей. Час ходьбы отсюда. – Он показал в сторону чернеющей впереди горы-маяка. – От этого места и до новых стен, которые построили каменные люди, все пусто. Но и стен больше нет. Там, где раньше стояла стена, – гургун. Они разбивают стены громом, который взяли с неба, разбивают их бревнами из черного железа. Но они не берегутся. Не смотрят по сторонам. Думают, их друзья смотрят за всеми дорогами. Думают, никто не пройдет!
Ган издал горлом какие-то странные клокочущие звуки, означавшие, по-видимому, смех.
– Отлично! – вскричал Эомер. – Тьма тьмой, а все же светит нам и огонек надежды! Враг хитер, но его хитрость нам на руку. Проклятая темень отлично прикрыла нас. А оркам, видно, так не терпится разнести Гондор по камешку, что они забыли обо всем на свете! Я боялся этого препятствия больше всего: они могли бы долго удерживать стену. Но теперь, если уж нам удалось зайти так далеко, мы обязательно прорвемся!
– Еще раз благодарю тебя, Ган-бури-Ган, Вождь Лесного Народа! – воскликнул Теоден. – Пусть тебе сопутствует удача! Спасибо за вести и помощь!
– Пусть ваша убивает гургун! Пусть убивает злых орков! Вот тогда Дикие Люди будут довольны. Слова им ни к чему, – ответил Ган. – Прогоните нехороший воздух! У вас есть светлое железо. Возьмите его и прогоните тьму!
– Ради этого мы и ехали сюда, – заверил Король. – И не отступим! А чего нам удастся добиться, покажет завтрашний день.
Ган-бури-Ган опустился на корточки и в знак прощания коснулся земли бугристым лбом; затем встал, сделал шаг – и вдруг остановился, принюхиваясь, как зверь, почуявший незнакомый запах. Глаза его засверкали.
– Ветер меняется! – крикнул он и с этими словами исчез во мраке, – никто даже глазом не успел моргнуть.
Пропали и его приближенные. Больше всадники Рохана их уже никогда не видели. В отдалении, на востоке, снова раздался дробный стук барабанов. Странными и безобразными показались роханцам Дикие Люди, но никому и в голову не пришло заподозрить их в измене.
– В проводниках больше нужды нет, – сказал Эльфхельм. – Среди нас есть всадники, которые в мирные дни бывали в Мундбурге, я в том числе. Когда мы выйдем на главный тракт, он как раз свернет к югу. Оттуда до стены еще лиг семь. Раньше по обе стороны дороги росла трава. Гондорские гонцы всегда делают ставку на эту часть пути, когда спешат. Мы поскачем быстро и без лишнего шума.
– Жестокая сеча ждет нас впереди. Потребуются все наши силы, – молвил Эомер. – Всадники нуждаются в отдыхе. Мой совет – выступим ночью и рассчитаем так, чтобы выехать на городские поля с первым лучом солнца – если, конечно, солнце встанет. А нет – битва начнется по знаку Повелителя.
Теоден постановил быть по сему; военачальники разошлись, но вскоре Эльфхельм воротился.
– Вернулись разведчики, о Король, – доложил он. – За тем серым лесом ничего подозрительного не видно. Вот только двое убитых и две мертвых лошади.
– И что же? – спросил Эомер. – Кто эти убитые?
– Похоже, гондорские гонцы. По-видимому, один из них – Хиргон. По крайней мере в его руке зажата Красная Стрела. Но труп обезглавлен, так что точнее не скажешь. Можно еще добавить: когда их настигли, они скакали прочь от города. Должно быть, у стены они встретили врагов. С тех пор прошло уже добрых две ночи, если гонцы, по своему обыкновению, меняли в пути лошадей. Достигнуть Города и повернуть нам навстречу они не могли никак.
– Значит, Дэнетор не знает, что мы получили Стрелу, – нахмурился Теоден. – Должно быть, он отчаялся нас дождаться.
– Когда спешишь, отсрочка не к добру, – сказал Эомер. – Но лучше поздно, чем никогда, и мне кажется, с тех пор, как люди умеют говорить, эта старая пословица никогда еще не была так кстати!
Стояла ночь. Роханские всадники молча мчались вдоль обочин тракта. Дорога, огибая подножие Миндоллуина, постепенно отклонялась к югу. Вдалеке почти прямо по ходу на черном небе стояло багровое зарево, наполовину скрытое темным склоном исполинской горы. Войско уже приближалось к стенам Пеленнора, но признаков рассвета не было и в помине.
Король ехал в середине головного отряда в окружении своих дружинников. Следом скакал эоред Эльфхельма. Мерри заметил, что Дернхельм покинул свое место в строю и под прикрытием темноты постепенно начал выезжать вперед, пока не поравнялся с дружинниками Короля. Вдруг головной отряд остановился. Мерри услышал негромкие голоса. Вернулись разведчики, побывавшие почти у самых стен. Они рассказывали Королю о том, что им удалось увидеть.
– Пожары, пожары, Повелитель, – говорил один. – Город в кольце огня. У стен кишат враги. Похоже, неприятель бросил туда почти все силы. У наружной стены, сколько мы могли судить, почти никого нет, а кто есть – разбирают стену и по сторонам не смотрят.
– Вспомни, о государь, слова Дикого Человека! – подал голос второй. – В мирное время я жил на верхних пастбищах и тоже умею ловить вести из воздуха. Меня зовут Видфара[548]. Помяни мое слово, государь: ветер меняется! Слышен запах моря. Соль в воздухе – ее ни с чем не спутаешь! Утром погода станет другой. Когда ты минуешь внешние стены, проглянет солнце.
– Если ты прав, да будут благословенны годы твоей жизни, Видфара, отныне и до смертного твоего часа, – ответил Король, просветлев лицом.
Повернувшись к дружинникам, он возгласил так, что его могли слышать и всадники первого эореда:
– Наш час настал, о дети Эорла, всадники Марки! Пред вами – пламя и враги, за вами – далекий дом. Помните: битва идет на чужой земле, но слава, которую вы себе стяжаете, останется вашей навеки! Вы дали слово. Настало время сдержать его! Во имя Короля, во имя земли нашей и во имя дружбы!
Роханцы ударили копьями о щиты.
– Эомер, сын мой! Ты поведешь первый эоред, – продолжал Теоден. – Держись в середине, при королевском знамени. Эльфхельм! Как только мы возьмем внешнюю стену, ты поведешь своих воинов на правый фланг, а Гримбольд[549] – на левый. Остальные пусть следуют за ними по своему усмотрению[550]. Удар старайтесь наносить в самую гущу. Мы не знаем, что делается на поле, и сказать пока больше ничего нельзя, но повторяю: Тьмы – не бойтесь! Вперед, на битву!
Головной отряд, а за ним и все войско двинулись вперед – но не во весь опор, а рысью: предсказание Видфары пока что не сбывалось, тьма и не думала рассеиваться. Мерри трясся за спиной Дернхельма; одной рукой он покрепче вцепился в седло, другой пытался высвободить меч. Только теперь он сполна почувствовал горькую правду слов Короля: „Что тебе делать в таком бою, Мериадок?..“ Сейчас он, повесив голову, ответил бы: „Много что! Например, мешать всаднику, а еще – не терять надежды, что удержусь в седле и не погибну под копытами...“
До Пеленнора оставалось меньше лиги. Расстояние это кони одолели быстро – по мнению Мерри, даже чересчур быстро. Раздались дикие вопли, звон оружия, но бой продолжался недолго. На развалинах стены было мало орков; к тому же появление всадников привело их в такое замешательство, что перебить одних врагов и разогнать других не составило большого труда. У разрушенных Северных Ворот Король вновь ненадолго остановился. Первый эоред окружил Теодена и прикрыл его с тыла. Отряд Эльфхельма отъехал к правому флангу, но Дернхельм, покинув свое место, каким-то образом оказался рядом с Королем, между тем как всадники Гримбольда свернули влево, к пролому, зиявшему чуть поодаль.
Мерри выглянул из-за спины Дернхельма. Вдали, верстах в пятнадцати, полыхал исполинский костер Минас Тирита. Между ним и всадниками широким полумесяцем горели огни. До ближайшего из них оставалось не больше лиги. В темноте хоббит почти ничего не мог разглядеть, и ему не верилось, что наступит утро, – да и ветер все никак не хотел дуть, ни с гор, ни с Моря, ниоткуда.
Ничем себя не выдав, роханцы ступили на землю Гондора. Войско Теодена всадник за всадником потекло сквозь проломы в стене на равнину Пеленнора, медленно, но неотвратимо – так волна прилива бесшумно и грозно вливается на поля и улицы через бреши в дамбе, за которой люди мнят себя в безопасности. Все мысли, вся воля Черного Полководца были сосредоточены на гибнущем городе, и ничто не давало Назгулу повода заподозрить неладное.
Между тем Король взял чуть восточней: так удобнее было пройти между огненным полумесяцем и стеной. Всадников так никто и не остановил, но Теоден медлил давать знак – и вскоре снова придержал коня. Теперь они остановились чуть ближе к городу. В воздухе пахло гарью, над полем витала смерть. Кони беспокойно переступали копытами. Но Король восседал на спине Снежногрива неподвижно; казалось, зрелище предсмертных мук Минас Тирита пригвоздило его к месту. А может, в душе у него заговорил страх? Плечи Теодена поникли; он сгорбился, стал как-то меньше и показался Мерри безнадежно дряхлым стариком. У хоббита перехватило дыхание. На сердце навалились тяжесть и страх: оно билось все медленнее, словно вот-вот остановится. Казалось, само время отяжелело от нерешительности. Слишком поздно! Прийти слишком поздно – хуже, чем никогда!.. Еще мгновение – и Теоден дрогнет, склонит седую голову и, не оборачиваясь, поскачет прочь от этого места, в горы...
И вдруг Мерри почувствовал: что-то изменилось. В лицо ему подул ветер. Над полями забрезжил свет. В небе, далеко на юге, различимы стали серые бесформенные тени, свивающиеся, рвущиеся, клубами восходящие вверх. За ними вставала заря.
В то же мгновение что-то сверкнуло, словно у стен города в небо ударила молния. В мгновенном ослепительном свете глазам предстали все семь черно-белых ярусов крепости с грозно сверкнувшей иглой башенного шпиля. Но тьма тут же сомкнулась вновь, и над полями раскатился глухой удар. Бумм!
При этом звуке согбенные плечи Короля внезапно распрямились. Вновь гордый и высокий, он поднялся в стременах и громко воззвал к всадникам – и голос его был чист и ясен, как ни у кого из смертных доселе:
В бой, Всадники Теодена!
Подвиги ждут нас – кровь и пламя!
Обагрится клинок блестящий,
Рдяный день восстанет над полем,
Алым от крови! В бой, за Гондор!
С этими словами Теоден, выхватив у знаменосца Гутлафа[551] Большой Рог, протрубил в него, – и так мощен был трубный зов, что рог разлетелся на куски. Но в ответ, словно буря и гром в горах, грозной музыкой отозвались сразу все рога и горны роханского войска.
В бой, племя Эорла! В бой за Гондор!
Король крикнул что-то Снежногриву – и тот стрелой прянул вперед. За спиной Короля захлопало на ветру знамя – белый конь на зеленом поле; но не так-то просто было догнать Теодена!.. Сзади – с громом и грохотом копыт – неслась королевская дружина, и никто не мог ни обойти Теодена, ни хотя бы поравняться с ним. Эомер скакал рядом; белый султан из конского хвоста развевался у него на шлеме. Первый эоред обрушился на Пеленнор, как вспененная волна на морской берег, – но Король оставался впереди. Одержимый духом битвы, исполнясь боевой ярости отцов, вскипевшей в его жилах, он дал волю Снежногриву и помчался вперед, похожий на древнего бога, словно Оромэ Великий в день великой битвы Валаров[552], когда мир был молод. И – о чудо! – золотой щит Короля засверкал, словно солнце, а трава под ногами белого жеребца зажглась ярко-зеленым пламенем. Ибо наступило утро – утро, принесшее ветер с Моря. Тьма дрогнула и отступила; рабы Мордора взвыли от страха и бежали, объятые ужасом, настигаемые неумолимыми копытами гнева. И тогда всадники запели песню – ибо радость битвы вселилась в них, и, разя врагов, они пели, и песня эта, светлая и грозная, достигла стен осажденного города.
Глава шестая.
БИТВА НА ПОЛЯХ ПЕЛЕННОРА
Однако походом на Гондор командовал не орк и не случайный головорез. Тьма отступила раньше часа, намеченного Черным Властелином, и удача на мгновение отвернулась от Короля-Призрака. Победа ускользала – а ведь он уже готов был ее праздновать! Но власть Назгула простиралась далеко. Под его началом еще оставались огромные силы. Король-Призрак, Предводитель Кольценосных Назгулов, – ему ли было тревожиться! Он развернул коня, покинул Ворота и пропал во мгле.
Теоден, Повелитель Марки, достиг дороги, ведущей от Больших Ворот Минас Тирита к Реке, и повернул к Городу, до которого оставалось около версты. Тут он приостановил коня, оглядываясь и выискивая новых врагов. Свита догнала его; среди дружинников был и Дернхельм. Впереди, у стен города, где высились осадные башни, уже бились воины Эльфхельма, рубя врагов направо и налево, загоняя их в огненные рвы и отрезая им путь к отступлению. Почти вся северная часть Пеленнора уже была очищена от неприятеля; обоз захватчиков горел, орки сломя голову бежали к Реке, словно звери от охотника. Рохирримы скакали через поля Пеленнора, не встречая препятствий. Но осада продолжалась, и Ворота все еще оставались за неприятелем. У входа в Город собрались значительные силы врагов, на восточном краю поля стояли свежие, еще не введенные в бой мордорские полки, а на юге, за дорогой, выжидали главные силы харадцев с конницей, собранной под знаменем их вождя. И вот вождь оглядел поле, и в свете утра увидел стяг Теодена, обогнавшего свое войско, и заметил, что рядом с Теоденом – лишь горстка конников. Воспылав яростью, харадец издал громкий клич и, приказав развернуть знамя, где извивался на кроваво-красном поле черный змей, ринулся в атаку на Белое и Зеленое, а за ним – его воины. Ятаганы харадцев засверкали, как тысяча звезд.
Теоден увидел южан и, не дожидаясь нападения, направил Снежногрива им навстречу. С великим грохотом и лязгом сшиблись всадники, но белая ярость северян превозмогла багровую злобу южан, да и военным искусством конники Теодена владели лучше – длинные роханские копья били внезапно и точно. Рохирримов было меньше, но они прорубили себе дорогу в строю харадцев, словно просеку среди стволов, и в самом центре сечи бился Теоден, сын Тенгела. Его копье пронзило вражеского вождя и треснуло, но король выхватил меч и, взмахнув им, одним ударом разрубил древко знамени и тело знаменосца-южанина. Черный Змей пал. Оставшиеся в живых конники Харада обратились в бегство.
Но что это? В зените победы, в разгар торжества золотой щит Короля вдруг потускнел. Новое утро затмилось. Лошади вставали на дыбы и ржали; люди, выброшенные из седел, катались по земле, закрывая голову руками.
– Сюда! Сюда! – кричал Теоден. – Вперед, племя Эорла! Тьмы не бойтесь!
Но Снежногрив обезумел от ужаса; он поднялся на дыбы, сражаясь с воздухом, – и с громким ржанием рухнул на бок, пронзенный черным дротиком. Король упал вместе с конем, оказавшись внизу, под тяжестью конской туши.
На землю словно пала тень облака, но то было не облако. Над Королем, испуская нестерпимый смрад, снижалось страшное крылатое чудище – если и птица, то самая большая из живущих на земле, черная, лоснящаяся, без перьев, с гигантскими крыльями-перепонками меж длинных ороговевших пальцев. Должно быть, эта тварь принадлежала миру давно исчезнувшему, но пережила свое время в забытом углу холодеющих под луною дальних гор; в последнем жутком гнезде среди недоступных вершин вывела она последнее безвременное потомство. И вот Черный Властелин нашел гнездо, и взял оттуда птенцов, и откормил их на мертвечине, пока они не переросли все, что летает или когда-либо летало в небе. И тогда он подарил одного из них своему верному слуге... Все ниже и ниже опускалась крылатая тень, пока наконец, сложив перепончатые крылья, не села с хриплым клекотом на тело Снежногрива, впиваясь в него когтями и склоняя над ним длинную голую шею.
На спине чудовищной твари восседала фигура, закутанная в черный плащ, огромная и угрожающая. На голове всадника тускло мерцала стальная корона, но лица под ней не было – только горящие мертвым огнем глаза. То был Предводитель Назгулов. Когда тьма отступила, он призвал своего летучего коня, взмыл в небо – и снова явился на поле боя сеять смерть, превращая надежду в отчаяние, победу – в поражение. В руке у него чернела огромная булава.
Но не все покинули Теодена. Дружинники лежали убитыми – кроме тех, кого обезумевшие лошади унесли в поле; и все же один воин остался – молодой Дернхельм, неустрашимый и преданный. Он стоял и плакал над Королем, ибо любил своего Государя, как отца. Мерри за все сражение не получил ни единой царапины – за спиной Дернхельма он был почти вне опасности; но Виндафола сбросил их обоих и ускакал в поле. Как перепуганный зверек, не видя ничего вокруг себя, полумертвый от страха, Мерри пополз куда-то на четвереньках, не разбирая дороги.
„Ты же слуга Короля, – кричало ему сердце. – Твое место при нем! Ты говорил, что будешь любить его, как отца!“ Но воля не отвечала сердцу, а тело била дрожь. Хоббит не смел ни поднять головы, ни открыть глаз.
Вдруг сквозь тьму, застилавшую сознание, ему померещился голос Дернхельма. Звучал он как-то странно, напомнив хоббиту другой голос, слышанный им прежде совсем, совсем в другом месте.
– Прочь, гнусный оборотень, повелитель падали! Оставь мертвых в покое!
Голос Назгула, холодный и беспощадный, ответил:
– Кто смеет вставать между Назгулом и его добычей? Смотри – Король Призраков покарает тебя за это, и кара будет страшнее смерти, которая ждет тебя и так. Беги, пока он не унес тебя в край стенаний, где плоть твоя будет пожрана, а разум, нагой и дрожащий, предстанет пред Глазом, У Коего Нет Век!
Зазвенел меч, выхваченный из ножен.
– Делай что хочешь, но я не дам тебе приблизиться к Королю!
– Вот как? Глупец! Смертный муж не может помешать мне![553]
И тут Мерри не поверил своим ушам. Раздался смех! Дернхельм смеялся, но в его голосе звенела сталь.
– Я – не муж! Ты обознался! Перед тобой женщина! Я – Эовейн, дочь Эомунда! Прочь с дороги, ты, стоящий между мной и моим единокровным повелителем! Убирайся, если ты не бессмертен! Кем бы ты ни был, живым существом или исчадием мрака, тебя встретит мой меч. Попробуй тронуть Короля!
Крылатое чудище зашипело на нее, но Кольценосный Призрак медлил с ответом. Он не шевелился; казалось, его посетило сомнение. Хоббит, неимоверно удивленный, на миг забыл о страхе и открыл глаза. Непроглядная завеса исчезла: он начал различать предметы вокруг себя. В двух шагах от него темнел силуэт огромной твари. Над громадиной высился, как призрак отчаяния, Предводитель Назгулов. Слева, лицом к ним, стояла та, которую хоббит так долго называл Дернхельмом. Шлем тайны не скрывал больше ее лица; сверкающие волосы свободно струились по плечам, блестя, как светлое золото. Серые, словно море, глаза смотрели бешено и твердо, но по щекам текли слезы. Подняв щит, Эовейн заслонялась от страшного взгляда своего врага.
Это была Эовейн – и в то же время Дернхельм. Мерри внезапно припомнилось юное лицо воина в Дунхарге – лицо человека, который, отбросив последнюю надежду, идет искать смерти. Сердце Мерри исполнилось жалости и великого удивления, и тут хоббичье мужество, которое разгорается медленно, но горит ярко, наконец проснулось в нем. Он сжал кулаки. Допустить, чтобы она погибла, такая прекрасная и отчаявшаяся?! Ну нет! Она здесь не одна! У нее есть защитник!
Враг не смотрел на Мерри, но тот все еще боялся пошевелиться. Как бы не упал и на него этот страшный взгляд!.. Хоббит медленно пополз вперед, но Черный Король, со злобой и сомнением вперившийся в стоявшую перед ним Эовейн, обращал на хоббита не больше внимания, чем на какого-нибудь копошащегося в грязи червяка.
Резко запахло падалью: гигантская тварь взмахнула крыльями, взвилась и с пронзительным криком стала падать на Эовейн, выставив когти.
Но Эовейн не дрогнула: дочь королей, дева племени Рохирримов, тонкая и твердая, как стальное лезвие, прекрасная и грозная, она уверенно нанесла сокрушительный удар. Меч перерубил вытянутую шею чудовища; уродливая голова, словно камень, с глухим стуком покатилась по земле. Эовейн отскочила от тяжелого тела, которое рухнуло в траву, распластав крылья. Все вокруг озарилось, и восходящее солнце облило волосы королевны золотым блеском.
Над трупом чудовища поднялся Черный Всадник – высокий, как башня, грозный и неумолимый. С криком ненависти, вонзившимся в уши хоббиту, как отравленная игла, он поднял булаву и резко опустил ее. Щит Эовейн раскололся на мелкие кусочки, рука хрустнула и повисла. Эовейн упала на колени. Король-Призрак навис над ней, как черная туча, его глаза вспыхнули. Булава поднялась для смертельного удара.
Но тут Король-Призрак внезапно вскрикнул от боли, споткнулся, и булава, просвистев мимо, зарылась в землю. Маленький меч Мерри, пропоров черную мантию, пришелся как раз туда, где кончалась кольчуга, – в крепкое сухожилие под могучим коленом.
– Эовейн! Эовейн! – завопил хоббит.
Эовейн, шатаясь, поднялась, собрала остаток сил и, не дожидаясь, пока огромные плечи врага снова распрямятся, с размаху рассекла мечом воздух между плащом и короной. Меч рассыпался на мириады сверкающих искр; корона, звякнув, упала и откатилась. Эовейн рухнула лицом вперед прямо на своего врага. Но – диво! – плащ и кольчуга были пусты! Скомканные, они упали в траву, а в небо взлетел душераздирающий вопль, который постепенно перешел в пронзительное рыдание. Ветер уже уносил его прочь – бестелесный, истаивающий плач, постепенно затихавший и наконец затихший. Так смолк голос Короля Назгулов – и в эту эпоху, в этом мире никто из живущих более не слышал его.
Хоббит Мериадок, ослепший от слез, стоял среди убитых, моргая, как сова на свету. Словно сквозь туман, видел он разметавшиеся по траве светлые волосы Эовейн, а рядом – короля Теодена, павшего в час своей славы. Снежногрив в предсмертных судорогах откатился прочь от всадника, но было уже поздно – конь стал погибелью своего хозяина.
Мерри нагнулся, поднял руку Короля, чтобы поцеловать ее, и вдруг – о чудо! – Теоден открыл глаза. Взор его был ясен, и голос звучал спокойно, хотя слова давались ему с трудом:
– Прощай, достойный хольбитла! Мое тело разрушено. Я иду к отцам. Но теперь мне не стыдно будет явиться пред их могучим сонмом. Я поразил Черного Змея. Рассвет был скорбным – но солнце встало и сядет во славе!
Мерри снова заплакал и не сразу смог ответить.
– Прости меня, государь, – вымолвил он наконец. – Прости! Я нарушил твое повеление, но все равно ничем не послужил тебе. Я могу только оплакать нашу разлуку...
Старый Король улыбнулся:
– Не печалься! Ты прощен. За отвагу не карают. Живи и будь благословен! Когда в дни мира ты будешь греться у очага с трубкой во рту – вспомни обо мне! Ибо я уже не смогу посадить тебя рядом с собой в Метузельде, как обещал, и расспросить о курительном зелье...
Глаза Теодена закрылись. Мерри опустил голову. Но Король заговорил снова:
– Где Эомер? Я хотел бы увидеть его перед смертью. Он должен стать королем после меня. Передай Эовейн, что я о ней помнил. Как не хотела она со мной расставаться! Теперь я ее больше не увижу. А она была мне дороже дочери...