Здавалка
Главная | Обратная связь

Глава девятая. Последнее танго в Париже



Мир зависит от нас

Наши жизни никогда не закончатся

Оседлавшие бурю…

 

В интервью «L.A. Free Press» Джим сказал, что горд за себя и за Doors, потому что они не продались. Это была группа, сохранившая бунтарский дух до самого конца, и если даже Джим уходил, то по меньшей мере его прямота оставалась нетронутой. Словно выступая не только за себя, но и за Брайана Джонса, Джими Хендрикса и Дженис Джоплин, Джим сказал: «Для меня это никогда не было действом или так называемым перформансом. Это было делом жизни и смерти, попыткой объединить, вовлечь множество людей в частный мир мысли и сознания».

ОГЛАВЛЕНИЕ


Нашли ошибку, напишите на admin@vavikin-horror.ru или в комментарии. Вместе сделаем перевод книги лучше :)

Сейчас главы выкладываются сразу в процессе перевода, в черновом варианте. После завершения перевода всей книги, текст будет окончательно вычитан и выложен в свободный доступ для скачивания в fb2 и др. форматах. Спасибо всем, кто уже помог с вычиткой!


Глава девятая. Последнее танго в Париже

Мир зависит от нас

Наши жизни никогда не закончатся

Оседлавшие бурю…

Полдень рок-звезды

Джим Моррисон по привычке смотрел новости по телевизору. В январе 1971 года он услышал выступление похожего на фашиста Спиро Агню, вице-президента Соединенных Штатов, набросившегося на рок-музыкантов за распространение «нарко-культуры среди молодых американцев». (Агню будет продолжать подобные отповеди рок-культуры пока в 1973 году не лишится поддержки и должности по обвинениям в коррупции и взятках). Джим был впечатлен судебным процессом над Мэнсоном, закончившимся в конце того месяца пожизненным сроком для совершенно обезумевшего Чарльза и трех чокнутых девушек, забивших на смерть Шэрон Тейт. В это время до музыкального бизнеса начало доходить, что Beatles распались в декабре 1970-го после почти десяти лет существования. Индийский госпел Джорджа Харрисона «My Sweet Lord» доминировала на радио.

Doors, просуществовав уже как группа шесть лет, закончили запись «L.A.Woman» в своей мастерской, поднажав в последние две недели января 1971. В их студии/офисе окна были забиты досками, а стены закрыты стегаными одеялами. Как-то раз Джим опоздал на сессию и в знак раскаяния дал другим пяти музыкантам и Брюсу Ботнику по доллару в качестве компенсации. Doors практически сразу взялись за сведение, выбрав «Poppy Sound» в Западном Голливуде.

Участники группы, особенно Джим, были непреклонны, решив устроить себе перерыв и не давать концертов. Английский тур отменили, и агентство Doors получило распоряжение не договариваться о выступлениях. Пока тема не обсуждалась открыто, но каждый волновался, что Джим уйдет из группы, когда альбом будет закончен. Контракт с «Electra» подходил к концу. Памела Курсон, как думали Doors, уже выиграла затяжную битву за то, чтобы Джим покинул группу. Звукорежиссер Джон Хэйни вспоминает: «После того, как Джим ушел, он никогда не говорил мне, что у него есть намерения вернуться. Он сфокусировался на поэзии. После нашей первой записи его стихов, он понял, что ему нужно организовать свои мысли. Вот зачем он поехал в Париж. Ему было важно, чтобы мир начал относиться к нему, как к поэту. Вот почему он подписал с «Electra» контракт на выпуск поэтического альбома – без участия Doors».

Примерно тогда Джим убивал время зимнего дня с друзьями в кафе на Ла Сьенега «Garden District». Джони Митчел тихо разговаривал со своим менеджером за соседним столом. Джим давал интервью Дэну Нэпу из «Лос-Анджелес Таймс», отметившего его большую бороду и что в длинных темных волосах Джима уже появились седые пряди, хотя ему было всего двадцать семь лет. «Переедание сделало его толстым, но это только подчеркивало его хорошую черту – спокойный, интеллектуальный разговор… Только три или четыре приконченных «отвертки», быстро запитых несколькими бутылками пива намекнули на демонов, которые, как говорят, управляли им».

Джим не мог сказать, что оставил Doors. Это навредило бы продажам, когда вышел альбом. Но он очень много говорил об этом не напрямую. «Следующий альбом… эм… может быть уже других парней, понимаете? Они сделают его по своему вкусу – эм… сделают инструментально. Очень блюзово». День шел, и Джим со своим окружением отправился в офис, где «другие парни» слушали сведенные песни их нового альбома. Без энтузиазма, Джим остановился на пять минут, чтобы погладить бездомного пса, которого, как ему показалось, часто видел на бульваре Санта-Моника. Группа пошла дальше по улице в «Palms», где они поиграли в пул и выпили много пива. В соседнем баре «Little Club» Джим вернулся к «отверткам». К закрытию он почти лежал на стойке.

Официантка присоединилась к вечеринке, переместившейся на машине к отелю «Chateau», где Джим снимал один из этажей двухэтажного бунгало, расположенного недалеко от бассейна. Бэйб Хилл ушел, чтобы достать немного травки. Смеясь, Джим сказал: «Он надыбает кокаина, и мы не увидим его несколько дней». Официантку прижали к Джиму, ее блузка была наполовину расстегнута. Поскольку все собрались, Джим откупорил квартовую (1.1 литра) бутылку водки «Smirnoff», и выпил большую часть сам. Бэйб вернулся с унцией (28.3 грамма) травы, и они тут же скурили ее. Тони Фанчес появился в футболке с надписью «кокаин», выполненной в стиле эмблемы «Coca-Cola».

К четырем утра они смотрели старый фильм по телевизору с выключенным звуком. Мексиканская музыка пограничной станции звучала из радио. Официантка внимательно посмотрела на Джима и пошла в ванную. На рассвете Джим поднялся на крышу и попытался забраться в окно своей ванной по водосточной трубе. Но труба сломалась и Джим упал со второго этажа. Он отскочил от крыши гаража, находившегося за зданием, и сильно ударился спиной о бетонный тротуар.

Сначала он не мог сделать вдох. Затем не мог подняться. Его друзья выбежали, чтобы помочь ему. Официантка смылась. Фанчес помог ему добраться до кровати. Джим проспал весь следующий день, затем проснулся с болью в груди, кашляя кровью. Он гадал, не проткнул ли легкое. Его нога сильно болела. Джима отвели к доктору, который обследовав его, определил, что ничего не сломано, и дал, очевидно, болеутоляющие для сильно ушибленных ребер, сказав принимать пилюли очень осторожно. Джим ходил, прихрамывая, следующие несколько недель.

Он, согласно Денсмору, отнесся весьма безразлично к сведенной записи нового альбома Doors. В мыслях, Джим уже покинул группу. Он посетил единственную встречу с Жаком Хольцманом, когда пластинка была почти готова для записи в феврале. «Morrison Hotel» разошелся очень хорошо, став отличным камбекэком группы, но в нем не было ни сингов, ни радио-хитов. «Riders on the Storm» выглядела очевидным выбором, но она была слишком длинной для АМ-радио. Хольцман предложил кригеровскую «Love Her Madly» в качестве первого сингла из «L.A. Woman». Джим кивнул, соглашаясь. Позднее он и Хольцман решили выпить вдвоем. Джим немного насмешливо сказал этому крайне осторожному боссу лейбла, что ему следовало бы отрываться почаще, пускать иногда все на самотек, идя по краю. Хольцман просто ответил: «Верно, Джим – но я думаю, здесь главное знать меру и не истощить себя».

В интервью «L.A. Free Press» Джим сказал, что горд за себя и за Doors, потому что они не продались. Это была группа, сохранившая бунтарский дух до самого конца, и если даже Джим уходил, то по меньшей мере его прямота оставалась нетронутой. Словно выступая не только за себя, но и за Брайана Джонса, Джими Хендрикса и Дженис Джоплин, Джим сказал: «Для меня это никогда не было действом или так называемым перформансом. Это было делом жизни и смерти, попыткой объединить, вовлечь множество людей в частный мир мысли и сознания».

 

Бен Фонг-Торрес был редактором журнала «Rolling Stone», когда находился в Сан-Франциско. Работая в Лос-Анджелесе, Бен обычно останавливался у рекламного агента из «Electra» Диане Гардинер, жившей этажом ниже Памелы Курсон. Как-то в феврале Фонг-Торрес зависал там, когда пришел Джим Моррисон, чтобы увидеться с Памелой. Величайшая рок-звезда Америки был поистине неузнаваем – толстый, волосатый, хромой. Фонг-Торрес тут же попросил дать ему интервью и поставил на запись свой дешевый магнитофон «Sony». Джим отпустил пару грязных шуток, затем согласился на запись. Фоном противно играла новая кантри-рок-группа. Памела Курсон появилась несколько минут спустя и присоединилась к интервью.

Оно станет последним для Джима.

ОГЛАВЛЕНИЕ


Нашли ошибку, напишите на admin@vavikin-horror.ru или в комментарии. Вместе сделаем перевод книги лучше :)

Сейчас главы выкладываются сразу в процессе перевода, в черновом варианте. После завершения перевода всей книги, текст будет окончательно вычитан и выложен в свободный доступ для скачивания в fb2 и др. форматах. Спасибо всем, кто уже помог с вычиткой!


Последнее интервью

Первые месяцы 1971-го года выдались сложными для Джима Моррисона. Памела, брошенная своим графом, была обижена и зла. Джим пил и бездельничал. Он разбил еще одну машину. Оскорбил сестру Дэнни Шугермана, критикуя ее грудь. Завалился пьяным в «Themis», сбил несколько вешалок для одежды и лихо отхватил по башке от взбешенного посетителя, пока Памела орала как резанная. Джим пытался записать антиамфетаминовый радиоролик в офисе Doors, но не смог заставить себя сказать «Спиды убивают». Он пытался импровизировать, но был под мухой и продолжал выпаливать в виде шутки строки типа: «Избегайте спидов. Принимайте транквилизаторы». Пол Ротшильд увидел его в офисе «Electra» и сказал, что он похож на безумца.

2 февраля 1971 года. Джим смотрел третью высадку на луну в бунгало отеля шефа «Atlantic Records» Ахмета Ертегуна с группой элитных друзей Ахмета. В то время как Алан Шепард и Эдгар Митчел скакали по луне (картинка этого будет использоваться как логотип MTV десятилетие спустя), Джим набирался скотчем и выглядел мрачным, но внимательно слушал сплетни Ертегуна о Rolling Stones, заключивших контракт с его лейблом. Stones жили в Англии, сказал Ертегун, на шаг впереди от налоговиков. Вся группа переехала во Францию, где в изгнании должны были записать следующий альбом в доме, который планировали снять на Ривьере. Есть связанные между собой комментарии, что так было ближе к Марселю, откуда поступал героин. Всплывает имя Жана де Бретея, потому что он предположительно жил в лондонском доме Кита Ричардса.

Когда Ертегун рассказал непристойный анекдот, включавший в себя индийских карликов, Джим внезапно вскочил, с трудом держась на ногах, и завопил: «Думаете, вы победили, да? Вы не победили. Мы, артисты, победили, не вы, капиталистические свиньи». Повисло гробовое молчание, и Джим вышел. Люди пожали плечами. Кого волнует то, что думает этот мудак?

Джим вернулся позднее, извинившись перед Ертегуном.

Бен Фонг-Торрес был редактором журнала «Rolling Stone», когда находился в Сан-Франциско. Работая в Лос-Анджелесе, Бен обычно останавливался у рекламного агента из «Electra» Диане Гардинер, жившей этажом ниже Памелы Курсон. Как-то в феврале Фонг-Торрес зависал там, когда пришел Джим Моррисон, чтобы увидеться с Памелой. Величайшая рок-звезда Америки был поистине неузнаваем – толстый, волосатый, хромой. Фонг-Торрес тут же попросил дать ему интервью и поставил на запись свой дешевый магнитофон «Sony». Джим отпустил пару грязных шуток, затем согласился на запись. Фоном противно играла новая кантри-рок-группа. Памела Курсон появилась несколько минут спустя и присоединилась к интервью.

Оно станет последним для Джима.

Моррисон был честен касательно распада Doors. «Мы вроде как… больше не даем концертов. Мы записали наш последний альбом. Именно. Мы на перекрестке наших карьер. Doors уже анахронизм для молодежи, понимаете? Каждое поколение жаждет новых имен, новых циклов».

Фонг-Торрес упомянул Grand Funk Railroad – самую популярную американскую рок-группу 1971 года. Джим перевел разговор к новым исполнителям и сочинителям как Джони Митчел и Джеймс Тейлор, которые интересовали его куда больше. «Есть четкий момент, когда ты идешь в ногу со зрительным залом, и когда вы с ними выпадаете из общего ритма. Мы просто должны это понять. Это не означает, что ты перерос зрителей. Это значит, что и ты и зрители слишком стары для этого. Нужно переключаться на что-то другое, уступая место молодежи».

На вопрос, что это значит, Джим ответил: «Мне нравится писать и снимать свои фильмы. Вот что у меня на уме». Разговор перешел к «HWY», который крутили на нескольких кинофестивалях в 1970 году, и освистали как бессмысленный эго-трип в Сан-Франциско. Памела Курсон кашляла и хихикала. Голосом маленькой девочки она сказала: «Там не хватало движения».

Интервью прервалось, пока Джим заказывал по телефону еду и пиво. «Вы принимаете кредитки? – спросил он. – Какой здесь адрес?» Фонг-Торрес спросил его о лишнем весе. «У него нет лишнего веса, - рассмеялась Памела, протестуя. – Мне он нравится любым».

«Я пью много пива, - сказал Джим. – Пиво – это единственное, что я пью во время записи. Это заряжает меня энергией и позволяет держаться на ногах всю ночь. Лишний вес, как по мне, это просто процесс старения – толстение, понимаете?» Вошли какие-то люди, и Джим вежливо объяснил, что не может подняться из-за больной ноги. Когда несколькими минутами спустя доставили еду, магнитофон записал, как лает собака на парня из доставки. «Сэйдж! – завопила Памела. – Тише!»

Фонг-Торрес хотел знать о Майами. Джим философски отнесся к своим проблемам с законом. «Это был один из тех случаев, когда я пытался довести все до абсурда, - сказал Джим. – И это получилось слишком хорошо. Если бы у меня не было средств, чтобы защищать себя, то я уже бы отправился в тюрьму на три года». Джим сказал, что судебное слушанье имело и некий позитивный эффект. В первый раз за год он выбрался из Лос-Анджелеса, и в Нассо он научился нырять со скубой (дыхательный аппарат для плавания под водой), описывая это, как: «опыт внутриматочного плавания».

Говоря о Doors, Джим вспомнил: «Мы собрались с ними в странные времена. Английские группы, понимаешь, подвели черту. (Памела: «Да, все так»). Мы подошли к концу сказки английского рок-возрождения. Думаю, успеха добились все те английские группы, которые подарили надежду большинству местных музыкантов. Мы сказали: «Чеоооорт! Мы можем так же, люди».

Беседа перешла к переменам в рок-мире. Люди больше не танцевали в клубах Сан-Франциско. Многие сидели на таблетках. Пэм начала приводить доказательства, согласно которым рок-музыка катилась под откос.

Джим подытожил: «То, что люди сейчас хотят – это группу, которая будет собрана из свежих лиц, не принадлежащих ни к одному из [музыкальных] бизнес сообществ. Им нужно сказать: «Мы делаем это не просто так. Причина не в том, что мы хотим заработать на вас денег». Они [рок-фанаты] хотят чувствовать, что группа часть их сообщества, а не кто-то нанятый откуда-то там».

Юрист на пенсии, игравший с Максом Финком в гольф, сказал (в 2002 году), что Финк, вероятно, получил предупреждение касательно Джима Моррисона за месяц до того, как Джим уехал в Париж. Согласно этому юристу, который предпочел остаться неизвестным, Финку намекнул об этом партнер Микки Родина, видный юрист Беверли-Хиллс, в число клиентов которого входил Фрэнк Синатра, а так же он имел связи в администрации Никсона. Вышедший на пенсию юрист дал понять, что Финку негласно сказали, что его знаменитый клиент будет нейтрализован в тюрьме – его убьют или сломают – так что лучше выслать его из страны, пока апелляцию его приговора не отклонили, а паспорт не изъяли. У Франции не было договоренности с США об экстрадиции по так называемым сексуальным обвинениям, так что для Джима это место могло стать прибежищем. Нет явных или задокументированных свидетельств, что подобное предупреждение существует, только неподтвержденные слова уважаемого бывшего партнера Родина и Финка. Верно это заявление или нет, но через месяц Джим оказался в Париже, снимая инкогнито апартаменты в многоквартирном доме, назвав вымышленное имя Джеймс Дуглас и/или Дуглас Джеймс.

9 февраля 1971 года в шесть утра первый толчок сильнейшего землетрясения потряс Лос-Анджелес. Памела была в кровати, а Джим отрубился в своем кресле для чтения. Земля начала дрожать с нарастающим неистовством. Внезапно Джима разбудили крики людей. Стены в квартире начали ходить ходуном. Джим и Памела выбежали из дома на Нортон-Авеню, откуда было видно, как содрогаются холмы над Голливудом. Болезненно-желтое небо вспарывали молнии. Едкий запах озона и гниющей органики заполнили воздух. Сила толчков была зарегистрирована в 6.5 баллов по шкале Рихтера, и афтершок (толчки вслед за главным толчком после землетрясения) длился еще долгие часы. Следующие несколько дней по ТВ постоянно показывали картинки хаоса и разрушений. Шестьдесят пять человек погибли. В какой-то момент Памела посмотрела на Джима и сказала: «Нужно убираться отсюда – сейчас».

Памела отбыла в Париж 14 февраля. Перед этим они с Джимом съездили в округ Орандж, повидаться с ее родителями. Джим отвез ее в аэропорт, посадил на самолет, пообещав, что присоединится к ней в течение нескольких недель. На следующий день она вселилась в отель «George V», снова спутавшись с графом де Бретей, преступив к поискам жилья для Джима.

После того, как Памела улетела, Джим продолжил загулы, как и до этого, проводя много ночей в ее пустой квартире, где мебель, за исключением ее кровати и его кресла для чтения, была покрыта простынями. Зима в Лос-Анджелесе выдалась холодной, а люди были потрясены разбудившим их землетрясением. Ища женской компании, Джим пролистывал свои записные книжки, вызванивая старых подруг и женщин, дававших ему свои телефонные номера на салфетках, спичечных коробках, корешках билетов. «В Голливуде ни с кем другим не трахались из жалости столько, сколько с ним, - говорила одна женщина. – Все жалели его».

В начале марта Джим сказал участникам Doors, что покидает город. В офисе Doors он сказал бывшим товарищам, что хочет взять паузу, что ему нужен отпуск. На вопрос, уверен ли он, что хочет уйти до того, как «L.A. Woman» будет закончена, Джим ответил, что альбом почти готов, звучит хорошо, и он верит, что они справятся. Повисла пауза, во время которой никто не смотрел друг другу в глаза.

Рэй спросил Джима, как долго его не будет. «Я не знаю, - ответил Джим. – Может быть, год».

Позднее Рэй писал: «Мы спросили: «Куда ты отправишься?» Джим ответил: «В Париж». Затем тихо попрощался и, избегая всяких церемоний, покинул офис, где занимались сведением. Doors пребывали в шоке. Рэй Манзарек писал в своих мемуарах, что они «остолбенели». Никто не понимал, что случилось с Джимом.

«Я и все кто близко знал Джима, - сказал позднее Фрэнк Лисиандро, - понимали, что он уезжает надолго, пока не почувствует непреодолимую тоску по Лос-Анджелесу. Он покончил с частью своей карьеры и своей жизни».

В последние дни своего пребывания в Лос-Анджелесе Джим был трезвее, чем обычно, и человечнее. Сложная фаза его жизни завершилась, и он выглядел, так, словно груз свалился с его плеч. Из-за падения он все еще немного хромал. Он очистил свой стол в офисе Doors, и был особенно мил с персоналом, как если бы хотел уехать, оставаясь со всеми в хороших отношениях. Офис «HWY Productions» в здании «Clear Thoughts» был закрыт. Обязательства по контракту с «Electra» были выполнены. Джим оговорил финансовые вопросы с бухгалтером группы, чтобы тот помогал ему, когда он будет длительное время вне страны. Он сходил на несколько фильмов: «Дай мне кров» о группе Rolling Stones, «Performance» Дональда Каммела и «THX 1138» Джорджа Лукаса (с композитором Лало Шифрином).

Как-то зимним днем Джим зависал в доме Билла Сиддонса в Лонг-Бич, болтая с привлекательной светловолосой женой Сиддонса по имени Чери, которая была беременна первым ребенком. Джим задирал ее из-за того, что ему не предложили стать крестным отцом ребенка, пока не услышал обещание, что получит такое предложение, когда у нее появится второй ребенок. Это, казалось, ему польстило.

В марте 1971 года пикантная песня Дженис Джоплин «Me and Bobby McGee» была большим хитом на радио Лос-Анджелеса, а Джим прощался со всеми. 3 марта он появился на вечеринке «Electra» в дополнительных офисах и обновленной студии. Жак Хольцман сказал Джиму, что удивлен увидеть его. Джим пошутил, сказав, что хотел увидеть, за что заплатил. Хольцман взял несколько человек, включая Джима, на поздний ужин в «Blue Boar». Джим сел рядом с другом, композитором Фредом Мироу, который спросил его, когда он собирается вернуться в Лос-Анджелес. Джим ответил, что не вернется.

Хольцман: «Было что-то трогательное в том вечере. Джим, который обычно молчал в компании, был сам не свой в тот вечер: наполовину там, наполовину где-то еще. Я чувствовал, что в воздухе висит ощущение завершенности. Покинув ресторан, мы все попрощались с ним. Мы уже пожили вместе под яркой радугой рок-н-ролла. Мы с Джимом обнялись, затем он развернулся и как-то неуклюже пошел прочь. Я смотрел ему в спину и сомневался, что увижу его снова».

Следующим вечером Джим и Бэйб Хилл посетили сестру Памелы, Джуди, все еще управлявшую «Themis». За ужином они говорили о магии, и после Джим начал звонить, произвольно выбирая номера из телефонной книги, прося ответить любого, кто снимал трубку, верят ли они в магию. В основном все бросали трубку, но один из соседей Джуди ответил с энтузиазмом, что, да, он верит в магию. Тогда Джим вытащил из кармана все деньги, что были – четыре двадцатидолларовых банкноты – и подбросил мужчине под дверь. Позвонил соседу и сказал: «Магия только что оставила тебе подарок». И повесил трубку.

Несколькими днями ранее, Пэм Миллер – «Мисс Памела» из группы GTO’s – шла по Ла Сьенега на прослушивание в рекламном ролике. Джим Моррисон ехал зигзагами в машине полной дружков, признал ее и выполнил разворот на 180 градусов, не обращая внимания на полуденный трафик. «Он хотел попрощаться со мной, - вспоминала Мисс Памела. – И он был таким милым и полным сил. Я не видела его очень долго и подумала: «Ого – с Джимом произошло что-то хорошее. Потому что по правде Джим находился за бортом жизни, перед тем, как отправился во Францию. Все считали, что он безнадежен. Мы привыкли видеть его в очень плохой форме. Он был крайне распущенным жалким пьяницей перед тем, как уйти, и он почти стал никчемным пустым местом в Голливуде. Очевидно, что причиной его отъезда было желание получить новый шанс, и я видела, что это уже происходит. У него была большая борода, но он похудел, и выглядел действительно хорошо; и он реально улыбался. Я сказала: «Джим! Ты выглядишь изумительно! Как дела?»

Он просто сказал: «Я хотел попрощаться. Я уезжаю во Францию»».

Джим не брал много вещей: два своих фильма - «Feast of Friends» и «HWY», - все записные книжки, что смог найти, распечатки неопубликованных стихов, две четвертьдюймовых катушки с пленкой его поэтических чтений, свою камеру «Super-8», несколько книжек со своими стихами, свой фото-архив (включая цветные транспаранты себя, ранние рекламные фотоснимки Джоан Баэз, картинки с судебного заседания в Майами, и лучшие рекламные глянцевые журналы «Electra» восемь на десять дюймов, где рассказывали о нем), и несколько любимых книг и тряпок. Он оставил свою библиотеку и некоторые вещи в доме Пэм, и велел бухгалтеру Doors оплачивать ренту, пока их не будет. Джуди Курсон взяла собаку.

Джим продолжал откладывать свое отбытие. Он остался рядом с девушкой, делавшей аборт, после того, как она отказалась сохранить ребенка. Он играл в тачбол с друзьями. За неделю до того, как отбыть, Джим и Бэйб Хилл взяли купленный Doors прогулочный катер, несколько граммов кокаина и пару девушек, чтобы отправиться на остров Каталина, чтобы устроить гулянку. После путешествия по неспокойному морю, они сняли номер в отеле с видом на бухту Авалон и насладились грандиозным завтраком с пивом в местной харчевне «Big Mike’s».

Во время своих последний дней в Лос-Анджелесе Джим встретил Тома Бейкера практически впервые за год. Он постоянно держал при себе Бэйба Хилла. Они ходили смотреть транслируемый по кабельному ТВ бой Али с Фрейзером, проходивший в Нью-Йорке 8 марта, а затем сами втянулись в бой на бильярдном столе с парой латинасов в «Palms». Они гуляли по Венеция-Бич, зайдя на обед в «Santa Monica Pier». В тот вечер Памела позвонила из Франции и сказала, что нашла для них классное место. На следующее утро Джим объявил друзьям, что он точно отбывает в Париж вечером. Он не виделся с другими Doors. Позднее Рэй сказал, что они сильно удивились, узнав, что Джим действительно улетел.

Бэйб доставил Джима в аэропорт. Ожидая вылета «Air France», они расположились в баре с доброжелательными Фрэнком и Кэти Лисиандро, а так же с Аланом Роне, и заказали выпить. Разговор оживился. Джим говорил о мечте купить старую церковь на юге Франции, превратив ее в место, где будет жить и работать. Они заказывали выпивку трижды, и Джим пропустил свой рейс. Бэйб привез его в аэропорт на следующий день и посадил на самолет. В те дни не было компьютерной сети, так что никто не узнал, что Джим Моррисон смылся нелегально в Париж, несмотря на запрет покидать страну после выхода под залог, и отложенный тюремный срок в шесть месяцев, которые, как обещали ему, превратятся в ад. Франция уже стала безопасным пристанищем для сотен молодых американцев, сбежавших от призыва на службу во Вьетнаме, так же как и для нескольких легендарных рок-звезд, сбежавших от налоговых служб и пуританских обвинений в надуманных непристойностях. (Признание в непристойном поведении в Америке было недостаточным основанием, на взгляд французского правительства, для экстрадиции). В одном Памела была права – для рок-звезды, решившей отказаться ото всего, Париж был резонным местом для начала карьеры поэта и кинематографиста.

Ранним утром 12 марта 1971 года Джим Моррисон прибыл в аэропорт «Orly». Он взял такси до отеля «George V», показавшись возле номера Памелы. Никто не ответил на стук. Когда портье впустил Джима, комната оказалась пустой и холодной, как если бы никто не жил там какое-то время. Джим пошел в «Bar Alexandre», находящийся на другой стороне улицы, заказал двойной виски и стал ждать, когда вернется Памела.

 

Судя по записям в сохранившихся записных книжках, Джим немедленно начал исследовать Париж. Он посетил свою подругу Аньес Варда в ее апартаментах в здании №84 на улице Дагеро (Daguerre). Джим немного поиграл с ее дочерью, Розалии. В основном он сидел с Аньес и ее друзьями в саду. Позднее Варда говорила немецкому журналисту Рэйнеру Моддерману: «[Джим] не говорил лишних слов. Ему не нравились сплетни. Мы встречались с ним достаточно часто, но я не могу сказать, что много разговаривали. Мы уважали Джима. Его единственным желанием, когда он прибыл в Париж, было уцелеть здесь, инкогнито работая над своими поэмами». Джим так же сказал Варда, что взял во Францию два своих фильма, и хочет показать их в Париже. Варда сказала, что на это может потребоваться время, учитывая (антиамериканскую) политическую атмосферу, но она посмотрит, что сможет сделать. Памела позднее говорила Джиму, что ей не нравится Варда. Джим отвечал, что если когда-нибудь что-то пойдет не так, Варда станет единственным человеком в Париже, которому Памела сможет доверять.

ОГЛАВЛЕНИЕ


Нашли ошибку, напишите на admin@vavikin-horror.ru или в комментарии. Вместе сделаем перевод книги лучше :)

Сейчас главы выкладываются сразу в процессе перевода, в черновом варианте. После завершения перевода всей книги, текст будет окончательно вычитан и выложен в свободный доступ для скачивания в fb2 и др. форматах. Спасибо всем, кто уже помог с вычиткой!


Город огней

Среди некоторых одиозных элементов парижской jeunesse dores (золотая молодежь фр.) она была известна, как «Памела Моррисон», жена американской рок-звезды. С неотразимой калифорнийской привлекательностью, гардеробом модной одежды, длинными прямыми волосами, платежеспособными кредитными картами и постоянной улыбкой Памела была известной фигурой в высших кругах таких тусовок Сен-Жермена, как «Café de Flore», «Lex Deux Magots» и «Brasserie Lipp», где молодежь была связана с графом де Бретей. Ее окружение включало молодых моделей и актеров, несколько дипломатов и завсегдатаев кафе, типа les minets (модные молодые геи) и les michitons (симпатичные молодые люди, разодетые и ухоженные, которые вертелись возле «Drugstore», где их нанимали на работу в роли жигало модные, но одинокие женщины квартала). Через Жана Памела познакомилась с миниатюрной моделью и старлеткой Элизабет Ривери, известной под псевдонимом Зозо. Она жила в просторных апартаментах правобережья Парижа, и когда Памела узнала, что Зозо нужно работать на юге, то она позаботилась о том, чтобы Джим снял квартиру Зозо, на время ее отсутствия в течение весны.

В середине марта 1971 года Джим вселился во вторую по величине спальню четырехкомнатных апартаментов в симпатичном здании девятнадцатого века «Beaux Arts» №17 по улице Ботрейи четвертого округа Парижа. Просторная, немного затененная квартира была загромождена буржуазной мебелью в античном стиле. Там были изысканный мраморный камин, паркетные полы, гипсовые рельефы на стенах, а на силингах в гостиной было нарисовано голубое небо и пушистые облака. В протекавшей ванной со старомодной сантехникой имелось биде, унитаз и узкий, выложенный плиткой коридор укомплектованный переносным душем. (Зозо заперла ванную на время своего отсутствия). Утром солнце светило в большое окно комнаты Джима, к которому он пододвигал покрытый кожей стол для письма. В течение дня он перемещал стол в другие части комнаты, чтобы сидеть в лучах солнца, пока оно согревало двор позади здания. Концентрирующая пианистка жила на другой стороне двора, и звуки ее дневных упражнений нравились Джиму. В вестибюле на почтовом ящике он написал от руки для почтальона: «Джеймс Дуглас».

Судя по записям в сохранившихся записных книжках, Джим немедленно начал исследовать Париж. Он посетил свою подругу Аньес Варда в ее апартаментах в здании №84 на улице Дагеро (Daguerre). Джим немного поиграл с ее дочерью, Розалии. В основном он сидел с Аньес и ее друзьями в саду. Позднее Варда говорила немецкому журналисту Рэйнеру Моддерману: «[Джим] не говорил лишних слов. Ему не нравились сплетни. Мы встречались с ним достаточно часто, но я не могу сказать, что много разговаривали. Мы уважали Джима. Его единственным желанием, когда он прибыл в Париж, было уцелеть здесь, инкогнито работая над своими поэмами». Джим так же сказал Варда, что взял во Францию два своих фильма, и хочет показать их в Париже. Варда сказала, что на это может потребоваться время, учитывая (антиамериканскую) политическую атмосферу, но она посмотрит, что сможет сделать. Памела позднее говорила Джиму, что ей не нравится Варда. Джим отвечал, что если когда-нибудь что-то пойдет не так, Варда станет единственным человеком в Париже, которому Памела сможет доверять.

В первую очередь Джим сделал заметку о своих блужданиях в «болотах» (политический центр во время Великой французской революции), и в старом квартале, где жил. В период Ренессанса это была самая изысканная часть Парижа, но сейчас превратилась в старомодную, с богемными окрестностями и вкраплением изумительных объектов его прошедшего великолепия. Джима привлекали забитые кафешки в районах Бастилии. Он и Памела посетили Ле-Аль (квартал 1-го округа Парижа, расположенный в центре города), забитый (ныне исчезнувшими) продовольственными рынками. На улице Рошир (Rosiers) жило много евреев, клевые магазины находились на Франк-Боржо (Frank-Bourgeois). А так же в том районе было много оживленных дешевых забегаловок, обслуживающих лесбиянок и геев на средневековых улицах Сент-Антуана (Saint-Antoine).

Парижский друг Памелы, Виктор Лами, гулявший иногда с Джимом, вспоминает, что он выходил из дома в начале дня и шел на бульвар, чтобы купить «International Herald Tribune». Затем ему нравилось возвращаться на Ботрейи и проходить мимо театра «Espace Marais» (где ставили «Le Mariage de Figaro» (Женитьба Фигаро) Бомарше), потом мимо большой и мажорной начальной школы «I’Ecole Massillon», пока не добирался до Сены. Его любимый маршрут проходил через мост Понт-Пари, вдоль Сент-Луи – уникального острова посередине реки. Весна в Париже началась рано в том году, и в солнечные дни Джим часто сидел за столом под открытым небом в ресторанчике в начале улицы Сент-Луи-ен-Айл (Sent-Louis-en-Ille) выпивая одно или два пива «Stella Artois» или «Kronenburg». Освежившись, он устремлялся через пешеходный мостик на остров Сите (Ile de la Cite), где иногда задерживался, чтобы поставить свечку в одной из тихих часовен Собора Парижской Богоматери.

Виктор Лами вспоминает, что Джим был очень внимательным в отношении уличных музыкантов. В Париже музыка звучала повсюду: бренчание молодых американцев в месте под названием Сен-Мишель, игра на скрипичных инструментах европейцев, английских и ирландских бродячих артистов, цыган с аккордеонами в метро. «Джим обычно отдавал этим обросшим музыкантам все деньги, - сказал Лами. – Он останавливался практически возле каждого из них, давая им по несколько франков или внушительный сверток купюр. Его никто не узнавал. Подобная свобода была необычной для него. Он носил замшевую куртку, симпатичную рубашку, вельветовые брюки и выглядел как обычный двадцатисемилетний американский аспирант «Сорбонны».

Потом Джим отправлялся на левый берег Парижа. Иногда он шел вдоль реки, просматривая букинистические лавки и палатки; в другой раз он проходил через «Сорбонну», парижский университет, и останавливался среди множества книжных магазинов. Париж все еще оставался во власти революционных событий 1968, и Джим часто останавливался, чтобы посмотреть (очаровано) на студенческие демонстрации, перерастающие в уличные минибунты. (Правительство заново замостило улицы Латинского квартала, потому что во время демонстраций 1968 года люди вырывали из мостовой булыжники и бросали их в штурмовые отряды полиции. В 1971-ом году Джим застал последние старые улицы Парижа, перед тем как они канули в небытие). Бывало Джим останавливался выпить в местах, где любила зависать Памела: «Café de Flore», бывшее излюбленное кафе экзистенциальных героев Бовуар и Сартр, или в кафе «Deux Magots», где Хемингуэй и Скотт Фитцджеральд обсуждали фасад «Saint Germain-des-Pres» - старой парижской церкви. У Джима всегда были с собой скрепленная спиралью записная книжка или дневник в переплете, часто уходя в записи с головой. (Несколько раз той весной Джима узнавали молодые американские туристы и фотографировались с ним – однажды с дымящейся сигарой). Джим обычно заново пересекал Сенну по Мосту Искусств, шел к станции метро №1 в Лувре, выходил на станции Сент-Пол и брел домой по Сент-Антуан, иногда останавливаясь, чтобы купить бутылку виски, кулек свежей клубники или французский багет (длинный хлеб).

Когда погода была хорошей, а Джим не хотел гулять, он зависал в изысканном месте под названием «Vosges», расположенном в двух кварталах от его дома. Площадь семнадцатого века, окруженная домами из красного кирпича, была обычно заполнена детьми и их нянечками, и Джим любил сидеть там часами и писать или просто смотреть, как дети играют в песочницах. Это было одно из самых исторических мест во Франции: там случались средневековые рыцарские поединки, находились королевские особняки и проводились военные парады эпохи ренессанса. Дом Виктора Гюго под номером 6 находился на углу, дом №8 принадлежал Теофилю Готье, написавшему «Poem of Hashish» (Поэма о гашише). Когда Джим просыпался (или приходил в чувства), то он часто пил кофе с круассанами на балконе «Ma Bourgogne» - эльзасский ресторан на северном углу площади. Он говорил многим людям, которых встречал той весной, включая Филипа Далеки, что «Vosges» - это его любимое место в Париже.

***

Филип Далеки был бой-френдом Зозо. Ему было около двадцати: высокий, благожелательный. Он говорил на хорошем английском, играл на гитаре и восстанавливался от аварии на мотоцикле, в которой едва не погиб. Джим тут же привязался к нему. Когда Зозо была в Париже, Джим и Филип зависали вместе в доме №17. «Он вел себя очень-очень тихо и хотел, чтобы люди вели себя так же, - говорит Филип. – Создавалось такое чувство, будто он восстанавливался после чего-то, пытаясь вернуть себе силы. Он ходил очень медленно – почти женственно, в некотором смысле. В действительно я ничего не знал о нем, поэтому между нами не было напряжения. Несколько раз мы с ним водили девушек в рестораны квартала и в бары в «Marais» или «Les Halles». Джим и Памела не говорили на французском, и оба из-за этого стеснялись на людях, стараясь держаться вместе. Но между нами всегда все было нормально, и он правда мне очень нравился».

Как-то раз Филип и Зозо зашли в квартиру, чтобы оставить там роскошную шубу Зозо, убрав в шкаф, находившийся в закрытой ванной. Атмосфера была напряженной, как если бы Джим и Памела о чем-то спорили. Зозо и Пэм перекинулись парой слов, пока Филип был с Джимом.

Спускаясь по лестнице Зозо прошептала: «Памела только что пришла от жигало». Филип спросил, откуда она знает. «Она сказала мне, как девушка девушке».

Как-то раз в начале апреля Джим выпивал на террасе «L’Astoquet» - бистро на бульваре Сен-Жермен. За соседним столом он услышал американскую речь и начал разговор. Джим сказал, что испытывает языковые трудности в Париже, и что это начинает доставать его. Было приятно слышать знакомую речь. Американцы оказались членами «Clinic» - американской группы, пытавшейся добиться успеха в Европе. Их лидер, Фил Трейнор, наконец спросил, не Джим ли Моррисон перед ним. Джим кивнул. Они сказали, что не знали о том, что он в Париже. «Никто не знает», - сказал он. Достав гитары, они импровизировали с блюзовыми песнями около часа. Джим не переставая курил «Marlboro», постоянно кашлял и сплевывал. Потом они пили вино и виски в квартире знакомого Памелы. Джим много курил, продолжал кашлять, и набрался так сильно, что его пришлось загружать в такси. Чтобы вспомнить адрес, куда его вести, Джиму потребовалось пять минут.

Джим снижал потребление алкоголя, когда только прибыл во Францию, но месяц спустя вернулся к прежнему, к тому же одержимое курение начало давать о себе знать. Когда в апреле Джим начал кашлять кровью, Памела отвела его к врачу в американском госпитале в Нёйи. Физикальное обследование и рентген легких не выявили ничего очевидного, и Джиму просто посоветовали немного отдохнуть где-нибудь в теплых краях, если возможно.

Джим и Памела думали о Французской Ривьере (Cote d’Azur), где прибывали Rolling Stones, находясь в связанном с налогами изгнании. Кроме того Джим хотел посмотреть Испанию и лучше изучить Марокко, так что 10 апреля они покинули Париж в арендованной машине и направились на юг навстречу буйной и влажной европейской весне.

 

Джим и Памела пользовались камерой «Super-8», и отснятые кадры в мадридском музее «Prado» показывают, как Джим впечатлено смотрит на грандиозный «Garden of Earthly Delights» («Сад земной благодати») Иеронима Босха, о котором он писал в колледже – сотни проклятых людей, переполняемых страданиями. Джим сидел пораженный напротив полотна около часа. Потом они поехали в Андалузию – паломничество, которое Джим хотел совершить уже долгие годы. В Гренаде они посетили «Альгамбру», великий марокканский дворец, где сады, архитектура и аллеи были одними из самых прекрасных в мире. Там у Джима был такой подъем поэтической активности, что он настаивал посещать это место несколько дней подряд. Памела сняла, как Джим сидит вблизи великого фонтана, охраняемого каменными львами. Затем поднимается, на лице блаженная улыбка, и идет на камеру, распахнув объятия, пока в кадре не остается только один глаз Моррисона.

ОГЛАВЛЕНИЕ


Нашли ошибку, напишите на admin@vavikin-horror.ru или в комментарии. Вместе сделаем перевод книги лучше :)

Сейчас главы выкладываются сразу в процессе перевода, в черновом варианте. После завершения перевода всей книги, текст будет окончательно вычитан и выложен в свободный доступ для скачивания в fb2 и др. форматах. Спасибо всем, кто уже помог с вычиткой!


Марокканские земли

Джим неспешно вел их арендованный седан «Peugeot» на юг, в направлении Лиона, а затем в Испанию. На юго-западе Франции они подобрали несколько автостопщиц, остановившись на ночь в Тулузе. Пасмурная погода стала солнечной после того, как они пересекли Пиренеи и начали продвигаться по Каталонии. Джим и Памела пользовались камерой «Super-8», и отснятые кадры в мадридском музее «Prado» показывают, как Джим впечатлено смотрит на грандиозный «Garden of Earthly Delights» («Сад земной благодати») Иеронима Босха, о котором он писал в колледже – сотни проклятых людей, переполняемых страданиями. Джим сидел пораженный напротив полотна около часа. Потом они поехали в Андалузию – паломничество, которое Джим хотел совершить уже долгие годы. В Гренаде они посетили «Альгамбру», великий марокканский дворец, где сады, архитектура и аллеи были одними из самых прекрасных в мире. Там у Джима был такой подъем поэтической активности, что он настаивал посещать это место несколько дней подряд. Памела сняла, как Джим сидит вблизи великого фонтана, охраняемого каменными львами. Затем поднимается, на лице блаженная улыбка, и идет на камеру, распахнув объятия, пока в кадре не остается только одни глаз Моррисона.

Они бросили свою машину, когда выяснили о проблемах со страховкой, возникших после того, как они пересекли Гибралтарский пролив. В Танжере они остановились сразу и в отеле «Minzeh» и в роскошном доме Пола и Талиты Гетти. Пол был старшим сыном основателя «Getty Oil». Талита – милой актрисой из Голландии. Она была добрым другом Жана де Бретей, а так же одним из его клиентов, разделяя пристрастие своего мужа к героину. (Талита умрет в этом году в Риме от передозировки). Делая покупки в европейской секции старого порта города, Джим приобрел в магазине «Librarie des Colonnes», расположенном на проспекте Пастер, новеллу Пола Боулза «Sheltering Sky» («Спасительные небеса»).

Джим и Памела вылетели в Марракеш, древний терминал для караванов, окруженный красными стенами, где графиня де Бретей, мать Жана и важнейшая персона среди сообщества эмигрантов, жила в богатстве в «Villa Taylor», одном из самых больших имений старого шумного оазиса, расположенного вне старого города. В то время Жан жил в лондонском доме Кита Ричардса, но мадам де Бретей уже была знакома с Памелой, оказав ей и ее «мужу» теплый прием. Им выделили спальню на верхнем этаже башни виллы, откуда были видны снежные вершины Атласских гор. Графиня сказала, что Уинстон Черчилль часто останавливался там, когда приезжал после войны в Марракеш, чтобы рисовать.

Один из слуг выступал в качестве их гида, и они потратили не один день, исследуя базары древнего города. Джиму нравились превращавшиеся в муравейник пыльные улицы, затененные аллеи и глинобитные стены. Лица женщин скрывали вуали, а мужчины носили джеллабы с заостренными капюшонами, позволявшими оставаться неузнанными. Звуки и запахи напомнили Африку, отметил Джим в записной книжке (которую потерял). Вечерами они часто ужинали в пикантном ресторане под открытым небом «Square of the Death», который принадлежал Джемаа ел Фна. Это было место, где останавливались в прошлом караваны с солью, пересекая Сахару, а теперь стало автобусной остановкой и рынком. После ужина они наблюдали за командами акробатов и различными группами местных музыкантов, конкурирующих между собой, желая заработать. Джим внимательно слушал профессиональных сказителей, собиравших большие толпы сельского населения, громко рассказывая о магах и джинах. Сохранившиеся записи, сделанные камерой «Super-8», показывают Джима и Памелу в вагончике, запряженном лошадьми, увозящими их из оазиса Менара на фоне зависшего над горами солнца.

Горячий воздух пустыни рождал у Джима желание поплавать, так что они двигались в отель «Marrakech», где был бассейн. Как-то днем Памела спустилась к бассейну в белой шелковой джеллабе, купленной на базаре. Она увидела симпатичного болтавшего с парой девиц парня, с которым, как подумала, была знакома. Подтянувшись ближе, она поняла, что это Джим. Ночью он сбрил бороду. Его волосы были зачесаны назад. Он снова стал самим собой. Позднее она сказала друзьям в Калифорнии, что в тот лучезарный момент заново влюбилась в Джима.

Их путешествие продолжалось три недели. 3 мая 1971 года Джим и Памела вылетели из Марракеша в Касабланку, а затем в Париж. Когда они вернулись в свои апартаменты, то обнаружили там ненадолго поселившихся Зозо и ее друзей, поэтому зарегистрировались в «L’Hotel», первоклассный маленький отель на улице Боз-Арт (Beaux-Arts). «L’Hotel» был знаменит своей дискретностью, и многие знаменитости чувствовали себя там весьма комфортно. Так же он получил известность, потому что в одной из комнат отеля умер Оскар Уайльд. (Его знаменитые последние слова: «Убийственная расцветка обоев. Либо им не место в этом мире, либо мне»).

Теперь у Памелы появилась новая проблема, поскольку граф де Бретей находился в Лондоне, а ей был нужен героин. Джим сказал другу Зозо, что не хочет, чтобы Пэм покупала наркотики на улице. «К тому же, - предположительно сказал он, – это не женское дело». Примерно в то время фотограф «Paris-Match» увидел друга за столиком с Джимом в «Café de Flore» и подошел поздороваться. Спустя несколько минут друг подсел за стол к фотографу, объясняя, что Джиму Моррисону нужен героин, и не знает ли он, где можно достать немного.

Богатые местные джанки Парижа обычно собирались поздно вечером в «Rock and Roll Circus». «Circus» представлял из себя большую дискотеку на улице Сена, построенную на манер американских танцевальных залов шестидесятых. На стенах были огромные портреты английских рок-звезд (а так же Джимми Хендрикса), одетых в клоунские наряды. Клуб был знаменит в связи с тем, что там выступали Led Zeppelin два года назад, но с тех пор у него сформировалась дурная репутация за торговлю наркотиками и оказание интимных услуг в затемненных туалетах на нижних этажах. К тому же клуб часто заполнялся сливками общества и французскими звездами кино, а новый китайский героин («China White») продавался в открытую в темных углах. Один из блокнотов с записями Джима был опубликован после его смерти литературными душеприказчиками под названием «Китайские джанки доберутся до тебя».

Доставал Джим героин для Памелы или нет, но он точно не отставал от нее в лотерее саморазрушения. Он много пил, чтобы приблизиться к ее героиновому ступору, начав это с тех пор, как они поселились в «L’Hotel». Как-то раз на рассвете дождливого утра он открыл высокое окно их комнаты на втором этаже (если речь идет о Европе, то третьего этажа), желая впустить немного воздуха, а затем встал на железный рейлинг снаружи. Когда Пэм посмотрела на него, Джим либо прыгнул, либо вывалился из окна, потеряв равновесие. Раздался громкий удар. Памела подбежала к окну и увидела Джима распростертого на крыше припаркованной машины. Когда она выскочила на улицу, он уже выжимал свою замшевую куртку. Она попыталась заставить его вернуться в кровать и вызвать доктора, но Джим сказал, что поговорит с ней позднее и ушел выпить.

Они оставались в «L’Hotel» пару недель, затем вернулись на Ботрейи. Алан Роне, старый друг Джима по «UCLA», прибыл в Париж в мае и начал зависать с Джимом. Роне говорил на французском и мог решить многие проблемы. Роне помог принести дрова для камина из лобби на четвертый этаж, потому что Джим считал температуру в здании недостаточной и говорил, что замерзает, несмотря на то, что сидит у огня. Большую часть времени Памела находилась под кайфом. Джим выглядел расстроенным и раздраженным, потому что она не живет с ним в действительности, довольствуясь своими друзьями и своей независимостью. Когда потеплело, Джим начал ходить на Площадь Вогезов («Place des Vosges») почти каждый день, сидел там в тени платанов недалеко от песочницы и писал в своем блокноте, скрепленном спиралью. Как-то раз он открыл «Herald-Tribune», прочитав о смерти музы Уорхола – Эди Седжвик, скончавшейся в Калифорнии от передозировки барбитуратами.

 

В мае 1971 года Жиль Йепремиан был восемнадцатилетнем фанатом рок-музыки, временами зависая с друзьями в «Rock and Roll Circus», надеясь, что удастся увидеть кого-нибудь из своих героев. Как-то поздним вечером (8 мая 1971) он заметил настоящую рок-звезду Франции Джонни Холлидея, когда Джонни и его окружение совсем распоясались в ресторане клуба. По мере того, как Джонни повышал обеспокоенно голос, вышибалы подтягивались ближе. Внезапно Жиль увидел то, что описал, как тень, перепрыгнувшую через его левое плечо. Это оказался Джим Моррисон, который принял решение покинуть заполненный людьми клуб, идя по столам едва не наступая на других посетителей. Посуда падала. Свечи переворачивались. Люди кричали.

ОГЛАВЛЕНИЕ


Нашли ошибку, напишите на admin@vavikin-horror.ru или в комментарии. Вместе сделаем перевод книги лучше :)

Сейчас главы выкладываются сразу в процессе перевода, в черновом варианте. После завершения перевода всей книги, текст будет окончательно вычитан и выложен в свободный доступ для скачивания в fb2 и др. форматах. Спасибо всем, кто уже помог с вычиткой!








©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.