Главная | Обратная связь

ДОЛГАЯ ДОРОГА В СБОРНУЮ

Двенадцатый сезон играет в ЦСКА защитник ВолодяБрежнев. Сложный и интересный характер у этого парня. Сложная и очень нелегкая спортивная судь­ба у него.

Старший лейтенант Брежнев стал чемпионом мира, заслуженным масте­ром спорта, удостоен пра­вительственной награды. И все это пришло к нему в тридцать лет. А до это­го он восемь лет — настой­чиво, упрямо — шел к своей цели, к высотам мастерства.

О, это был совсем не гладкий путь!

Впервые я услышал о Брежневе, когда он закан­чивал действительную службу. Помню, ездил спе­циально в Ленинград, чтобы посмотреть его в матче команды Ленинград­ского института физкуль­туры с командой МВО, за которую он выступал. После той игры у меня осталось двойственное впе­чатление. Я сидел на ска­мье рядом с ним и видел, как переживает он успех или неудачу своих товарищей, как рвется он в бой, как тяжело ему было дождаться своего выхода на лед.

Такая любовь к хоккею подкупала. Но играл он, пожалуй, не лучше других, хотя и выделялся своим атлетическим телосложением, своей силой. И объяс­няется этот парадокс тем, что, полюбив хоккей, Володя еще не научился отдаваться ему до конца. Кроме того, рассказали мне, Брежнев был не в меру самолюбив, капризен, болезненно реагировал на казавшиеся ему несправедливыми замечания тренеров и товарищей. Было, одним словом, о чем подумать, перед тем как сделать ему предложение. Ведь, например, тот же Вла­димир

Испольнов, играющий с Брежневым в паре, был тогда, пожалуй, сильнее.

И все-таки мы пригласили Брежнева в ЦСКА.

У нас Володя многому научился. Освоил, познал немало «секретов» большого хоккейного мастерства. Изменился его характер. Я помню Володю Брежнева в первые дни пребывания в нашей команде вспыльчивым, обидчивым парнем. Наверное, психологически это можно понять: когда человек чувствует себя в коллективе неуверенно, ему порой кажется, что его не ува­жают, что над ним смеются, и потому Володя всегда с какой-то обидой воспринимал все шутки, улыбки ребят.

С годами Брежнев менялся. Росло его мастерство, и вместе со спортивным со-вершенствованием, вместе с Брежневым-хоккеистом рос и Брежнев-человек. И это было самым отрадным. Хоккей помогал челове­ку выпрямиться, поверить в свои силы, почувствовать себя полноценным членом коллектива.

Володя стал больше тренироваться. Не убегал от высоких нагрузок. Стал лучше играть. Некоторые матчи проводил просто с блеском. Был активен, бесстра­шен, росла его огневая мощь: бросков Брежнева стали бояться все вратари.

Владимира включили кандидатом в сборную. В .1961 году он даже ездил на первенство мира. Но полноправным членом сборной страны он стать никак не мог. По уровню, своего мастерства Володя балансировал где-то между пятым и шестым защитни­ками нашего хоккея. (Напомню, что в составе сборной на Олимпийские игры или на чемпионат мира обычно выезжало пять игроков оборонительных линий.)

Володе не удавалось окончательно закрепиться в этой пятерке. Все, казалось, было у него для этого, и все-таки...

Позже мы поняли, в чем дело. Выяснилось, что Брежнев весьма болезненно переносил нервное напря­жение последних тренировок. Как раз тех, где оконча­тельно решалось, кто же из защитников поедет на мировой чемпионат. (Вот она, психоло-гическая закалка спортсмена, которой мы не всегда уделяли должного внимания!)

Достаточно было Владимиру узнать, что тренеры видят в нем возможного кандидата в сборную, как Володя становился неузнаваемым. Слишком волновался и играл значительно хуже. Проводил контрольные встречи очень неровно, со срывами. И мы, тренеры, решали брать с собой того, кто выступал хотя и менее ярко, но зато более надежно.

Володя, конечно, на нас обижался.

Наверное, мы совершали ошибку. Конечно, мы обя­заны были более внимательно при-смотреться к этому хоккеисту. Понять его и помочь ему. Кстати, хочу, сказать, что могла бы нам тогда помочь и комсомоль­ская группа хоккеистов ЦСКА. Его друзья, пожалуй, лучше нас должны были знать характер своего това­рища. Уверен, что сейчас, когда так окрепла дружба внутри армейского коллектива, когда интереснее, разнообразнее и полезнее стала работа комсомольцев, такая история была бы невозможна: мы быстрее бы разобрались в его сложном характере.

...Наконец принято решение включить Брежнева в сборную страны. Но случилась беда. Перелом позво­ночника. Сорок пять долгих дней провел он в больни­це. Потом пришлось лежать еще дома.

Но Володя не чувствовал себя одиноким, покину­тым или забытым. Товарищи постоянно навещали его, держали в курсе событий и новостей, напоминали, что очень ждут его, что он необходим команде. Такая забота товарищей удесятеряла силы, укрепляла веру в себя. И Володя вернулся в строй. И снова заиграл. Даже лучше, чем прежде.

В этом рассказе о Брежневе мне хочется подчерк­нуть одну чрезвычайно важную мысль. Не попав в сборную, Володя, погоревав немного, начинал рабо­тать с полной отдачей сил, с удвоенной энергией. И это была работа не только и даже не столько на себя, сколько для команды. Он слишком предан был ей, что­бы позволить себе капризничать, расслабиться, работать меньше, чем следует.

Владимир Брежнев, хоккеист, на сине-красной фу­файке которого выведена крупная цифра б, вносил и вносит большой вклад в победы армейских хоккеи­стов. Шесть раз ему по заслугам вручалась золотая медаль чемпиона СССР.

Для команды он готов на все. Он бросил курить в 27 лет, а курил до этого, кажется, целую вечность.

Володя стал спокойнее, покладистее. Научился себя контролировать. И если, как я рассказывал, с ним прежде порой даже боялись шутить, то сейчас он один из самых уважаемых и веселых людей в коллективе..

Володя — редактор и художник нашей стенгазеты.

Уже несколько лет газета хоккейной команды и ее боевые листки занимают первое место в конкурсах спортивного клуба ЦСКА. Мне нравится, как он ра­ботает: с выдумкой, энергично, творчески.

Вместе с человеческой добротой, с хорошим и спо­койным характером пришли и новое отношение к игре, новая дисциплина и новое понимание хоккея. И совсем не случайно вошел Владимир в число ведущих защит­ников страны. Дважды он в составе команды становил­ся чемпионом мира, ему присвоено высокое звание заслуженного мастера спорта СССР.

Спорт, хоккей помогли Брежневу воспитать харак­тер, стать цельным, волевым и мужественным челове­ком. А его человеческое мужество, его терпение и постоянство помогли совершенствованию спортивного мастерства.

ПОВОРОТ СУДЬБЫ

Он не побоялся начать все сначала. Он, уже изве­стный спортсмен, кандидат в сборную страны, ушел из одного вида спорта в другой. Туда, где еще ничего не умел. Где все надо было начинать сначала, с азов, буквально с нуля. И хотя встретили его скептически, хотя многие говорили ему, что он ошибся, поступил опрометчиво и даже глупо, что надо, пока не поздно, отступить, вернуться, он не сдался. Не ушел. Не вер­нулся. Выстоял и победил.

Пусть эти слова звучат немножко напыщенно, но Игорь Ромишевский заслужил самую высокую похвалу за свое мужество. За умение решительно и твердо идти к намеченной цели. За верность своему спортивному идеалу.

Игорь играл в хоккей с мячом за «Урожай» (Перо­во) и калининградский «Вымпел». Играл хорошо. И уже осенью 1960 года накануне первенства мира по хоккею с мячом был включен в сборную Советского Союза.

Однажды в теплый осенний день тренеры ЦСКА предложили ему попробовать свои силы в хоккее с шайбой. Пригласили прийти на тренировку в «Соколь­ники», на каток с искусственным льдом.

Игорь потом рассказывал, что приглашение принял с радостью. Но не потому, что мечтал попасть в ЦСКА. Просто очень соскучился по льду. Ведь для хоккея с мячом искусственных полей пока еще нет.

 

И вот Игорю дали длинную, совершенно непривыч­ную клюшку и поставили в тройку с опытными армей­скими хоккеистами. Не знаю до сих пор, что почув­ствовал в те два часа сам Ромишевский, но нам он понравился. Понравился своим упорством, своей жаж­дой борьбы за шайбу, а еще — своей удивительной интуицией, чувством партнера. Конечно, играл он не­умело, терялся, никак не мог найти себя на неболь­шой площадке. Не мог справиться с упругой шайбой, уловить ритма и темпа новой игры.

Сам он позже говорил, что хоккей с шайбой поко­рил его сразу, раз и навсегда. И добавлял, как будто извиняясь, что в его решении освоить новую игру немаловажное значение имела и тяга к хорошему, глад­кому льду. Ему, техничному спортсмену, хотелось избавиться, наконец, от постоянных неурядиц с хок­кейными полями, страдающими и от распутицы, и от сильных морозов, и от дождей.

Когда стало известно, что Ромишевский уходит из хоккея с мячом, то зна­токи спорта этому просто не поверили. Начать все сначала? И где? В ЦСКА, где хороших хоккеистов и так более чем достаточно? Были и такие скептики, кто, увидев Игоря, выра­зительно вертел пальцем около лба: от добра добра не ищут.

А Игорь, однажды по­пробовав силы в новой иг­ре, полюбил ее навсегда. И как ни мешали ему, ни нервировали его крики и свист некоторых болель­щиков (мы почему-то всегда только хорошо пишем о на­ших любителях спорта, а ведь среди них есть и люди, ровно ничего не понимающие в спорте, и просто недоб­рожелатели), как ни трудно ему приходилось, Ромишев­ский успешно овладел секретами мастерства.

В первое время он играл так, что и сам пород не понимал, что происходит на площадке. Бешеный темп не увязывался с его прежним хоккейным мышле­нием.

Раньше Игорь играл в нападении. Привык к широ­кому маневру, легко покрывал большие расстояния. Здесь играть так, как раньше, было уже нельзя.

Перед Ромишевским стоял и своеобразный психологический барьер: нужно было поверить, что он может обрести в нападении ЦСКА свое постоянное прочное место. А в этом нападения играли Александров, Лок­тев, Альметов, Волков, Сенюшкин...

Как и раньше в хоккее с мячом, Ромишевского по­ставили в нападение. Но за время выступлений в ЦСКА в игровой психологии спортсмена произо­шли изменения. Мы, к сожалению, не сразу поняли, что Игорь как-то незаметно начал терять веру в свои способности нападающего, но зато постепенно при­шел к выводу, что может надежно сыграть в обо­роне.

Мы заметили, что Игорь, владея шайбой, крайне неохотно ввязывается в си-ловую борьбу, почти не рискует, играет как-то слишком уж осторожно. Но мы
ни на минуту не усомнились в его мужестве. Потому что знали: Игорь — парень волевой, бесстрашный. Позже выяснилось, что Игорь не боится быть сбитым на лед, не боится боли, но очень боится потерять шайбу. Он решил почему-то, что на такой маленькой площад­ке, где у нападающего с одной стороны высокий дере­-
вянный борт, а с другой — стокилограммовый защитник, трудно прорваться к воротам соперника. Но зато Игорь брался доказать любому нашему нападающему, что он, этот нападающий, его, играющего в защите, не пройдет.

И тогда мы удовлетворили просьбу Игоря и пере­вели его в оборону.

Я рад, что Ромишевский подсказал нам это реше­ние. В новом амплуа полностью раскрылся его талант., Его как защитника трудно обыграть, он очень цепкий и хорошо чувствует, где и как будет обводить его на­падающий. Одновременно Игорь умеет сам атаковать ворота соперника. Не случайно в сезоне 1964/65 года он, играя в обороне рядом с такими мастерами-защит­никами, как Э. Иванов, А. Рагулин, В. Кузькин, опередил их всехпо своей результативности. По итогам последних сезонов Ромишевский был включен кандида­том в сборную Советского Союза.

На этом можно было бы поставить точку, но раз разговор зашел о Ромишевском, не могу не рассказать еще об одном случае.

Это произошло несколько лет назад в городе Серо­ве, где проводился финальный турнир команд второй группы. В турнире принимали участие и армейцы Куй­бышева, где в это время проходил своеобразную ста­жировку Ромишевский.

Накануне Игорь получил травму, и врач запретил ему играть в последнем, решающем матче.

Казалось бы, Ромишевский может спокойно прими­риться с этим. В конце концов все, что от него зави­село, он сделал. И уже было известно, что по оконча­нии последнего матча он направляется в ЦСКА.

И тем не менее Игорь вышел на лед. Он сумел как-то убедить врача, что может выдержать еще один матч. Врач постоянно дежурил у борта площадки и делал спортсмену обезболивающие уколы. Ромишевский доиграл эту встречу. Он до конца воевал за тот кол­лектив, откуда завтра уходил. Иначе поступить он просто не мог.

Любопытно, что во время наших бесед и встреч с иностранцами Игорь бывает переводчиком. Он уже неплохо говорит по-английски, но по-прежнему не рас­стается с учебниками и словарями.

Сейчас лейтенант Советской Армии Ромишевский успешно закончил факультет электронно-счетной техни­ки. Часто бывая в длительных поездках, Игорь, не всег­да имел время позаниматься столько, сколько нужно. Но я верил в Игоря, зная его характер, убеждён, что он станет высококлассным специалистом.

Кстати, Игорь тянется за своим старшим братом. Тот тоже когда-то играл в хоккей с мячом. Сейчас, защитив диссертацию, стал кандидатом физико-матема­тических наук.

 

 

ТОЛЬКО НЕ ГРУБОСТЬ

Подлинное мужество несовместимо с грубостью. Грубит трус, хулиган. Смелый и сильный хоккеист играет резко, мужественно, но никогда не ударит со­перника исподтишка. Мужество игрока необходимо его команде, грубость же всегда вредит ей.

Приведу одну, к сожалению, не такую уж редкую запись из дневника: «23 августа. «Торпедо», Горький. Подкопаев. Удаление. Снят с игры».

В тот день мы проводили товарищескую встречу с горьковскими хоккеистами. Наш молодой защитник Николай Подкопаев сыграл грубо и был удален на две минуты. Я снял его с игры.

На следующий день мы с ним беседовали. Мне хо­телось, чтобы он понял, что грубость — проявление не мужества, а трусости. Я просил его всегда, когда он идет на столкновение с соперником, помнить, что может пострадать и он сам. Я думаю, что каждый игрок должен помнить об этом всегда.

И еще одну истину нужно было запомнить Подкопаеву на всю жизнь. Когда его удалили с поля, то всю нагрузку пришлось переложить на плечи оставшихся на площадке ребят, на тех, кто вынужден был теперь играть вчисленном меньшинстве. Я говорил Николаю, что мы вседолжны беречь друг друга, не переклады­вать на плечи товарища всю тяжесть борьбы.

Такие случаи бывают, к сожалению, довольно часто. Какой-то юнец нагрубит, нахамит, отправится на скамью оштрафованных, а старшие товарищи долж­ны; за него отрабатывать, защищаясь против численно превосходящих сил соперника.

Мужество — это умение отказаться от драки. Знаю, как трудно сдерживать себя, как обидно спо­койно переносить грубость какого-нибудь не в меру ретивого спортсмена, как велико искушение дать ему сдачи, но подлинное мужество требует выдержки и терпения.

Мужество у различных спортсменов проявляется не одинаково. У Александра Альметова оно было иным, чем у Константина Локтева, а мужество Анатолия Фирсова не похоже на мужество Александра Рагулина.

Возьмем Константина Локтева. Он был старше всех в команде: Полупанов и Викулов, включенные вместе с Локтевым в сборную СССР, моложе его на три­надцать лет.

Казалось бы, Костя обладал не только высоким мастерством, но и огромным опытом, он мог бы побе­речься, работать на поле меньше. Но Локтев выделял­ся своей страстностью и неутомимостью, большим ра­диусом действий и значительным объемом работы. Он не щадил себя и в каждой встрече стремился играть с полной отдачей сил — так, чтобы принести команде наибольшую пользу.

Иную окраску имело мужество Альметова: манера игры Александра обусловлена его высочайшей тех­никой.

Я уже говорил, что когда армейцы играют в равных составах с соперником, то мужество Альметова было почти незаметно. Но когда нас меньше, Саша являл собой образец бесстрашия.

Альметов не боялся рисковать, он всегда искал наи­более острые решения, стремился найти кратчайший путь к воротам соперника. И хотя в современном хок­кее скорости чрезвычайно возросли, а бдительные защитники ни на секунду не дают покоя нападающим, Альметов все-таки умудрялся демонстрировать и даже совершенствовать свою отточенную технику в ходе са­мого напряженного поединка. А ведь для этого необ­ходимо обладать настоящим мужеством.

Конечно, Александр уступал в силе многим своим товарищам. Но этот свой недостаток, если можно о нем говорить (так незаметен он), Саша с лихвой перекрывал прекрасно развитым игровым мышлением. А сила ведь всегда уступает уму.

И правильно, разумеется, поступал Александр, из­бегая неоправданного силового единоборства, всякого рода стычек и столкновений. Ему все это совсем не нужно: ввязавшись в такую игру, он погряз бы в ней, и его талант, мастерство могли бы померкнуть.

Альметов противопоставлял силе свою филигран­ную технику, свое необычайное игровое чутье и этим как бы гипнотизировал противника, подавлял его волю. Любопытно, как выполнял Альметов указания тре­неров прикрыть того или иного соперника.

На турнире в Тампере в матче против шведской команды мы поручили Александру опекать самого сильного шведского хоккеиста Нильссона.

Выслушав задание тренеров, Альметов задал только
один вопрос:

— А можно я буду играть так, что не я его, а он меня опасаться будет?.. И не я за ним, а он за мной следить станет?..

Мы, конечно, разрешили.

Грозный шведский нападающий был полностью нейтрализован. Думал он на поле, кажется, только об одном — как бы удержать советского хоккеиста.

Было бы хорошо, конечно, если бы Альметов обла­дал силой Старшинова. Это был бы поистине уникаль­ный мастер. Но...

Своеобразно мужество и Вячеслава Старшинова. И особенно засверкала эта его грань таланта в послед­них двух сезонах, когда он стал играть не на дальнем, как прежде, а на ближнем пятачке. Именно здесь, у ворот соперника, где вскипают самые яростные схватки, где защитники особенно жестки. Старшинову удается наиболее полно проявлять лучшие бойцовские качества своего характера. В заключительном и самом ответственном матче чемпионата мира 1966 года СССР — Чехословакия Старшинов был душой коман­ды и в первые четыре минуты матча забросил две из трех шайб, по существу решивших исход матча.

Играя вдали от чужих ворот, Старшинов проводил на поле без замены по две-три минуты. Сейчас, нахо­дясь на самом горячем месте, он «наигрывается» за минуту. Больше, полнее стала его отдача игре, боль­шую пользу стал приносить он своему коллективу.

Иногда говорят и пишут, что Старшинов — игрок совершенно недисцип-линированный. Это и так и не так. Действительно, играя в клубной команде, Старшинов порой позволяет себе слишком уж вольно трактовать существующие правила, иногда попросту грубит. Но тот же Старшинов, выступая за сборную команду страны, совер-шенно преображается. Там к нему предъ­являют высокие требования, он прекрасно знает цену удаления ипотому действует на поле корректно, не теряя контроля над собой. Не удивительно, что во время розыгрыша первенства мира по хоккею1965 го­даон за все игры был лишь однажды удален с поля на две минуты, как говорится, «по собственной инициативе».

В своеобразной форме проявляется мужество и у такого талантливого мастера, как Вениамин Александров.

Когда-то было модой писать и говорить о его осторожности и трусости. Но так ли это?

Нет, нет и еще раз нет! Александров — смелый, решительный и мужественный хоккеист. Уже одно ко­личество заброшенных им шайб — 320 — говорит само за себя. Александров является самым результативным игроком в истории нашей сборной. В чемпионатах мира на его боевом счету 63 шайбы. И в 1966 году на пер­венстве мира он превзошел всех по результативности. Высокую результативность показал Алексан-дров и в Вене. И это в трудных и резких поединках с канадца­ми, чехами и шведами! В тех матчах, где решалась судьба мировой короны, где борьба не допускала ника­ких компромиссов. Только мужественный спортсмен, умеющий и рисковать, где нужно, и играть вниматель­но, расчетливо и в то же время крайне опасно для ворот сопер-ника, мог добиться такого результата.

В самом деле, шайбу в матче с сильным противни­ком не забросишь, если не будешь рисковать. Ведь поразить ворота обороняющейся команды с фланга или от синей линий трудно. Значит, надо стремиться пора­зить цель с удобной острой позиции. А зона броска охраняется особенно внимательно. И, забрасывая шай­бу, играя остро у чужих ворот, хоккеист всегда рискует получить удар или толчок.

Так как же Александрова можно объявлять трусом? Может, наверное, повезти в одном-двух матчах, но не в каждом же, да еще на протяжении нескольких сезонов!

Взятие воротв острой атаке, когда хоккеисты мчатся на огромных скоростях, всегда связано для атакующего с определенным риском. Но Вениамин и в самых напряженных
моментах никогда не теряет хладнокровия, ничто не может отвлечь его от броска, от взятия ворот.

Хотелось бы еще раз обратиться к статистике. Александрову принадлежит абсо-лютный мировой рекорд (пусть официально и не регистрируемый) — он одиннадцать раз участвовал в чемпионатах мира. Виниамин — пятикратный чемпион мира, восьмикратный чемпион Европы. Олимпийский чемпион. Нет в мировом хоккее спортсмена, который бы так долго и столь успешно защищал спортивную честь страны.

Вспоминаю свои беседы с Морисом Ришаром. Когда я спросил его, как удалось ему забросить свыше пятисот шайб, играя с такими сильными соперниками, какими являются профессионалы высшей канадо-американской лиги, Морис ответил, что он все-гда видел цель и, во-вторых, старался обмануть вратаря с помощью финта или паузы, когда нервы вратаря не выдерживают и он начинает двигаться в сторону предпо-лагаемого полета шайбы. А еще Ришар сказал, что он старался всегда терпеть, не обращать внимания на удары охотящихся за ним защитников. Ведь он хорошо знал, как по-настоящему злятся на него соперники, когда он, забрасывая шайбу, обесценивал их (в прямом и буквальном смысле — речь идет о капиталистическом мире!).

Мне кажется, что наш Александров по манере своей игры, по умению сохранять спокойствие в самой горячей ситуации как раз и напоминает Мориса Ришара, этого блестящего мастера атаки.

Нет, мужество — это не драка. Мужество — это сложная и прекрасная черта человеческого характера, и наш хоккей воспитывает ее в своих бойцах.

«УКРОЩЕНИЕ» КАНАДЦЕВ

Лишь однажды отступили мы от своих принципов. Нас вынудили тогда отступить...

Торопится время, и меняются наши взгляды на хоккей. Вспоминаются годы становления у нас новой игры. Мы, хоккеисты первого призыва, тогда не бега­ли, а, кажется, летали на коньках по полю; финты были свободными, изящными и, наверное, красивыми; защитники не ловили нападающих на корпус, не швы­ряли на борт, не загоняли в углы. Они отличались мягкостью и, по нынешним временам, чуть ли не неж­ностью.

Правда, встречаясь с зарубежными соперниками, мы испытывали подчас некоторое неудобство, что ли. Неудобство от их игры, которая казалась нам слишком жесткой.

Но наши хоккеисты были в этих встречах по-преж­нему верны своей манере. Молча сносили грубость, сдерживались даже в тех случаях, когда соперники умышленно наносили им травмы. Мы помнили об ин­тернациональной дружбе спортсменов и потому в меж­дународных матчах были особенно осторожны и даже деликатны.

Мы утешали себя той мыслью, что вознаграждение за нашу терпеливость все равно придет и мы будем рассчитываться с грубым соперником не ударами, не толчками, не -местью, а шайбами, которые будут забро­шены, когда судьи удалят с поля хоккеистов-грубиянов. Победа, думалось нам, хорошая компенсация за несправедливость.

Такая манера игры завоевала нам популярность у зарубежных поклонников хоккея, которые не могли не восхищаться нашей выдержкой и стойкостью.

Но долго так продолжаться не могло. С одной сто­роны, нас все больше и больше возмущали судьи, ко­торые «не видели» хулиганства на поле. Возмущали и сами соперники, наглые и драчливые. Но, с другой стороны, ведь правила хоккея разрешали силовую борьбу! И отказ от нее лишил нас многих тактических и особенно психо-логических преимуществ.

Наши хоккеисты, продолжая оставаться рыцарями и джентльменами, упорно стали овладевать искусством силовой борьбы.

Осенью 1962 года во время нашего турне по Кана­де нам пришлось провести один из матчей в городе Гамильтоне с командой юниоров-любителей «Гамильтон Рэд Уингс» («Гамильтонские красные крылья»), усиленной девятью профессионалами, игра которых, откровенно грубая, отличается особой жестокостью.

Соперники советских хоккеистов много наслышались (напомню, что до этой встречи мы уже одержали не­сколько побед над канадскими командами) о нашем умении терпеть, о нашей, как они считали, трусости, которая в общем-то являлась совершенно фантастиче­ской выдумкой. Канадские профессионалы были готовы смять, подавить русских. И вот шайба в игре.

С первых же секунд канадцы играют немыслимо жестко, грубо. Создается ощущение, что они чуть ли не заранее наметили себе жертвы. Они откровенно хулиганят: наносят удары клюшкой даже по лицу, лезут в драку.

И что самое странное: молчат судьи. Им как будто даже импонирует такая игра. Зрители не свистят, не протестуют, Они ничему не удивляются: к такой игре привыкли, да тут еще свои «бьют» чужих...

Оканчивается период. Пока ничья — 1:1. Лица у наших ребят в кровоподтеках. Кое-кто уже не может продолжать встречу.

И тут-то мы, тренеры, не выдержали. Вместе с Аркадием Ивановичем Чер-нышёвым мы после некоторых колебаний объявляем хоккеистам: каждый, имен­но каждый, должен продумать, как он будет действо­вать на поле, чтобы дать острастку зарвавшемуся про­тивнику. Мы сказали, что никому не простим никакой осторожности, призвали ребят действовать смело, ре­шительно, резко, быть настоящими хоккейными бойцами.

Опасаясь, что ребята нас не так поймут, что во втором периоде на поле начнется откровенная потасов­ка, какие бывают во встречах профессионалов, мы объяснили, что хамить, хулиганить, как канадцы, ни в коем случае нельзя. Играть жестко, но стараться удер­живаться в рамках. Ловить соперников в углах, у бортов поля, подводить их к нашим защитникам и внезапным столкновением лишать их устойчивости, а возможно, и желания играть.

И вот началось! Это было соперничество не в ма­стерстве. Не в технике и тактике. Это была сшибка ха­рактеров, суровая проверка воли, лихая мужская схватка, сражение, Где и со стороны наших хоккеистов правила трактовались подчас, наверное, слишком вольно.

И вдруг… мы заметили, что канадцы растерялись, события разыгравшиеся на поле, оказались для них полнейшей неожиданностью. Они, оказывается, и не думали, не подо-зревали, что советские хоккеисты могут и умеют постоять за себя. Не знали, что мо-лодежь у нас и сильная, и смелая, и самолюбивая, что характер у русских людей удалой, что и подраться наши умеют не хуже других.

В первом же игровом отрезке после совершенно правильного силового приема один канадец покидает поле. Немного позже, сильно хромая, уходит другой.

Это был колоссальный психологический удар.

Канадцы не выдержали. Они привыкли к безнаказанной грубости на поле во встречах с советскими хок­кеистами, а тут...

Здоровые, сильные, задиристые парни, только что откровенно хамившие, побежали к судьям жаловаться на наших хоккеистов. Они требовали, чтобы советские спортсмены играли более корректно.

Трибуны продолжали хранить молчание. Мне кажется, что зрители даже не поняли, что бьют уже канадцев. Бьют по правилам, но довольно ощутимо.

Судьи взяли сторону канадцев и начали удалять наших хоккеистов.

Но мы, тренеры, решили выдержать такую игру до .конца. Даже находясь в численном меньшинстве, ребята играли по-прежнему жестко, укрощая распо­ясавшихся соперников.

После второго периода уже вели мы — 5 : 1.

В раздевалке оживленно и даже... весело, хотя у многих синяки, шрамы, кровоподтеки. Кто-то из ребят, обращаясь к тренерам, говорит с укоризной:

— Если бы раньше разрешили так играть, меньше бы .у нас ушибов было...

Неожиданно к нам в раздевалку приходят руководители канадского клуба. Приходят

с предложением играть корректно, честно. Объясняют, что через несколько дней им играть матч на первенство своей лиги и они опасаются, что при такой игре могут недобрать состав на предстоящую встречу. Такая, как сегодня, игра им может дорого обойтись.

Мы ответили, что рады их предложению. Что тоже хотим играть по-настоящему, спортивно, корректно. Но предупредили: престиж свой уронить не позволим, на грубость будем отвечать самой жесткой игрой. Ну, а что силы, воли, мужества нам не занимать — в этом канадцы уже убедились...

На мой взгляд, в тот день мы нашли удачный ключ к «укрощению» грубого противника. Мы отвечали не его же оружием, не разухабистой, откровенной дракой, а умением вести жесткую силовую борьбу в рамках правил, сдерживая себя и играя на грани удаления. А в правилах хоккея, надо сказать, заложено немало и острых иголочек и тяжелых кувалд, дающих вместе все возможности для приведения в чувство самого наг­лого противника, пытающегося испытать нашу сме­лость, выдержку и мужество.

Может быть, мы были не правы? Может быть, следовало выпрашивать у канадцев корректную игру? Не думаю! Ведь канадцы не хотели идти нам навстре­чу; Они были уверены, что мы их боимся, что мы не умеем играть в силовой хоккей. А поскольку догово­риться о корректной игре было нельзя, то следовало заставить противника отказаться от грубости, заста­вить его уважать нас.

В конце концов мужество — это не только «терпение и постоянство», но и — вспомним Даля — «доблесть, храбрость, отвага, спокойная смелость в бою и опасностях.

Однако я должен заметить, что мы, тренеры, смогли пойти на такой рискованный шаг только потому, что были уверены в рыцарстве наших ребят. Мы зна­ли: в самой ожесточенной борьбе они не утратят конт­роля над собой, не превратятся в заурядных хули­ганов.

Хоккей — игра не только красивая, но и муже­ственная.

И проявляется мужество в разных формах. Все за­висит от характера матча, от соперника. В одном слу­чае надо сдерживаться, мужественно принимать все обиды и несправедливости, в другом — так же му­жественно давать понять сопернику, что команда его не боится.

Думаю, что скоро, в ближайшие годы, состоится серия наших игр с профес-сионалами. Кажется мне, что скоро лопнет терпение профессионалов, что надоест им наша гегемония на официальный мировой престол. Должно же их в конце концов задеть, что русские, молодая по возрасту команда, бросили им открытый вызов.

К грядущим сражениям с чародеями шайбы мы го­товимся не только в плане совершенствования своей тактики, техники, физической подготовки, но и в плане волевой, психологической настроенности, внутренней собранности. Каждый хоккейный солдат должен знать, что ждет его впереди. Вот почему мы провели несколь­ко соответствующих экспериментов - во время турне по Канаде и в городе Калинине, где однажды сыграли Я0 канадским профессиональным правилам с командой «Шербрук Биверс» — обладателем кубка Аллана.

Это был нехороший матч, хоккеисты часто и много дрались. Это был грязный хоккей. Но мы оказались вынуждены провести этот эксперимент, чтобы канадцы не застали нас врасплох.

Перед будущими встречами мы будем настаивать, чтобы матчи эти проводились в рамках правил — в конце концов и правила профессионалов не позволяют устраивать на поле побоища и драки. Там сказано лишь, что силовая борьба разрешена по всему полю. К такой силовой борьбе мы готовы. Но на всякий случай мы решили пойти навстречу канадцам и поиграть в этот грубый, ужасный хоккей.

Любопытно, что уже на двадцать восьмой минуте, когда на поле происходила настоящая потасовка, по рекомендации судей матч прекратился. В судейской комнате собрались судьи и тренеры, чтобы выяснить, как же играть дальше. Мой коллега, играющий тренер Джордж Рой, бывший профессионал, который, судя по его внешности — рубцам на лице, отсутствию зубов, — повидал на своем веку немало, предложил прекратить матч в таком виде и начать играть по нашим люби­тельским правилам.

Экспериментом мы остались довольны. Дело, как понимает читатель, конечно, не в победе с разгромным счетом 15 : 4. Гораздо важнее другое — мы почувство­вали, что можем играть в разный хоккей, в том числе и в самый жестокий, и ради победы наши спортсмены способны на самопожертвование. Нас порадовало, что никто из ребят в этом матче не был травмирован, хотя тренеры на всякий случай решили ведущих своих игроков поберечь. В этот день места Альметова, Алек­сандрова, Локтева, Кузькина, Брежнева, других наших лидеров заняли молодые, чуточку безрассудные ребя­та, из тех, кому безразлично, с какого этажа пры­гать — первого или четвертого, если это в инте-ресах дела.

В конечном итоге мужество, все поведение спортс­мена на поле должно быть подчинено одной цели — победе. А идти к победе можно разными путями.

 

 

ИДТИ СВОИМ ПУТЕМ