Главная | Обратная связь

ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ ХОККЕЯ

 

БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?

В этой главе я хочу немножко отвлечься от спора с Морисом Риша­ром, от проблем, кото­рые волнуют наших хок­кеистов, и совершить не­большой экскурс в ис­торию. Он тем более не­обходим, что моло­дежь — а книга эта адресуется прежде все­го молодым — в отличие от старшего поколе­ния, на глазах кото­рого и произошли все те события, о которых пойдет здесь речь, не была свидетелем рож­дения и становления хоккея.

Я не думаю, конеч­но, пытаться в одной главе рассказать всю историю нашего хоккея. Я не историк. Мне хочется просто рассказать молодым читателям о событиях, в которых отразились, на мой взгляд, главные этапы развития оте-чественного хоккея...

Трудно сейчас сказать, кто первым подал идею раз­вития в нашей стране хоккея с шайбой (или «шинни», канадского хоккея, как называли эту игру у нас в стра­не двадцать лет назад). Кто он был, этот человек — спортивный руководитель или спорт-смен, — я не знаю. И это чертовски обидно. Мне очень хотелось бы на­звать его имя в этой книге. Поблагодарить за ту доб­рую мысль, что высказал он когда-то.

Как хорошо, что спортивные руководители, стояв­шие у истоков нашего хоккея, поняли еще тогда, что это не только олимпийский вид спорта, но и прекрасное зрелище для больших аудиторий, могучее средство физического воспитания и волевой закалки миллионов молодых людей.

Но, может быть, начало нашего хоккея следует от­нести не к 1946 году, а к 30-м годам, когда к нам при­ехала немецкая хоккейная команда и мы лишь на вок­зале, уже встречая ее, узнали, что она собирается иг­рать с нами не в хоккей с мячом, а в... другой, неизвестный нам вид спорта — хоккей с шайбой.

Тогда было проведено несколько встреч, и самое любопытное заключается, пожалуй, в том, что совет­ские хоккеисты, едва собравшись в новую команду, по­пав, как говорится, «с корабля на бал», играя «с листа», сумели победить эту в общем-то не очень сильную не­мецкую команду.

Мы изучали «шинни» еще до войны, занимаясь в институте. В 1938 году смогли по учебникам провести восьмичасовой курс освоения хоккея с шайбой. И учил нас этому ныне здравствующий заведующий кафедрой в Центральном институте физкультуры Михаил Дави­дович Товаровский, крупный теоретик футбола, че­рез школу которого прошли многие известные мастера. Он хотел приобщить нас к новой игре, а мы, чудаки, сопротивлялись.

Новый вид спорта, откровенно говоря, не вызвал тогда энтузиазма, не за-интересовал, не увлек нас. Мы удивились каким-то новым клюшкам и решили не
вмешиваться в любимое, по слухам, занятие канадских спортсменов.

Мы не сумели в то время по достоинству оценить новую игру.

И потому надо отдать должное тем нашим спортив­ным руководителям, которые в 1946 году уже не просто предложили, а настоятельно рекомендовали принять новый вид спорта.

В газете «Советский спорт» за 19 октября 1946 го­да появилась информация под заголовком: «Первенство СССР по канадскому хоккею».

В информации сообщалось: «Всесоюзный комитет по делам физкультуры и спорта утвердил положение о розыгрыше 1-го первенства СССР по канадскому хоккею и VIII кубка СССР по русскому хоккею.

Матчи по канадскому хоккею будут проведены в декабре — феврале по круговой системе, при участии 12 команд, разбитых на три подгруппы — «А», «Б» и «В».

От РСФСР допущены 2 команды, от Украины, Белоруссии, Латвии, Эстонии и Литвы — по одной, от Москвы — три коллектива и от Ленинграда — два...»

В отличие от регби новую игру не передали на от­куп новичкам. Решили сразу взять быка за рога: хоккей с шайбой было предложено осваивать сильнейшим хоккеистам страны.

Ведущим клубам приказали немедленно выставить команду на всесоюзные (а не городские, как в регби) соревнования. Мало того, когда в следующем году для чемпионов и призеров первенства страны были учреж­дены золотые, серебряные и бронзовые медали, эти медали стали вручаться и мастерам хоккея с шайбой.

Играть в два хоккея одновременно было нелегко. Требовалось большое напряжение сил: нередко быва­ли случаи, когда приходилось проводить ответственные встречи без единого дня отдыха. В субботу — хоккей с мячом, в воскресенье — хоккей с шайбой. Дело до­ходило до курьезов: одна тренировка делилась на две части — сначала с мячом, потом с шайбой. В Сверд­ловске однажды в воскресный день мы провели два матча: по хоккею с мячом и вечером — по хоккею с шайбой.

Зимой 1946/47 года сильнейшие хоккеисты участ­вовали в двух крупнейших соревнованиях сразу...

У нас были немалые сомнения относительно буду­щего новой игры.

Почему они появлялись?

Потому, что у ряда наших самых выдающихся хок­кеистов, мастеров хоккея с мячом, — Михаила Якуши­на, Павла Короткова, Александра Игумнова, Валентина Гранаткина игра не пошла. А если уж не получается у великих... Одним словом, было о чем подумать.

Но чем лучше узнавали мы новый вид спорта, тем больше увлекались им, тем сильнее было желание освоить его, научиться играть по-настоящему. Тем бо­лее понимали мы и верили, что он придется по вкусу нашей молодежи.

Может быть, мои взгляды крайне субъективны и неверны, но мне кажется, что хоккей с шайбой в те первые послевоенные годы особенно отвечал пристра­стиям и настроениям молодежи.

После тяжелых лет войны каждому хотелось за­няться, наконец, спортом, тем более таким, где можно проявить лучшие черты коллективизма, находчивости, большой выдумки, где можно продемонстрировать си­лу и выносливость, быстроту реакции, ловкость. А кто в юные годы не любит показать свою силенку, испро­бовать, проверить собственное мужество и выдержку?

После великой Победы мы хотели побеждать и в спорте, овладевать и здесь всеми высотами (мы, кстати, очень привыкли к этому слову за годы войны).

Первые матчи московские команды проводили с опытными командами прибалтийских республик, и ча­ще всего с рижанами. Здесь хоккей с шайбой был по­пулярен и раньше. Латвийские хоккеисты принимали участие даже в мировых чемпионатах.

Любопытно, что в этих встречах с рижанами чаще все-таки побеждали мы. За счет коллективизма в своих действиях. За счет более высокой скорости.

Рижане были как бы первыми нашими учителями. Именно от них, видевших канадцев, мы услышали, что настоящий канадский хоккей — это хоккей прежде все­го силовой, подчас грубый, схватки на поле вскипают чуть ли не ежеминутно и едва не превращаются в драки, И потому в первое время всякое проявление гру­бости и направление на скамью оштрафованных рас­сматривалось у нас и спортсменами и зрителями чуть ли не как геройство.

Мы знали, конечно, что по правилам за грубость, за толчки локтями, за недо-зволенные приемы, за под­ножки, за игру корпусом на чужой половине поля игрок удаляется на две или пять минут. И если сейчас тот, кто попадет на скамью оштрафованных, чувствует себя на положении провинившегося: он нарушил пра­вила, подвел команду и теперь на площадке за него отдуваются четверо против пятерых, то тогда это оце­нивалось не так.

 

Вспоминаю, как играл и вел себя на поле и на скамье оштрафованных — «клетке», как ее называли, один из лучших хоккеистов того времени, Александр Виноградов. Саша играл настолько резко, что судьи часто были вынуждены удалять его с поля. И Алек­сандр неторопливо и торжественно катил по площадке. Он восседал в «клетке», гордо расправив мощные плечи, величественный, как средневековый рыцарь. Са­ша был искренне убежден, что совершил подвиг, и зрители ему симпатизиро­вали.

Хоккейная площадка тех лет внешне здорово от­личалась от той, к которой мы привыкли сейчас. Во­рота были сколочены из досок. Площадку огоражи­вали низкие бортики, взя­тые напрокат из хоккея с мячом. Но шайба тем не менее перелетала их редко: хоккеисты не умели еще толком бросать ее (исклю­чая, конечно, хоккеистов прибалтийских республик).

Вспоминаю, как передначалом сезона в «Советском спорте» заведующий ка­федрой учебного пособия по хоккею с мячом, игрок сборной команды России, заслуженный мастер спорта Михаил Степанович Козлов, рассказывая о новой игре, предупреждал: «Только при искусном владении клюш­кой можно оторвать шайбу ото льда». Это было далеко не лишнее предупреждение. В одном из первых отчетов о хоккейном матче репортер писал: «Зикмунд послал шайбу по воздуху». По воздуху! Это было такой редко­стью, что об этом писалось в отчете.

Игрокам перед выходом на поле выдавали по клюш­ке. И поскольку они, естественно, довольно быстро ло­мались, то мы вынуждены были научиться мастерить эти клюшки сами. Армейские хоккеисты нашли, прав­да, одного деда, который согласился делать нам эти клюшки.

В первое время мы стремились к тому, чтобы крюк у клюшки был как можно более похож на крюк тех клюшек, которыми мы играли в хоккей с мячом. За­кругляли его неимоверно. Но оказалось, что в таком виде он хорош только для тех, кто пришел со своим навыком из русского хоккея, сегодняшние мастера вряд ли смогли бы управиться с ним. Обводить соперника такой клюшкой или бросать шайбу по воротам было нелегко.

Позже клюшки нам стали делать в малюсенькой мастерской, Где было всего два верстака. Там наше основное оружие мы уже заказывали официально, от имени организации. Размещалась эта мастерская в Лихоборах. Директором ее был товарищ Межеричер. По­том на смену ему пришла Е. М. Кочеткова, тоже боль­шой патриот хоккея. Сейчас эта мастерская разрослась в фабрику. Ее продукцией пользуются и иностранные хоккеисты. Ведь эти клюшки не только самые прочные и удобные, но и самые «побед-ные»! Большое вам спаси­бо, товарищи рабочие, от всего нашего хоккея!

Быстро пробежал год освоения хоккея. Сезон ока­зался непродолжительным. Немногим более… месяца.

Лето прошло в больших раздумьях. Ведь тогда тре­неров-специалистов еще не было, и потому думать о пу­тях развития хоккея приходилось каждому.

Усиленно искали молодых талантливых спортсме­нов, которые могли бы заинтересоваться новой игрой.

Я как-то вспомнил, что в команде «Трудовые ре­зервы» вратарем играет маленький, но очень быстрый, ловкий, верткий, «двухрукий», как говорят хоккеисты, Гриша Мкртычан.

Пригласили его в ЦДКА и потом всегда считали этот выбор исключительно удачным. Гриша оказался на редкость приятным молодым человеком — трудо­любивым, скромным, веселым, и умным.

Сейчас-то я понимаю, что судьба Мкртычана как вратаря новой хоккейной команды была невероятно трудной: получилось так, что Гриша стал как бы под­опытным кроликом. Ведь мы тогда еще ничего не зна­ли и не умели. Приходилось только догадываться, из чего складывается умение играть в воротах. Наши спортсмены не знали, какова основная вратарская стой­ка, какие нужны приемы, чтобы парировать скользя­щую шайбу, как ловить ее рукой, если она летит вы­соко. Мы не знали, как тренироваться, не было ника­кой тактики игры вворотах. Вратари только еще учились играть клюшкой.

Мкртычан стал родоначальником вратарской школы игры. И сейчас я хочу извиниться перед ним за то, что так много мучил его из-за своей тренерской неопыт­ности: я ведь тоже знал эту игру не больше его. Мно­гое решал на ходу, экспериментируя вслепую, на ощупь. А ведь пробовал и проверял я свои поиски на живом человеке и искал при этом не совсем складно и не всег­да удачно.

Я хочу не только извиниться перед Гришей, но и поблагодарить его за мужество и терпеливость, за такт и деликатность.

Не все у нас было правильно. Я и тогда в какой-то степени понимал, как обидно это было Грише: жизнь у человека одна, и исправлять допущенные ошибки было уже некогда. Но Гриша не обижался на меня. Он гово­рил, что все равно кто-то должен начинать, не он, так другой. И может, добавлял он, еще и хорошо, что доля эта выпала ему. Быть пионером, первым, всегда по­четно.

Гриша многое открыл для наших вратарей. И вели­кое ему за это спасибо!

Самым трудным в обучении игры с шайбой было освоение тактики. Мы вынуждены были во многом начинать с нуля.

Но трудности нас не смущали. Наоборот, они при­давали новые силы, дополни-тельную энергию, звали нас к дерзанию, к творчеству, к размышлениям.

Советские хоккеисты вынуждены были создавать свою, оригинальную школу хоккея.

И они создали ее.

А когда пришла пора первых испытаний, когда наш хоккей проверялся в между-народных встречах, и про­верялся успешно, всем стало ясно, что важнейшей при­чиной наших успехов было как раз то, что мы никому не подражали, а шли своим, непро-торенным путем.

Уже позже, спустя несколько лет, когда мы нахо­дились в Канаде, к нам после первого проигранного в этом турне матча подошел симпатичный, хорошо одетый господин, предста­вился руководителем од­ного из известных спор­тивных клубов и сказал: — Ну, почему вы не берете к себе тренером нашего канадского спе­циалиста?..

Помолчал, добавил с укоризной:

— Стоит ли упря­миться... Берите-ка луч­ше пример со своих ев­ропейских коллег. Ведь все европейцы букваль­но нарасхват тащат на­ших знаменитостей-про­фессионалов, уже закон­чивших свои выступле­ния...

Мой собеседник улыбался и с какими-то особыми, воркующими нотками убеждал переводчика и меня:

— Нет ни одной страны, где не работали бы канад­ские специалисты... Возьмите и вы к себе нашего тре­нера года эдак на два, на три, и он научит вас играть по-настоящему.

Не помню точно, что я ответил этому господину. Но про себя твердо решил, что этого делать ни в коем случае нельзя. Ведь приглашенный из Канады тренер будет создавать команду по своему вкусу, по канадскому образцу, и потому мы вечно будем нагонять канадцев...

И еще одно. Как может учить нас иностранец, если он не знает нашего народа, его характера, склонностей, особенностей национального поведения.

Сейчас, когда прошло десять лет со времени той нашей беседы, анализ развития не только советского, но и европейского хоккея подтверждает правильность избранного нами пути, верность, наших суждений. Срав­ните хотя бы две немецкие команды. Два кол-лектива, два разных подхода к пониманию хоккея, и —. разный класс игры. Команда ГДР зарекомендовала себя в по­следние годы как талантливый, творческий, коллектив, где есть хоккеисты европейского класса, например вра­тарь Петер Кольбе, защитник Манфред Будер, напа­дающий Иоахим Цише. Команда ФРГ производит зна­чительно менее яркое впечатление, и не случайно, в Ве­не матч между этими командами закончился победой спортсменов ГДР с убедительным счетом 8:1.

Причину такой разницы в классе этих двух команд я вижу в том, что наши друзья из ГДР идут своим путем, а хоккеисты ФРГ пошли на выучку к канадцам, их сборную возглавляет канадский тренер Э. Рейгле, и, как я и ожидал, канадская школа хоккея плохо при­вивается на немецкой почве.

Самобытностью нашего хоккея, так удивившего спу­стя много лет величайшего канадского хоккеиста Мориса Ришара, мы обязаны хоккеистам старшего призыва, осо­бенно спортсменам думающим, ищущим, творчески бес­покойным, которые годами складывали оригинальную хоккейную мелодию из совершенно новых игровых мо­тивов.

Нам здорово помогли хоккей с мячом, скорость, приобретенная в этом хоккее,принципы коллективно­сти, почерпнутые из него.

Конечно, в условиях такого обособленного, ведуще­гося наобум, на ощупь обучения немало было и всяких казусов.

Я вспоминаю сейчас одного из наших первых вратарей, Дмитрия Петрова, игравшего в ЦДКА. Он ни­чего и никого в игре не боялся, обладал превосходной реакцией, хотя и был человеком высокого роста, тяжелым, сильным, на первый взгляд неповоротливым.

Он играл в воротах и в хоккей с мячом. Привык к маленькой клюшке, действовал ею легко и небрежно и, как нынешней ракеткой для настольного тенниса, парировал с лета все мячи.

Естественно, что большая клюшка для хоккея с шайбой показалась ему непривычной и неудобной. Со вре­менем она стала вызывать у него прямо-таки отвра­щение.

Новая клюшка раздражала его и мешала ему. Ча­стенько, чтобы поймать летящую или скользящую шайбу, он отбрасывал клюшку в сторону, и ловил шай­бу рукой. За это он наказывался двухминутным штра­фом (тогда с поля удаляли и вратарей), как за умыш-ленный бросок клюшки.

И вот однажды конфликт между Дмитрием и клюш­кой достиг апогея.

Едва начался матч, как капитана армейцев Влади­мира Никанорова подзывает судья и объявляет, что он удаляет с поля Петрова, потому что вратарь армей­цев вышел на поле играть... без клюшки.

Капитан подъехал к Дмитрию и начал его стыдить, что он снова подвел коллектив.

Вместо того чтобы оправдываться, вратарь вдруг вспыхнул и, видимо едва сдержавшись, зловеще про­говорил:

— Ну-ка позови сюда судью, я ему сейчас все здесь разъясню...

Судья подъехал, и тогда Петров показал ему... клюшку.

Эта малюсенькая клюшка, привязанная шнурком к кисти руки, была спрятана за перчаткой. Не клюш­ка, а обозначение клюшки, ее символ, что ли.

Это не было оригинальничаньем или попыткой к остроумию. Просто большая настоящая клюшка уж очень мешала Дмитрию.

Судья удивленно покачал головой и, видимо расте­рявшись, отменил свое решение. Петров остался на поле.

Вот так и доиграл наш вратарь игру с этой клюш­кой-миниатюрой.