 |
|
Феодосийская баталия
В бронзе на чёрном мраморе
сидит Айвазовский с палитрою
и пристально смотрит на море,
когда-то гремевшее битвою.
Притихла за ним Феодосия
под самой грядою горною,
где на врага нас бросило
с палубы море Чёрное.
Гремела вода неистово,
взрывалась шальная фугаска,
валялись на взорванной пристани
фашисты в пробитых касках.
И ночь разрывалась в клочья
стальной корабельной мощью,
казалось, свистели осколками
звёзды на небе колкие.
И море гремело сталью,
мы шли на врага в открытую…
Писал Айвазовский баталию
с палитрой, насквозь пробитою.
Баллада о посылке
Порою мысль отгонишь прочь ты:
«Не жди из дальних мест вестей»,
но всё равно ты жаждешь почты,
её звоночка у дверей.
И вдруг она в цветной косынке
сияющей заходит в дом
ко мне с нежданною посылкой,
с далёким заказным письмом.
Сибирский адрес был обратный,
где из родных никто не жил…
Посылки ящик аккуратный
я нерешительно раскрыл.
И в нём посылочка лежала
покойной матери моей,
в брезентовом мешочке ржавом
со штампами военных дней.
А незнакомка мне писала:
«…Теперь и я солдата мать.
Ваш адрес тридцать лет искала
посылку целой передать.
Я пробивалась к вашей роте,
когда сражались мы за Крым.
Тогда была в морской пехоте
я почтальоном фронтовым.
Но не пробилась даже ночью:
был враг на нашем рубеже.
Посылку с полевою почтой
пришлось запрятать в блиндаже.
Для моряка и для солдата
всегда посылка дорога.
Найти решила адресата,
когда разбили мы врага.
Но адрес выцвел на посылке
в сыром блиндажном тайнике.
Прочла одно: «От мамы сыну»,
и ваше имя в уголке.
Не предавайтесь изумленью.
Долг почтальонки фронтовой –
отправить вам по назначенью
посылку матери родной.
Она для вас дороже станет
реликвий всех иных втройне,
как матерей душа святая,
как память сердца о войне…»
Посылка матери хранила
любовь ко мне с тех давних пор,
а вместе с ней – кусочек мыла,
иголок рыженьких набор.
Извлёк и веточку берёзы,
табак и тёплые носки.
Невольно выступили слёзы,
хоть редко плачут моряки.
Баллада о Галинке
О ней в газете не писали,
не посвящали ей стихи.
Я только знал: Галинкой звали
её на фронте моряки.
Что санитаркою санбата
она было в семнадцать лет,
поверх матросского бушлата
носила чёрный пистолет.
Граната – грозная «лимонка»
висела рядом на ремне,
и с романтической девчонкой
бойцы дружили на войне.
Влюблённые не находили
нигде подобной красоты
и после боя ей дарили
войной пропахшие цветы.
Цветы, конечно, полевые –
в пучках ромашки, васильки,
но чаще раны пулевые
ей подносили моряки.
И с поля боя выносила
бойцов израненных она…
Галинку юную скосила
неумолимая война.
Не знаю, где её ограда,
где обелиск стоит над ней.
Девчонка фронтовой балладой
осталась в памяти моей.
У переправы
У речной паромной переправы
ивы серебристые шумят,
с ветерком шушукаются травы,
не о нас ли травы говорят?
А вода днепровская прозрачна,
мы в неё, как в зеркало, глядим.
Здесь с тобой когда-то ночью мрачной
мы глотали битвы горький дым.
Ты тогда была ещё девчонкой,
не страшил тебя железный гром.
Я с тобою шёл на плоскодонке
к берегу, что занят был врагом.
С сумкой санитарной, автоматом
ты со мною прыгала на мель…
На плацдарме бой вели солдаты,
плоскодонки жалила шрапнель.
Кто-то падал за колючим валом,
а другой не вышел из воды.
Под огнём ты раны бинтовала,
парня выносила из беды.
Про твою, Наталка, видно, славу,
что в боях завоевала ты,
шепчут у днепровской переправы
травы и дубравы, и цветы.
Старый бушлат
Не раз бушлат старухой штопан,
а дед старухе подмигнёт:
– Его мне выдал Севастополь,
он нас с тобой переживёт.
Ходить – оно теплее в шубе,
но лучше почини бушлат
и знай сама, за что так любит
его бывалый флотский брат.
И не беда, что он потёртый,
он и сегодня дорог мне,
в нём был врагу страшнее чёрта
я на земле и на волне.
Он душу мне и в холод греет,
хоть я и списан в старики.
Знай, бабка: море не стареет
и не стареют моряки.
Песня о молодости
Ты пропела, молодость, песней соловьиной,
да не улетела птицей за моря,
под огнём военным, по дорогам длинным
ты со мной шагала, молодость, не зря.
Ты мне подарила фронтовую флягу,
нарядила песню флотскую в бушлат,
под Сапун-горою под пробитым флагом
ты со мной встречала огневой раскат.
Вместе Севастополь брали мы с тобою,
сбрасывали в море лютого врага,
ты шумела, молодость, голубым прибоем,
потому и стала сердцу дорога.
И с тобою, молодость, буду откровенным:
я судьбы прекрасней в жизни не ищу.
За святую Родину в грозный час военный
пулемётной лентой грудь перекрещу.
***
Задумчивою полною луной
морской простор, как золотом, подсвечен,
и птицей сизокрылой тихий вечер
легко летит к ночлегу надо мной.
И плещет лунной лирикой прибой,
где мы с тобою назначали встречи.
Под свисты бомб и вражеской картечи
за Севастополь здесь вели мы бой.
А ты была тогда совсем девчонкой,
под каску спрятав золотую чёлку,
порой ночами не смыкала глаз.
В твоих руках затвор винтовки щёлкал,
и ты врагов разила в первый раз…
С тех пор судьба не разлучала нас.