Главная | Обратная связь

Отсюда идёт 15 билет, но это всё связанно.

Наконец, концепт сетевой войны призван отобразить явления по своему характеру наиболее инновационные, эмерджентные, трудноуловимые, противоречащие всем нашим традиционным представлениям о природе и способах ведения военного конфликта.

Уже одно это привлекает пристальное внимание экспертов и аналитиков к данному феномену, представляющему собой, бесспорно, один из наиболее интересных и серьезных вызовов научному сообществу. Фактор «9/11», в свою очередь, выводит концепцию сетевой войны на орбиту актуальных интересов политического, военного и разведывательного сообществ ведущих стран мира.

Многие авторы, обращающиеся к концепции сетевой войны, пребывая под впечатлением от эффектных, высоко технологичных аспектов информационной революции, нередко склонны изображать сетевую войну в терминах компьютеризированной агрессии, осуществляемой посредством сетевых атак в киберпространстве, тем самым сдвигая предметное поле в пользу таких смежных понятий, как интернет-война, хактивизм, кибертерроризм, сайботаж и др. При этом, на второй план отходит ключевое для концепции сетевой войны измерение – организационное.

Именно сочетание организационных, технологических, доктринальных и социальных факторов определяет, в конечном счете, специфику и уникальную динамику сетевого конфликта. Таким образом, понятие сетевой войны относится к новому типу конфликта социально-политического (преимущественно невоенного, в традиционном смысле этого слова) характера, характеризующегося применением участниками сетевых форм организации и соответствующих им доктрин, стратегий и технологий информационной эпохи.

Преимущества сетевой организации перед другими типами, и в особенности иерархической организацией, проявляются как в оборонительном, так и в наступательном отношении. Так, в организационном дизайне преобладают горизонтальные связи, и в идеале такая структура не имеет главного, центрального управляющего звена – лидера, руководства, штаба – которое может быть основным объектом атаки. Сеть в целом (не обязательно каждое отдельное звено) не имеет иерархических взаимосвязей, в ней может быть множество лидеров. Процесс принятия решений в этой организации является децентрализованным, при этом может отсутствовать как таковой единый план действий, могущий также быть объектом враждебных действий (разведка и принятие превентивных мер). Наконец, децентрализация принятия решений позволяет высвободить локальную инициативу и обеспечить высокую степень автономии отдельным звеньям, действующим на свой страх и риск в тех направлениях и теми способами, которые заданы общей (рамочной) идеологией или системой ценностей, формирующей организационную идентичность и систему координат «свой-чужой». Таким образом, в наступательном отношении сетевая структура обладает способностью к асинхронным, непредсказуемым, реализуемым одновременно на различных уровнях общественной системы акциям, не имеющим преемственности в отношении объекта, времени, места и способа их проведения.

Всеканальная сетевая структура, из всех названных типов организации, - самая сложная в плане организации и обеспечения функционирования, поскольку является исключительно информационно- и коммуникационноемкой. Именно ограниченность коммуникационных средств и ресурсов в прошлом не позволяла в полной мере реализовать потенциал данной организационной формы. Сегодня, организации сетевого типа не только заимствуют принципы архитектуры Глобальной Сети, воплощая их в определенных структурно-функциональных аналогах, но и непосредственно используют технологии сетевых компьютерных коммуникаций в своей деятельности, успешно утилизируя их новые возможности и преимущества.

Аналогом управляющих сетевых протоколов в такой организации выступает система общих ценностей, целей и интересов, пронизывающей все уровни и все звенья сети и обеспечивающей организационную идентичность. Такая система принципов, вырабатываемая, возможно, в процессе интерактивного многостороннего диспута и консультаций (посредством, например, специализированных Web-сайтов, форумов, e-mail рассылок и листов), позволяет участникам пребывать в «единстве мысли и действия», даже в условиях географической (а также национальной, языковой, расовой и т.д.) распыленности и дифференциации решаемых задач. Идеологическая и стратегическая целостность организации и «программная» совместимость всех звеньев обеспечивает возможность децентрализации на тактическом уровне. «Рамочная» стратегия организации задает общую систему координат, – чего мы хотим? кто наш враг? что делать? – основные направления и типовые формы деятельности, руководствуясь которыми низовые звенья свободно принимают тактические решения, соответствующие особенностям конкретных ситуаций, без согласования и санкций сверху.

Концепция стратегической информационной войны, в свою очередь, преодолевает границы оборонного ведомства, диктуя новое понимание вооруженных сил в качестве одного из компонентов более общих «сил национальной безопасности». Силы национальной безопасности могут объединять военные и гражданские, вооруженные и невооруженные компоненты. Одни из этих компонентов должны обладать способностями долговременного, кооперативного, ненасильственного присутствия в зонах национальных интересов. Другие должны быть готовы к краткосрочному, некооперативному и насильственному вооруженному вмешательству в зоны отказанного доступа или повышенной враждебности. Вооруженные силы - подобно острому кинжалу, который всегда держат под одеждой на крайний случай,- должны быть способны, при необходимости, «произвести шок, посеять ужас, нанести неожиданный удар во «внешнем мире», посредством показательного применения военных возможностей, в целях дезориентации противника в его «внутреннем мире»»; нельзя исключать возможность того, что небольшие, исключительно жесткие демонстрации такого рода могут потребоваться в качестве мер обеспечения стратегической информационной войны. Следует также ожидать, что известные ограничения в будущем могут потребовать характеризовать все вооруженные акции как «специальные операции» того или иного рода.

Что касается невооруженных компонентов сил национальной безопасности, то их предназначение может заключаться в обеспечении размещения ценностных ориентаций и поведенческих моделей в контексте локальных культур; культивировании партнерских сетей, связей и взаимоотношений; проникновении в сознание потенциального противника. Заслуживает внимания концепция «медиасил специального назначения», формируемых по модели «спецназа», однако вооруженных медийным оружием – цифровыми камерами, спутниковыми передатчиками и т.д. «При определенных обстоятельствах такие силы могли бы быть заброшены в зоны конфликтов для содействия разрешению противоречий посредством выявления и распространения правдивой информации». Стратегический акцент в предпринимаемых усилиях и ассигнуемых ресурсах должен быть сделан на последовательном и всестороннем обеспечении ненасильственного влияния. Показательно, что в едином контексте стратегической информационной войны сегодня переосмысливается роль национальных дипломатических структур, образовательных учреждений и гуманитарных организаций.

Размывание традиционных ведомственных границ и смешивание сфер ответственности оборонных, разведывательных, дипломатических и правоохранительных структур (а в определенном смысле и границ публичной и частной сфер) перед лицом новых вызовов общественной и государственной безопасности в эпоху информационно-коммуникативной революции следует признать ключевым политически значимым выводом приведенных концептуальных подходов, прогнозов и оценок. Актуальность данного вывода становится еще более очевидной с учетом фактора сетевой войны.

Угроза сетевой войны в еще большей степени будет характеризоваться нелинейностью, множественностью и разнообразием. Благодаря снижению «издержек входа» (прежде всего стоимости сетевых компьютерных технологий) значительно расширяется круг потенциальных акторов – участников такого рода конфликтов, так что по одну сторону баррикад могут оказаться государства, не способные бросить открытый вызов лидирующим в технологическом и военном отношении странам мира, общественные негосударственные организации, наркокартель или преступный транснациональный синдикат, частные корпорации со своими интересами, экстремистские и террористические сети, глобальные СМИ, и даже международные финансовые спекулянты и харизматические авантюристы. Подобная коалиция может включать в себя игроков на различных уровнях системы, она многомерна, и каждый из ее компонентов преследует собственные политические или экономические интересы, действуя асинхронно, возможно без единого стратегического плана, местами умножая совместные усилия, местами раздробляя их. Это пример нелинейной, неравновесной, «сложно дезорганизованной» системы, в которой нестабильность на одном уровне может сочетаться с временной стабильностью на другом уровне. Залог успеха такой коалиции не в традиционном («вестфальском») «балансе сил», но в умении сконфигурировать правильную комбинацию сил и игроков в нужное время и в нужном месте.

Сетевая война в глобальном масштабе может также обладать преимуществом обучения на чужих ошибках: благодаря тому, что обмен информацией практически неограничен, будет обеспечиваться постоянное аккумулирование опыта и совершенствование навыков и способов ведений сетевой войны. В результате, каждая новая сетевая атака может отличаться как по характеру цели, так и по характеру актора, и механизму осуществления.С точки же зрения объекта, подвергающегося нападению, провести различие между информационными атаками, инициированными теми или иными акторами, практически невозможно. Эксперты отмечают, что потенциал сетевых форм и методов подрывной и террористической деятельности может быть востребован странами и политическими организациями, не решающимися бросить открытый вызов своим противникам, и потому стремящимися таким путем избежать прямых ответных действий военного, экономического и дипломатического характера. Таким образом, утрачивают привычную определенность границы между а) полицейскими функциями, связанными с защитой интересов личности и общества против криминальных акций, б) функциями спецслужб, оберегающих интересы общества и государства в области (информационной) безопаности, в) военно-политическими функциями, связанными с обеспечением национальной обороноспособности, и г) внешнеполитическими функциями, связанными с дипломатическим обеспечением национальных интересов.

Ответы на эти вызовы лежат прежде всего в области межведомственной координации и обмена опытом: преодоление пережитков соперничества и взаимного недоверия между военным, разведывательным и правоохранительным сообществами; реорганизация и объединение баз данных, введение практики трехсторонних (возможно, и четырехсторонних, с привлечением представителей дипломатического ведомства) консультаций по по широкому кругу вопросов информационной безопасности, обмен опытом и включение в оперативный арсенал названных ведомств нехарактерных для них средств и методов. ответ вызовам сетевой войны предполагает выработку гибридных (сочетающих иерархические и сетевые формы) многоуровневых и многофункциональных организационных решений, определенные компоненты которых уже обретают реальные очертания – например, накопленный после 11 сентября 2001 г. опыт международного обмена разведывательной информацией и координации оперативных мероприятий в качестве первых элементов гипотетической глобальной антитеррористической сети. Коммуникативные связи и информационные каналы таких сетей могут причудливым образом пронизывать как сферу межгосударственных отношений, организаций и институтов, так и сферу гражданского общества, с неизбежностью преодолевая ограниченность традиционного государственного суверенитета с одной стороны, и утрачивающую свою актуальность дихотомию публичного и частного сектора, с другой.

На уровне концепции национальной безопасности и оборонной доктрины, содержательным выводом из приведенных аналитических подходов и прогнозов является признание не просто актуального, но по сути всеобъемлющего и перманентного характера угроз безопасности государства, общества и индивида в эпоху информационно-коммуникативной революции. Каждая нация, претендующая на сколь-нибудь заметную роль в современном мире, находится сегодня в состоянии войны, решающие сражения которой сопровождаются не канонадой орудий и скрежетом гусениц, но монотонными щелчками клавиатур, мерцанием дисплеев и апплодисментами аудиторий. Парадоксальная закономерность постиндустриальной эпохи заключается в том, что чем более технологически развита нация, тем более уязвима она перед угрозами информационной, сетевой и кибер- войны. Природа этих угроз не оставляет места привычным, линейным подходам и стереотипам.