Главная | Обратная связь

ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА БУДДИЙСКОЙ ТАНТРЫ

Тантра представляет собой коренной пересмотр господствую­щих ценностей, практик и символов буддизма. Как новая ре­лигиозная парадигма, буддийская Тантра послужила стиму­лом для мощного подъема литературного и художественного творчества. Последователи Тантры дали миру новый корпус литературы, называемый тантрами, которым они придали ста­тус божественных откровений. Питаясь из того же источника, что и индуистские Тантра и Шакта (почитание богинь), буд­дийские тантры возникли из динамичного взаимообмена среди различных элементов общества, который оживил буддизм све­жими вливаниями культурной энергии. В этих произведениях предстает поражающее воображение яркое многообразие риту­алов, посвящений, магии, мантр, йоги, священных пиршеств и экстатических практик.

Социальная среда и образ жизни последователей Тантры были чрезвычайно разнообразны. Среди них были царевичи, царские советники и богатые купцы, которые занимались тант­рическими практиками медитации, продолжая исполнять свои обязательства перед обществом. Другие выходцы из царских и знатных семейств, такие как царевна Лакшминкара (Laksmlnkara), расставались со своим привилегированным поло­жением и роскошью, дабы предаться суровым тантрическим практикам в отдаленных пещерах, лесах и местах сожжения трупов. Третьи, такие как ученый Тилопа, который стал дро­бильщиком кунжутного зерна, начинали вести самый скром­ный образ жизни, который больше соответствовал занятиям тан­трической практикой. Монах Сараха (Saraha), оставив свои монашеские обеты, нашел духовную спутницу и перенял ее ремесло, став стрелоделом. Он восславил свою скромную жизнь семьянина как наилучшую обстановку для религиозной практики. В тот день, когда он соединился с изготовительницей стрел, он воскликнул: «Сегодня я стал настоящим монахом!». Одна из его поэтических строф выражает урок, который он получил от своей спутницы:

Без медитации, без отречения от мира Живи дома вместе со своей супругой. Совершенное знание можно обрести Услаждаясь радостями чувств.

Некоторые тантристы сами происходили из низших слоев об­щества — башмачники, птицеловы, ткачи, содержатели постоя­лых дворов — и продолжали заниматься своим делом, живя неприметно, но внутренне развивая духовную свободу. Среди них мы находим Манибхадру (Manibhadra), домохозяйку, ко­торая, выполняя работу по дому, предавалась тантрической медитации. Даже просветление Манибхадра обрела, занимаясь обыденными делами: однажды, возвращаясь от деревенского колодца, она уронила полный кувшин, и одновременно с хлы­нувшей водой вырвалось наружу ее сознание, слившись со всем сущим. Традиция Тантры объединяла людей, для ко­торых духовное знание или совершенства обычно несвойствен­ны, а именно таких неприкасаемых и отверженных, как тря­пичники, подметальщики улиц, воры, игроки, разносчики, лицедеи и разнообразная челядь. Были также и представители племен, обитавших в отдаленных диких местностях, такие как охотницы Падмалочана (Padmalocana) и Джняналочана (Jiianalocana). Некоторые, например Сараха, уходили из монас­тырей, чтобы более полно изведать чувственный мир обычной жизни. Другие оставались в монастырях и старались выпол­нять тантрические практики тайно — хотя такие попытки обычно не удавались, судя по известности некоторых подобных прак­тиков.

Как ветвь Махаяны, буддийская Тантра заимствовала свою философию из традиции Махаяны. Воззрения философии мад-хьямаки, йогачары и татхагатагарбхи, а также идеалы беско­рыстных помыслов и преданности сострадательному служению составляют теоретическое ядро тантрической практики. Тем не менее, интеллектуальная преемственность этих двух направле­ний иногда опровергается поразительным несходством методов. Махаяна учит, что мир, кажущийся непросветленному восприятию таким порочным, на самом деле — сияющая страна Буд­ды, лишь одна из драгоценностей бесконечной череды стран Будды. Тантра разделяет эту онтологическую точку зрения, но выдвигает другие методы обретения реализации. В то время как Махаяна предлагает постепенный процесс очищения в тече­ние множества жизней, посвященных совершенствованию муд­рости, сострадания, терпения и других добродетелей, буддийс­кая Тантра заявляет, что просветления можно достичь за одну жизнь. Тантрические практики требуют от практикующего не­медленно увидеть все вещи и все переживания как чистые по природе и исконно совершенные. Многие тантрические методы направлены на то, чтобы сломать привычные двойственные сте­реотипы мышления быстро и непосредственно, самым прямым способом. Они могут включать в себя ситуации, рассчитанные на то, чтобы поразить, возбудить отвращение или ужас с целью вызвать сильную реакцию и пробудить первичное содержание души. Каждый уголок ума и сердца будет освещен, а все тени и темные тайники выявлены. Вот почему Тантра считается «бы­стрым путем» к просветлению. Эту быстроту придает ей метод, который заставляет взглянуть в лицо самому себе, а после этой встречи со своим «я» духовный наставник дает необходимые средства для его преображения.

Махаяна рассматривает эмоции как питательный ил, в ко­тором может укорениться и расцвести лотос сострадания, щед­рости и восприимчивости, как сказано в Вималакиртинирдеша-cyтре: «Такие цветы, как синий лотос, красный лотос, белый лотос... не растут на сухой почве пусты­ни, а расцветают на болотах и грязных топях. Точно так же качества Будды... расцветают в тех живых существах, кото­рые, подобно болотам, наполнены грязными топями страстей». Отталкиваясь от такой оценки эмоций, Тантра утверждает, что страсти, желание и чувственное восприятие по природе чисты. Тантра славится тем, что это путь для сильных, страстных лю­дей. Ведь на пути Тантры вас могут подстерегать западни, потому что страсть становится препятствием для того, кто недо­статочно чист сердцем и умом. Однако для йогинов и йогинь, развивших в себе непривязанность и движимых состраданием, страсть служит топливом и дает энергию для практики созер­цания пустоты. «Пустота» (шунъята: sunyata) — это буддийс­кий термин, обозначающий подобную радуге невещественность и иллюзорную природу всех явлений. Задача Тантры заклю­чается в том, чтобы сохранять ясное осознание пустоты среди страсти, потому что это позволяет превратить страсть в высшее блаженство. Поэтому многие тантрические практики нацелены на то, чтобы вернуть йогина или йогини к слиянию с непрекра­щающимся потоком прямого, непосредственного переживания. Кроме того, Тантра предлагает много методов для того, чтобы усилить, направить в нужное русло и наконец совершить под­ношение этого переживания блаженства. К числу таких мето­дов относятся ритуальные пиршества, спонтанное стихосложе­ние, ритуальные танцы и песни, подношение внутренней теплоты, вкушение мяса и спиртных напитков, а также йоги-ческие практики, выполняемые совместно мужчинами и жен­щинами. Более подробно эти практики описываются в следую­щих главах.

Поскольку путь к просветлению требует бесстрашно встре­чаться лицом к лицу с любым аспектом психики, в том числе с первичными уровнями гнева, желания и страха, необходим опыт­ный наставник. Таким наставником является тантрический учи­тель, или гуру. Гуру дарует посвящение, дает наставления и применяет точный психологический подход в обучении каждо­го ученика. В начале пути гуру дает посвящение (абхишека: abhiseka), которое подготавливает ученика и позволяет ему по­лучить эзотерические учения. Посвящение может быть как крат­ким, конфиденциальным действием, так и сложным ритуалом, длящимся много дней. Он накладывает печать обязательства и священного доверия на всё, что происходит во взаимоотноше­ниях учителя и ученика. Эти взаимоотношения могут стать до­вольно близкими, по мере того как гуру наблюдает психологи­ческую эволюцию ученика и применяет всевозможные методы, исследуя особенности его личности, скрытые отдаленные воспо­минания, детские разочарования и печали, тайные источники страдания в настоящей и прежних жизнях и очищая от всех личных и накладываемых воспитанием наносных факторов. Цель прохождения этой эволюции — не только освобождение от стра­дания, но и расширение творческой способности, ясности и ра­дости.

Тантру можно практиковать в любом окружении. Хотя буд­дийская Тантра предлагает много практик, по сути, ни один метод не является необходимым. Нужен лишь способ как можно более непосредственно прорваться сквозь обычное восприя­тие, чтобы обрести просветление за одну жизнь. Для каждого человека есть свой наилучший метод, поэтому учителя опреде­ляют, какие практики они считают самыми подходящими для того или иного ученика. Для начала часто предписывают такие энергичные методы очищения, как простирания и повторения мантр, чтобы подготовить ум для последующих практик. Тант­рические учителя разработали практики медитации, которые можно выполнять, занимаясь любой деятельностью. Домохо­зяйки, ремесленники, люди любого труда получали наставле­ния, как преображать свое восприятие, занимаясь повседнев­ными делами. Ювелир мог выполнять практику, представляя, что всё вокруг — чистое и сияющее, как блестящее золото; ви­нодел мог воображать извлечение блаженства из гроздьев пере­живания; башмачник — что он прошивает кожу-страсть нитью-свободой, чтобы изготовить сандалии-просветление.

Например, Сахаджаваджра была бродячей торговкой ви­ном в Уддияне (Uddiyana) и всегда старалась угодить тамош­ним тантристам. Ее мучили сомнения, совместим ли ее способ зарабатывать на жизнь с возможностью достичь просветления. Когда она активно искала ответ на этот вопрос, гуру Падма-ваджра (Padmavajra) узрел, что она близка к полному просвет­лению, и дал ей практику медитации, соответствующую ее ре­меслу:

Все будды пьют вино, не сотворенное человеческими рука­ми и неиссякаемое... Это следует понимать как неисчерпае­мую сокровищницу, врата в область всех будд. Ее называют также областью вне мысли. Дочь Будды, пребывай в этом созерцании, и ты отведаешь изначального вина спонтанной реализации (сахаджа: sahaja), которое пьют все будды. Оно утолит твою жажду, и ты сможешь служить всем суще­ствам.

Поскольку Сахаджаваджра практиковала Тантру, ей не нуж­но было отказываться от своего ремесла. Ее гуру дал ей метод, благодаря которому она смогла объединить свою работу с прак­тикой медитации.

Некоторые тантрические совокупности методов при помощи языка, образа и ритуала создают эстетический мир, в который посредством медитации и ритуала первоначально погружается практикующий и из которого он в конце концов обретает пря|мое осознание. Один из этих эстетических, или использующих творческое воображение, методов — йога божества (дэва-йога), где созерцающий представляет себя божеством: Тарой, Манд-жушри или Авалокитешварой. Назначение этой практики — пробудить и обнаружить в себе просветленные качества, будь то защитная сила Тары, сияющая мудрость Манджушри или неисчерпаемое сострадание Авалокитешвары. Созерцающий может расширить эту практику и представлять всех существ как будд, окружающий мир как обитель будды, все звуки как речь будды, а все события как его освобождающие деяния.

Одно из главных тантрических изображений, используе­мых для воссоздания субъективной реальности практикующе­го, — мандала (mandala). Мандала — это схематический план просветленного видения. Обычно каждый человек воспринима­ет мир таким, каким его отражает культурная среда, склад психики и привязанности этого человека, а также его стереоти­пы мышления и поведения (обусловленные кармой). Созерца­ние мандалы замещает привычно замутненный способ видения мира ярким, хрустально прозрачным миром сияющих красок, прекрасных форм, божественных образов и звуков. Основная схема мандалы — дворец, покоящийся на цветке лотоса, кото­рый поднимается из космического океана. Дворец мандалы пред­ставляют не материальным, а, скорее, сотканным из кристал­лизовавшегося света или прозрачным, как драгоценный камень, пропускающий сквозь себя лучи света: сапфирово-синий, ру-биново-красный, изумрудно-зеленый, желтый как топаз и бе­лый как алмаз. В каждой стене — большие врата, украшен­ные драгоценными сосудами, балдахинами, жемчужными гирляндами и знаменами победы. Путешествие по мандале сим­волически воссоздает путь к просветлению. Созерцающий вхо­дит через восточные врата и встречает ряд будд, олицетворяю­щих разные аспекты личности и их просветленные соответствия. В этом процессе визуализация и воображение используются, чтобы превратить пять ядов эгоцентрического бытия в пять нек­таров, или мудростей будды. Гнев преображается в зерцалопо-добную мудрость, надменность становится мудростью равности, вожделение — различающей мудростью, ревность — всесовершающей мудростью, а неведение — всесторонней муд­ростью всеобъемлющего пространства.

Благодаря влиянию Тантры буддийский пантеон расширился, включив в себя новых божеств и божеств новых разновид­ностей. К поражающему воображение измерению буддийской иконографии и сотериологии прибавились будды в женском облике, наглядно подтверждая возможность обрести состояние будды, пребывая в женском теле. В ранних буддийских тек­стах подтверждается, что женщины могут достигать просветле­ния, но отрицается существование каких-либо будд в женском облике: «Это невозможно, это никак не может произойти, что­бы женщина, даже совершенная, могла стать полным и совер­шенным буддой». Поскольку обретение состояния будды счи­талось редким событием, случавшимся лишь через космические интервалы времени, это положение вовсе не представляло со­бой серьезного ограничения для женщин. Махаяна тоже при­держивалась мнения о способности женщины обрести просвет­ление, но отрицала возможность существования будды в женском облике. Однако, поскольку в Махаяне состояние будды вы­двигалось как всеобщая цель всех практикующих, отрицание будд в женском облике заключало в себе больше противоре­чий. Обретя просветление, женщина должна была стать буд­дой мужского облика, очевидно, единственной разновидностью будды, известной в Махаяне. В Бодхисаттвабхуми (Boddhisattvabhiimi), тексте IV века, говорится:

Полностью совершенные будды — не женщины. А почему? Именно потому, что бодхисаттва [то есть тот, кто находится на пути к полному просветлению]... полностью отказался от женского состояния. Восходя к непревзойденному престолу просветления, он уже больше никогда не родится женщи­ной. Все женщины по природе полны скверны и слабы разу­мом. И ни один из тех, кто полон скверны и слаб разумом, не достигает полностью совершенного состояния будды.

Хотя в других отношениях в текстах Махаяны высказываются положительные точки зрения на женщин, этот предрассудок имел для женщин отрицательные последствия, поскольку ут­верждал непригодность женского тела как оболочки для суще­ства, обретающего просветление.

Появление в тантрической иконографии будд в женском облике стало для женщин благоприятным фактором в разных отношениях. Введение будд в женском облике было особенно удачно, если иметь в виду точку зрения буддийской теории о том, что состояние будды может быть обретено в нынешней жизни и в нынешнем теле. Поскольку тела бывают и мужски­ми и женскими, отсутствие будд в женском облике, по суще­ству, исключало бы женщин из тантрической теории обретения состояния будды в нынешнем теле. Напротив, более раннее уче­ние о неотъемлемо присущем состоянии будды развилось в тан­трическое определение мужчин как будд в мужском облике, а женщин — как будд в женском облике. Так, в Чандамахаро-шана-тантре {Candamaharosana-tantra), в которой содержится диалог будд в мужском и женском облике, будда в мужском облике провозглашает:

Я, сын Майи [то есть Шакьямуни],

Ныне ношу облик Чандамахарошаны.

Ты же, благородная Гопа [жена Шакьямуни],

Тождественна богине Совершенство Мудрости.

Все женщины во вселенной —

Твои воплощения,

А все мужчины — мои воплощения.

Вероятно, самый значительный будда женского облика — это Ваджрайогини. Она кроваво-красного цвета, с распущенными черными волосами и в убранстве из костяных украшений; она танцует вздымая чашу-череп, до краев полную нектара. Она прекрасна, страстна и неистова. Иногда эта высшая освободи­тельница попирает ногами труп, а иногда парит в небе. Ваджрайогини часто являет себя одна, но иногда изобра­жается со свитой йогини, а временами — в сопровождении муж­ского спутника. Другой важный будда в женском облике — это Найратмья (Nairatmya), синяя как небо, что символизирует ее выход за пределы эгоцентрического бытия. Она танцует, воздевая вверх руку с ножом в форме полумесяца, которым она отсекает эгоцентрические состояния ума, где бы они ни возникли.

Другим нововведением тантрической иконографии являют­ся яростные, или гневные, будды и другие божества. У гнев­ных божеств {кродхакая: krodhakaya), иногда называемых херу-ками, или «пьющими кровь»,19 обычно налитые кровью глаза, свирепый взор, синяя кожа, одеяние из тигровой шкуры, под­поясанное змеей, и украшения из костей и черепов. В разряд гневных входят такие мужские будды, как Хеваджра, и такие женские, как львиноликая Сингхамукха. Тантрические йогины и йогини, подражая божествам, тоже носят тигро­вые шкуры и костяные украшения и пьют из чаш-черепов. Гнев­ные божества танцуют, попирая всё то вредоносное, что они одолели, и хохочут, торжествуя победу над этой темной, гнету­щей силой, которую непросветленные люди принимают за страш­ных демонов. Такие будды могут показаться угрожающими, но будды по определению действуют только на благо живых существ. Гневные божества демонстрируют, что даже в ярости заключена чистая энергия. Практикующий должен перестать видеть в устрашающих и враждебных проявлениях угрозу для себя и понять, что они есть символы чистой энергии, свободной от всего неблагого. Как учила одна последовательница Тантры VIII века:

Поступки милосердные, героические, устрашающие,

Сострадательные, свирепые и умиротворяющие,

А также страсти: гнев, жадность, гордость и зависть, —

Всё это без исключения

Суть совершенные образы

Чистой, самопросветленной мудрости.

На духовном пути ярость и гнев не устраняются полностью, потому что подчас бывает необходимо уметь проявлять гнев, чтобы кого-то спасти, освободить или защитить. Например, Чандамахарошана говорит своей возлюбленной Двешаваджри (Dvesavajri), что он не расстается с оружием, дабы защищать женщин от мужчин, не умеющих чтить их и служить им.

Четы будд, в которых будда мужского облика соединен с буддой женского облика священным союзом (майтхуна: maithuna), и другие божественные пары — еще одно нововведе­ние тантрической иконографии. Эти пары божеств бывают и в мирном и в гневном обличье. В своем упоительном объятии божественные супруги переживают блаженство и страсть, но их лики выражают нежность и покой, обнаруживая совершен­ный плод их мудрости. Переживание этого соединения у будд не приземленное, в нем нет ни эгоистичности, ни привязаннос­ти, потому что благодаря постижению пустоты их страсть пере­несена на высший уровень. Они воплощают страстное просвет­ление.